Нина пробежала взглядом по экрану, кликнула на "фавориты".
Перед ней появился короткий список.
В самом верху испанский банк.
Логично при мысли о пяти фирмах Каггена.
Следующим за ним шел филиппинский банк.
Нина почувствовала, как пульс еще более участился.
Потом банк в Панаме, на том список и заканчивался.
Испания, Филиппины, Панама.
Три больших клиента фирмы Ингемара Лерберга: судоходные компании на Филиппинах и в Панаме и экспедиторская компания в Испании.
Она заставила себя расслабить плечи, немного отодвинула стул от стола.
Могло это быть совпадением?
Ни в коем случае.
"Она хотела спасти его жизнь", – всплыло в памяти.
Нина закрыла глаза.
Нора заняла деньги, и это на первый взгляд никак не отразилось на финансовом положении семьи. Для чего же она использовала их? С целью поддерживать на плаву предприятие Ингемара? Чтобы он выглядел успешным бизнесменом, а не бедолагой-политиком, которому пришлось уйти в отставку?
Одно не вызывало сомнений: Ингемар не знал об этом. Отсюда второй компьютер, пелена секретности, отсюда Ирина.
Нина поднялась и прошлась по кухне.
Нора заняла не у тех людей. Они заставили ее отмывать деньги в качестве оплаты, или она впуталась в это добровольно? Пожалуй, считала, что сможет контролировать ситуацию. Сумеет отмыть достаточно много денег и в один прекрасный день освободится от своего долга? А сама добровольно увязала все глубже, тогда как долги только увеличивались?
Нина знала, что у подобного развития событий нет конца, что это круг, который бесконтрольно разрастался и разрастался до кровавой развязки.
Она снова села на стул, окинула взглядом белую, отдраенную до блеска кухню.
Это продолжалось долго, шесть лет, потом все стало ломаться вокруг Норы, потолок и стены покрылись трещинами, весь дом разрушился. Какую панику она, наверное, испытала.
Возможности выбора иссякли, окончательно и бесповоротно.
Мужчина находился в заднем ряду группы возбужденных граждан, которые кричали и грозили кулаками в направлении фасада красивого кирпичного здания.
– Детоубийца! Детоубийца! – орали они.
Сам он ничего не говорил, просто, глубоко засунув руки в карманы своей куртки, наблюдал за людьми. И надо признать, находил ситуацию комичной.
Он стоял здесь среди толпы и мог только констатировать, что Андерс Шюман действительно сдержал слово. Несмотря на все утверждения этого быдла, главный редактор газеты "Квельспрессен" являл собой образец человека чести и гражданского мужества, под этим он первым был готов подписаться.
Ведь за все годы он ни словом не обмолвился о том, что у его телевизионной программы имелся некий секретный источник. Андерс Шюман был хорошим парнем, и он мог это лично засвидетельствовать. А сам считал себя знатоком человеческих душ, и с годами данное качество у него только развилось.
Мужчина фокусировался на дыхании и какое-то время чувствовал, как его живот расслаблялся при вдохе и втягивался при выдохе в непрерывной последовательности.
По иронии судьбы он и его точная копия обнаружили в себе склонность, определившую для них выбор крайне специфической карьеры при прохождении обязательной воинской службы. Они очень хорошо проявили себя в школе переводчиков в Карлсборге, особенно во время тренировок по проведению допросов с применением пыток, которые потом так критиковали в газетах. И тогда оба, не сговариваясь, с целью не выделяться из толпы, сделали вид, что это очень тяжело отразилось на их психике.
Перспектива пойти по проторенной дорожке и стать лесничими уже больше не прельщала их. Взамен они основали маленькую фирму по торговле лесом и занялись более интересным для них делом, коим сегодня главным образом и зарабатывали на хлеб. В качестве вольных художников и, прежде всего, в Скандинавии, но также не отказывались и от заказов, поступавших из других уголков Европы. Их работодатели постоянно менялись, но в этом смысле у них не было никаких предрассудков, и постепенно они начали трудиться для все более серьезных клиентов.
Виола Сёдерланд стала их первым большим делом. Ранее они выполняли разные мелкие задания для русских, их организации в ту пору не выглядели гигантами. Виола Сёдерланд вела дела со многими из них, покупала лес и землю и пыталась обмануть, считая неподготовленными любителями, и, в конце концов, стало понятно, что деньги исчезли, а также все возможности заплатить. Кроме того, ее проверяла полиция, и она, естественно, могла запеть в любую минуту. В результате чего превратилась в никому не нужный фактор риска.
Но он и его брат еще не отличались особым профессионализмом в то время. После Виолы Сёдерланд ему и его точной копии понадобилось как следует прибрать за собой. Полиция уже дышала им в затылок, они не знали, что у властей есть на них, но в любом случае им потребовалось разбираться с ситуацией.
А лучшим способом сбить ищеек со следа было, естественно, заставить их искать где-то совсем в другом месте. Поэтому они выбрали довольно спорный и рискованный метод: связались с самым авторитетным тележурналистом, какого только смогли вспомнить, а потом снабдили его "железными" данными о том, как Виола Сёдерланд сбежала из страны и далее жила припеваючи в бывшем Советском Союзе. И все получилось достаточно просто. Она ведь на самом деле планировала бегство. И рассказала об этом совершенно добровольно, им даже не понадобилось особо много с ней работать.
Мера с репортером представлялась тогда экстраординарной, но ее результат превзошел все ожидания. Власти, включая полицию, переключились с версии, где Виола считалась жертвой убийства, на сценарий, согласно которому она просто сбежала с целью не платить налоги.
А потом он и его копия решили, что им надо разделиться. Его брат-близнец, а может, и он сам, какая в принципе разница, покинул страну и эмигрировал в Испанию. Они купили квартиру в анонимном комплексе в горах около Марбельи, и один из них навечно исчез из шведской статистики. Другой же продолжал жить нормальной жизнью, пользуясь уважением в лесном бизнесе, с фирмой и квартирой в Тебю к северу от Стокгольма. Они периодически менялись, чтобы чувствовать себя как рыба в воде в обоих амплуа, под испанским солнцем и в богатом пригороде, и всегда могли обеспечить друг другу алиби. Это понадобилось несколько раз, сегодня ведь практически невозможно было не оставить после себя никаких следов. Но обычно они перемещались совершенно беспрепятственно, как в шведском, так и в испанском обществе: мужчина средних лет, крепкого телосложения и с поредевшей шевелюрой, в плохо сидящем пиджаке и потертых туфлях. Даже шлюхи в Пуэрто-Банусе больше не обращали внимания на них, его самого и его точную копию, одного человека в двух версиях.
Толпа вокруг него, казалось, вот-вот начнет биться в экстазе. Он улыбнулся. Надо же, как хорошо все получилось, подобного бонуса он когда-то и представить себе не мог. Забавно, конечно, а ведь эти люди действительно верили, что им известно, как все случилось на самом деле, чем закончилась история Виолы Сёдерланд.
Однако где она сегодня, было совершенно невозможно установить.
Он вздохнул довольно.
Они нашли бомбозащищенное место, чтобы избавиться от отходов. Он не смог удержаться от улыбки при этой мысли.
Бомбозащищенное в буквальном смысле слова.
"И не где-нибудь, а в Швеции, – подумал он. – Ведь нет другого такого места на земле, где люди так чтили бы всякие законы и директивы".
Всю огромную территорию под названием "Ракетный полигон Видсель", естественно, запрещалось посещать простым смертным, но там не было никаких ограждений. Просто по наружному краю через каждые тридцать метров стояли таблички, просвещавшие всех и каждого, что нельзя проходить дальше, поскольку можно попасть под ракетный обстрел. И одновременно через все его пространство проходила обычная дорога. По ней разрешалось ездить на любом транспорте, но не останавливаться и не ходить пешком. В некоторых местах даже поставили камеры, но в очень небольшом количестве, и их не составляло труда избежать.
Именно там они и избавились от своего груза, где уж точно на него не наткнулись бы грибники или прогуливающиеся собачники. Единственное, что могло бы найти ее останки, так это бомбы или гранаты. Но они ведь не умели говорить.
Все было очень просто. Человеческие кости очень трудно отличить от костей других млекопитающих. На вид, как принадлежащие гомо сапиенс, можно с полной уверенностью идентифицировать только череп, ступни ног, кисти рук и грудную клетку. Все остальное с таким же успехом может оказаться останками оленя, коровы, лося или какого-то другого не самого крупного животного.
Поэтому они отрубили голову, ступни и кисти и похоронили их глубоко и тщательно. Ребра же легко сломали обычным ломом. А потом дикие звери довершили работу. Конечно, по непостижимой причине в Норботтене не было ни одного волка, но хватало росомах, рысей, медведей и прочих хищников в тех девственных лесах, чтобы останки смогли исчезнуть за несколько дней. И честно говоря, они даже проверили это на опыте с помощью краденой свиньи, прежде чем поступить так же с настоящими отходами.
И через две недели части хрюшки оказались растащенными по территории в четыре квадратных километра.
Виола Сёдерланд стала первой настоящей жертвой. Где она находилась сегодня, было совершенно невозможно установить. Вероятно, ее кости валялись на пространстве от Вуо ллерима до Порьюса на север и до Сикфорса на юг.
Помимо черепа, кистей и ступней, которые покоились глубоко в земле примерно в пятидесяти метрах от государственной автострады, проходившей через тогдашний ракетный полигон Норланд.
Где находилась Нора, было, однако, еще труднее сказать.
Она считалась самым хитрым смурфом организации. Но, как ни печально, все глубже влезала в долги и больше не выполняла квоту, а когда организация предложила ей компромисс, отказалась. И в довершение всего, судя по определенным признакам, начала припрятывать деньги, а это уже переходило все границы. А сейчас она и вовсе пропала, что (с его точки зрения) было хуже всего. Он и его точная копия получили задание ликвидировать Нору и не сумели до нее добраться. Они не могли понять, куда она запропастилась, и ее муж тоже не знал этого. В чем они абсолютно не сомневались. И даже оставили беднягу в живых, лишь бы вытащить Нору на свет снова, но, похоже, не сработало и это. (И пьяница Экблад ничего не знал, в чем они убедились почти сразу же.)
Поэтому они сообщили в Москву, что Норы больше нет, так ведь все обстояло, а сегодня утром пришла оплата за выполненную работу на счет его лесной фирмы в уважаемом шведском Кредитном банке.
Он закрыл глаза и с помощью ноздрей отметил для себя разницу в температуре вдыхаемого и выдыхаемого воздуха.
Одно не вызывало сомнений. Если работодатели узнают, что они солгали и провалили свою миссию, им стоило бы считать за счастье, если для них все закончится только простой пыткой Spread-eagle.
Ему стало не по себе от этой мысли, и он на всякий случай быстро протестировал свое тело, как бы проверяя, что оно по-прежнему целиком принадлежит ему.
Им оставалось только надеяться, что Нора собственноручно закопалась так глубоко, что никогда не покажется на поверхности. А если она когда-нибудь даст о себе знать кому-то из своих близких, он рассчитывал сразу получить об этом информацию, сам ведь принял все необходимые меры, и тогда не только сама малышка Нора исчезнет, но также и все ее потомство. О чем Нора прекрасно знала, поскольку он лично предупреждал ее об этом.
Он позволил себе расслабиться.
Задание ведь они вроде как выполнили, ему нечего было бояться.
А вечером он собирался посмотреть телевизор и дать отдых душе и телу. Пятница все-таки. Может, съесть что-нибудь вкусное? Индийское, пожалуй?
Ветер, ударивший Аннике в лицо, когда она шагнула на улицу из подземки, оказался опьяняюще теплым и загазованным. Она на мгновение остановилась на выходе из мет ро, закрыла глаза от восторга и получила удар локтем в спину.
Эти улицы, сухие и пыльные, были сейчас по-настоящему ее, и таким им предстояло оставаться и в будущем – она никуда не собиралась переезжать отсюда. И они стали как бы ближе ей теперь, реальнее, ощущение пребывания в сказке немного уменьшилось.
Даже их общая с Джимми табличка на двери уже более напоминала самую обычную, словно подрастеряла свои магические свойства.
Серена стояла в прихожей, когда она вошла в свою (!) квартиру.
– Привет, – сказала Анника и стащила с себя сапоги. – Калле и Эллен пришли домой?
– Нет, только я.
– Как дела в школе?
Девочка была в одной из тех туник в стиле 60-х годов, которые получила от своей матери, тесноватой ей в плечах и немного коротковатой. Она зло посмотрела на Аннику блестящими черными глазами.
– Почему ты спрашиваешь? Какое тебе до этого дело?
Анника сняла с себя куртку и пристроила ее на вешалку.
"Надо держать себя в руках, ты взрослая, значит, должна быть умнее".
– Я беспокоюсь о тебе, Серена, – сказала она как можно более дружелюбным тоном. – И хочу узнать тебя лучше, нам же, я надеюсь, предстоит долго жить вместе, тебе и мне.
Девочка сделала шаг назад, ее лицо перекосила гримаса ненависти.
– Меня тошнит от твоих длинных волос и больших сисек, – сказала она, – и от твоей работы тоже, и я не хочу быть с тобой, по мне лучше, если бы ты умерла!
От ее слов у Анники перехватило дыхание. Основная реакция пришла секундой позднее, у нее потемнело в глазах, все заслонила собой рвущаяся на свободу злоба.
"Чертова соплячка! Вырядилась в свое дурацкое платье и строит из себя неизвестно что. Твоей собственной мамочке ты не нужна. Возможно, я отвратительно выгляжу, и моя работа полное дерьмо, но я никогда не бросала моих детей ради места в каком-то правительственном здании в Йоханнесбурге. Я здесь! Стараюсь для всех! А может, ты и не заслуживаешь лучшего, чертова негритянка!"
Она настолько устыдилась последней мысли, что покачнулась, и ей пришлось вцепиться в дверной косяк, лишь бы не упасть. А когда способность дышать снова вернулась к ней, она втянула воздух вместе с воем душевной боли и отчаяния, обессиленная, опустилась на скамейку в прихожей, закрыла лицо руками и зарыдала. Сквозь пальцы она видела, что ноги девочки по-прежнему оставались около полки для шляп. Анника зажмурила глаза и продолжала выть, будучи не в состоянии остановиться.
– Ну, ты это… извини, – пробормотала Серена. Ноги топтались на месте. – Извини… я не это имела в виду…
Она всхлипнула, а потом, несмотря на все предпринимаемые ею усилия, слезы полились из ее глаз. Анника вытерла лицо рукавом блузки и подняла глаза на одиннадцатилетнюю девочку, которая безумно тосковала по своей матери, слезы непрерывным потоком текли по ее мягким щекам.
– Я не хочу, чтобы ты умерла, – сквозь всхлипы произнесла она.
– Я тоже скучаю по моей маме, – сказала Анника и протянула руки к ребенку.
Серена шагнула в ее объятия, обхватила сзади за шею и плакала, уткнувшись лицом в ее волосы.
Раздался дверной звонок, в замок вставили ключ, и дверь распахнулась. Джимми и Якоб, Эллен и Калле, Биргитта и Дестини с шумом танка ввалились в прихожую. Анника быстро взяла Серену за руку, увела в ванную и закрыла за собой дверь. Они вытерли друг другу слезы, посмотрели в глаза и засмеялись.
– У холодной воды есть чудесное свойство, – прошептала Анника. – После нее не видно, что человек плакал, но для этого она должна быть по-настоящему холодной.
Они открыли кран и, дав воде протечь, умыли лица. Анника подкрасила ресницы, а Серена смогла воспользоваться ее блеском для губ.
– Серена, приходи! – крикнула Эллен. – Дестини хочет играть с куклами.
– Иду! – откликнулась Серена и поспешила прочь.
Биргитта стояла, переминаясь с ноги на ногу, у входной двери.
– Спасибо, что согласилась позаботиться о ней.
Анника улыбнулась сестре:
– Тебе не о чем беспокоиться, ей будет у нас хорошо.
Она кивнула в сторону коридора, где находились спальни, и откуда сейчас слышались детские голоса. Биргитта снова переступила с ноги на ногу. Аннике пришло в голову, что они похожи: та же манера движений, та же неуверенность.
– Мне надо ехать, иначе я опоздаю на самолет, – сказала Биргитта.
Анника кивнула. Биргитта потянулась вперед. Они неловко обнялись. Дверь закрылась. Анника слышала, как лифт стартовал, остановился и пришел в движение снова. Она тихо подкралась к комнате Эллен. Дестини заливалась смехом, как обычно делают маленькие дети. Анника заглянула внутрь. Эллен держала в руках куклу-маму и водила ее по комнате кукольного дома, напевая при этом, а Серена переставляла мебель на чердаке, разговаривая сама с собой. Дестини же качала куклу-младенца.
Маленькая девочка почувствовала присутствие Анники и обратила взор в сторону коридора. Анника улыбнулась ей и шагнула в комнату.
– Играете?
Серена немного испуганно посмотрела на нее. Анника села рядом с ней на пол, погладила ее по руке.
– В этом доме живет семья, – объяснила Серена. – Мама и папа и их ребенок, и они собираются устроить пикник в парке.
Дестини приковыляла к Аннике, обняла ее одной рукой за шею и села к ней на колени. Волна тепла разлилась по ее телу, на какое-то мгновение ей стало трудно дышать, в глазах потемнело.
– Мне надо помочь папе на кухне, – сказала она.
Джимми, в переднике, помешивал лопаточкой в сковороде. На экране телевизора, стоящего рядом с кухонным столом, Андерс Шюман давал интервью телеведущей в небесно-голубой студии. Анника расположилась у мойки и посмотрела на шефа. Телевизионный грим убрал морщины с его лица, и сейчас он немного походил на манекен.
"– Нет, я не уйду, – сказал Шюман с телеэкрана. – Я собираюсь и дальше нести бремя ответственности за крупнейшую в Швеции ежедневную газету".
Ему удалось сохранить добродушную мину, когда он произносил эти слова. Джимми подошел, встал рядом с Анникой и уставился на экран, жир с лопатки капал прямо на пол. Она решила не замечать этого.
"– Полиции пришлось выезжать и разгонять толпу, собравшуюся перед твоим домом сегодня во второй половине дня, – сказала ведущая. – Там побили стекла и забросали яйцами фасад. Что ты после этого чувствуешь?"
Шюман выглядел удивленным.
"– Наверное, нетрудно догадаться.
– Как ты смотришь на эту ситуацию?"
Главный редактор вздохнул.
Джимми обнаружил капающий жир и выругался. Он отложил в сторону лопатку, оторвал кусок бумажного полотенца и вытер пятно на полу.
"– Послушать тебя, так эта кучка интернетовских идиотов сродни 11 сентября, но здесь нет ничего общего. Нам надо разобраться для самих себя, с чем же мы в конечном счете имеем дело… Подобная травля со стороны средств массовой информации невозможна при диктатуре. Перед нами одна из неприятных сторон действующей демократии".
– Сегодня у нас ужин на скорую руку, – сказал Джимми и выбросил грязное бумажное полотенце в мешок для мусора. – Говяжье филе с готовым салатом из "Консума".
"– Ты собираешься спать дома этой ночью? – поинтересовалась теледива, и Шюман мгновенно погрустнел.
– Моя жизнь никоим образом не изменилась, – ответил он".
– Ты уверена, что твое мясо надо прожарить полностью? – спросил Джимми.
Анника выключила телевизор и посмотрела в окно (ее окно!).