Заметив эту улыбку, он чуть было не улыбнулся в ответ, но желание сохранить достоинство одержало верх. Он нахмурился, как и подобало в данной ситуации.
– И что он натворил, этот Самюэль?
– В информации, полученной из Парижа, об этом ничего не говорится. Нам пока пришла только шифрованная телеграмма. Вечером должны прислать копию его досье. Не надо все же забывать, что даже Бертильон признает, что отпечатки пальцев двух людей могут совпасть в одном случае из ста тысяч. Мы вполне могли столкнуться именно с таким случаем.
– Прокурор ломает над этим голову?
– Конечно. Он чрезвычайно озабочен. Говорил, что собирается вызвать бригаду оперативников. Но он боится, что приедут следователи, которые захотят получать инструкции от тебя. Он расспрашивал, насколько важную роль ты играешь в конторе. Ну, и все такое.
– Набей-ка мне трубку, – обратился Мегрэ к жене.
– Но это будет уже третья!
– Неважно! Готов поспорить, что сейчас у меня температура ниже тридцати семи. Самюэль! Лакированные туфли на резинках! Он еврей, а у них обычно очень нежные ноги. И у них настоящий культ семьи – вот вам и вязаные носки! И конечно, культ экономии – потому он и носил один костюм три года. Костюм из стойкого драпа…
Он замолчал.
– Я шучу, дети мои! Но я могу сказать вам и правду! Я пережил довольно трудное время. Стоит только вспомнить об этом странном сне… Однако должен признать, что сейчас тюлень – если, конечно, это не кит – сдвинулся с места… И вы увидите, что он, потихоньку передвигаясь, пройдет дорогу до конца.
И он расхохотался, заметив, с какой тревогой Ледюк посмотрел на мадам Мегрэ.
Глава 7
Самюэль
Две новости пришли почти одновременно, вечером, за несколько минут до визита хирурга.
Первой была телеграмма из Алжира:
"В больницах Алжира доктор Риво неизвестен. С дружеским приветом. Мартэн".
Мегрэ едва успел прочитать телеграмму, как вошел Ледюк. Он постеснялся спросить, что прочел комиссар, но тот бросил:
– Посмотри-ка на это!
Ледюк пробежал глазами телеграмму, покачал головой и вздохнул.
– Что ж, все ясно!
Это означало: "Разумеется, в этом деле не стоит ожидать простых ситуаций! Напротив, сделав очередной шаг вперед, мы каждый раз сталкиваемся с новыми трудностями! И я совершенно правильно считаю, что тебе лучше всего было бы обосноваться со всеми удобствами на вилле Ля Рибодьер".
Мадам Мегрэ вышла. Несмотря на сумерки, Мегрэ не стал включать освещение. На площади зажглись фонари, и ему очень нравилось смотреть в эти часы на их правильные шеренги. Он знал, что самыми первыми зажгут свет в доме, стоящем вторым слева от гаража, и в освещенном окне он увидит силуэт женщины, склонившейся над шитьем.
– У полиции тоже есть новости, – проворчал Ледюк.
Он чувствовал себя неловко. Очевидно, ему не хотелось исполнять роль осведомителя Мегрэ. Вполне возможно, что его даже попросили не сообщать комиссару о результатах официального расследования.
– Есть новости о Самюэле?
– Вот именно! Прежде всего, пришло его досье. А потом из Парижа позвонил Люка, когда-то занимавшийся этим типом, и сообщил некоторые дополнительные детали.
– Рассказывай же!
– Его происхождение точно не известно. Есть некоторые основания считать, что он родом из Польши или Югославии. Словом, откуда-то из тех краев! Молчаливый тип, старавшийся как можно меньше рассказывать о себе окружающим. В Алжире у него было свое дело. Догадайся какое?
– Уверен, что-то весьма невинное!
– Продажа почтовых марок!
Мегрэ обрадовался, потому что это занятие прекрасно соответствовало облику человека из поезда.
– Торговля марками, несомненно, скрывала что-то гораздо более серьезное. Все было так хорошо организовано, что полиция ничего не подозревала, и потребовалось двойное преступление, чтобы… Я повторяю тебе grosso modo то, что Люка рассказал по телефону. Магазин почтовых марок был на самом деле одной из самых крупных мастерских по изготовлению фальшивых паспортов и в особенности фальшивых трудовых контрактов. У Самюэля велась переписка с Варшавой, Вильно, Силезией, Константинополем…
Опустилась темно-синяя ночь. Здания светлыми массами выделялись на темном фоне. С первого этажа доносился обычный для времени аперитива шум.
– Забавно! – произнес Мегрэ.
Но забавным он считал отнюдь не занятие Самюэля. Мегрэ видел иронию судьбы в том, что нити, протянутые когда-то между Варшавой и Алжиром, оборвались в Бержераке.
А забавным ему казалось то, что преступления местечкового масштаба, совершенные в небольшом городке, превращались в дело о международной мафии.
И в Париже, и в других городах ему приходилось сотни раз сталкиваться с такими преступниками, как Самюэль, и он относился к ним с любопытством, смешанным не столько с отвращением, сколько с неловкостью, как если бы они были существами, отличающимися от обычных людей.
Они бывают барменами в Швеции, гангстерами в США, владельцами игорных домов в разных странах, хозяевами гостиниц или директорами театров в Германии, коммерсантами в Северной Африке…
Здесь, на выглядевшей так мирно площади Бержерака, своей многочисленностью и трагичностью своих судеб они словно напоминают о существовании иного мира, страшного своей силой.
В Центральной и Восточной Европе, от Будапешта до Одессы и от Таллинна до Белграда они незаметно присутствуют среди кишащей толпы.
Сотни тысяч голодных евреев ежегодно разъезжались оттуда во все стороны света с детьми на руках, таща за собой и стариков-родителей, заполняя поезда или трюмы пароходов – люди с трагической судьбой и отчаянием на лицах, стремящиеся как можно скорее оставить позади пограничные столбы.
Сегодня в Чикаго поляков больше, чем американцев… Бесчисленные толпы эмигрантов поглотила Франция, и секретари мэрий в небольших селениях должны по буквам произносить фамилии новых обитателей, внося данные о рождении или смерти.
Одни эмигрируют официально, оформив все необходимые документы.
Но есть и другие, которым не хватает терпения дожидаться своей очереди, которые не могут получить визу.
И тогда в дело вступают такие люди, как Самюэль! Множество Самюэлей, знающих все о местах, способных приютить скитальцев, о пограничных вокзалах, о подписях чиновников и гербовых марках.
Самюэли, говорящие на всех языках и диалектах.
Скрывающие свою деятельность за ширмой процветающей коммерции, по возможности, международной.
Удачная находка – продажа почтовых марок!
"Чикаго, господину Леви.
Ближайшим пароходом направляю Вам две сотни редких чехословацких марок с оранжевой виньеткой…"
Разумеется, Самюэль, как и большинство его коллег, занимался не столько марками, сколько людьми!
Во многих "фирмах" Южной Америки именно француженки приносят наибольший доход. Обычно их поставляют из Парижа, с Больших бульваров.
Основной объем дешевого товара идет из Восточной Европы. Деревенские девушки, покидающие родину в пятнадцать или шестнадцать лет, возвращаются лет в двадцать, заработав себе приданое, – или не возвращаются! Всех их ежедневно "приносят в жертву" набережной Орфевр .
Мегрэ смущало неожиданное появление Самюэля в бержеракской истории, в которой до последнего времени были замешаны только прокурор Дюурсо, доктор, его жена, Франсуаза, Ледюк, хозяин гостиницы…
Это было вторжение совершенно другого мира с принципиально иной атмосферой…
При этом все дело приобретало совсем другой оборот!
На противоположной стороне площади Мегрэ видел небольшую кондитерскую лавочку; он хорошо помнил все предметы, выставленные в витрине. Немного в стороне располагалась заправочная станция с колонкой и шлангом, который служил исключительно украшением, так как при заправке всегда использовались канистры.
Ледюк рассказывал:
– Это была великолепная идея – обосноваться в Алжире. У Самюэля быстро появилась обширная клиентура, представленная арабами и даже неграми, эмигрантами с юга…
– А его преступление?
– Два преступления! На одном из пустырей были обнаружены тела двух белых людей, которых в Алжире никто не знал. Оказалось, что они приехали из Берлина. При расследовании постепенно выяснилось, что они давно работали на Самюэля. Следствие продолжалось несколько месяцев, но обнаружить доказательства не удавалось. Потом Самюэль серьезно заболел, и из тюремного лазарета его отправили в больницу. Впоследствии сюжет криминальной драмы удалось восстановить почти полностью. Выяснилось, что берлинские друзья Самюэля были недовольны нерегулярной оплатой их услуг. Хитрец Самюэль умудрялся надувать своих сообщников. Ему пригрозили…
– И наш друг убрал их!
– За это его приговорили к смертной казни. Но приговор не был приведен в исполнение, потому что Самюэль скончался в госпитале вскоре после суда… Это все, что мне удалось узнать!
Доктор удивился, обнаружив двух мужчин, сидящих в темноте, и коротким движением руки включил свет. Затем поздоровался, положил медицинский саквояж на стол и снял свое демисезонное пальто. После этого пустил горячую воду из крана умывальника.
– Я оставляю вас, – сказал Ледюк, вставая. – Увидимся завтра.
Он не слишком обрадовался тому, что Риво застал его в номере Мегрэ. Ведь Ледюк был местным! В его интересах было сотрудничать с обоими лагерями, так как всем уже стало ясно, что существуют два лагеря.
– Выздоравливай скорее! До свидания, доктор!
Доктор, намыливавший руки, ответил неразборчивым ворчанием.
– Температура?
– Так себе, – ответил комиссар.
У него было превосходное настроение, такое же, как в начале этой истории, когда он был счастлив, что остался в живых.
– Чувствуете боль?
– Ерунда, я начинаю привыкать…
Последовали обычные действия, всегда одни и те же, превратившиеся в ежедневный ритуал, своего рода традицию.
Во время осмотра, когда лицо доктора находилось очень близко к Мегрэ, тот неожиданно сказал:
– Еврейские черты у вас выражены не очень отчетливо!
Доктор, зондировавший рану, ничего не ответил; даже дыхание у него осталось таким же ровным, как раньше. Закончив осмотр и забинтовав рану, он сообщил:
– Теперь вы можете передвигаться.
– Что вы хотите этим сказать?
– Что вы перестали быть пленником гостиничного номера. Разве вы не собирались провести несколько дней у вашего друга Ледюка?
Похоже, нервы у него были стальные. Мегрэ наблюдал за ним по меньшей мере четверть часа, но тот и глазом не моргнул, выполняя медицинские процедуры ни разу не дрогнувшими руками.
– С сегодняшнего дня я буду навещать вас через день, а для обычных процедур к вам будет приходить ассистент. Вы можете полностью доверять ему.
– Так же, как вам?
Бывали моменты, хотя и очень редко, когда Мегрэ не мог лишить себя маленького удовольствия бросить подобную короткую фразу с невинным видом, усиливавшим остроту момента.
– До свидания!
Доктор удалился, и Мегрэ снова остался наедине с персонажами драмы, толпившимися у него в голове. Теперь к этой коллекции добавился еще один герой, Самюэль, сразу занявший первое место.
Самюэль, проявивший удивительную, невероятную оригинальность: он ухитрился умереть дважды!
Он ли был убийцей двух женщин, маньяком с длинной иглой?
Если да, то в его поступках просматривались по меньшей мере две странности: во-первых, почему он выбрал Бержерак в качестве сцены для своих выступлений?
Люди его сорта предпочитают большие города, в которых жители более обезличены и, соответственно, существует больше шансов остаться незамеченным.
Однако Самюэля никогда раньше не видели ни в Бержераке, ни вообще в этом департаменте; кроме того, человек в лакированных туфлях не приспособлен жить в лесу подобно опереточному злодею.
Можно ли предположить, что он нашел убежище у кого-то из местных? У доктора? У Ледюка? У прокурора Дюурсо? В гостинице "Англетер"?
Во-вторых, совершенные в Алжире преступления были спланированными, можно сказать, логичными, их целью было устранение ставших опасными сообщников.
Преступления же в Бержераке были совершены маньяком, сексуально озабоченным типом или даже садистом!
Неужели в промежутке между Алжиром и Бержераком Самюэль сошел с ума? Или, руководствуясь какими-то непонятными соображениями, он попытался симулировать помешательство? И использование длинной иглы было лишь зловещим приемом, чтобы обмануть следствие?
– Вот интересно выяснить, бывал ли Дюурсо в Алжире? – задумчиво пробормотал Мегрэ.
Вошла его жена. Судя по лицу, она сильно устала. Бросив шляпку на стол, она рухнула в глубокое кресло.
– Ну и профессию ты выбрал! – вздохнула она. – Когда я думаю, что тебе приходится крутиться таким образом всю жизнь…
– Есть новости?
– Ничего интересного. Я слышала, что из Парижа прислали документы, касающиеся Самюэля. Их держат в секрете.
– Я знаю, что в них.
– Это Ледюк? Молодец, что он все рассказал. Кстати, о тебе здесь не говорят ничего хорошего. Люди сбиты с толку. Одни считают, что история с Самюэлем не имеет никакого отношения к делу маньяка, что Самюэль – просто бедняга, который покончил с собой в лесу, и рано или поздно мы снова услышим об очередном убийстве еще одной женщины…
– Ты побывала возле виллы Риво?
– Да, я была там, но ничего не увидела. Но зато узнала кое-что интересное, хотя, возможно, это и не имеет большого значения. Рассказывают, что на вилле два или три раза появлялась женщина средних лет, довольно вульгарная с виду особа, которую считают тещей доктора. Но никто не знает ни того, где она живет, ни того, жива ли она до сих пор, потому что последний раз она появлялась здесь два года назад.
– Дай-ка мне телефон!
Мегрэ набрал номер комиссариата полиции.
– Это секретарь? Нет, не стоит беспокоить вашего начальника… Скажите мне только, как девичья фамилия мадам Риво… Надеюсь, в моем вопросе вы не видите ничего предосудительного.
Через минуту он с улыбкой повернулся к жене, прикрыв микрофон ладонью.
– Секретарь пошел к комиссару узнать, можно ли дать мне эти сведения! Они совсем запутались! И им явно хотелось отказать мне… Алло! Да… Повторите, как? Босолей? Благодарю вас.
Положив трубку на место, он сказал:
– Прекрасное имя! А теперь тебе будет поручено дело высочайшей важности! Возьми справочник Боттэна и составь список всех медицинских учебных заведений во Франции. Потом позвони в каждое из них и спроси, был ли несколько лет назад выдан диплом некоему Риво…
– Ты думаешь, что он совсем не… Но… Но ведь он лечил тебя!
– Делай то, о чем я тебя попросил!
– Ты хочешь, чтобы я звонила из будки внизу? Я заметила, что в вестибюле слышно все, о чем говорят по телефону…
– Вот и хорошо!
Он в очередной раз остался в одиночестве. Набил трубку, потом закрыл окно: на улице посвежело.
Без особого труда он представлял себе виллу врача и мрачный дом прокурора.
Прежде он всегда с таким наслаждением впитывал ароматы, ощущал саму атмосферу места, с которым было связано следствие!
Вызывает ли сейчас любопытство атмосфера виллы? Скромная, но уютная обстановка. Один из тех домов, о которых побывавшие там говорят:
– Какие счастливые люди живут здесь!
Светлые комнаты, яркие шторы, цветы в саду, блеск медной посуды на кухне… Перед гаражом негромко урчит двигатель машины… Молодая девушка с гибкой фигурой садится за руль… Или это хирург с такими точными жестами…
О чем эти трое могут разговаривать вечерами? Знала ли мадам Риво об отношениях между мужем и сестрой?
Ее нельзя назвать красавицей, и она понимала это! К тому же она больше похожа не на любящую жену, а на мать, отягощенную заботами…
Тогда как Франсуаза просто лучилась жизнерадостностью!
Скрывались ли они вдвоем? Обменивались ли быстрыми поцелуями за закрытыми дверями?
А может, напротив, эта ситуация была раз и навсегда принята всеми членами семьи? Мегрэ приходилось видеть такое в других домах, внешне гораздо более чопорных. Ничего удивительного, что нечто похожее встречалось и в провинции!
Откуда они, эти Босолей? Можно ли считать правдой историю о больнице в Алжире?
В любом случае мадам Риво наверняка принадлежит к простому сословию. Это читалось в ее взглядах и жестах, в незначительных деталях поведения, в манере одеваться…
Две местные женщины… Старшая, даже через столько лет явственно выдававшая свое простонародное происхождение…
И младшая, гораздо лучше приспособившаяся, способная создать обманчивое впечатление…
Может быть, они ненавидели друг друга? Или между ними сложились доверительные отношения? Ревновали ли они друг друга?
А мать этих двух женщин, так редко приезжавшая в Бержерак? Мегрэ, сам не зная почему, представлял тучную матрону, радующуюся тому, что ей удалось так удачно пристроить дочерей, которым она советовала быть как можно покладистей с таким важным и богатым господином, как доктор Риво.
Ей наверняка кое-что перепадало от доктора!
"Я хорошо представляю ее в Париже, в восемнадцатом округе, а еще лучше – в Ницце…"
Обсуждали ли они за обедом нашумевшие преступления?
Если бы он мог хоть разок побывать там, провести у них всего несколько минут! Увидеть стены, безделушки за стеклом, всякие мелочи, брошенные где попало, как бывает в каждом доме… Эти детали так откровенно повествуют о тайной жизни семьи!
И у господина Дюурсо тоже! Потому что между ними существовала связь, невероятно тонкая, пока неясная, но все же существовала!
Все они принадлежали к одному клану! И это можно было доказать!
Мегрэ нажал кнопку звонка и попросил хозяина гостиницы зайти к нему. И сразу огорошил его вопросом:
– Известно ли вам, как часто господин Дюурсо бывает в гостях у семьи Риво?
– Каждую среду. Я знаю об этом потому, что он не берет свою машину, а так как мой племянник работает таксистом…
– Благодарю вас!
– Это все?
Ошеломленный хозяин удалился. А Мегрэ в своем воображении усаживал за накрытый белой скатертью стол еще одного участника обеда: прокурора Республики, который должен был сидеть справа от мадам Риво.
Тут Мегрэ неожиданно сообразил, что именно в среду, точнее, в ночь со среды на четверг он был ранен, когда спрыгнул с поезда, и именно в эту ночь был убит Самюэль!
Значит, они обедали вместе. У него появилось ощущение, что он продвигается вперед семимильными шагами. Он схватил телефонную трубку.