Лекарство от долгой жизни - Ракитин Алексей Иванович 16 стр.


Женщина с девочкой не торопясь пошли по своим делам. Шумилов подождал, пока Петька спустится с дерева, забрал у него картуз с ягодой, дал десять копеек и пошёл неторопливой походкой человека на отдыхе, поглядывая по сторонам. Петька же, преисполненный гордостью от сознания того, что не подкачал, бегом помчался в ближайший переулок. Он благополучно добрался до извозчика. Возница, коему ведено было ждать возвращения всех седоков, только бровью повёл при появлении мальца, а потом опять погрузился в состояние полудрёмы. Ему по душе была работа по принципу "солдат спит - служба идет", поскольку оплачивалась она даже лучше, чем бесконечная тряска по пыльным улицам.

Петька и Антонин Максименко с нетерпением дожидались возвращения Шумилова. Тот появился минут через десять, быстро вскочил на подножку и хлопнул возницу по плечу: "Поехали, братец".

- Ну, Пётр, ты молодец! - сказал Шумилов, заметив, с каким напряженным радостным ожиданием глядят на него голубые глаза. - Если ещё сумеешь рассказать, что видел во дворе и в доме, то цены тебе не будет.

- Сумею, барин, сумею! Там всё пусто, никого нет. Сарай стоит открытый, похож на конюшню.

- Что, совсем нараспашку? - удивился Алексей Иванович.

- Не то, чтобы совсем, а так, одна створка двери. А внутри, я заметил, дуга, чтоб лошадь запрягать, но ни лошади, ни возка нет.

- А дом заперт?

- Замка нет. Щеколда накинута, но в неё не замок, а палка обычная вставлена, как на калитках иногда бывает.

- Хм… А окна?

- Во двор выходят два, оба закрыты ставнями. В доме ничего не видать. Над крыльцом, на козырьке, висит что-то странное - будто бы тряпка чёрная. И из неё в разные стороны как будто железные прутики торчат, на манер ежа.

- Тряпка с прутиками? - Шумилов не понял, о чём ведёт речь мальчишка.

- Да круглая, вот такого размера, - Петька показал руками окружность немногим меньше тарелки. - Косматая такая. И прутики торчат.

- Ну, ладно. А живность какая-нубудь - собака там, кошка?

- Собаки точно нет - ни конуры, ни цепи. Да она бы обязательно беспокоиться стала и голос подала, когда вы у ворот шумели. А вот кота видел. На крылечке сидел, умывался.

- Странно, - озадачился Шумилов, - у всех в округе собаки есть… Ну, а живность домашняя - коровы, утки, куры?..

- Нет, ничего такого нет. Только амбар зерновой. Думаю, если бы была корова, то непременно был бы сеновал.

- Да, это верно. Скажи, а как у него сад-огород? Растёт что-нибудь?

- Можно сказать нет. Разве что одна яблоня, да вишня. Ещё деревья какие-то стоят, но никаких плодов. И повсюду трава высокая, по пояс. Разная такая, цветастая.

- Ну, ладно, Петька, молодец, настоящий "пластун" будешь. Вот твой рубль и еще десять копеек в придачу - за старание. Смотри, никому не сказывай, зачем мы тебя звали, а то в другой раз на разведку не позову.

Вся троица направилась назад той же дорогой, какой приехала. Но, не доезжая до Большой Садовой улицы, Шумилов покинул своих спутников и направился в полицейскую часть на разговор с дядей.

Михаил Васильевич Шумилов, несмотря на то, что отработал в ростовской полиции более двух десятков лет, выше ротмистра так и не выслужился. Хотя супруга часто ему пеняла за склонность всегда и во всём защищать полицию, на самом деле дядя Миша в кругу сослуживцев частенько высказывал нелицеприятные суждения открыто и без затей. А начальство таких подчинённых не особо жалует. Поэтому Михаил Васильевич, говоря об удивительном постоянстве своего невысокого чина, частенько вздыхал: "Не стал я подполковником в восемьдесят пятом, не буду им и в девяносто пятом". Возглавляемая им часть помещалась в прежнем здании Темерницкой таможни; это был небольшой домик, весьма похожий своим казённым убранством на казарму. Сходство дополнялось запахом гуталина, кожи сапог и ремней, ружейного масла и неистребимого в эти жаркие дни смрада потеющих мужских тел. Даже раскрытые окна не спасали положение, поскольку над центральными районами Ростова царило полнейшее безветрие.

У Алексея, едва только он переступил порог полицейской части, тотчас закружилась голова. Лишь, спустя несколько секунд и немного придя в себя, Шумилов смог двинуться на поиски кабинета дядюшки.

В крохотной приёмной полицмейстера на жёстких скамьях разместились трое посетителей. Четвёртым был секретарь, примостившийся за ветхим столом в углу. Узнав у Шумилова, что тот приходится племянником Михаилу, Васильевичу, секретарь мышкой юркнул в дверь кабинета начальника и, вернувшись через полминуты, бодро заверил Алексея Ивановича, что он будет принят "как только господин ротмистр изволят освободиться". Шумилов стал отнекиваться и говорить, что пройдёт к дяде в порядке очереди, но все трое визитёров, дожидавшиеся аудиенции, дружно отказались идти вперёд и заявили, что намерены подождать. Подобное единодушие несколько смутило Алексея Ивановича, и когда через пять минут он оказался в кабинете дяди, то начал именно с этого эпизода.

- Дядюшка, люди боятся к тебе идти! - сказал ему Алексей. - Они заискивают перед тобой и готовы заискивать передо мной. Если бы в Петербурге я пошёл на приём к полицмейстеру вне очереди лишь на том основании, что я его племянник, то на следующее утро об этом бы знал градоначальник. И жалоба на тебя попала бы в утренний доклад императору. Со всеми вытекающими последствиями.

- Эх-ма, прямо государю императору? - хмыкнул дядя Миша. - Прямо так - раз! - и в утренний доклад? Ну, дак у нас, слава Богу, не Питер. А те шельмецы, что сидят перед кабинетом, потому такие услужливые, что наглые рыла их в пуху и на том они пойманы. Это купчины портовые, мы у них давеча поймали человек тридцать беспаспортных работников. Они пришли мне посулы сулить, ха! Ещё бы они перед тобой не лебезили! Ты б посмотрел, как они тут растекаться начнут! Дак что там у тебя?

- Хочу справочку навести про одного типчика. В паспортном столе или как…

- Ну-с, что за типчик?

- На Аксайской улице, восьмой дом от угла. Живёт швед или чухонец… года, м-м, года, эдак, тридцать пятого рождения. Хотелось бы знать, кто таков и откуда здесь взялся.

Михаил Васильевич на секунду задумался.

- Что-то ты темнишь, Лёша, с этой Аксайской улицей. Ну-ка, давай начистоту, что случилось?

Алексей был готов к подобной постановке вопроса. В конце концов, ему ли было не знать прямолинейный характер дядюшки?

- Ко мне обратились с маленькой просьбой… Узнав, что я работаю юридическим консультантом по залоговому кредитованию, попросили проверить документы на купчую земли. Некоторые моменты мне показались невнятно прописанными. Земля была в залоге, потом её вроде бы выкупили, но как-то непонятно, при этом нет документа об окончательном погашении ссуды. В общем, если совсем коротко говорить, я заподозрил перезаклад земли, то есть погашение долга перед одним кредитором посредством займа у другого. Другими словами, упомянутый швед или чухонец может быть заимодавцем, который предъявит права на землю после того, как добросовестный приобретатель, которого я консультирую, заключит сделку, - быстро оттарабанил Алексей. Он был абсолютно уверен, что дядюшка не понял и половины сказанного.

- Э-э… - дядюшка снова задумался и не придумал ничего более умного, как ответить. - Так пусть твой покупатель обратится в полицию.

- Спасибо, дядя Миша, но он обратился ко мне.

- Ну, хорошо, - вздохнул Михаил Васильевич. - Купишь мне бутылку коньяку.

Он поднялся со своего места за старым скрипучим столом и подошёл к настенному телефонному аппарату. Громадная новая коробка, изготовленная из вишнёвого тёмно-бурого дерева сорта "альдер", резко контрастировала с убогой казённой обстановкой кабинета полицмейстера. Телефоны, получавшие со второй половины восьмидесятых годов девятнадцатого столетия всё более широкое распространение, уже перестали быть для российской полиции заморской диковинкой. Достижения в этой области напрямую были связаны с деятельностью министра внутренних дел графа Толстого, много сделавшего для развития средств связи подчинённого ему ведомства. По его инициативе было создано единое Главное Управление почт и телеграфов, обеспечившее полицейские органы Империи независимой системой связи. Полицейские части в некоторых крупных городах объединялись телефонной сетью, которая с каждым годом делалась всё более совершенной и разветвлённой.

Поднеся к уху динамик, дядя Миша несколько раз тренькнул рычажком, привлекая внимание диспетчера на коммутаторе, затем, наклонившись к аппарату, важно проговорил в микрофон:

- Сударыня, будьте так любезны ротмистра Величко…

Технический прогресс ещё не дошёл до изобретения трёх- и четырёхзначных номеров, поэтому все абоненты телефонной сети выступали под своими собственными фамилиями. Да и было этих абонентов в Ростове всего-то двести человек! На том конце провода ответили быстро. Михаил Васильевич по-военному лаконично поприветствовал собеседника и поинтересовался:

- Тимофей Владимирович, можешь ли предоставить мне краткую справку об одном лице, проживающем на твоём участке? Приметный такой человечек шведской народности, думаю, ты его должен знать… А что, у тебя на Аксайке проживает много шведов? Нет, фамилию его ты мне сам назови; я могу назвать дом. Хорошо, подожду…

Наверное, с минуту, а может, больше, дядя Миша стоял молча, с важным видом придерживая возле уха воронку динамика диаметром с копыто телёнка. Затем, услышав, видимо, в трубке голос, встрепенулся.

- Да, здесь я. Уже пишу, - он подал знак Алексею и тот, живо схватив ручку, приготовился записывать. - Как фамилия? Господи, как с такой фамилией человек может жить в России?! Ху-ви-нен? Хю-ви-нен? Господи, вот бедолага… Х-Ё-В-И-Н-Е-Н… Ну, записал. М-А-Р-Т-Т-И, с двумя "т", я понял. А чем занимается? Да… да, очень интересно, продолжай. Да, понял.

Михаил Васильевич продолжал разговаривать со своим абонентом, а Алексей изучал записанные на листе имя и фамилию. Он сразу понял, что справка ротмистра Величко посвящена именно тому самому странному жителю Аксайской улицы, которого соседи называли Макаром. Словообразование "Макара" от скандинавского "Мартти" было очевидно, русские люди переиначили иностранное слово на свой манер. Дядя Миша, закончив телефонный разговор, повесил трубку и вернулся к столу. Выглядел он на удивление озадаченным.

- К твоей земельной афере этот человек отношения, видимо, не имеет, - задумчиво заговорил он. - Но персонаж в высшей степени интересный. Родом из аландских шведов, есть такие в Великом княжестве Финляндском, родился в 1832 году, то есть сейчас ему пятьдесят семь, стало быть. Женат был на курляндской немке. Как ты знаешь, в Приазовье немцев приглашали целыми деревнями и вот наш… Ху… то есть Хё… Х-ё-в-и-н-е-н… ну и фамилия же! Бедный чухонец, как ему живётся с такой фамилией на Дону… переселился со своей женой и её родственниками на юг. Однако прошло время, и немцы прогнали его из своей деревни. Вроде бы у Х-ё-в-и-н-е-н-а - Господи, ну что за фамилия! - умерла жена, и родня грешила на него, дескать, он её свёл. Была жалоба в полицию, было следствие, но ничего не нашли, не доказали.

- Когда это было? - уточнил Алексей Иванович.

- Это было накануне включения ростовского уезда в состав Области Войска Донского, то есть в 1862 году. Проверку жалобы проводила новороссийская полиция. Что именно показала проверка, сейчас уже никому неведомо, думаю, ничего не показала, поскольку в возбуждении дела было отказано. Однако немецкая родня официальным ответом не удовлетворилась и Мартти из деревни выгнала. Такой вот у него интересный хвост. Хёвинен осел в Ростове, постоянно выправляет себе паспорт, что свидетельствует о его частых разъездах. Сам знаешь, коли человек сиднем сидит на одном месте, то паспорт ему не нужен.

- А что про его занятия говорят?

- Да чертовщиной всякой занимается: крыс выводит, кротов, скотину, вроде как, заговаривает, лечит людей…

- И как лечение, помогает?

- Наверное, помогает, раз люди деньги платят, - задумчиво ответил дядя Миша и добавил с мрачной решимостью в голосе: - Хотя я бы не пошёл лечиться к человеку, заподозренному в отравлении собственной жены.

10

За последние два дня Алексей Иванович Шумилов в своих розысках определённо продвинулся вперёд. Но сейчас он чувствовал, что пришёл момент, когда следовало остановиться и задуматься над тем, в каком вообще направлении он движется, что именно хочет найти и насколько полученный результат отвечает поставленной цели.

Был ли Макар тем Блокулой, о котором нечаянно обмолвилась Гунашиха? Шумилов не был в этом уверен. Но он уже не сомневался, что после визита Шумилова колдунья поспешила предупредить именно Мартти Хёвинена. Причём проделала это достаточно изощрённо, без непосредственного контакта со шведом. Было очевидно, что Мартти-Макар ведет совершенно иной образ жизни, чем остальные жители здешних мест.

Он не занимался никаким крестьянским трудом, не держал домашнюю живность, не имел даже коровы, что по местным представлениям было прямо-таки ненормально. При этом вероятно, что швед имел лошадь, ибо соседи утверждали, что он имел обыкновение по утрам уезжать. Найти извозчика здесь невозможно, только если случайно подвернется. Да и дороговато, поди, здешним обитателям ездить на извозчике каждый день. Лошадь нужна Мартти Хёвинену для перемещений на большие расстояния.

Куда же он ездит по утрам? И почему именно по утрам? Середина дня в южной России, понятное дело, - не лучшее время для поездок или для работы на свежем воздухе: слишком уж безжалостно солнце.

А вот вечер - излюбленная пора для возни в огороде, общения, гуляний и поездок. Между тем вечера швед проводит в полном затворничестве.

Ещё один существенный вопрос - на что он вообще живет? Каков источник его доходов? Избавление от кротов и крыс - ремесло, прямо скажем, не слишком прибыльное, на него невозможно прожить в течение всего года, тем более, если нет своего полноценного хозяйства. Ведь молоко, сметану, сыр и колбасы шведу приходится покупать на рынке, не святым же духом он питается! Безусловно, он должен иметь иной источник дохода, никак не связанный с традиционной крестьянской деятельностью.

Колдовство? Возможно. Если, предположим, он оказывает услуги тайного, незаконного свойства, то такие услуги должны быть недёшевы. Мадам Максименко и подобные ей, поди, не стали бы торговаться из-за лишней сотни рублей.

Для Шумилова было важно вскрыть связь Хёвинена с Максименко, разумеется, если таковая существовала. Это могло объяснить механизм убийства Николая, противоречивую клиническую картину его смерти, не позволившую выдвинуть против его вдовы обвинение в отравлении. Гунашиха встречалась с Александрой и прямо признала это, да и швейцарские часы с обратным ходом разоблачили её лучше всяких признаний. Но не существовало пока никаких прямых свидетельств тому, что Хёвинен поддерживал контакты с Александрой Егоровной. Вот если бы удалось попасть в его дом… И притом в отсутствие хозяина! Тогда можно было бы прояснить вопрос о колдовстве. Глядишь, может, и нашлось бы какое-то свидетельство его встреч с Алесандрой Максименко. Хотя, подобное везение из области фантастики. Хитрый преступник в подобной ситуации не оставил бы таких свидетельств.

Но о проникновении в дом Мартти-Макара нечего и думать - слишком велик риск. Существовал и другой довод против тайного проникновения: предупреждённый Гунашихой старик мог подготовиться к визиту незванного гостя и расставить по всему дому скрытые "маячки", незаметные постороннему глазу. Их нарушение с очевидностью продемонстрировало бы хозяину тот факт, что за ним тайно следят, и дом его подвергался осмотру. Как повёл бы себя старик после этого, предсказать решительно невозможно.

Проведя целый вечер в раздумьях о целесообразности тех или иных дальнейших действий, Шумилов, в конце концов, склонился к мысли о необходимости выяснить, куда и с какой целью каждое утро отлучается Мартти Хёвинен. Сделать это можно единственным способом: проследить. Трудность состояла в том, что слежку мог обнаружить не только сам Мартти, но и кто-то из его соседей. Понятно, что подозрения могли пасть на самого Шумилова. На Аксайской улице не было ни одного общественного места - ни трактира, ни мелочной лавочки, ни больницы - словом, ни одного здания, откуда можно было бы вести наблюдение под благовидным предлогом. Кругом были только частные подворья с собаками да пустынная улица, на которой прекрасно просматривался любой прохожий.

Алексей Иванович вспомнил о заброшенном доме с запертыми ставнями, поросшим бурьяном двориком и ветхим подгнившим забором. Участок, на котором находился этот дом, располагался через улицу и несколько по диагонали от участка Хёвинена. Точка для наблюдения представлялась вполне подходящей, особенно, если залезть под крышу; дом старика оттуда должен был просматриваться хорошо. Начинать слежку следовало именно с этого места.

Вечером Шумилов вновь подсел к своей домовладелице с разговорами. Она, казалось, была польщена таким вниманием постояльца, по виду - настоящего барина и человека, безусловно, образованного.

Впрочем, даже ради беседы Варвара не оставила своего занятия - штопания детского бельишка. Вообще, как уже обратил внимание Алексей, она никогда не сидела без дела; в её руках одно рукоделие сменялось другим, и всё это проделывалось ею с мягкой улыбкой, сноровисто и на удивление споро. Алексей Иванович предупредил хозяйку о том, что сегодня ночью ему придётся уйти:

- У меня будет важная встреча, так что, Варвара, вы не удивляйтесь, если не увидите меня утром.

Женщина истолковала его слова вполне определённо:

- Она мужняя жена?

- Можно сказать и так, - согласился Шумилов. - Поэтому посторонним об этом лучше не рассказывать.

Уже в девятом часу вечера Алексей Иванович отправился спать. Он имел счастливую способность просыпаться без будильника в любое время, даже непривычное для организма. Засыпая, он мысленно давал себе команду, в какой именно момент времени желает проснуться, и после этого смотрел на часы, задавая тем самым точку отсчёта. Внутри словно запускался часовой механизм, безошибочно отмеряя отпущенное на сон количество часов и минут. Способность спать произвольно отмеренный промежуток времени выработалась у Шумилова ещё в юности, в годы учёбы в училище правоведения. С возрастом этот навык только укрепился и достиг очень высокой точности.

Проснулся Шумилов как того и желал - в самое тёмное, глухое время ночи - в четверть третьего пополуночи. Было необыкновенно тихо и покойно. Дом спал, как, казалось, спало всё вокруг. На полу светлым прямоугольником отпечаталось залитое лунным светом окно. Чтоб не разбудить хозяйку и её детей - уж больно скрипучими были половицы в доме - Алексей Иванович решил именно таким путём, через окошко, выбраться на улицу.

Легко спрыгнув на землю, Алексей тихо скользнул к калитке. Гремя цепью, ему под ноги с трогательной преданностью кинулся хозяйский пёс. Полкан с первого дня, как только Шумилов поселился в доме, всячески демонстрировал новому жильцу признаки собачьего расположения.

- Привет, дружок, - зашептал Шумилов, - тихо, тихо, не шуми… Вот умничка!

Назад Дальше