Егоровне купцы подносили шампанское. - Этакую звезду первой величины загасить!
- В феврале этого года состоялся первый суд. Дубровины выкатили очень мощную защиту. Угадайте, кого они выставили?
- Ну не томите, просто скажите, как есть.
- Московского присяжного поверенного Плевако.
- Н-да, фамилия известная. Думаю, ростовская прокуратура немногое сумела ему противопоставить.
- Да уж, Плевако оказался хорош, - согласился Антонин. - Он защищал моего врага, но честное слово, я им любовался. Он запутал всех. Причём, он даже не оспаривал факта отравления. Он просто напирал на то, что обвинение не разделило персональную ответственность обвиняемых.
- Кстати, если помните, Антонин, я вам говорил о таком казусе. Это серьёзная юридическая проблема, её нельзя недооценивать.
- Вот именно. Только это надо было не мне говорить, а этим умникам из прокуратуры окружного суда. Плевако рассудил так: сознания обвиняемых в совершении преступления нет, само обвинение не смогло доказать, кто именно из них убийца, а кто пособник. Ведь ясно, что не оба они вливали яд одновременно. А раз нет убийцы, то нет и пособника.
Присяжные посидели, подумали и - оправдали обоих обвиняемых за недоказанностью вины!
- Не надо возмущаться, Антонин, я бы на их месте тоже оправдал, - заметил с вздохом Алексей Иванович. - Ведь ясно же, что убийца только один из двух обвиняемых. Но как юридически корректно доказать, кто же именно?
- Я предлагал пригласить в суд меня или вас, дабы мы смогли сообщить о том, что узнали от Блокулы, - продолжил свой рассказ Антонин Максименко. - Но обвинение решило этого не делать. Причин тому было много: во-первых, появление упоминаний о трупном яде заставило бы задуматься о происхождении мышьяка, а сие было расценено как ненужное запутывание дела, во-вторых, смерть Хёвинена не позволяла проверить наши заявления по существу, в-третьих…
- В-третьих, вы были заинтересованным лицом, а в-четвёртых, мы не имели права заниматься самостоятельными розысками, - Шумилов махнул рукой. - Это всё правильно, Хёвинена с его мокрицами не стоило сюда приплетать. Как советовал Оккам: не надо плодить сущностей сверх необходимого. Что же было дальше?
- Прокурор отказался освободить Александру и Аристарха. Даже после оправдания они остались в тюрьме. Обвинение заявило кассацию. Сенат её рассмотрел, постановил забрать дело из таганрогского судебного округа и отдать его в харьковский для нового рассмотрения. Дубровины наняли другого присяжного поверенного - Николая Холева.
- Весьма, кстати, известный зубр, - заметил Шумилов. - Хотя считается слабее Плевако, но, тем не менее, тоже очень сильный адвокат.
- Холев выбрал совершенно иную тактику защиты. Он принялся опровергать результаты судебно-химических исследований. Во-первых, он поставил на вид обвинению то обстоятельство, что оба исследования проводил Роллер, то есть одно и то же лицо. Получалось, что Роллер должен был проверить самого себя, а это неправильно. Проверочное исследование должно было быть поручено другому специалисту. Во-вторых, Холев придрался к оформлению актов химических исследований. Они должны были с наивозможнейшей точностью фиксировать всё, что делал исследователь, и что он наблюдал в результате своих манипуляций. В частности, акты должны были зафиксировать следы ртути, ведь сулема - это водный раствор ртути. А сулемы в теле должно было быть достаточно много, не менее четверти штофа. Однако в актах Роллера нет ни слова об обнаружении следов ртути. Скорее всего, провизор просто не включил в документ упоминание об этом, однако данное обстоятельство позволило Холеву поставить вопрос следующим образом: либо Роллер был недобросовестным исследователем, подгонявшим результат под определённый ответ, либо ртути не было вовсе. И тут опять всплыла очень удобная версия о том, будто аптекарь перепутал мышьяк и сулему и выдал в пять утра одно вместо другого. Защита была к этому фокусу готова и даже располагала показаниями аптекаря, признававшего возможность такой ошибки. А вот обвинение - нет. Надо было видеть, как растерялся обвинитель… Тьфу, противно!
Антонин поднялся с кресла, прошёл по комнате, успокаиваясь. Шумилов, воспользовавшись паузой, налил ещё по рюмке коньяку.
- Давайте-ка, Антонин Фёдорович, выпьем за вашего брата, - предложил Шумилов. - Мне не довелось быть с ним знакомым, но я знаком с вами и верю, что он был таким же достойным человеком.
- Это был замечательный человек… Умница, светлая голова. Ни за что погиб, эх-ма… Они выпили, не чокаясь.
- Александру отпустили. Не с нашими талантами, стало быть, найти законную управу на эту гадину, - проговорил Антонин. - Но я ей не прощу… Вы бы простили?
- Не знаю, это очень сложный вопрос. Наверное, нет..
- Вот и я не прощу. Отомщу обязательно, - Антонин внимательно посмотрел в глаза Шумилову.
Тот всё понял и предостерегающе поднял вверх руку:
- Антонин Фёдорович, месть - очень личное дело.
- А я вас ни о чём и не прошу, - Антонин опустил руку в карман пиджака и извлёк запечатанный конверт. - Алексей Иванович, я хочу сказать вам большое спасибо за всё, что вы для меня сделали. Я знаю, что вы делали это не за деньги, и мы никогда не обсуждали вопрос оплаты. Но тем дороже для меня такое бескорыстие. Знайте, что мой дом - это ваш дом, приезжайте в Ростов в любое время, знайте, что вас там ждут и всегда рады. А вот этот конверт откройте после моего ухода.
В конверте оказалась визитка Антонина Максименко и маленький ключик от банковской ячейки в хранилище Санкт-Петербургского международного банка. Когда Алексей Иванович явился в банк и открыл ячейку, то нашёл в ней сто консолидированных купонных облигаций Государственного банка Российской империи, номинированных в английских фунтах стерлингов. Стоимость каждой облигации составляла сотню фунтов, а всего пакета, соответственно, десять тысяч. Целое состояние…