– Говорит Франсуаза… Да, да… Я звоню из номера комиссара. Моя мать приехала… Да, комиссар хочет, чтобы вы подошли к нему… Нет! Нет!.. Клянусь вам, нет!..
Эти "Нет!" она произносила громко и решительно, но в ее голосе явно звучал испуг.
– Говорю же вам, нет!
И она застыла возле стола, держа в руке телефонную трубку.
Мегрэ, закуривший трубку, с улыбкой смотрел на нее, тогда как мадам Босолей старательно пудрила носик.
Глава 10
Записка
В номере воцарилось всеобщее молчание. Потом Мегрэ заметил, что Франсуаза посмотрела в окно, нахмурилась и тут же отвернулась. Ее явно что-то встревожило.
Площадь пересекала мадам Риво, направляясь к гостинице. Обман зрения? Или события, происходящие здесь, окрашивали все в мрачные тона? Во всяком случае даже на расстоянии силуэт мадам Риво вызывал в памяти драматические образы. Казалось, что ее толкает вперед невидимая сила, и она даже не пытается сопротивляться.
Ее лицо, которое вскоре удалось разглядеть, оказалось мертвенно-бледным. Волосы в беспорядке. Пальто расстегнуто.
– А вот и Жермен! – заметила мадам Босолей. – Наверное, ей сказали, что я здесь…
Мадам Мегрэ направилась к двери, двигаясь, словно автомат. Когда она впустила в номер мадам Риво, все поняли, что эта женщина переживает самый трагический момент в своей жизни.
Она старалась сохранять спокойствие и даже попыталась слабо улыбнуться. Но в ее взгляде сквозила полнейшая растерянность. По лицу то и дело пробегала судорога, которую ей не удавалось сдержать.
– Извините меня, господин комиссар… Мне только что сообщили, что мать и сестра у вас, поэтому я…
– И кто же сказал вам это?
– Кто сказал? – повторила она, затрепетав.
Какие они все-таки разные – Жермен и Франсуаза! Мадам Риво была жертвой, женщиной, сохранившей свои плебейские привычки, отчего к ней относились без малейшего уважения. Даже во взгляде смотревшей на нее матери появилось строгое выражение.
– Как, ты не знаешь, кто тебе это сказал?
– О, кто-то из знакомых, встреченных мной по дороге…
– Ты не видела мужа?
– Ах, нет!.. Нет!.. Клянусь, нет!..
Мегрэ встревоженно всматривался в женские лица. Потом он перевел взгляд на площадь, надеясь увидеть возвращающегося Ледюка. Что это могло значить? Комиссар хотел удостовериться, что хирург все еще остается в пределах досягаемости. Он послал Ледюка проследить за доктором и, при необходимости, сопровождать его до гостиницы.
Не обращая внимания на жену, он присматривался к запыленным туфлям мадам Риво, которая, должно быть, бежала по пути к гостинице, и следил за напряженным лицом Франсуазы.
Неожиданно мадам Мегрэ наклонилась к нему и негромко сказала:
– Отдай-ка мне трубку…
Он хотел было возразить, но тут же понял, что дело не в трубке. Он заметил, как из руки жены на покрывало упала небольшая бумажка.
Подняв ее, он прочел:
"Мадам Риво передала своей сестре записку, которую та держит в кулаке".
Залитая солнцем площадь снаружи. Звуки городской жизни, которые Мегрэ узнавал с закрытыми глазами. Мадам Босолей, прямо сидевшая на стуле с видом женщины, хорошо знакомой с правилами хорошего тона. Мадам Риво, которая, напротив, явно не представляла, как себя вести; она походила на школьницу, которую застали за чем-то недозволенным.
– Мадемуазель Франсуаза… – начал Мегрэ.
Та вздрогнула всем телом. На мгновение их глаза встретились. У нее был взгляд умной, решительной особы, не теряющей голову ни при каких обстоятельствах.
– Будьте добры, подойдите ко мне…
Отважная мадам Мегрэ! Вероятно, она догадалась, что сейчас произойдет. Но она успела только начать движение к двери, когда Франсуаза рванулась к ней. Выскочив в коридор, она застучала каблучками по ступенькам лестницы.
– Что с ней такое? – испугалась мадам Босолей.
Мегрэ не шевельнулся. Впрочем, он и не мог шевелиться. Тем более он не мог послать жену преследовать беглянку. Он ограничился вопросом к мадам Риво:
– Скажите, когда муж передал вам записку?
– Какую записку?
Стоило ли продолжать эту тягостную беседу? Мегрэ повернулся к жене:
– Подойди к окну, выходящему на задний двор…
Именно этот момент выбрал прокурор, чтобы появиться на сцене с надменной физиономией. Овладевший им страх придавал его лицу строгий, едва ли не угрожающий вид.
– Мне только что позвонили и сообщили…
– Присаживайтесь, господин Дюурсо.
– Но… Эта особа, которая позвонила мне…
– Франсуаза только что сбежала. Не исключено, что ее придется задержать. Но возможен и иной вариант! Прошу вас, садитесь. Вы, конечно, знакомы с мадам Босолей?
– Я?.. Нет, совершенно не знаком!
Он попытался поймать взгляд комиссара, потому что догадался: Мегрэ говорит для того, чтобы за словами скрыть нечто совсем иное. Казалось, он незаметно следит за спектаклем, который разыгрывается для него одного. Он то поглядывал на площадь, то смотрел на мадам Риво, то прислушивался к чему-то.
Внезапно раздались звуки поднявшейся в гостинице суматохи. Чьи-то ноги загрохотали по лестнице, захлопали двери. Кажется, даже прозвучал выстрел.
– Что такое?.. Что случилось?..
Крики. Грохот бьющейся посуды. Звуки погони где-то на верхних этажах. Разлетевшееся стекло, осколки которого со звоном посыпались на тротуар.
Мадам Мегрэ торопливо вошла в номер, закрыв за собой дверь.
– Кажется, Ледюк там… – задыхаясь, пробормотала она.
– Что – Ледюк? – с подозрением поинтересовался прокурор.
– Машина доктора стояла в переулке за гостиницей. Риво сидел в ней, очевидно поджидая кого-то. В тот момент, когда Франсуаза подбежала к машине и хотела сесть в нее, подъехал Ледюк на своем "форде". Я хотела крикнуть ему, чтобы он поторопился, но он остался в машине… Стало ясно, что у него другой план. Спокойно прицелившись, он прострелил из револьвера покрышку у автомобиля доктора. Те двое растерялись, не зная, что им делать… Доктор вертел головой во все стороны и, когда увидел, что Ледюк подходит к ним с револьвером в руке, бросился в гостиницу, таща за собой Франсуазу… Ледюк побежал за ними… Сейчас они где-то наверху…
– Я по-прежнему ничего не понимаю! – пробормотал побледневший прокурор.
– Вы хотите знать, что здесь произошло? Ничего особенного! Объявление, помещенное мной в газетах, заставило мадам Босолей приехать в Бержерак. Доктор, не желавший моей встречи с ней, послал Франсуазу на вокзал, чтобы та не позволила матери прийти в гостиницу… Предвидя это, я отправил Ледюка на перрон, и он, вместо того чтобы привести ко мне одну даму, привел сразу двух. Как развивались дальнейшие события?.. Объясняю. Франсуаза, понимая, что все пропало, звонит доктору и просит приехать сюда… Я отправляю Ледюка следить за Риво… Ледюк появляется в больнице с некоторым опозданием: доктор уже прибыл домой, где он пишет записку для Франсуазы и заставляет жену отправиться с этой запиской в "Англетер"… Понимаете?.. Потом он подъезжает к гостинице с обратной стороны и ждет Франсуазу, чтобы бежать вместе с ней. Еще пара минут, и план доктора удался бы… Но в это время весьма кстати подъезжает Ледюк, быстро соображает, что тут происходит, и простреливает покрышку у машины Риво…
В этот момент шум в гостинице резко усилился. Он доносился сверху. Что же там происходило?
Внезапно наступила мертвая тишина. Все затаили дыхание, прислушиваясь.
Раздался голос Ледюка, отдававшего наверху какие-то приказания. Понять, какие именно, было невозможно.
Глухой удар… Еще один… Третий… Наконец, треск взламываемой двери…
Все ждали, что последует дальше, и ожидание это было тревожным. Почему наверху все затихло? Почему слышны только шаги одного человека, неторопливо прохаживающегося по комнате?
У мадам Риво расширились глаза. Прокурор нервно дергал себя за усы. Жозефина Босолей была готова разразиться истерическими рыданиями.
– Похоже, их уже нет в живых! – медленно произнес Мегрэ, глядя в потолок.
– Как?.. Что вы говорите?..
Мадам Риво очнулась и бросилась к комиссару с искаженной физиономией и безумными глазами.
– Это неправда!.. Скажите, что это неправда!..
Снова шаги… Распахнулась дверь. Вошел Ледюк. Прядь волос спадает на лоб, куртка разодрана едва ли не пополам, лицо мрачнее тучи.
– Мертвы?
– И он, и она!
Он замер с руками, протянутыми к мадам Риво, направившейся к двери.
– Не сейчас…
– Это неправда! Я знаю, что это неправда! Я хочу увидеть его!
Она задыхалась. Ее мать уже не понимала, как себя вести. Господин Дюурсо тупо смотрел на ковер. В этой компании он выглядел самым испуганным, больше всех потрясенным случившимся.
– Как это так, почему они вдвоем?.. – наконец пробормотал он, обращаясь к Ледюку.
– Я гнался за ними по лестнице, потом по коридору. Им удалось закрыться в одном из номеров прежде, чем я догнал их… Я не смог выбить прочную дверь и послал за хозяином, это крепкий мужчина… А пока я следил за ними через замочную скважину…
Жермен Риво не сводила с него глаз, в которых застыло безумие. Что касается Ледюка, то он пытался встретиться взглядом с Мегрэ, чтобы понять, стоит ли ему продолжать.
Но почему бы и нет? Разве не нужно идти до конца? До конца драмы, до последней правды!
– Они обнялись… Буквально вцепившуюся в доктора Франсуазу била нервная дрожь… Я слышал, как она шептала: "Я не хочу… Только не это!.. Нет!.. Лучше я…" Она вытащила револьвер из кармана пиджака доктора и вложила ему в руку. Я услышал: "Стреляй… Поцелуй меня и стреляй…" В этот момент подбежал хозяин гостиницы, и дальнейшего я уже не видел…
Ледюк вытер лоб платком. Было видно, что у него дрожат колени.
– Когда я склонился над доктором, тот уже не шевелился… У Франсуазы глаза были открыты, я и подумал, что она тоже… Но совершенно неожиданно…
– Что с ней? – с рыданием в голосе воскликнул прокурор.
– Она улыбнулась мне. И… А потом я перекрыл коридор… Там все останется, как было… Кто-то позвонил в больницу…
Казалось, что Жозефина Босолей ничего не поняла. Она тупо смотрела на Ледюка. Потом повернулась к Мегрэ и пробормотала:
– Это просто невозможно!
Все суетились вокруг Мегрэ, неподвижно лежавшего в кровати. Распахнулась дверь, и появилось искаженное ужасом лицо хозяина гостиницы. Когда он заговорил, на всех пахнуло запахом спиртного. Очевидно, он постарался привести себя в чувство приличным количеством рюмок.
– Там доктор… Что теперь…
– Иду, иду! – повернулся к нему Ледюк.
– Вы здесь, господин прокурор?.. Вы уже все знаете? Если бы вы только видели! Невозможно сдержать слезы…У них такие прекрасные лица, что можно подумать…
– Оставь нас! – рявкнул Мегрэ.
– Мне нужно закрыть гостиницу?.. На площади уже собираются любопытные… Комиссара почему-то не оказалось в отделении… Сейчас здесь будут полицейские…
Когда Мегрэ отыскал взглядом Жермен Риво, та лежала на постели мадам Мегрэ, уткнувшись лицом в подушку. Она не проливала слезы, не рыдала. Она только стонала, и ее стоны были похожи на вой раненого животного.
Мадам Босолей смахнула слезы, встала и с удивительной энергией спросила:
– Я могу пройти к ним?
– Подождите… Когда врач закончит осмотр…
Мадам Мегрэ топталась возле Жермен, не находя слов для утешения.
Прокурор произнес со вздохом:
– Я же говорил вам…
В номер долетел шум с улицы. Полицейские, подъехавшие на велосипеде, обращались к собравшимся с требованием расступиться. Слышались протестующие возгласы.
Мегрэ набивал трубку, глядя в окно; он не замечал ничего, хотя мог назвать по имени каждого посетителя кондитерской напротив.
– Мадам, вы оставили в Бордо ребенка?
Жозефина Босолей повернулась к прокурору, словно пытаясь получить совет.
– Я… Да…
– Ему, наверное, года три?
– Два.
– Это мальчик?
– Девочка. Но…
– Дочь Франсуазы, не так ли?
Прокурор встал с решительным видом.
– Комиссар, я прошу вас…
– Вы правы… Я сейчас же… Впрочем, как только я встану на ноги, то сразу же позволю себе нанести вам визит…
Мегрэ показалось, что собеседник вздохнул с облегчением.
– К этому времени все закончится… Да что я говорю? Все уже закончилось, не так ли. Вам не кажется, что ваше место сейчас там, наверху? Или вам нужно сначала посетить прокуратуру?..
Прокурор так торопился покинуть Мегрэ, что даже забыл попрощаться. Он удрал, словно школьник, чудом избежавший наказания.
Едва за ним закрылась дверь, как обстановка в номере изменилась, став менее напряженной. Жермен все еще стонала, не реагируя на утешения мадам Мегрэ, которая пыталась успокоить бедную женщину, прикладывая к ее лбу холодные компрессы. Та отталкивала их нервными движениями, и вода быстро промочила подушку.
Другая женщина, мадам Босолей, сидевшая возле комиссара, тяжело вздыхала.
– Если бы кто сказал мне раньше, что такое может случиться…
Славная женщина, что и говорить! С врожденными высокими нравственными принципами! На протяжении всех лет она считала свою жизнь естественной и вполне нормальной! Разве ее можно было упрекнуть за это?
На ее ресницах появились слезы; скоро они заструились по покрытым морщинами щекам, смывая румяна.
– Да, она была вашей любимицей…
Мадам Босолей не стала стесняться Жермен, которая, впрочем, и не прислушивалась к их разговору.
– И это понятно! Она была такой красивой, такой нежной! И гораздо умнее, чем сестра! Конечно, Жермен в этом не виновата! Ведь она часто болела, поэтому слегка отставала в развитии… Когда доктор решил жениться на Жермен, Франсуаза была слишком юной, ей едва исполнилось тринадцать лет. Конечно, вы можете мне верить или не верить, но я всегда подозревала, что добром это не кончится… Так оно и случилось…
– Под каким именем доктор работал в Алжире?
– Его называли доктором Мейером… Думаю, сейчас нет смысла это скрывать… Впрочем, если уж вы заварили эту кашу, то должны знать все лучше меня…
– Значит, он помог своему отцу бежать из алжирской больницы? Я имею в виду Самюэля Мейера…
– Да, это так. И именно там начались его отношения с Жермен… В отделении больных менингитом было всего три пациента: моя дочь, Самюэль и еще кто-то… И вот доктор ухитрился устроить ночью пожар. Потом он поклялся, что этот третий, который остался в огне и сгорел при пожаре, был именно Мейером, и скончался он еще до пожара… Доктору поверили, это был не такой уж плохой человек… Он больше не захотел иметь дело с отцом, наделавшим столько глупостей…
– Понимаю. Значит, этот третий был внесен в список погибших как Самюэль Мейер… Потом доктор женился на Жермен… И он привез вас вместе с дочерьми во Францию…
– Это случилось не сразу. Некоторое время мы провели в Испании… Доктор долго ожидал документы, которые задерживались…
– А Самюэль?
– Его отправили в Америку, посоветовав больше не показываться в Европе. Он уже тогда выглядел как человек, у которого не все в порядке с головой.
– Наконец, ваш зять получил документы на имя доктора Риво. Он обосновался в Бержераке с женой и свояченицей. А вы?
– Он дал мне кое-какие деньги и настаивал, чтобы я поселилась в Бордо. Конечно, я предпочла бы Марсель или Ниццу… Особенно Ниццу! Но он хотел, чтобы я всегда была под рукой. Он много работал… Несмотря на все, что про него могут сказать, это был хороший врач, который не смог бы навредить больному даже ради…
Чтобы приглушить шум, доносившийся с площади, Мегрэ закрыл окно. Радиаторы работали на полную мощность. Табачный дым заполнял комнату. Жермен продолжала стонать, словно ребенок, и мать пояснила:
– С тех пор как ей сделали трепанацию черепа, с ней стало еще хуже, чем раньше… Она и в детстве была не слишком жизнерадостной… Только представьте! Ребенок, который провел почти всю жизнь в постели!.. Потом начались беспричинные слезы… Она стала всего бояться…
А в Бержераке ни о чем не догадывались! Тревожная, полная трагизма жизнь Жермен как бы влилась в спокойное существование небольшого городка, и все оставалось скрытым от взоров окружающих. Люди повторяли: "вилла доктора", "машина доктора", "жена доктора", "свояченица доктора"… И они видели только уютную красивую виллу, автомобиль известной марки с длинным капотом, молодую, спортивного вида девушку и усталую женщину…
А в это время в Бордо, в типичной для мелких буржуа квартире мадам Босолей спокойно доживала свою бурную жизнь. Эта женщина, всегда вынужденная беспокоиться о завтрашнем дне, женщина, существование которой зависело от мужских прихотей, наконец-то смогла стать дамой, живущей на пожизненную ренту! Вероятно, ее любили соседи. У нее появились привычки, вызывающие уважение окружающих. Она всегда своевременно расплачивалась с поставщиками. Ее часто навещали дочери, приезжавшие в дорогой машине…
Все это она оплакивала сейчас, сморкаясь в слишком маленький носовой платок, почти одни кружева.
– Если бы вы только знали Франсуазу! Послушайте! Когда она приехала ко мне, чтобы родить дочь… Ведь это произошло именно у меня… Ничего, это можно говорить при Жермен! Тем более что она все знает…
Мадам Мегрэ слушала, холодея от ужаса. Все, о чем здесь говорилось, было для нее открытием нового, пугающего мира.
Под окнами остановилось несколько машин. Это подъехали судебно-медицинский эксперт, следователь, секретарь суда и полицейский комиссар, которого наконец нашли на ярмарке в соседней деревне, где он покупал кроликов.
В дверь постучались. На пороге стоял Ледюк, робко глядя на Мегрэ и словно спрашивая взглядом разрешения войти.
– Послушай, старина, нам хотелось бы побыть одним!
Они предпочитали оставаться в обстановке интимности. Но Ледюк все же вошел, приблизился к постели Мегрэ и негромко сказал:
– Если они еще хотят повидать погибших…
– Нет! Нет!
К чему смотреть на них? Мадам Босолей с нетерпением ожидала, когда Ледюк уйдет. Ей так хотелось продолжить свою исповедь! Рядом с этим большим мужчиной, лежащим в постели, она чувствовала себя так уверенно. Он понимал ее. Он ничему не удивлялся. Он не задавал глупых вопросов.
– По-моему, вы как раз говорили о Франсуазе…
– Ах да…Так вот, когда родился ребенок… Но… Конечно, вы не знаете всего…
– Увы, знаю!
– Это она вам рассказала?
– Скажите, господин Дюурсо присутствовал при этом?
– Да! Я никогда раньше не встречала такого нервного, такого несчастного мужчину… Он говорил, что нельзя рожать ребенка, потому что роды могут убить мать… Когда он слышал крики… И, хотя я наливала ему одну рюмку за другой…
– У вас большая квартира?
– Три комнаты.
– Вы позвали акушерку?
– Конечно… Риво не хотел брать на себя одного всю ответственность… Так что…
– Вы живете неподалеку от гавани?
– Совсем рядом, на небольшой улочке, где…
Мегрэ сейчас видел это место так отчетливо, словно присутствовал там. Но одновременно он видел и то, что происходило здесь, рядом с ним.
Риво и Франсуаза, которых доктор с трудом разъединил с помощью людей из погребальной фирмы…
Прокурора, бледного, как та бумага, которую дрожащей рукой заполняет секретарь…
Комиссара полиции, который всего лишь час назад не думал ни о чем, кроме кроликов!