– В доме у судьи. Кстати, они никогда не закрывают ставни на окнах, выходящих во двор. Не приходит им в голову, что кто-то может их увидеть. Так вот! Судья зашел в комнату и пробыл там долгое время. Муж оделся и побежал на улицу…
– Зачем?
– На случай, если судье вздумалось бы бросить труп в воду! Но он быстро вернулся. "Сейчас самый отлив, – говорит он мне, – пришлось бы бог знает сколько брести по тине". На следующий день…
Мегрэ был поражен. Многое пришлось ему повидать за время работы комиссаром, но эти два старика, таможенник на пенсии и Дидин, подсматривающие из своей хижины за домом судьи, держащие друг дружке лестницу…
– На следующий день труп лежал на том же месте, в той же позе.
Она взглянула на Мегрэ так, будто говорила: "Видите, мы оказались правы!"
– Муж весь день наблюдал за домом. В два часа дня судья вышел прогуляться с дочерью.
– А! У судьи и дочь имеется…
– Расскажу вам о ней в другой раз! Та еще штучка! И сын у него есть… Но так будет слишком долго… Когда месье у нас за спиной перестанет хихикать, я смогу продолжать.
Так его, инспектора Межа!
– Вчера вечером пик прилива пришелся на двадцать один час двадцать шесть минут. Он не мог, понимаете?.. До полуночи обязательно кто-нибудь да бродит по берегу. А после полуночи уже начался отлив. И тогда мы с мужем решили, что он останется присматривать за домом судьи, а я поеду к вам. Я села на девятичасовой автобус… Этот господин заявил мне, что вас сегодня, может быть, вовсе не будет, но я сразу поняла, что он просто хочет от меня избавиться. Муж мне посоветовал: "Скажи комиссару, что это таможенник из Конкарно, тот, у которого глаз косит… Скажи, что я рассмотрел труп через морской бинокль и точно могу сказать, что это был человек не местный и никогда в наших краях не появлявшийся. И что на полу темное пятно, наверняка кровь…"
– Прошу прощения, – перебил Мегрэ. – В котором часу отправляется автобус в Л’Эгийон?
– Уже ушел…
– Межа, сколько туда километров?
Инспектор сверился с настенной картой.
– Около тридцати…
– Вызови такси.
Если выяснится, что у Дидин и ее таможенника случился приступ старческого помрачения рассудка – что ж… Худшее, что ему грозит, – разориться на такси до Л’Эгийона и обратно!
– Вы уж будьте так добры, остановите машину, не доезжая до порта, чтобы я смогла выйти пораньше. Лучше, чтобы нас вместе не видели… Никому не нужно знать, что мы знакомы… У нас в Л’Эгийоне все такие подозрительные! Можете остановиться в гостинице "Порт". В городке всего две гостиницы, и эта лучшая… Там вы после ужина сможете многих повидать… А если снимете комнату, находящуюся над танцевальным залом, то из окон как раз будет виден дом судьи…
– Межа, дадите знать моей жене.
Наступила ночь, и мир, казалось, превратился в сплошные потоки воды. Старушка по достоинству оценила комфортабельное такси, бывшее когда-то роскошным частным автомобилем. Пришла в восторг от хрустальных вазочек для цветов и электрических плафонов.
– Чего только не придумают! Хорошо быть богатым, тут уж не поспоришь…
За окном потянулись осушенные болота… Огромные пустые поверхности, иссеченные каналами. Изредка попадались низенькие фермы, "шалаши", как их называют в Вандее, и коровьи лепешки, которые сушили и использовали в качестве топлива.
В душе у Мегрэ слабо шевелилось что-то, похожее на надежду. Он еще не решался ей верить. Неужели ему так повезет? В такой-то глуши, в сердце Вандеи, куда его сослали?..
– Чуть не забыла! Сегодня пик прилива придется на двадцать два часа пятьдесят одну минуту…
Странно было слушать, как эта старушка божий одуванчик рассуждает, словно заправский инспектор.
– Если он захочет избавиться от тела, то воспользуется этим. Над рекой Ле, у самого порта, есть мост. С одиннадцати часов там будет дежурить мой муж. Если захотите с ним поговорить…
Она стукнула в стекло водителю:
– Высадите меня здесь. Дальше я пойду пешком.
Она растворилась в мокрой ночи, и огромный зонтик разом надулся над ней, будто воздушный шар. Чуть позже Мегрэ уже выходил из такси напротив гостиницы "Порт".
– Вас подождать?
– Нет! Лучше возвращайтесь в Лусон…
Люди в синем, то ли моряки, то ли заводчики мидий. Стаканы с красным и белым вином на лакированных сосновых столах. Кухня. Зал для танцев, открытый только по воскресеньям. И все новенькое, как с иголочки. Белые стены. Потолок из не успевших потемнеть еловых досок. Хрупкая, будто игрушечная лестница. И такая же белая комнатка с железной, покрытой эмалевой краской кроватью и кретоновыми занавесками.
– Это дом судьи, вон там, напротив? – поинтересовался Мегрэ у молоденькой горничной.
Из слухового окна бил свет, освещавший лестницу. Его хотели пригласить в столовую, предназначенную специально для гостей, останавливающихся в гостинице летом, но он предпочел общий зал. Подали устриц, мидий, креветок, рыбу и бараньи голяшки. Мужчины, сидевшие за другими столами, обсуждали дела, связанные с морем, в основном с разведением мидий, в которых Мегрэ ничего не понимал. Слова они произносили с сильным акцентом.
– У вас в последние дни никто не останавливался?
– Уже с неделю никого не было. Хотя, погодите, позавчера… нет, четыре дня назад на автобусе приехал какой-то человек. Сказал, что придет ужинать, но так и не вернулся…
Мегрэ то и дело спотыкался. Берег был усеян снастями, железными сетками, тросами, коробками и раковинами мидий. Вдоль воды в великом множестве стояли бараки, где заводчики мидий держали свое хозяйство. Целый деревянный городок, только без жителей. Каждые две минуты раздавался короткий вой. Как ему объяснили, это на косе Бален острова Иль-де-Ре, по ту сторону пролива, подавали сигнал о густом тумане. По низкому небу скользили, время от времени пересекаясь, два-три размытых луча, растворявшихся в мокрой взвеси.
Поблизости тихо шептала вода. Это приливное течение теснило речку Ле, и вскоре – ровно в двадцать два пятьдесят один, как и сообщила старушка – прилив достигнет своего пика. Влюбленная парочка, несмотря на холод и дождь, стояла, прижавшись к одной из хижин: не двигаясь, они молча слились в поцелуе.
Мегрэ отыскал мост. Нескончаемо длинный деревянный мост. Ширины его едва хватило бы на то, чтобы проехал автомобиль. Он разглядел мачты и лодки, медленно поднимавшиеся вместе с приливом. Обернувшись, увидел освещенные окна гостиницы, откуда только что вышел, и, метрах в ста, еще два освещенных окна – в доме судьи.
– Это вы, господин комиссар?
Мегрэ так и подпрыгнул. Он чуть не наткнулся на пожилого мужчину, который вдруг вырос рядом с ним из темноты. Глаза у него слегка косили.
– Жюстен Уло… Жена сказала… Я уже час тут стою, на случай, если ему взбредет в голову…
С неба лил ледяной дождь. Море у порта дышало холодом. Позвякивали металлические шкивы, и казалось, что в ночи бродили невидимые таинственные создания.
– Позвольте ввести вас в курс дела. В три часа дня я снова поднялся на лестницу: труп еще был в комнате. В четыре часа я захотел снова взглянуть на него до того, как стемнеет… Так вот, труп исчез! Наверное, он спустил его вниз… Скорее всего, держит где-нибудь поближе к двери, чтобы быстро вынести, когда представится такая возможность. Вот интересно, как он его понесет… Судья-то ростом мал, ниже меня… Вот! Как раз с мою жену ростом, и весит, наверное, столько же. А труп, наоборот… Тише!
В темноте кто-то прошел. Заскрипели, одна за другой, доски на мосту. Когда опасность миновала, таможенник продолжал:
– С другой стороны моста находится Ляфот. Это не деревушка даже – так, небольшие летние дачки. Днем увидите. Я узнал кое-что, вам это может показаться интересным… В тот вечер, когда у судьи играли в карты, Альбер приходил повидаться с отцом. Осторожнее!..
На этот раз мимо прошли влюбленные. Они прислонились к перилам моста и стали смотреть на черную воду, бежавшую под ним. У Мегрэ замерзли ноги. Он промочил ботинки. Взглянув на таможенника, комиссар заметил, что тот в резиновых сапогах.
– Вода поднимется до ста восьми… В шесть утра все отправятся к садкам…
Он говорил тихо, как в церкви. Это было и странно, и немного смешно. Мегрэ даже спрашивал себя, не лучше ли было остаться в кафе "Франция", сыграть в карты с хозяином заведения, доктором Жаме и торговцем скобяным товаром Бурдёйлем. А впавший в детство Мемимо сидел бы у них за спиной и время от времени одобрительно кивал бы головой.
– Жена наблюдает за домом с другой стороны…
Значит, старушка божий одуванчик тоже принимала участие в операции?
– Кто его знает! Вдруг он решит погрузить труп в машину, чтобы отвезти его подальше…
Труп! Труп! Да существовал ли вообще этот труп?
Три выкуренные трубки… Четыре… Иногда открывалась и закрывалась дверь гостиницы, слышались голоса, удаляющиеся шаги. Потом огни погасли. Под мостом проплыла лодка на веслах.
– Это старик Барито, отправился ставить верши на угрей. Вернется часа через два, не раньше…
Как старик Барито ориентировался в такой кромешной тьме? Загадка. А совсем рядом, в двух шагах, за узенькой гаванью, чувствовалось море. Оно дышало, вздымалось, постепенно и неудержимо затопляя пролив.
На какое-то время Мегрэ как будто выпал из реальности. Он и сам не понял, как так получилось. Задумался о недавнем слиянии судебной и криминальной полиции, о возникших из-за этого трениях, которые и привели его в Лусон! Его сослали в Лусон, где…
– Смотрите!
Бывший таможенник нервно вцепился в руку Мегрэ.
Ну-ну! Такого просто не могло быть. Одна мысль о том, что эти два старика… Эта несчастная лестница, которую поддерживала Дидин… Морской бинокль… Тщательные расчеты времени прилива…
– Свет погасили…
Не было ничего необычного в том, что в такой час в доме судьи погас свет.
– Идемте… Отсюда плохо видно.
И Мегрэ пошел, ступая на цыпочках, чтобы не скрипнули доски моста. И эта сирена, подвывавшая, будто охрипшая корова…
Вода плескалась почти у самых хижин. Один из идущих задел ногой разорванную сетку.
– Тише!..
И тогда они увидели, как в доме судьи открылась дверь. На пороге показался невысокий человек. Посмотрел направо, налево, скрылся в коридоре.
В следующий момент случилось невероятное. Человек показался снова, согнувшись в три погибели под тяжестью длинного мешка, который он волочил прямо по грязи.
Наверное, ему было очень тяжело. Через четыре метра он уже остановился, чтобы отдышаться. Дверь в дом оставалась открытой. До моря было метров двадцать-тридцать, не меньше.
– Иэх!..
Комиссар отчетливо услышал это напряженное "иэх!", когда человек снова напряг все мускулы, поудобнее перехватив мешок. Шел дождь. Рука таможенника нервно дрожала, вцепившись в широкий рукав пальто Мегрэ.
– Вы видите!..
Видел! Все случилось так, как предсказывала старуха, как предвидел бывший таможенник! Этот человек, конечно, – не кто иной, как судья Форлакруа. А то, что он тащил по грязи, без всяких сомнений, было безжизненным человеческим телом.
Глава 2
"Скажите, старина…"
Суть фантасмагории заключалась в том, что судья ничего не знал. Он думал, что находится совершенно один в этой мокрой ночной тьме. Время от времени луч маяка выхватывал поношенный плащ, фетровую шляпу… Мегрэ даже разглядел сигарету во рту у судьи – правда, дождь ее погасил.
Между ними оставалось не больше четырех метров. Комиссар и муж Дидин стояли возле небольшой сторожки. Они и не думали прятаться. Судья не видел их просто потому, что не смотрел в их сторону. Ему было очень неудобно. Тяжелый мешок, который он тащил, зацепился за стальной трос, натянутый поперек набережной на высоте около двадцати сантиметров. Нужно было каким-то образом преодолеть это препятствие. У судьи никак не получалось это сделать. Он явно не привык к тяжелой физической работе. Ему было жарко, он провел рукой по лбу.
И тут Мегрэ, не особо раздумывая, не выбирая правильного момента, самым непринужденным тоном произнес:
– Скажите-ка, старина…
Судья повернул голову и увидел обоих: огромную фигуру Мегрэ и тщедушного таможенника. Было слишком темно. Распознать выражение лица судьи было невозможно. Прошло несколько долгих секунд. Затем раздался голос. Спокойный, разве что не слишком уверенный голос:
– Прошу прощения! Кто вы?
– Комиссар Мегрэ.
Он сделал шаг к судье, но все равно почти ничего не мог разглядеть. Ноги комиссара почти касались трупа, завернутого, как ему показалось, в мешки. Почему-то в этот момент судья произнес с удивлением и явным уважением в голосе:
– Мегрэ из криминальной полиции?
В окрестных домах спали люди. В той стороне, где ночь шелестела дождем, старик Барито отыскивал под черной водой ямы на дне и расставлял свои верши.
– Пожалуй, так даже будет лучше…
Это снова заговорил судья.
– Не хотите ли зайти?
Он сделал несколько шагов, будто бы совсем забыв о трупе. Вокруг стояла такая тишина, было так на удивление спокойно, что само время текло медленно и лениво.
– Наверное, правильнее будет отнести тело обратно в дом? – с сожалением вспомнил судья.
Он наклонился. Мегрэ помог. Дверь так и стояла незапертой. Таможенник, которого Форлакруа не узнал, остался переминаться на пороге, никак не решаясь войти следом.
– Благодарю вас, Уло! – обратился к нему Мегрэ. – Мы увидимся завтра утром. И я буду весьма признателен, если до тех пор никто не узнает о том, что здесь произошло. Месье Форлакруа, в доме есть телефон?
– Да, но после девяти часов вечера нас не соединяют.
– Минутку, Уло. Позвоните из почтового отделения, попросите соединить с номером 23 в Лусоне. Это гостиница. Попросите к аппарату инспектора Межа и передайте ему, чтобы немедленно ехал сюда.
Вот и все! Теперь в коридоре остались только они вдвоем. Судья включил свет. Снял шляпу, с которой капала вода, плащ… Ночь с ее тайнами отступила за порог. В свете электрической лампы стоял невысокий худощавый человек с правильными чертами лица, обрамленного длинными светлыми, с проседью, волосами. Они были такими тонкими, что невольно возникало подозрение, не парик ли это.
Он посмотрел на свои испачканные руки, потом на мешок. Только теперь Мегрэ заметил, что труп действительно завернут в мешки из-под угля: один был натянут на голову и тело, другой – на ноги. Мешки были небрежно сшиты грубой ниткой.
– Хотите взглянуть на него прямо сейчас?
– Кто это? – спросил Мегрэ.
– Не знаю. Снимайте пальто и проходите, прошу вас…
Судья тщательно вытер руки платком, открыл дверь, щелкнул еще одним выключателем – и они оказались на пороге большой комнаты, в глубине которой потрескивал камин.
Ничего в столь необычный момент не могло поразить Мегрэ больше, чем обволакивающее тепло этой комнаты, залитой мягким светом – такой уютной, так радующей глаз… Деревянные балки на потолке зрительно делали помещение ниже, хотя, чтобы оказаться в комнате, им пришлось спуститься на две ступени. Пол был выложен белыми плитами, на которые были брошены два-три коврика. А вдоль белых стен – полки, бесконечные полки с книгами.
– Садитесь, комиссар. Насколько я помню, вы любите тепло…
На старинном столе – снова книги. Два кресла напротив очага. И дикой кажется мысль, будто за этой дверью, зашитый в два мешка из-под угля…
– Мне очень повезло, что судьба послала мне такого человека, как вы. Хотя, признаться, я не совсем понимаю… Я думал, вы в Париже, и…
– Меня перевели в Лусон.
– На мое счастье. Не думаю, что обычный сотрудник полиции смог бы разобраться и вникнуть… Разрешите?
Из сундука в стиле ренессанс были извлечены серебряный поднос, пузатая бутыль и хрустальные бокалы. При мягком, хорошо продуманном освещении эти предметы переливались удивительно красивыми бликами. В воздухе возникла атмосфера тонкого, изысканного комфорта.
– Бокал арманьяка, прошу вас. На самом деле… Только что пришло в голову… Как этот кривой недотепа-таможенник вообще оказался замешан в дело?
Лишь теперь, в этот самый момент, Мегрэ полностью осознал ситуацию. Он увидел себя со стороны: тело погружено в мягкое кресло, ноги вытянуты поближе к огню, бокал с арманьяком греется в руках. Он понял, что молчит, а говорит и спрашивает этот маленький, утонченный и спокойный человек, который всего несколько минут назад тащил труп, чтобы бросить его в море.
– Прошу прощения, месье Форлакруа, но мне кажется, что пришло время задать вам несколько вопросов…
Судья повернул к нему лицо, на котором застыло выражение удивления и мягкого упрека, и воззрился на комиссара своими незабудковыми глазами:
– Почему? Я думал, вы совсем другой человек. Впрочем… Как пожелаете.
Он больше ничего не добавил. Только вежливым жестом склонил голову, показывая, что весь обращен во внимание. Знакомый Мегрэ жест, указывающий, что собеседник немного туг на ухо.
– Вы только что сказали, что не знаете… этого человека…
Боже правый, как трудно! Насколько сложными становятся самые простые вещи, когда позволяешь себе вот так увязнуть в блаженстве домашнего уюта!
– И я подтверждаю. Я не видел этого человека ни разу в жизни.
– В таком случае почему…
Ну же! Вперед! Мегрэ опустил глаза и чуть не закрыл их, словно больной, которому нужно проглотить горькое лекарство.
– Тогда почему вы его убили?
Он поднял взгляд и посмотрел в лицо судье, с которого не сходило то же выражение удивления и упрека.
– Но, комиссар, я его не убивал! Что вы! Зачем мне было убивать человека, которого я не знаю и никогда в жизни не видел? Я вполне осознаю, что это сложно понять, но вы-то должны мне поверить! И я не сомневаюсь, что поверите!
Самое удивительное, что Мегрэ уже поверил. Этот погруженный в тишину дом, где так уютно потрескивал камин, где в наступившем молчании отчетливо слышался рокот близкого моря, буквально обволакивал его какими-то колдовскими чарами.
– Если хотите, я расскажу вам все по порядку. Еще арманьяка? Мой старый друг, долгое время исполнявший обязанности прокурора в Версале, присылает мне это вино из своего замка в Жере.
– Вы тоже жили в Версале, верно?
– Почти всю свою жизнь. Приятный город. Как будто его жители до сих пор находятся под влиянием Великого века . Думаю, сложно где-либо еще во Франции найти столь изысканное общество в классическом понимании этого слова. У нас был небольшой кружок, который…
Он сделал резкий жест, отгоняющий ненужные воспоминания.
– Неважно… Итак, это был… Минутку, это был вторник…
– Вторник, десятое, – уточнил Мегрэ. – Если я не ошибаюсь, у вас были гости…
Судья тонко улыбнулся:
– Вижу, вы уже в курсе дела. Я только что застал вас в компании Уло… Если вы успели познакомиться с Дидин, меня ничто не удивит: эта женщина лучше меня знает, что происходит в моем доме.