Леонид, стоявший за спиной Степана Евдокимовича, сказал негромко:
- Отцов, похоже…
- Подожди… Подожди… Очки достану. Дело такое…
- Отцов! Отцов карабин! - закричал Леонид, отстраняя Степана Евдокимовича, но к оружию не притронулся. - По ложе узнал! Отцов!
- Дзюбы? Погодь, паря… погодь. Чего ты сразу так?… Гм… Мало ли что бывает… Гм… Гм… - Кое-как сладив с очками, Илья Ильич прочитал номер. - Точно… А сам-то Дзюба где? - Илья Ильич сдвинул очки на кончик носа и пристально огляделся вокруг, словно надеясь увидеть коренастую фигуру Дзюбы.
- Н-да!.. - покрутил головой Степан Евдокимович. - Не такой Дзюба человек, чтобы живым из рук оружие выпустить. Ишь ты, смердит… Ловко он! И смылся.
- Раскаркался! - одернул его Илья Ильич и двинулся к широкой расселине.
Потоптавшись около карабина, Леонид пошел за ним, а Степан Евдокимович присел на корточки и сам прочитал номер:
- Дзюбы…
- Степан! - послышался крик Ильи Ильича. - Иди сюда!
Подбежав к председателю сельсовета и Леониду, Степан Евдокимович потянул носом: действительно смердило.
- Пахнет, - подтвердил Степан Евдокимович.
Леонид пошел было вперед, но председатель сельсовета удержал его:
- Не лезь… Дело такое…
И тут Илья Ильич увидел торчащую из-под камней страшную, непомерно распухшую фиолетовую руку с почерневшими ногтями.
Обернувшись, Илья Ильич глянул на Леонида: огромные, будто совсем белые, без зрачков глаза; лицо словно без губ, так они были бледны.
- Откопать… Откопать!..
- Он давно умер… Он давно умер… - приблизив губы к уху Леонида, почему-то шепотом твердил Илья Ильич.
- Ну что ты… Ну что ты… - басил растерянно Степан Евдокимович.
- Откопать! Похоронить… дайте!
- Нельзя… Нельзя, - увещевал Илья Ильич.
- Темное… Темное дело… - вторил ему Степан Евдокимович.
Но Леонид не слушал их, вырывался, кричал. Они силком увели его подальше от скал. Когда он немного успокоился, спустились вниз, к лагерю.
Потом Степан Евдокимович развернул рацию, связался с райотделом внутренних дел и сообщил обо всем. Начальник отдела сказал, что завтра, видимо, на место происшествия прибудет вертолетом следователь прокуратуры. По пути, хоть и не совсем, они захватят участкового Протопопова и инспектора уголовного розыска Свечина.
Главное - не трогайте ничего! Пусть все останется, как есть.
Чтобы Леонид не натворил глупостей, Илья Ильич и Степан Евдокимович дежурили по очереди у костра.
Леонид тоже не спал, но и не пытался уйти в скалы.
Свечин вышел к реке первым. Хотелось лечь ничком и прикрыть веки. Но сильнее усталости, сильнее головной боли мучила жажда. Сбросив с плеч котомку, Кузьма подошел к заводи. Сквозь воду виднелись рыжее дно, стебли, поднимающиеся вверх. От воды веяло прохладой.
- Не надо, - раздался позади голос Самсона Ивановича.
- Чуть-чуть… Глоток.
- Не удержишься. Потом совсем сдашь. Чай сварить - минутное дело. Лучше сядь в тени.
У берега стояло гладкоствольное дерево. Ветви его раскинулись, словно пальмовые, и отбрасывали короткую густую тень. Там, в траве, кое-где светились росинки, спрятавшиеся от солнца. Кузьма лег ничком, окунув лицо в зелень, пахучую и влажную. Стылые капли росы смочили губы. Пить захотелось 'Нестерпимо. Он поднял голову и взглянул на заводь, близкую и манящую. Сквозь слепящий отраженный свет он увидел нечто поразившее его. Белые лилии в заводи стали голубыми… Как небо.
Вскочив на ноги, Кузьма шагнул назад. Хмыкнул. Закрыл ладонями глаза, опять глянул на заводь.
- Лотосы… Обычные лотосы, - послышался за спиной Кузьмы голос Самсона Ивановича. - Нелумбий.
Повернувшись в его сторону, Кузьма увидел, что участковый вроде и не смотрел на заводь. Он копался в котомке.
Усталость пропала, даже пить вроде расхотелось. Пожалуй, Кузьма просто не помнил уже, хотел или не хотел он пить.
Кузьма глядел на заводь, и объяснение Самсона Ивановича представилось ему слишком обыденным и отвлеченным: "Лотосы…" Память по ассоциации вытаскивала из своей кладовки: "Древний Египет… Пирамиды… Фараоны… Нил… Священный цветок". Чересчур мало, чтобы объяснить чудо. Не древняя история, не Египет, а вот - наклониться и дотронуться.
Лотос поднялся над водой почти у самого берега. Он очень напоминал пион и был такой же величины. Но лепестки выглядели плотнее, восковатее. Кузьма заглянул в голубую чашу цветка фарфоровой прозрачности. Там карбункулами сияли капли росы.
Время словно пропало. И будто померк солнечный день. Светился только цветок. Неожиданно Кузьма услышал у себя за спиной усердное сопение, и нагой Самсон Иванович, пробежав рядом, плюхнулся в воду. Вынырнул, долго отфыркивался и кряхтел, по-бабьи обхватив руками плечи. Очевидно, вода была холодная.
- Зачем?… - Кузьма сморщился точно от зубной боли. - Забыл ты сухари на заимке, Свечин. Вот я и иду на промысел. - И Самсон Иванович погрузился в воду, ставшую мутной от взбаламученного ила.
"Черт с ними, сухарями! Так бы поели. Купаться-то здесь зачем?" - сердито думал Кузьма.
"Дела нет ему до красоты, - с горечью размышлял Свечин, отойдя от берега и устроившись в тени похожего на пальму дерева. - А может, он просто привык? "Обыкновенные лотосы"…
Не хотелось бы мне заиметь такую привычку и в шестьдесят лет. А Самсону Ивановичу всего-то сорок пять".
Подумал, кстати, Кузьма и о том, что долгое пребывание на одном месте, в одном районе, привычка к людям и обстановке неизменно притупляют восприятие. Так, живя в городе, словно перестаешь слышать шум машин, а тишину начинаешь ощущать как нарушение обычного, заведенного порядка. Засиживаться в этих краях не входило в расчеты Свечина. Работу инспектора уголовного розыска в глубинке он считал своего рода стажировкой для своей будущей деятельности.
Прислонившись спиной к гладкому стволу, Кузьма прикрыл глаза. Вернулась усталость, боль в висках. Теперь она казалась даже сильнее, чем прежде. До слуха долетело фырканье и бульканье купавшегося Самсона Ивановича. Потом кряхтение и трубное сморкание, чавкание ила под ногами участкового. Протопопов вышел на берег. Открыв глаза, Кузьма увидел его тело: поджарое, без единого грамма лишнего веса, хорошо тренированное.
Одевшись, Протопопов вернулся к берегу и поднял из травы целый пук вырванных с корнями лотосов.
"Вот так", - горько усмехнулся про себя Кузьма. Вздохнув, он лег ничком. Не хотелось смотреть ни на заводь, ни на своего спутника.
Голос Самсона Ивановича послышался как бы издалека:
- Сварим корневища. Отлично вместо хлеба сойдут.
Свечин не ответил. Незаметно для себя он словно провалился в сон. Привиделась какая-то ерунда: по Нилу плыли белые крокодилы и пожирали лотосы - яркие, пунцовые, будто канны на городских клумбах. По берегам Нила почему-то стояли пирамиды, а меж ними сфинкс с разбитой мордой мопса оглушительно хохотал, выл.
Вскочив, Кузьма и наяву продолжал слышать вой и треск. Вихрь едва не сбил его с ног. Наконец он понял, что над поляной завис вертолет. Кто-то распахнул дверцу, выбросил веревочный трап, знаками приказал им подняться на борт. В оглушительном треске и урагане от винта Свечин и Протопопов забрались по веревочной лестнице в кабину. Там, к изумлению Свечина, их встретил следователь районной прокуратуры Остап Павлович Твердоступ. Вместо приветствия следователь потрепал их обоих по плечам. Затем он уселся рядом с Самсоном Ивановичем и стал что-то кричать тому на ухо. Кузьма ничего не мог разобрать, хотя и сидел рядом.
По виду Самсона Ивановича он догадался, что стряслось нечто чрезвычайное. Резче обозначились морщины на лице участкового, словно свитом из канатов. Подождав, пока Твердоступ закончит разговор с Самсоном Ивановичем, Кузьма дотронулся до плеча следователя. Тот наклонился к Свечину:
- Нашли труп… У Радужного…
- Убийство? - спросил Кузьма.
- Похоже на несчастный случай. Надо разобраться, - неохотно ответил Твердоступ.
Они летели минут тридцать. Потом машина зависла. В иллюминатор виделись красные скалы, похожие на столбы. Из кабины пилотов вышел плотный человек в кожаной куртке и, открыв дверь, выбросил трап. Твердоступ знаками показал: надо выходить. Ураган от винта мотал веревочную лестницу из стороны в сторону, и приходилось подолгу ловить ногой очередную ступеньку. Свечин спустился первым и сразу же отбежал в сторону. Потом добрались до земли Самсон Иванович и следователь прокуратуры. Вертолет боком отлетел на другой берег реки и сел на длинной косе.
Грохот мотора стих, но в воздухе продолжал слышаться мощный непрерывный гул. Кузьма не понял сначала, откуда он доносится. Взглянув вверх по реке, увидел зеленый, блистающий занавес водопада. Отсюда, издали, занавес казался неподвижным, замершим. И не было видно места, куда обрушивалась лавина. Его загораживали камни. Седыми, будто кисейными, клубами поднималась водяная пыль, и время от времени в ней разгоралась яркая радуга. Она вспыхивала неожиданно, словно кто-то зажигал ее то в глубине ущелья, то над водопадом, и так же быстро пропадала.
Скалы стояли около водопада полукольцом - высокие ржавые столбы с широкой полосой осыпей у подножия.
"Страховидное местечко… - подумал Кузьма. - Каменная мышеловка!.. Надо быть либо совсем неопытным человеком, либо отлично знать этот лабиринт".
Самсон Иванович, стоявший рядом с Кузьмой, тоже глядел на Чертовы скалы, словно увидел их впервые.
- Труп мы оставили на месте, - сказал подошедший вперевалку Твердоступ. - Вы, Самсон Иванович, хорошо знаете погибшего Дзюбу. Нам непонятно, зачем ему понадобилось забираться в эту ловушку.
Из нагромождения камней, перепрыгивая с обломка на обломок, вышел Степан Евдокимович. Кивнув в его сторону, Остап Павлович сказал:
- Не обрати он внимания на слова Крутова, вряд ли бы мы скоро узнали о гибели Дзюбы. Экспертиза теперь еще может более или менее правильно определить причины, повлекшие за собой смерть. А у вас неплохие помощники. Действовали, как надо.
- Дзюбу опознал он? - спросил Протопопов.
- Еще бы мне Петра Тарасовича не знать, - ответил Степан Евдокимович. - Только первым руку его в камнях Илья Ильич увидел. За ним - Леонид. А потом уж я.
- А где же…
- Илья Ильич с Леонидом? Внизу, у реки. Получилось же так! Сын отца опознавать приехал… Тяжко ему… Все-таки отец…
- Котомка Дзюбы цела? - обратился к следователю Самсон Иванович.
Твердоступ кивнул:
- В ней двенадцать корней женьшеня. Отличные экземпляры.
- Жаль, что вы развязали котомку, - раздумчиво проговорил Самсон Иванович.
- Сначала ее сфотографировали, - быстро вставил начальник "аэропорта", увлекшийся расследованием.
Кузьму несколько удивило, с каким уважением Твердоступ относится к замечаниям Самсона Ивановича.
- Спасибо за помощь, товарищ Шматов, - сказал следователь.
Сообразив, что он слишком навязчив, Степан Евдокимович несколько обиженно пожал плечами и отошел.
- У меня такое ощущение, что произошел несчастный случай, - продолжал Твердоступ. - Пока я так думаю.
- Возможно. Карабин здесь… Котомка цела…
- Интересно и другое, Самсон Иванович, - сказал Твердоступ. - Вы, товарищ Свечин, тоже обратите внимание: котомка была завязана и находилась у костра. Она, очевидно, просто осталась лежать у костра, когда потерпевший почему-то вскочил и побежал в скалы.
- Вскочил? - переспросил Кузьма. - Почему вы так думаете?
- Вы сейчас увидите - у него пепел на шнуровке олочи, на голени.
И они вчетвером направились к скалам, в лабиринте которых находился труп.
Прыгать с обломка на обломок оказалось делом нелегким и небезопасным.
- Иди за мной! - бросил Самсон Иванович, поравнявшись со Свечиным. - Здесь торопиться - не доблесть.
Послушался Кузьма безоговорочно: теперь он до конца осознал смысл фразы следователя: "Непонятно, зачем ему понадобилось забираться в эту ловушку".
За поворотом у подножия столба, в осыпи, они увидели обезображенный камнепадом труп.
Эксперт то и дело ослепляюще вспыхивал блицем, чертыхаясь, спотыкался о камни, отыскивая нужные точки для съемки. Молоденькая невысокая докторша стояла поодаль.
- Вот так он и лежал, - проговорил Остап Павлович. - Видимо, обвал настиг его на бегу. А вы как думаете?
- Похоже, - согласился Самсон Иванович. - Карабин валялся от него метрах в двадцати?
- Не больше. Получается так: он выстрелил и опрометью бросился в расселину, на верную гибель. Обвал ведь мог возникнуть от звука выстрела, - сказал Твердоступ.
Обернувшись, Свечин с сомнением осмотрел путь, который пришлось преодолеть Дзюбе после предполагаемого выстрела, и сказал:
- Мы сюда добирались секунд двадцать… Камни обвала рухнули бы раньше…
- Резонно… - заметил Твердоступ. - Но ведь он бежал.
Бежал опрометью, не разбирая дороги. Бежал от костра. Смотрите…
Кузьма пригляделся. На правой ноге Дзюбы трава, вылезшая из задника олочи, обгорела. Прожжен был и суконный чулок. И что самое важное - на закраинах прожженной дырки, небольшой, с пятикопеечную монету, сохранился пепел.
- Сукно еще некоторое время тлело уже после того, как обвал обрушился и придавил его, - сказал Свечин.
- И я так считаю, - кивнул следователь прокуратуры и обратился к Самсону Ивановичу. - А вы?
- Может, и так…
- Что же вас смущает, Самсон Иванович?
- Зачем ему было бежать опрометью в эту ловушку? Стрелять… Ведь он, наверное, стрелял.
- Да, - кивнул Твердоступ, - вот гильза. Ее нашли в двух метрах от валявшегося карабина. Вот план, Самсон Иванович. Здесь все обозначено. Это-то меня и интересует. Вы же очень хорошо знали Дзюбу. Его характер, привычки. Что, к примеру, могло заставить Дзюбу побежать в расселину, несмотря на риск?
- Легкая добыча…
- Интересно. Если так, то можно предположить - дело происходило днем, Дзюба находился у костра. И увидел… легкую добычу.
- В скалах козы, случается, бродят. Их тут много, - заметил Самсон Иванович, - И потом… Науку тайги ни за месяцы, ни за годы до конца не постигнешь. Тут как бывает? Уж, казалось бы, какой опытный таежник-суперохотник. А вдруг на склоне дней такое отчубучит - диву даешься! Мало - сам пострадает, а еще товарищей подведет.
- Он мог испугаться кого-то или чего-то, - заметил Свечин.
Самсон Иванович покачал головой:
- Дзюба? Испугался? Никогда не поверю! К тому же он был вооружен. Чего же бояться?
- Значит, легкая добыча, - констатировал Твердоступ.
- Не вижу ничего другого, - твердо заявил Самсон Иванович.
- Что ж… Если вскрытие и экспертиза не дадут ничего нового… Прекратим дело.
- Пойду в скалы, посмотрю, нет ли там этой легкой добычи, - сказал Самсон Иванович.
- Да, да, - согласился Твердоступ. - И потом… Ни ниже водопада, ни выше его нет лодки.
- Все-таки жаль, Остап Павлович, что вы не захватили нас с собой сразу, - попенял Протопопов.
- Честно: боялся, что общественники набедокурят… - несколько смущенно улыбнулся следователь прокуратуры. - Вы, товарищ Свечин, займитесь осмотром костра и пути от него до расселины.
- Я думаю, товарищ Твердоступ, мне лучше держаться с Самсоном Ивановичем, - пересилив себя, проговорил Кузьма. - Хоть я и год здесь… Но дела вел в райцентре. По-настоящему в тайге впервые. Могу упустить важное.
Часа полтора они лазали в скалах по гибельным каменистым осыпям, рискуя сломать себе если не шею, то ногу или руку наверняка. Но не зря.
Они отыскали полуразложившуюся, полурастащенную зверями и воронами тушу козла. Протопопов обрадовался находке:
- Вот и "легкая добыча"! Дзюба мог только ранить козла. Тот и ушел, да под камнепад попал.
Потом стали осматривать костер и местность вокруг него.
Кострище, у которого лежала котомка Дзюбы, находилось в глубине поляны, далеко от обрыва, где гудел водопад.
- Здесь, как правило, местные останавливаются, - сказал Самсон Иванович. - Ты записывай по ходу, быстрее будет. Кострище старое. Ему уже сколько лет… А вот полено отброшено.
- Ну и что? Головня, может.
- Еловое полено. Такое таежник в костер не положит.
Стреляет еловое полено угольками. Недолго и одежду прожечь.
- И у Дзюбы есть прожог, - напомнил Кузьма.
- Да, но полено то зачем ему было класть в костер? Чтоб выкинуть? Нет, тут новичок был. С кем-то из опытных. Должен здесь был быть новичок. Ага… Банка из-под консервов знакомая. Вот упрямица!
- Кто? Вы о ком, Самсон Иванович?
- О Наташке. О дочке. Она любительница лосося в собственном соку. Обычно рыбных консервов в тайгу не берут. Капризные, портятся. Да и свежей рыбы много. Наловить можно. Может быть, они с напарницей по ошибке сунули в костер еловое полено.
- Еще банки из-под консервов. Две. Мясная тушенка. Семипалатинская. Вымыты дождями начисто.
- Семипалатинская? - переспросил Самсон Иванович.
- Да.
- А открыта как? - Взяв в руки банку, Самсон Иванович принялся рассматривать срез. - Дождь сильный был месяц назад… Срез… Семипалатинские мясные… Их получили метеорологи. Станция здесь неподалеку. Пятьдесят километров. Нож, которым консервы эти открывали, не самодельный, заводской.
Старый. Из отличной стали.
- Вы знаете, чей это нож?
- Да. Телегинский. Метеоролога Телегина. "Шварцмессер".
- Немецкий? - Кузьма так и подался "перед. - В переводе - "Черный нож". - Уральский. В войну уральцы послали на фронт танковую бригаду. На свои деньги полностью укомплектовали, экипировали часть. В комплект входил и нож в черном кожаном футляре. Нашим, уральским, золингеновский знаменитый как палку строгать можно было… Сталь под стать ребятам-танкистам. Их фрицы пуще огня боялись. А за ножи - не было таких в других частях - фашисты и прозвали бригаду "Шварцмессер"… Охотникам нашим все больше кузнец Семен делает. Тоже отличные ножи. Из рессорной стали…
Самсон Иванович присел около банок, стал присматриваться к характерам срезов.
- Одну банку открывал Телегин. Сам. А вот вторую кто-то другой. Телегин, тот воткнул нож, повернул банку - и готово!
А второй пилил. И нож другой. Да и банка не так сильно поржавела, как первая.
Свечин, который записывал в блокнот замечания Протопопова, покусал кончик карандаша:
- Может, первая с прошлого года осталась?
- Нет. Поздней осенью я на всякий случай чищу поляну.
Чтобы не путаться. А зимой охотники консервов с собой не берут. Эти баночки для меня, что карточки визитные. Пришел человек в Спас - назвался, отметился. Я о снаряжении расспрошу, об экипировке… Потом уж тут для меня секретов нет; был тот-то. А вот эта банка… Консервы одни и те же… - Самсон Иванович сравнил выдавленные на крышках цифры и буквы - индекс выпуска… Кто ж ее открывал? Кто тут был?
- Может, этот Крутов? Который тревогу поднял.
- Сомнительно… Крутов из другого района, из другой организации… И чтоб сошелся номер партии, время выпуска…
- Да… Но ведь и в реку пустую тару бросают.
- Редко. Почти никогда… Все успел записать?
- Все.