Возвращаясь в первом часу ночи в гостиницу, Турецкий, не чувствовавший никакого, даже легкого, опьянения, словно бы проговаривал про себя заново все, о чем говорилось за ужином. И видел, что Бугаев, по сути, четко выстроил линию своей защиты. Не сам, конечно, а с помощью Белкина, но это и не важно. Важно другое, он сообразил, что и сам поневоле находится теперь на прицеле у Генеральной прокуратуры. И он выстроил и успокоился. Хотя и не совсем уж так, чтобы на все остальное махнуть рукой. Опасность-то он опытным своим носом чует. А сегодня устроил что-то вроде проверки самого себя. Ну и следователя - тоже. Насколько коммуникабелен, насколько восприимчив к чужому мнению, которое, при взаимопонимании, всегда может быть подтверждено чем-то куда более существенным, нежели душеспасительные беседы за рюмочкой. Либо, при полном непонимании, это дает возможность продемонстрировать некие силовые приемы, исключающие в дальнейшем мирное решение проблемы. Как суровое предупреждение. Но в последнем своем мнении, если таковое у них имелось, они ошиблись и теперь попытаются все свести к нелепой какой-нибудь случайности. Так, чтобы и воспоминаний ни у кого не осталось. Они и курьера, узнав от Турецкого, что это был именно курьер, и никто другой, особо искать не станут. Тут ведь какие обиды? Объяснения получены, а устроят они или нет, это уж, извините, нам без разницы…
А Филя - молодец, обошелся без крупного членовредительства… Если все действительно закончилось именно так, как доложили Бугаеву его холуи.
И снова возникло перед глазами неулыбающееся, будто у степной каменной бабы, лицо того Миши. Вот из кого классные убийцы-то получаются. Смахнет движением руки и не заметит. Надо бы и его "прокачать" как следует. Еще, значит, неблагодарная работенка для Филиппа…
Кстати, сам факт телефонного разговора красноречиво свидетельствовал еще и о том, что правоохранительные органы здесь тоже куплены, может, и не поголовно, но, скорее всего, в большинстве своем, господином Бугаевым, в миру - Бугаем, и иже с ним. И драться они тут все привыкли без правил, как любые отморозки, которые одинаковы везде - что в Москве, что в Сибири…
3
Он ошибался, когда подумал, что его оставили в покое хотя бы на сегодня, имея в виду, что на дворе уже давно ночь. А ведь Александр Борисович собирался еще созвониться с Агеевым, чтобы получить информацию из первых рук. Нет, как же, дадут они тебе отдохнуть!
Едва вошел в номер, как "достал" звонок мобильного телефона; Такое ощущение, будто они вообще не спускают с него глаз. Естественно, Белкин, кто ж еще! Реакция ему интересна…
- Все в порядке? Доехали? Происшествий не было? - Голос прямо так и журчал, так и растекался сладким сиропом. - Ну, доложу вам, мой дорогой, удивили вы нас… в смысле меня, - поправился тут же. - И что ж это за курьер такой у вас? Прямо страх божий!
- Вы-то почем знаете? А мне он показался совершенно безобидным человеком. Мягким, вежливым.
- Ну да, поглядели б на его работу!
"Эге, да никак злорадство обнаружилось в голосе адвоката? И как же вас понять прикажете?"
- Чего не видел, того не видел… А вам-то, уважаемый, какое беспокойство? Чего смотреть поехали?
- Да больше из любопытства, честно говоря, - явно "сдал назад" Белкин, сообразив, что так-то уж ему бы вроде и действительно ни к чему. - Неужто у вас, в Генпрокуратуре, теперь такие кадры служат?
- Кадры бывают всякие… Информация тоже в серьезной защите нуждается, - мирным голосом ответил Турецкий. - А вот я, пользуясь случаем, что вы позвонили, хочу вас спросить, просто по-приятельски, между нами. Чего ж это вы больно уж неосмотрительно как-то беседовали с вдовой, Зорий Августович? Прямо-таки насмерть перепугали бедную женщину! Она теперь со мной и слово боится вымолвить.
- Ну вы скажете! Кабы насмерть, она бы, поди, молчала как рыбка, однако вы ж вот знаете.
- Так то - я! Расколол дамочку. Профессия такая. А она ведь и не догадывается, от кого исходят угрозы. Это я знаю. Ну ладно, спокойной ночи. Свидимся завтра, если я не улечу…
- Батюшки, да куда это вы? Уж не в Москву ли? - фальшиво обрадовался адвокат.
- Компанию хотите составить?
- Да нет, видно, я еще на денек-другой задержусь. Но и вы не забывайте, Александр Борисович, о наших договоренностях, да?
- А как поступают с теми, кто сперва договаривается, а затем начинает бой без всяких цивилизованных правил? Не знаете?
- И как?
- Соответственно, дорогой Зорий Августович, соответственно. Хотя лично мне претит любая необязательность. Особенно когда договариваются серьезные и солидные мужчины. Но это я так, к слову. На будущее.
- Я уверен, что в дальнейшем все будет нормально, Александр Борисович. - Напряжение оставило адвоката, и показалось, что он вздохнул с облегчением. Все же этот разговор ему самому был наверняка неприятен, да заставили. Куда денешься от своих клиентов… - И вам, полагаю, после нашей сегодняшней встречи, от которой, насколько я догадываюсь, у Николая Степановича осталось самое приятное впечатление, тоже опасаться нечего. Чисто по-человечески. Я ж уверял вас, что достойные люди всегда способны найти общий язык. Ну, не буду морочить вам голову на сон грядущий, хе-хе!..
Наконец Турецкий получил возможность связаться с Филиппом. А тот, похоже, спал, причем сном праведника, поскольку долго не отзывался, и спросил совершенно сонным голосом:
- Кому я сегодня понадобился?
- А ты взгляни на номер абонента.
- Понял. Через минуту буду как стеклышко. В смысле проснусь… - И действительно, ровно через минуту он заговорил нормальным тоном: - Что, Борисыч, доложили? Смотри, как у них тут быстро, года не прошло… Но я сработал чисто и никаких следов постарался не оставлять. Даже горлышко от графина унес.
Ну а отпечатки на битой посуде они и сами вряд ли смогут идентифицировать. Для этого же надо головы на плечах носить, а не кошельки, куда им башли суют. Но я все же попросил… одного человечка поинтересоваться у местных криминалистов, на всякий случай, если те вдруг додумаются… Не беспокойся. Что у тебя?
- А вот теперь, Филя, нам с тобой придется соблюдать полнейшую конспирацию. Ты у меня проходишь под грифом приезжего курьера. А общие впечатления? Зверь, конечно, не страшен, но очень опасен. Потенциально. И еще есть у него некто Миша, похожий на бурята - длинный такой и хладнокровный. Вот его бы надо вычислить. Думаю, на нем много чего висит интересного…
- Учтем… Еще?
- Что тебе еще? На тебе уже висит тот бортмеханик. Ты хоть с этим-то разберись!
- Разберемся, Сан Борисыч, и достанем, и расколем. Я здесь найду помощников, не волнуйся. Полетим-то когда? Мне что-то тот бывший градобой все покоя не дает.
- Я тоже о нем думал. Но, видимо, лететь туда, опять-таки, придется пока тебе одному. Я договорюсь с утра с Нечаевым, чтоб тебя потихоньку забросили на строительство. И покуда я здесь буду изображать бурное расследование, ты там пошарь. Да и нам с тобой пересекаться в ближайшие несколько дней нежелательно. Курьер прибыл - убыл, и весь сказ. И потом, я думаю, что после сегодняшних "посиделок" у Бугаева вряд ли появится острая нужда приставлять ко мне своих соглядатаев. У меня сложилось ощущение, что он понял: лучше худой мир, чем самая развеселая ссора с Генеральной прокуратурой. И адвокат, я почти уверен, будет стараться нам в том способствовать. Уж ему-то никак не выгодно, чтобы мы с его клиентом уперлись рогами. Но все равно нужна, Филя, предельная осторожность - и подставят, и схавают, не успеешь заметить. Крутые ребятки… Особенно этот Миша.
Покончив с первоочередным делом, Александр Борисович взглянул на часы и многозначительно крякнул. Времени-то уже третий час ночи! Ни хрена себе, как говорится! Это ж он Филю поднял самым свинским образом…
А ведь весь вечер думал, что надо бы еще сегодня, в смысле уже давно вчера, позвонить сестре Катерины и уточнить у нее еще один момент относительно Гены Нестерова, о котором только что напомнил Филипп. Вот и он тоже усек, что здесь имеется для следствия какая-то неясная еще перспектива. Да, но теперь звонить, конечно, нельзя.
Ну а если нельзя, а спать совсем не хочется, то что? Вот же город, никого знакомых! Хотя, впрочем?..
Он взял список местных телефонов, пробежал глазами гостиничные номера и набрал три цифры.
Откликнулся немного сонный голос:
- Администратор Ромашкова… Слушаю вас?
- Настенька, а ты все еще не спишь? - убаюкивающим голосом спросил Турецкий. - Сегодня, оказывается, ты дежуришь?
- Скажите на милость! - чуть сварливо отозвалась она. - Просвистал мимо, даже не взглянул! Совесть, что ли, проснулась?
- И совесть - тоже.
- А что еще? - Он почти увидел, как она тягуче потянулась всем телом. Даже, кажется, слегка застонала. Подумал: а почему бы и нет? Она ж там наверняка не одна, значит, есть кому на некоторое время ее подменить. Да и зачем вдруг, в три-то часа ночи, может потребоваться администратор?
- А еще, - невольно передразнивая ее сытую, сонную лень, промурлыкал в трубку Турецкий, - будет потом. У тебя нет желания… провести принципиальную беседу, как мне следует вести себя с красивыми женщинами, полными этого… ну, скрытой страсти и, как говорится, потрясающей мужское воображение неги?
- Ох, да что ж с тобой поделаешь, проказник ты этакий… Слова-то все какие! Ладно уж, так и быть, возможно, подойду сейчас, погляжу, хотя ты совершенно недостоин моего внимания, посмотрю, в какой такой неотложной помощи нуждается наш клиент. - И добавила тише: - Через полчасика, ключ-то вынь из двери.
"Ну да, у нее же наверняка запасной имеется… Вишь, как все в мире просто". - Александр Борисович вздохнул и отправился в душ…
Там, в "резиденции", после ужина, Бугаев пригласил его, так сказать, "прошвырнуться" по разным помещениям, где были оборудованы и небольшое казино с рулеткой и джекпотом, и бильярдная, и, естественно, ресторан с баром и кабинетами, и даже сауна с номерами для полноценного отдыха трудящихся братков и их подруг, так следовало понимать, исходя из контингента присутствующих.
Демонстрируя, во что можно при желании превратить бывшую официальную губернаторскую резиденцию, Николай Степанович мимоходом обмолвился, что в принципе на переоборудование, на все про все, ушло не больше недели. Умеем, мол, когда хотим. И имеем соответствующее настроение. И бабки, разумеется…
А для президента, если вдруг потребуется, в городе имеются куда более достойные его положения места для приемов и проведения совещаний на самом высоком уровне. Недаром же строительная отрасль в крае, по сути, контролируется тем же Николаем Степановичем. А народ говорит, что вкус у него на этот счет есть… Скромненько так заметил о себе Бугаев, хотя было видно, что, может, от чего другого, но уж от скромности-то он никогда не умрет. А тут и слушатель представился - лучше некуда. Обработать его и привести в свою веру - это ли не достойная задача? Но если человек очень хочет выглядеть в глазах своих слушателей победителем, зачем же ему мешать в этом? Ощущение собственного величия, между прочим, расслабляет, это известно. И на ошибки толкает, чаще всего, непредвиденные, непредсказуемые.
И так же, что называется - к слову, Бугаев с небрежной этакой солидностью добавил, что во второй половине ночи присутствующим здесь может быть представлена весьма оригинальная программа. Со стриптизом. Нет, не какие-нибудь там провинциальные штучки, а все без подделки, от лучших столичных кабаре. Не желает ли Александр Борисович оказать честь своим присутствием? Может, чего приглянется, а? Сказано было, конечно, походя, но как само собой разумеющееся. И не без подковырки - честь, мол, оказать. Высоким штилем заговорил… Тоже, понимаешь, апостол Матфей!..
А вот тут уже и Турецкий несколько кокетливо, как он это умел, и предельно вежливо извинился перед хозяевами, чтоб, не дай бог, не обидеть отказом, но и заронить при этом мыслишку, что в жизни, в общем-то, нет ничего такого, против чего нормальный, живой человек возражал бы категорически. Ну не сегодня, так завтра, мало ли, как ляжет карта! Тем более что и сильно пьяного изображать из себя тоже не было нужды - и выпито за столом вполне достаточно, и язык под хмельком, известно, сам иногда развязывается, как ты его ни стереги…
Не стоило изображать из себя "упертого следака", для которого шаг вправо и шаг влево считается побегом из-под стражи, со всеми отсюда вытекающими последствиями. Выгоднее было немного замутить, запудрить им мозги. Что, по мнению Александра Борисовича, и было проделано не без успеха. Во всяком случае, быстрые, понимающие взгляды, которыми пару раз обменялись адвокат с Бугаевым, подтвердили, что его игра достигала цели. Вот и хорошо, вот и славно…
Но теперь-то можно чуточку и расслабиться. Нельзя ж без конца держать себя в неспадающем напряжении. Да к тому же Филя поклялся, что глазок в спальне больше "не пашет". Ну а о "прослушке" вообще речи нет. Следовательно, и риска тоже. А организм, может, не столько и требовал, сколько, пожалуй, не возражал бы против некоторой встряски, ибо память услужливо подсовывала Александру Борисовичу отдельные нескромные картинки общения с пылкой женщиной, обнаружившей вдруг изрядное количество достоинств, которые, впрочем, еще изучать да изучать…
4
Утром следователь Серов преподнес сюрприз. Черный, естественно.
Просматривая сводку происшествий за минувшие сутки, он нашел упоминание о трупе неизвестного, обнаруженном в сожженном автомобиле "Жигули" шестой модели. По номерному знаку удалось определить, что машина принадлежала бортинженеру авиаотряда Восточно-Сибирского регионального Управления воздушным транспортом Филенкову Леониду Аркадьевичу. Ввиду того что самого хозяина движущегося средства по адресу его проживания обнаружить не удалось, утверждать до окончательного заключения судебно-медицинской экспертизы, что сильно обгоревшее тело является трупом Филенкова, преждевременно. Хотя на это обстоятельство указывают некоторые косвенные факты.
В сводке никаких фактов, разумеется, не приводилось, но промелькнувшая было нотка странного какого-то торжества, что ли, в голосе следователя насторожила Турецкого. Чему радоваться? Уж не тому ли, что исчезают свидетели, которые могли бы внести ясность в расследование? И он попросил - не приказал, нет, просто попросил Юрия Матвеевича распорядиться, чтобы все материалы, касающиеся данного происшествия, были немедленно доставлены сюда, в кабинет. Не стал объяснять Турецкий, что, вероятнее всего, новое дело может быть соединено в одном производстве с тем, которое они уже ведут. Конечно, если обнаруженные факты позже подтвердят его предположение. Да и чего было объяснять-то, оно ведь и дураку понятно. Оказалось, что дураку, возможно, и да, а вот "важняку" Серову - пока, увы, нет!
- Еще ведь неизвестно, чей там труп! - недовольно морщась, отозвался он. Видно было, что он не имел ни малейшего желания перевешивать новую заботу на свои плечи. А чьи же еще? Турецкий-то посидит, покомандует и улетит обратно, в свою Москву, а "висяк"-то останется. - Может, угнали машину, а чужой труп запросто подбросили. У нас так делают, ага… Так что даже не представляю себе, на каком основании?..
- На том, - сдерживая себя, чтобы не сорваться и не нагрубить этому "непонятливому", медленно и почти по слогам заговорил Александр Борисович, - что господин Филенков проходит у нас, по сути, одним из главных свидетелей! Я что, неясно выражаюсь? Нужен переводчик?
Помрачнел Серов, но промолчал. Решил для себя небось, что вчерашняя откровенность Турецкого дает ему право на этакие выходки? Поднял трубку и стал названивать в Управление внутренних дел того района, где была найдена сгоревшая машина с трупом, а потом - и в районную прокуратуру, к тому следователю, на чью долю выпало расследование очередного "висяка".
Здесь, в провинции, подобными делами завалены все следственные учреждения, поскольку бандитские разборки подобного рода давно уже превратились из происшествий громких в явления, к сожалению, повседневные, рутинные и неперспективные в судебном отношении. Так, в паузах между фразами, которые Серов говорил в телефонную трубку, он, будто оправдываясь и адресуясь к Турецкому, объяснял свою точку зрения. И заодно как бы извиняясь за свою неоправданную строптивость. Неужто дошло?
Александр Борисович не стал вслушиваться во взаимные сетования беседующих следователей и, чтобы не терять времени, вернулся к показаниям бортинженера. А заодно - и остальных.
Вот первые свидетельства, полученные от Филенкова практически сразу после катастрофы. Они, надо понимать, были зафиксированы дознавателем из районной оперативно-следственной группы, ранее других примчавшейся к месту гибели вертолета. Эти ребята и производили первоначальный, по горячим следам, осмотр места происшествия, а также опрос оставшихся в живых свидетелей, способных, несмотря на свое стрессовое состояние, дать событию какое-то логическое объяснение. Проще говоря, изложить для протокола то, что видели, слышали и лично пережили.
Между прочим, в таких крайних ситуациях частенько самые первые впечатления и бывают наиболее точными, верными. Еще ведь не сложилось "общее мнение", не оказано и соответствующее, иной раз даже и невольное, давление на свидетеля - пусть не в плане того, о чем ему конкретно следует говорить, а про что лучше промолчать. Просто в тот момент еще никто из руководителей следственных органов, как правило, не готов вынести окончательного суждения. А если кто-то и рвется поскорее повлиять на общественное мнение, поскольку заранее был заинтересован именно в таком исходе, то он, по идее, еще не должен светиться, рано ему высказывать категорические соображения, можно нечаянно и проколоться со своей неавторизованной, как говорится, активностью. Вот позже, когда уже более-менее сложится общая картина, разве что тогда… Однако такая игра должна быть очень тонкой и, возможно, в чем-то изящной, чтоб и комар носа не подточил. Не говоря уж о "важняке" из Генеральной прокуратуры… Исподволь надо бы действовать, господа, аккуратно, а не с помощью лома, который в данной ситуации просматривался довольно отчетливо.
Но ведь вполне возможно, что они и в самом деле уверены, будто против лома, то есть против них, нет приема? И между прочим, сегодняшние реалии как раз на это обстоятельство и указывают. Не стесняются же! Один любезный адвокат чего стоит!
И все-таки что-то не сходится… Потому что в этом случае гибель вертолета с губернатором на борту (свита, надо полагать, в расчет вообще не принималась) они должны были бы организовать грубо и по-бандитски откровенно. Материалы же расследования никак на то не указывали, если, конечно, исключить факт "дружного" изменения свидетельских показаний. Но это, в свою очередь, наталкивает на мысль, что на пострадавших было не сразу, а позже оказано давление. Видимо, уже на том этапе, когда у следствия не складывалась картина, демонстрирующая ошибку экипажа, и потребовалось срочно принять меры, которые могли бы ее, эту ошибку, и все ей сопутствующее подтвердить. Причем меры были приняты второпях и с явным перебором, инициировавшим в итоге эту самую "дружность". Подставили, другими словами, себя исполнители. Засветили собственную активность.