5
Холодно, так холодно, что не могу дышать и паникую в воде, похожей на осколки стекла, и впервые думаю, что у меня действительно серьезные неприятности. Что я могу здесь и остаться. Мои белые спортивные штаны и толстовка такие тяжелые в ледяной воде. Легкие болят, их обжигает от холода, когда я пытаюсь вдохнуть, отчаянно стараясь держать подбородок над водой, но все тело отказывается работать – легкие, конечности, мозг. Холодная река побеждает. Она обжигает мои вены, будто огнем. Если мне удастся дотянуться до веток, я смогу выбраться на берег, если только я не погружусь, – и который час, который час? – и, ох, черт, я не чувствую рук. Тонкие ветки, словно скальпели для моей мертвенно-синей кожи, это ужасная ошибка, и который сейчас к черту час, и…
…Я делаю глубокий вдох, легкие снова разрываются от боли, но воздух теплый и сладкий, и нет душащей меня ледяной воды.
– Наташа?
– О господи, Наташа!
– Таша!
– Позовите врача!
Мамино лицо нависает надо мной, и мне инстинктивно хочется отмахнуться от нее. Она слишком близко. Я в замешательстве. Все еще пытаюсь дышать. Сердце колотится. Я не понимаю, где нахожусь. Моргаю, моргаю и снова моргаю. Тут жарко, ярко и сухо. Хейли и Дженни в комнате. Я слышу их вопли, когда медсестра оттаскивает их, чтобы подойти ко мне.
Думаю, я жива. И я испытываю такое облегчение! Я жива. Это больница.
Я двигаю губами, но слов не слышно. Горло пересохло и охрипло. У меня в руке игла от капельницы. Сколько я здесь нахожусь? Какой сегодня день? Голова пульсирует.
Вокруг меня слишком много суеты. Я пытаюсь повернуть голову набок, чтобы посмотреть на дверь, к которой спешат еще какие-то люди. Суставы и мышцы шеи вопят от боли. Я вижу разметавшиеся по подушке светлые волосы, что удивляет мой растерянный разум. У меня темные волосы. Это не мои. Нет, у меня были темные волосы. Я перекрасилась, чтобы быть, как подружки. Все блондинки. Взаимозаменяемые.
Все что-то говорят, или мне это кажется. Поток шума. Я осознаю, что, помимо всего прочего, звучит знакомая музыка – где-то лежит "iPod", подключенный к колонке. Это мой? Кто его сюда принес? Сколько я здесь нахожусь? Разговоры и шум. Разговоры и шум. Всего этого слишком много. Трудно сосредоточиться. Внезапно я вспоминаю о Бекке.
– Бекка была здесь? – спрашиваю я.
Голос грубый, как наждачная бумага, он не похож на мой. Так может говорить одержимая девочка из ужастика. Думаю, это также шокировало и всех остальных, ведь на мой вопрос отвечают молчанием. В комнате ощущается какое-то странное спокойствие, блаженная тишина, пока они все смотрят на меня.
– Бекка была здесь? – снова спрашиваю я.
– Да, – отвечает мама. Ее сухая, как бумага, дрожащая рука крепко сжимает мою. – Да, она приходила вчера и говорила с тобой.
– Я так и думала. – Я улыбаюсь и закрываю глаза.
6
Выдержка из
КОНСУЛЬТАЦИИ ДОКТОРА АННАБЕЛЬ ХАРВИ ПАЦИЕНТКИ НАТАШИ ХОУЛЕНД, ПОНЕДЕЛЬНИК, 11/01, 09.00
НАТАША: Это странное ощущение. Вы бы тоже странно себя чувствовали, не так ли? Я имею в виду, если бы умерли таким образом. В смысле, я думаю, что не была полностью мертвой, иначе меня бы сейчас здесь не было. (Смешок.)Но, вспоминая, что мое сердце не билось почти четверть школьного урока, когда я думаю об этом… Да уж, это приводит в ужас. Знаете, если бы тот парень, гуляющий с собакой, появился на две или три минуты позже или вообще его не оказалось бы там, что бы тогда произошло? Нехорошо, когда такие мысли в голове. Но сейчас я чувствую себя нормально. В смысле, ничего такого не было, я не видела туннель или яркие огни, или что-то в этом роде. Я ничего не помню. (Смешок.)Но тогда у меня проблемы с памятью, правильно?
ДОКТОР ХАРВИ: Это сильно тебя беспокоит? Потеря памяти?
НАТАША: Я думаю, что из-за этого чувствую себя более странно, чем если бы просто почти умерла. Я помню, как в четверг шла на обед во время перерыва. Это все. Я не помню, что я делала в тот вечер. Я ничего не могу вспомнить о пятнице или пятничном вечере. Такое чувство, что всего этого времени просто не было. Когда я очнулась прошлой ночью, я смутно помнила, что находилась в ледяной воде и паниковала, так как думала, что умираю. Кроме этого – ничего.
ДОКТОР ХАРВИ: Та вспышка воспоминаний, которая у тебя была, о пребывании в воде – что ты в это время чувствовала? Не считая страха воды. Ты знала, что есть кто-то поблизости?
НАТАША: Типа нападающего, кто-то в этом роде?
ДОКТОР ХАРВИ: Попробуй не вешать мысленные ярлыки. Просто подумай о том, что ты помнишь.
НАТАША: Я помню, как была в воде и пыталась добраться до берега. Я не знаю, был ли кто-либо еще неподалеку. Это просто мимолетное воспоминание… вроде как конец сна, который ты еще помнишь, проснувшись. Понимаете? Вы вроде бы помните его, но это просто обрывки чего-то. Я не знаю, вспоминаю ли я что-то или просто помню об этом воспоминании. (Смешок.)Это звучит дико, но вы понимаете, что я имею в виду?
ДОКТОР ХАРВИ: Как думаешь, почему это время выпало из твоей памяти?
НАТАША: Я не знаю. Мы ведь просто машины, не так ли? Я была мертва тринадцать минут. Это, наверное, повредило какие-то провода.
ДОКТОР ХАРВИ: Значит, тебя ничто не насторожило? Из того, что ты помнишь.
НАТАША: Вы говорите, как инспектор Беннет. Те же вопросы. Она разве не показывала вам свой отчет?
ДОКТОР ХАРВИ: Да, показывала, но я бы хотела услышать это от тебя, чтобы лучше понять, как тебе помочь. Извини, если заставляю тебя повторяться.
(Пауза.)
НАТАША: И вы меня извините. Я знаю, вы просто пытаетесь помочь. Я просто… В любом случае, со мной все было в порядке. Я была не в духе из-за того, что пришлось вернуться в школу после каникул, но на самом деле даже это было не настолько плохо. Когда слишком долго общаешься с моей мамой, это становится в тягость. Она все время хочет делать что-то вместе, это, конечно, мило, но ее бывает слишком много. Я уже не ребенок.
ДОКТОР ХАРВИ: Поэтому ты ускользнула из дома через окно?
НАТАША: Я не знаю, сбегала ли я. Полагаю, раз родители говорят, что я сказала им, что ложусь спать, тогда, наверное, сбегала.
ДОКТОР ХАРВИ: Входная дверь была заперта изнутри.
НАТАША: Тогда я, должно быть, вылезла через окно. (Нервный смешок.) Вы больше меня знаете о том, что я делала. Я не знаю, почему пошла на улицу. Я бы хотела знать, но нет.
ДОКТОР ХАРВИ: Что ты можешь сказать о сообщении, которое ты получила в ту ночь?
НАТАША: Ничего. Номер мне незнаком. Он, по-видимому, не отвечает, когда полицейские звонят на него или пишут. Все сразу переадресовывается на голосовую почту, как будто он выключен. Кажется, инспектор сказала, что это был предоплаченный телефон. Большинство моих друзей подключены по контракту. Никто уже давно не пользуется предоплаченными телефонами.
ДОКТОР ХАРВИ: Это тебя беспокоит?
НАТАША: Что меня беспокоит?
ДОКТОР ХАРВИ: То, что ты не знаешь, кто отправил сообщение. Что полиция не знает, кто его отправил.
НАТАША: Это должно меня волновать? Не знаю. Наверное, это просто какой-то случайный парень, которому я спьяну дала свой номер.
ДОКТОР ХАРВИ: Такое часто бывало?
НАТАША: То, что я была пьяна или что дала свой номер? (Пауза.) Ну, а вообще, что значит часто? Иногда я даю свой номер. Иногда мои друзья так шутят.
ДОКТОР ХАРВИ: В сообщении говорилось о встрече в 3 часа ночи в обычном месте. А ты посреди ночи ушла.
НАТАША: Я знаю, но эти два события могут быть не связаны между собой. Я не ответила на сообщение, правильно? Нет, судя по тому, что сказала инспектор Беннет. Готова поспорить, что это сообщение не было предназначено мне. Кто-то мог ошибиться номером. Какое может быть обычное место с кем-то, кого я не знаю? У меня нет "обычных мест" со знакомыми.Даже с… (Пауза. Незначительная заминка и колебание.) Даже с самыми близкими друзьями.
ДОКТОР ХАРВИ: Ты в порядке? Ты что-то вспомнила?
НАТАША: Да. В смысле да, я в порядке. Нет, я ничего не вспомнила. Извините. Просто устала. (Ерзает на стуле.) Слушайте, я уверена, что ко мне вернутся все воспоминания и в них не будет ничего особенного. Наверное, я просто глупая и вышла на улицу потому, что мне стало скучно, а потом упала в реку в темноте. Возможно, это случайно попавшее ко мне сообщение застряло в моем подсознании, и из-за этого я решила выйти на улицу. Мы даже не знаем, во сколько я покинула дом. Возможно, позднее времени, указанного в сообщении. Не знаю. Может, я вспомню, но сейчас я не знаю.
ДОКТОР ХАРВИ: У меня есть кое-что для тебя.
(Пауза.)
НАТАША: Для чего это?
ДОКТОР ХАРВИ: Я хочу, чтобы ты вела дневник. Записывай туда свои мысли, чувства. События. Это часто помогает пациентам с провалами памяти. Ты не обязана показывать его мне.
НАТАША: А это означает, что я не обязана его вести. Я просто хочу домой. Я хорошо себя чувствую, честно. Тут воняет дезинфицирующими средствами. Мне придется три раза помыться, чтобы смыть этот запах. (Смешок.) Тем не менее, думаю, это лучше, чем ледяная речная вода. Я могу идти?
ДОКТОР ХАРВИ: Боюсь, от меня не зависит, когда тебя отпустят, но уверена, что врачи не будут держать тебя здесь дольше, чем это необходимо.
НАТАША: Я пообещаю им, что теперь не буду выходить ночью из дома без надувных нарукавников. На всякий случай. (Смешок.)
Выдержка из
ОТЧЕТА ИНСПЕКТОРА КЕЙТЛИН БЕННЕТ, ПОНЕДЕЛЬНИК, 11 ЯНВАРЯ
На теле Наташи Хоуленд обнаружены следы ушибов и порезы, но отсутствуют явные признаки физического насилия. Штатный психолог больницы Аннабель Харви считает, что, несмотря на частичную потерю памяти, если бы Хоуленд получила психическую травму, такую, как при нападении, перед тем как упала или ее сбросили в реку, то в ее реакциях и поведении четко прослеживался бы посттравматический синдром. Сейчас она спокойна и хорошо себя чувствует.
В записях телефонных разговоров Хоуленд не обнаружено необычной активности, кроме сообщения с незнакомого номера, полученного в 00.33: Встречаемся сегодня в три часа ночи. В обычном месте. Хоуленд утверждает, что номер ей незнаком, и он отсутствует в ее списке контактов.
Сообщение было отправлено с предоплаченного телефона, купленного в магазине "Ван Селл Стоп" в торговом центре "Брекстон". Этот и еще один такой же телефон были приобретены за наличные 14 октября. Были запрошены записи с камер видеонаблюдения, установленные в торговом центре и магазине.
Хоуленд полагает, что сообщение на ее номер отправлено ошибочно. Меня беспокоит отсутствие какой-либо ее реакции на это. После опроса более двадцати подростков из ее школы заявили, что в такой ситуации ответили бы на сообщение: "Кто это?", Хоуленд же не ответила. Хотя меня и беспокоит отсутствие ответа, это ничего не доказывает; она могла решить не отвечать на сообщение с неизвестного номера.
Ни на берегу реки, ни в лесу неподалеку не было выявлено следов борьбы, хотя сильный снегопад в ту ночь и последующее утро сильно затруднял поиски. До того как к Наташе Хоуленд вернется память, полиция может лишь попытаться установить отправителя, опрашивая ее друзей и анализируя записи с камер наблюдения торгового центра.
На данный момент нет оснований считать это уголовным расследованием.
7
В понедельник улей, как и ожидалось, гудел, и Бекка чувствовала, что ей вслед поворачивались головы, когда она шла по коридору. Все знали, что она была в больнице. Благодаря фотографу из местной газеты, который слонялся у входа, они пронюхали, что Эйден сотрудничает с мужчиной, который вытащил Наташу из реки. Они также были в курсе, что давным-давно Бекка и Наташа дружили и что Бекка была первой, кого Наташа упомянула, когда очнулась. Все это сегодня жужжало в телефонах.
Ах да, я, пожалуй, это помню. Черт, Таша тогда носила брекеты, разве нет? Правда, что Бекка Крисп тогда была толстой? Прямо как свинья?
Перешептывания. Бормотания. Взгляды. Она хотела, чтобы все это прекратилось. Ей это нужно было не больше, чем Таше. Изредка кто-то пытался заговорить с ней, но она просто старалась прошмыгнуть мимо. Тот, кто хотел новостей о Таше, мог обратиться к двум Барби. Вот они жаждали внимания.
Не считая того, что она видела их в окружении толпы жадных до сплетен подражателей в общем зале на перерыве, Бекке удалось избежать встреч с Хейли и Дженни в первой половине дня, и она надеялась, что так и будет, пока не прозвенит последний звонок и она сможет сбежать. Это должно было у нее получиться. У Бекки последней парой было рисование, на которое не ходила ни одна из этих девочек.
– Ты в порядке? – спросила Ханна.
Она теперь была, можно сказать, лучшим другом Бекки, насколько таковым мог быть кто-то кроме Эйдена, и они, как это обычно бывало в обед в холодные дни, сидели на батарее в коридоре, куда выходили двери кабинетов естественных наук, и делились остатками чипсов. Ханна целый день не упоминала о произошедшем с Ташей – после того как Бекка вчера огрызнулась на ее сообщение, заявив, что не хочет говорить об этом, – но это все еще было между ними, темная точка на сером облаке, нависшем над всей школой. В глубине души Бекка хотела, чтобы Ханна все-таки спросила ее. Тем самым она показала бы, что в ней есть хоть какой-то чертов стержень. Ханна была милой и могла быть забавной, когда расслаблялась, и она была отличной слушательницей, когда Бекка либо воспевала Эйдена, либо злилась на него, но она, без сомнений, была мягкотелой. В их дружбе Бекка была главной. У нее были и другие друзья: Кейси из клуба театральных технологий, Эмили, с которой она сидела на английском, и, конечно, Эйден. Иногда возникало ощущение, что у Ханны была только Бекка. У нее никогда не было каких-то своих планов. И она всегда была рада видеть Бекку.
Бекка осознавала, что, как ни крути, теперь ее лучшей подругой была серая мышка, чье имя лет через пять никто из соучеников и не вспомнит. Это было серьезным падением по сравнению с тем, что она была лучшей подругой Наташи Хоуленд. Сегодня это беспокоило ее больше, чем обычно. Но Ханна, похоже, не замечала этого.
– Да, в порядке. Я бы покурила перед рисованием. Ты пойдешь?
– Нет, я побуду в тепле.
Ханна не раз говорила, что ее мать сойдет с ума, если от нее будет вонять сигаретами, но Бекка знала, что на самом деле именно Ханне был ненавистен этот запах. Если они где-то гуляли, она всегда стояла немного в стороне, когда Бекка курила, и она не умела настолько хорошо скрывать свои чувства, чтобы Бекка не заметила, что ей это неприятно. И она была права, это не просто неприятно, но даже противно. Но это также было проявлением бунтарского духа и беззаботности, да она уже и привыкла к сигаретам. Ей нравилось ощущать теплый дым глубоко в легких. Вкус, в котором содержалась тысяча "пошли на хрен", адресованных ее матери и улью.
– Ладно, – сказала она, поднимаясь. – Позже спишемся. Удачи на географии.
– Ох, спасибо. – Ханна улыбнулась и закатила глаза. – Ну, насмешила!
* * *
После посиделок на горячей батарее лютый мороз на улице кусал, и Бекка, спрятав лицо в воротник толстого пальто, шмыгала носом, пока обходила здание спортзала. К тому времени, как она пролезла через щель в заснеженной изгороди и оказалась на небольшом пятачке перед игровыми полями, сигарета уже была у нее во рту, а рукой она пыталась нащупать в забитом всякой всячиной кармане зажигалку. Хоть бы снегопад прекратился! Ноги в мокрых кедах немели и покалывали, гладкие подошвы скользили по раскисшей земле, когда она пробиралась к углу стены. Ее мама, как ни больно это признавать, была права. Кеды действительно были не лучшей обувью для такой погоды.
– Значит, я даже покурить спокойно не могу.
Бекка подняла голову, и ее сердце сжалось. А ведь она так надеялась, что избежит встречи с Барби до конца дня! Хейли, держа тонкую сигарету "Vogue", тоже не обрадовалась, увидев ее. Она слегка запрокинула голову и выпустила струю дыма, будто могла сдуть Бекку.
– Не думаю, что бег и курение хорошо сочетаются.
– Только если ты не бегаешь так же хорошо, как я.
Бекка прикурила сигарету. Ее сердце нервно колотилось, и она не совсем понимала, почему. Это ведь просто Хейли. Плевать на нее.
– Думаю, это помогает от лишнего веса. Я знаю, как для тебя это важно.
Хейли многозначительно посмотрела своими идеально накрашенными глазами на Бекку и сказала:
– Это же не я была толстой.
Она прислонилась спиной к стене, светлые волосы развевались над ее меховым капюшоном, пока она курила, спокойная и непринужденная. Бекка не могла не признать, что Хейли весьма привлекательна. Может, даже красивее Наташи. Ее мама сказала бы, что она потрясающая. Элегантная. Даже в прошлом семестре, когда она упала с лестницы и была вынуждена несколько недель, почти до самого Рождества, ходить с перевязанной рукой, это выглядело стильно. Бекка пыталась представить, как Хейли взбирается на дерево, но вместо этого вспомнила только, как близки они были тогда. Вдруг она почувствовала себя слишком уставшей, чтобы размениваться на злобные насмешки. Какой смысл? Как только Наташе станет лучше и ее выпишут из больницы, о Бекке забудут, и они разойдутся по противоположным сторонам их социального спектра.
– Ты в порядке? – в конце концов спросила она, злясь оттого, что это прозвучало с интонацией Ханны. Покорно. Кротко. Ей не хотелось чувствовать себя тряпкой.
– Будто тебя это волнует! – парировала Хейли.
Бекка на самом деле просто хотела что-то сказать, чтобы нарушить неловкое молчание. Она глубоко затянулась сигаретой, желая побыстрее ее выкурить.
– Я просто спросила. А что, обязательно нужно быть стервой?
Хейли опустила взгляд на свои сапожки. Конечно, на ней были настоящие угги. Бекка видела ярлык на заднике. Образ Дженни может состоять из подделок – у ее мамы-одиночки не было денег, но Хейли наверняка носила фунтов двести только на ногах. Она счистила снег с задника носком второго сапожка, испачкав его, будто показывая средний палец дороговизне обуви. Бекка видела, что угги промокли. Несмотря на их стоимость, у Хейли, наверное, ноги тоже замерзли.
– Что-то узнала от Таши? – спросила Хейли, не поднимая глаз.
Слова были легкими, как снежинки, но Бекка напряглась.
– А должна была?
– Я просто спросила, Бекс. – Хейли сымитировала ответ Бекки, но ее голос был уставшим, и на секунду лоск, который ей придавали курение, макияж и дизайнерская одежда, исчез. – Только и всего.
– Нет, – ответила Бекка. – Ничего. – Она помедлила, держа сигарету возле самых губ, и посмотрела на Хейли, внезапно поняв причину ее вопроса. – А что? Ты тоже ничего не слышала?
Хейли неопределенно пожала плечами, но ответ был понятен. Жирное "нет".
– Знаешь, я просто переживаю за нее.
– Разве ты не можешь ей позвонить?