- Ты не представляешь какой. В детстве все мы чистые и светлые, а потом что-то с нами происходит. Мы учимся врать, притворяться, скрывать свои настоящие чувства. Это очень глупо, потому что так мы теряем себя…
Увлекшись, я уже говорил сам с собой, не выбирая формулировок, и думал об этих несчастных парнях, успевших в свои двадцать с небольшим лет натворить бед, за которые придется либо очень долго расплачиваться, либо чем-то самым дорогим жертвовать. Например, жизнью. Мог ли я их осуждать? У самого рыльце в пуху. Можно подумать, не поступался совестью, не отворачивался в тот момент, когда нужно было смотреть в лицо, помалкивал, когда от меня ждали слов. Любой из нас может этим "похвастаться". Многое хочется забыть и никогда не вспоминать.
Вот только перед детьми неудобно.
- Пап-чка, ты тоже врешь и притворяешься?
Мне показалось, или я услышал обычную хитрецу в ее голосе, когда она задает каверзные вопросы?
Нет, она спрашивала серьезно.
- Томыч, мы уже беседовали с тобой на эту тему. Да, твой папа не исключение. Приходилось и притворяться, и обманывать, и строить из себя кого-то, кем я не являюсь. Это плохо… ну, может, не настолько плохо, чтобы лишить человека на неделю мороженого или мультиков, но повторять за папой не нужно. Оставайся такой же открытой девчонкой, какой я знаю тебя сейчас.
- Если ты не будешь мне мешать.
- Я постараюсь тебе не мешать. Я же у тебя самый клевый папа в мире, нет?
- Так точно, майор! И поэтому ты возьмешь меня на ручки прямо сейчас!
И она, не дожидаясь согласия и даже готовности, запрыгнула на меня, обхватив руками шею. Я едва успел ее поймать. Чуть не рухнул вместе с дочкой на асфальт.
- Томыч, ты становишься тяжелее, и настанет день, когда я не смогу тебя удержать!
- Неправда. Ты меня всегда поймаешь.
Ночью я не мог уснуть. Томка уже вовсю сопела на диване в кабинете, не дождавшись финала третьей "Истории игрушек". Я выключил у телевизора звук, сидел и смотрел, как отправляющийся в колледж Энди дарит своих любимцев незнакомой маленькой девочке. На этой сцене у меня всегда слезы на глаза наворачиваются.
Мои мысли не отпускали две вещи: взлом квартиры Захарьевой и слова Комарина о том, что Пашка чем-то мог напугать своего старого друга-недруга. Что именно искали взломщики? Кто это был? Где сейчас Коршунов?
Я снова вытащил блокнот Павла. В тысячный раз пролистал его от корки до корки. Ничего интересного не нашел. Нет на этих маленьких замусоленных листочках никаких шифров, планов и подсказок. Я отбросил блокнот в сторону и поднялся с дивана. Томка ухватила меня за ногу.
- Никуда не пойду, пап, я тута… да…
- Спи, спи тута. - Я чмокнул ее в щечку. Выключив телевизор и плейер, я ушел на балкон курить. Окна детской комнаты с единственным в квартире балконом выходили на северо-запад. Эта часть неба даже сейчас, близко к полуночи, была окрашена в голубой цвет. На пике лета солнце никогда не скрывается полностью - оно, словно проказливый ребенок, прячущийся за забором яблоневого сада, переползает втихаря на северо-восток, чтобы начать новый день как ни в чем не бывало. Мне всегда было трудно засыпать ночами в июне. Самое рабочее время, много мыслей, кофе и сигарет.
Я держал на коленях коробку из-под обуви, которую нашел в шкафу Павла Рожкова. Старые чеки из магазинов и банкоматов, скрепки, магниты для холодильников из турецкого курорта, поцарапанный саморезный компакт-диск с надписью "Хмыри", один сегмент детской железной дороги, какие-то раритетные монетки. Совершенно бессвязный набор предметов, ни один из которых не стоил того, чтобы взламывать дверь и переворачивать чужую квартиру.
"Ты не под тем углом смотришь", - сказал мне сегодня в офисе Петр.
Может, оно и так, Петрушка. Научи, как лучше посмотреть, где твои волшебные мозги?
Я взял в руки компакт-диск из коробки. Обычный саморез с белой лицевой накаткой, изрядно потрепанный.
Судя по площади прожигания, записано там музыки на полчаса, не больше, или какие-нибудь файлы для компьютера. Я уже сто лет не имел дело с саморезами - неудобные они, очень уязвимые и не идут ни в какое сравнение с флешками.
Я сунул палец в отверстие в центре диска и немного покрутил его. Я принял самое логичное в данной ситуации решение: вставить болванку в компьютер и узнать, что за "Хмыри" на нем записаны.
Ну, так, ради очистки совести. Я же ничего не потеряю, верно?
… Двадцать минут спустя я полез в свой домашний мини-бар за остатками армянского коньяка. Мне было очень дурно.
Нет, ребята, вы понимаете, что такое "дурно"? Можете вспомнить, когда и от чего вам плохело настолько, чтобы захотелось молниеносно надраться, а потом крепко обнять родного ребенка, уснувшего на диване во время просмотра мультика?
Я много мерзостей видал за свою жизнь и ментовскую карьеру, но природа человеческая и мотивы поступков большей частью были объяснимы и предсказуемы. Однако в эту ночь я понял, что какие-то вещи остаются за гранью моего понимания и останутся там навсегда, проживи я хоть сто лет.
Я нашел ответ на беспокоивший меня вопрос. Я узнал, ЧЕМ ИМЕННО Павел Рожков мог угрожать Виталию Коршунову. И это, друзья мои, была настоящая бомба, обезвреживание которой стоило не только взлома чужой квартиры, но и физического устранения бомбиста.
На диске, помимо музыкальных и текстовых файлов, не представляющих большого культурологического интереса, хранилось и короткое видео, сделанное, очевидно, с помощью мобильного телефона, не очень дорогого и продвинутого - разрешение оставляло желать лучшего. Впрочем, этого разрешения оказалось достаточно, чтобы разглядеть и идентифицировать участников любительского армейского порно.
На видео пьяный младший сержант насиловал рядового. Оба - со спущенными штанами. Насиловал жестоко и цинично, во всех возможных в данном случае конфигурациях. Жертва не предпринимала попыток сопротивляться, тем более что ее плотно держали еще двое участников издевательства. Продолжалась эта вакханалия четыре с половиной минуты, а закончилось все предсказуемой разрядкой, которую я даже не возьмусь описывать. Несколько крепких ударов в грудь и живот - и съемка прекратилась.
Перспектива попадания этого видео в интернет вряд ли могла обрадовать известного в городе клубного промоутера Виталия Коршунова, и если Павел Рожков пригрозил ему именно этим, то бедный парень фактически подписал себе приговор.
Теперь осталось выяснить детали. И помочь мне мог только один человек. Надеюсь, он не укатил в отпуск.
Прежде чем улечься спать рядом с Тамаркой, я еще раз для верности набрал номер телефона нашего "товарища Кочубея". Тут ничего не изменилось, аппарат абонента был выключен или находился в созвездии Козлотура.
Петя, Петя, найди мне этого Кочубеева. Очень он мне нужен!
Дрожь в коленках
13 июня
Такой потерянной поутру я Томку давно не видел. У меня сердце ухнуло, когда я вернулся из кухни в спальню, чтобы разбудить ее к завтраку.
Она сидела на краю кровати, опустив голову и сложив руки на коленках. В пижаму я ее накануне вечером переодеть не успел, поэтому сейчас в одних трусишках она выглядела какой-то маленькой, худенькой и очень-очень несчастной, как пес, оставленный хозяином у дверей супермаркета и потерявший надежду его дождаться.
- Томыч, солнышко, ты проснулась?
Она подняла головку. В глазах блестели слезы.
- Господи, милая, что…
Я присел перед ней на колени, взял за руки.
- Что-то случилось? Сон опять дурной приснился? Или плохо чувствуешь себя?
Вопросы сыпались из меня один за другим. Я перепугался за свою пичужку, особенно после пережитого ночью собственного стресса. Какое-то мутное и гадкое утро сегодня начиналось. За окном еще сгущались серые тучи, дело шло к грозе.
- Пап, - отозвалась Томка, - мне уже второй раз приснился один и тот же дурацкий сон.
- Сегодня?
- Да, прямо вот сейчас… я от него проснулась.
- И что за сон, милая? Совсем такой страшный? Тебя опять хотел утащить мертвец?
- Я не знаю. Нет, наверно, не хотел. Он ехал на велосипеде и врезался в дерево, как и вчера, и велосипед загорелся. Я знаю, что велосипеды не загораются, но этот загорелся, потому что он был какой-то дорогой, очень крутой, там, наверно, был еще и бензин. И когда у дерева начался пожар, из этого пожара выходил этот мертвец, страшный такой, горящий…. Помнишь, как "Призрачный гонщик"?
"Вот они, застрявшие в памяти яркие кинематографические образы", - подумал я.
- Помню, солнышко. Что было дальше?
- Он в прошлый раз ничего не сказал, а сегодня подошел ко мне близко-близко, я увидела его череп в костре… и что-то шепнул. Я ничего не разобрала, но мне стало так страшно, что я проснулась. У него такой голос был кошмарный, как из трубы, когда вода выключается.
Я прижал Томку, она спрятала личико у меня на плече. Так мы и сидели у кровати пару минут. Я знал, что она быстро успокоится, но эти ее странные видения меня поразили.
Впрочем, не в первый уже раз, правда? Мне пора сводить дочь к экстрасенсу или к любому другому шаману, вот хоть к той же Елене Мякуш. Ведь именно ей первой пришла в голову мысль, что у "Томки в голове - звездочка".
Интересно, что означают ее видения? И что же прошептал моей драгоценной девочке этот Призрачный Г онщик?
Как я и ожидал, к завтраку Томка успокоилась. По крайней мере, беззаботно болтала ногами.
Я больше ни о чем не мог думать, вот что меня бесило! Я зациклился на этой дурацкой истории, а ведь она так и не стала частью производственного плана детективного агентства "Данилов". Мы не устаивали утром в офисе летучек, не втыкали иголки на карте города, и фотографии фигурантов дела "Призрака Захарьевой" не украшали нашу доску в совещательной комнате. И хоть я занимался этим в свое рабочее время (и я мог себе это позволить, поскольку в самый разгар лета наши обороты традиционно падали), обо всех деталях был осведомлен только мой верный оруженосец Петя Тряпицын, поклон ему в самый пупок. Он же и принес мне благую весть в этот пасмурный день.
- Николаев в городе, - доложил он, едва я пересек порог офиса. - Более того, он даже у себя на работе. Редкая удача, не так ли?
- Да уж. Ты соединишь меня с ним? После того, как Настя… - Тут я немного повысил голос, чтобы меня услышала моя прекрасная и ленивая секретарша, покрывавшая лаком укороченные по моей просьбе ногти, - … принесет мне чашечку очаровательного свежего эспрессо!
Девушка встрепенулась. Лак был тут же убран под стойку. Размахивая кистями с растопыренными пальцами, Настя побежала в кухонный закуток готовить кофе.
Чертовски приятно иногда чувствовать себя сатрапом.
Мой старый друг Сергей Николаев служил в областной ГИБДД. Более того, занимал очень удобную для меня должность начальника отдела организационно-аналитической работы. Простому обывателю это вряд ли что-то говорит, но если переводить с профессионального на человеческий, то Серега сидел на всей информационной автомобильной базе области (а при желании мог протянуть свои холеные щупальца и за пределы региона). К стыду своему, я точно уже и не помню, при каких обстоятельствах мы стали друзьями. Возможно, это моя совесть настаивает на забвении, потому что, если честно, моим другом он стал исключительно благодаря своей полезной должности. И пусть Серега об этом никогда не узнает.
- Сколько лет, сколько зим, - поприветствовал меня Николаев без особого энтузиазма, из чего я сделал вывод, что продираться к его расположению будет чуть сложнее. - Какими судьбами?
- Не так уж давно мы с тобой и пересекались, - возразил я, делая знак вошедшей в кабинет Насте, чтобы она поставила поднос с кофе на стол и удалилась. - Не далее как в мае, не помнишь?
- Помню, конечно, и в тот раз мы выручали твою драгоценную дочурку, дай бог ей здоровья и счастья. Но вот времени посидеть со мной в кабаке по случаю счастливой развязки ты так и не нашел, дружище.
Меня полоснуло лезвие стыда. Ведь он прав: я выдернул его тогда посреди выходного дня (я вообще тогда чертову уйму народа собрал для решения своей личной проблемы), а отблагодарить не удосужился.
Я использую друзей. Использую! И как они терпят меня, такую сволочь?
- Серега, - буркнул я, стараясь придать своему голосу побольше смирения, - мы обязательно сделаем это. Выбирай ресторан и время.
- Что-то мне подсказывает, Антоша, что ресторан намечается уже по совокупности моих заслуг. У тебя снова дело ко мне?
- И в кого ты такой умный, гаишник?
- В папу.
Все пошло как нельзя лучше: Николаев расслабился, и разговор пошел в ироничном ключе.
- Если честно, Серега, то в чем-то ты прав. Ужин в ресторане будет по совокупности всех твоих достижений, включая помощь с Томкой. У меня к тебе очень важное дело, и снова оно касается…
- Твоих близких родственников?
- Не совсем близких, но это дело не проходит по моим бухгалтерским отчетам.
- Хорошо хоть ты не напрягаешь меня по своим служебным надобностям. Давай, что там у тебя?
И я изложил ему суть своей просьбы - прояснить обстоятельства гибели Павла Рожкова, 1989 года рождения, на двадцать пятом километре северо-западной трассы в декабре прошлого года. Я просил Николаева поднять документы и отчеты с места катастрофы: что удалось выяснить, в чем причины трагедии. Словом, все, что могло фигурировать в официальных бумагах. Записывая под мою диктовку, Серега только вздыхал. Когда я закончил, он пробормотал:
- У меня ощущение, что я помню эту катастрофу.
- Да ладно! Сколько их происходит в году!
- Да, на трассах бьется много народу, но кое-что запоминается.
У меня аж заколотилось внутри.
- Там произошло что-то необычное?
- Погоди, не гони, дай время. Мне кажется, кто-то из моих знакомых ребят выезжал тогда на место. Я тебя наберу.
- Серега, я буду крайне…
Он не стал выслушивать мое жалкое благодарственное блеяние, сразу отключился. Все-таки его огорчало потребительское отношение с моей стороны.
Я не знал, чем занять себя в оставшееся до его звонка время. Я сходил с ума. Моя бывшая жена и мать Томки, Маринка Гамова, сказала бы, что я одержим. Так случалось время от времени, не спорю, но разве моя одержимость не стала залогом успешного развития бизнеса?
В кабинет заглянул Петр.
- Его высочество скучает?
- Издеваешься? Я на стену сейчас полезу!
- Тогда есть кое-что интересное. Я по твоей просьбе объявил товарища Коршунова в розыск. Отправил Стадухина, у него все равно сейчас работы нет, так пусть хоть перед отпуском порезвится.
- Дельная мысль.
- Ага. Так вот, мы поискали по всем возможным направлениям - место проживания, место обитания и так далее. Стадухин лично все объехал и опросил людей…
Петя сделал театральную паузу.
- Короче, Станиславский!!!
- Склифосовский… не важно. Коршунов пропал. По известному нам адресу он не проживает, в любимые спортклубы не ходит, в ресторанах не показывался. По слухам, в декабре закрыл несколько счетов в банках и покинул пределы нашей с тобой необъятной родины. Добраться до топ-менеджмента клуба "Каньон" нам не удалось, но полагаю, что им владеют сейчас другие люди. Если хочешь что-нибудь посущественнее слухов, объявляй его в настоящий розыск. Мне набрать твоего Лестрейда?
"Лестрейдом" у нас именовался подполковник Володя Стрельников, работавший в городском главке - еще один мой крот в силовых структурах, отличавшийся от Николаева лишь тем, что никогда не оказывал помощь безвозмездно и при этом отнюдь не ограничивался обедом в ресторане.
- Коршунов - личность, безусловно, не рядовая, - продолжал Петя. - И лицом торговал, и интервью давал, но он все же не звезда, об исчезновении которой будут трубить в новостях. По крайней мере, информации о его нынешнем месте пребывания у меня нет.
- И у Стадухина тоже?
- Да. Тебе действительно нужно либо подключать Стрельникова и другие серьезные службы, либо бросить эту затею.
Я вздохнул. Пошлепал губами. Покрутился на стуле. Оба главных фигуранта моей мистической истории покинули сцену в декабре, хоть и по-разному. Исчезновение Коршунова косвенно подтверждали и слова Стаса Комарина, который не видел его с той самой попойки в грузинском ресторане. Может, попытаться выйти на второго собутыльника Ястреба, пившего с ними в тот вечер? Как там его?
Не успел я задать Петру вопрос, как зазвонил телефон.
- Я вспомнил твоего камикадзе, - сообщил Николаев. - Он гнал как сумасшедший на очень скользкой дороге, будто шел на верную смерть.
- Самоубийца, что ли?
- Была такая версия. Парни, которые работали на месте, предположили, что парень мог покончить собой таким эффектным способом.
- Он был пьян?
- Старик, он обуглился к приезду бригады настолько, что пришлось собирать фрагменты ложечкой от мороженого. Обгорела вообще вся машина, остались только рамы салона и платформа. Насколько я помню, даже над установлением его личности особо не парились. Пробили по уцелевшим номерам, сообщили родственникам, сляпали опознание - и все дела.
- Кто-нибудь видел момент столкновения?
- Первый очевидец сообщил уже о полыхавшей "девятке", так что свидетелей самого столкновения не нашли.
Зеваки, которые экипаж вызвали, даже не пытались тушить, потому что вспыхнула тачка, судя по всему, моментально. Картину восстанавливали уже по следам. Скорость была что-то около ста тридцати - для декабрьского гололеда и на таком повороте это атас. На асфальте не осталось никаких свидетельств того, что парень пытался удержать машину, затормозить или хотя бы вписаться в поворот. Он шел ровно прямо, как будто даже держал руль. Буквально взлетел с дороги, и прямой наводкой - в дерево!
- А что странного ты нашел в этой аварии?
- Как тебе сказать… Ее очевидность. Ребята рассказывали, слишком она какая-то… картинная, что ли, киногеничная. Как будто в кустах стояли камеры и снимали для какого-нибудь боевика. Если бы не труп, вполне можно было бы представить, что это было кино.
- Ты пришлешь мне бумажки?
- Не наглей.
- Я же прошу только копии.
- Тогда мне уже можно выбирать ресторан? - хмыкнул напоследок Николаев, но я не успел ответить по существу, потому что в ухе у меня раздался сигнал параллельного звонка. Я взглянул на дисплей телефона…
… и тут же поспешил свернуть разговор со старым другом из ГИБДД.
- Сережка, прости меня, Христа ради, я переключусь на очень важный звонок!!!
- Что у тебя может быть важнее меня сейчас?!
- Долго объяснять! Все, целую, дорогой!
Получилось довольно грубо, и, боюсь, Сережка опять на меня обиделся. Не удивлюсь, если он выберет очень дорогой ресторан.
- Алло! - прокричал я в трубку новому абоненту.
- Вы все еще хотите знать, что происходит? - вкрадчивым голосом поинтересовался Кочубеев.
- Даже кушать не могу!
Он хмыкнул.
- Тогда сегодня в восемь на старом песчаном карьере у Преображенского кладбища. Знаете такой?
- А ближе никак? Боевиков насмотрелся?
- Будем спорить?