Он приехал домой и, не поев, стал смотреть кино. Выключив телевизор, он рухнул в постель, голодный и издерганный. Он то засыпал, то просыпался, не желая ни снова видеть тот же сон, ни бодрствовать среди тревог окружающего его дом мира. Четыре часа утра окончательно вернули Фалькона к абсолютно черной реальности, и он забеспокоился, как бы эти новые химические процессы не повредили в конце концов его рассудка, а между тем деревянные стропила в его огромном особняке тихонько постанывали, как некоторые не слишком счастливые обитатели психиатрической лечебницы.
Суббота, 14 апреля 2001 года
Фалькон встал в шесть утра совершенно не отдохнувшим. Нервы у него дзинькали, точь-в-точь как ключи на кольце у тюремного надзирателя, и ему подумалось, что надо бы поискать ключ от мастерской отца. Он направился в кабинет к письменному столу и обнаружил, что один из выдвижных ящиков целиком заполнен ключами. Неужели в доме столько дверей? Он вытащил ящик и понес его к кованой железной двери, закрывавшей ту часть галереи, куда выходила мастерская отца. Перепробовав все ключи и убедившись, что ни один из них не годится, Фалькон пошел прочь, оставив ящик на полу среди разбросанных ключей.
Он принял душ, оделся, вышел на улицу, купил газету "АБС" и за чашечкой cafe solo просмотрел извещения о смерти. Рауля Хименеса хоронили сегодня в одиннадцать часов на кладбище Сан-Фернандо. Он поехал в управление, по пути проверив сообщения на автоответчике своего мобильника. Все они были от Рамиреса.
Отдел по расследованию убийств в составе шести человек присутствовал полностью, что редко случалось в субботу накануне Пасхи. Фалькон кратко проинформировал коллег о результатах совещания с Кальдероном и отправил Переса и Фернандеса на площадь Ферии перед Эдифисьо-дель-Пресиденте, Баэну - на прилегающие к дому улицы, а Серрано - по адресам лабораторий и магазинов медицинских товаров, которые, возможно, продали неизвестному лицу хлороформ или недосчитались каких-нибудь инструментов. Эти четверо удалились. Рамирес остался стоять, прислонившись к подоконнику и скрестив руки на груди.
- Есть еще какие-нибудь соображения, старший инспектор? - спросил он.
- Мы получили показания Марсиано Руиса?
Рамирес кивнул в сторону стола и сказал, что ничего нового в них не содержится. Фалькон принялся читать показания только затем, чтобы избавить себя от необходимости докладывать Рамиресу о поездке в Мадрид и о семейных страстях Хименесов. Вот если бы выявилась их прямая связь с убийством! А так Рамирес наверняка станет его подковыривать, а остальные будут смотреть на него как на чудика, начавшего расследование убийства с возвращения к инциденту тридцатишестилетней давности.
- Вчера вечером я встречался с Элоисой Гомес, - сообщил Рамирес.
- И вам удалось чего-то от нее добиться?
- Бесплатного минета, что ли? Черта с два!
- По-моему, было бы странно на это надеяться после того, как вы обошлись с ней позавчера, - заметил Фалькон. - Она заговорила?
- Мне эта дура уже ничего не скажет. Она страсть как напугана.
- А вроде у вас под конец так все заладилось, - сказал Фалькон. - Я даже думал, вы пригласите ее домой.
- Наверно, мне следовало проявить больше терпения, - ответил Рамирес. - Но, знаете, я на самом деле считал, что это она его впустила и что хорошая словесная атака выбьет из нее признание.
- Сегодня начнем с "Мудансас Триана", - решительно заявил Фалькон, переходя к действиям. - Потом поедем на похороны Хименеса с видеокамерой и снимем присутствующих. Дальше найдем их всех в адресной книге и проведем опросы. Нам нужно воссоздать картину его жизни.
- А что делать с Элоисой Гомес?
- Перес сможет еще раз доставить ее сюда ближе к вечеру. Пройдет около двух суток с ее визита к Раулю Хименесу. Если она была сообщницей, то убийца за это время уже наверняка успеет связаться с нею и, возможно, приведет ее в чувство.
- Или в полное бесчувствие, - добавил Рамирес.
Рамирес взял видеокамеру, и они поехали в компанию "Мудансас Триана", находившуюся на проспекте Санта-Сесилья. Там они изложили свою версию хозяину фирмы Игнасио Браво, который слушал, устремив на них неподвижный взгляд из-под набрякших век и безостановочно куря сигареты "Дукадос".
- Во-первых, это невозможно, - начал он. - Мои рабочие…
- Они подписали показания, - перебил его смертельно скучавший Рамирес, передавая ему бумагу.
Браво прочел документ, щелчками сбивая пепел в направлении миниатюрной шины, обрамлявшей пепельницу.
- Они будут уволены, - решительно заявил он.
- Просветите нас относительно вашей договоренности с сеньором и сеньорой Хименес, - сказал Фалькон. - Начните с того, почему они захотели переехать именно на Страстной неделе, ведь для ресторанов это наверняка самое горячее время.
- И самое недешевое для переезда. Наши тарифы удваиваются. Я ей все это объяснил, старший инспектор. Но мы не могли принять заказ на ближайшую неделю, когда ее рестораны были закрыты, потому что у нас уже все было расписано… как и у всех остальных. Так что она согласилась платить. Без колебаний.
- Когда вы впервые ознакомились с тем, что вам предстоит сделать?
- Я заезжал туда в начале прошлой недели, чтобы на месте посмотреть, как там и что, сколько крупных предметов мебели, сколько упаковочных ящиков потребуется, ну и все такое прочее. Я позвонил ей на следующий день, сказал, что там работы на два дня, и назначил цену.
- На два дня? - переспросил Рамирес. - И когда же вы начали?
- Во вторник.
- Выходит, работа затянулась на три дня.
- Сеньор Хименес позвонил и попросил не трогать его кабинет до четверга. Я его предупредил, что тогда это обойдется еще дороже и что мы могли бы уложиться с работой в срок. Но он настаивал на своем. А с богатыми людьми я предпочитаю не спорить, лишь бы платили. Хуже них…
Он оборвал себя на полуслове, перехватив взгляд полицейских.
- Многие ли знали об изменении первоначальной договоренности? - спросил Фалькон.
- Я понимаю, к чему вы клоните, - ответил Браво, беспокойно ерзая. - Ну, конечно же, все должны были знать. Из-за этого пришлось менять весь распорядок. Неужели вы думаете, что кто-то из моих грузчиков - убийца?
- Для нас важно, - продолжил Фалькон, оставив догадку Браво без внимания, - только одно: если наша версия верна, значит, убийца знал об изменениях в договоренности. Он знал, что сеньор Хименес собирался провести в старой квартире еще одну ночь и при том в полном одиночестве. А узнать это он мог только от самого сеньора Хименеса или через вашу фирму. Когда вы оформили договор с сеньорой Хименес?
- Четвертого апреля, в среду, - сказал Браво, полистав свой ежедневник.
- А когда сеньор Хименес перезвонил?
- Шестого апреля, в пятницу.
- К этому времени бригада уже была назначена?
- Да, я прямо в среду и распорядился.
- Как у вас это делается?
- Я звоню секретарше, которая извещает прораба на автобазе, а тот, в свою очередь, вывешивает разнарядку на доске объявлений.
Фалькон захотел поговорить с секретаршей. Браво вызвал ее в кабинет. Появилась маленькая смуглая нервная женщина лет пятидесяти пяти. Ее спросили, как она объяснялась с прорабом.
- Я сообщила ему, что произошли изменения, что сеньор Хименес просит не вывозить мебель из его кабинета до четверга и что в детской надо оставить кроватку.
- И что прораб?
- Он открытым текстом сказал, для чего, по его мнению, будет нужна эта кроватка.
- А как он потом действовал?
- Он обвел красным карандашом исправления в разнарядке, вывешенной на доске объявлений, чтобы они сразу бросались в глаза, - отчеканила она. - И прикнопил рядом свои пояснения относительно кабинета и кроватки.
- Он еще внес исправления в их индивидуальные наряды, - вставил Браво, - для верности. Ведь грузчики - народ не самый сметливый.
Трое мужчин прошли вниз, на автобазу, и увидели доску объявлений, на которой была представлена вся информация по апрельским и майским заказам, включая незакрытый заказ Хименесов. Выполз прораб. Слова секретарши подтвердились: этот человек явно привык начинать день с пары стаканов бренди.
- Итак, здесь, на автобазе, все знали об изменении в графике работ у Хименесов? - задал вопрос Фалькон.
- Двух мнений быть не может, - подтвердил прораб.
- А какая здесь охрана? - продолжил расспросы Рамирес.
- У нас тут нечего воровать, так что минимальная, - объяснил Браво. - Один человек, одна собака.
- И днем?
Браво отрицательно покачал головой.
- И камер слежения тоже нет?
- В них нет необходимости.
- Значит, можно просто зайти сюда через заднюю дверь с улицы Маэстро Аррьеты?
- Если возникнет такое желание, то да.
- Комбинезоны не пропадали? - спросил Рамирес.
Ничего не пропадало, никаких заявлений не поступало. Комбинезоны были стандартные с трафаретной надписью "Mudanzas Triana" на спине. Подделать ее - легче легкого.
- Сюда не заглядывал кто-нибудь посторонний? - задал еще один вопрос Рамирес.
- Никто, кроме ищущих работу.
- И много их, этих ищущих?
- Заходят два-три человека в неделю, и я им говорю одно и то же. Мы не набираем людей с улицы.
- А как в последние две недели?
- В последние их было побольше: все хотят подзаработать на Пасху и Ферию.
- Ну, сколько? Человек двадцать?
- Да нет, пожалуй, десять.
- Как они выглядели?
- По счастью, все были маленькие и толстые, а то я бы вспотел, вспоминаючи.
- Слушайте, шутник, - заговорил Рамирес, выставив вперед палец, - кто-то проник сюда, вынюхал что-то насчет вашей работы в Эдифисьо-дель-Пресиденте и воспользовался этим, чтобы забраться в квартиру и замучить старика до смерти. Так что уж поднатужьтесь.
- Вы не говорили, что его замучили, - произнес Браво.
- Убей бог, все равно не вспомню, - буркнул прораб.
- Может, это были иммигранты? - подсказал Рамирес.
- Ну, частично, наверно.
- Возможно, марокканцы, которые работают за гроши.
- Мы не набираем… - начал было Браво.
- Да мы это уже слышали, - оборвал его Рамирес. - И я вам не верю. Так что запоминайте: если хотите жить спокойно, без визитов иммиграционной службы, то пошевелите мозгами и припомните, кто побывал здесь с прошлой пятницы и не видели ли вы кого-то, кто проявлял особый интерес к вашей доске объявлений.
- Дело в том, - подхватил Фалькон, кивая в сторону прораба, - что вы пока единственный из опрошенных нами людей, кто, вероятно, видел убийцу и разговаривал с ним.
- И знаете… убийца тоже может об этом подумать, - закончил Рамирес. - Buenas.
11
Суббота, 14 апреля 2001 года
- Он попал в точку, этот сеньор Бразо, - сказал Рамирес. - Слишком уж это прозрачно, но убийцей мог быть один из его работников.
- Только если верна вторая версия, то есть если Элоиса Гомес впустила убийцу в квартиру, - заметил Фалькон. - Если бы он проник внутрь с помощью подъемника, то после полудня его не оказалось бы на работе. Нам придется опросить всех грузчиков и посильней нажать на девчонку.
- Знаете, что мне не нравится в этом парне? - спросил Рамирес. - В нашем убийце?
Фалькон не ответил. Он пристально смотрел на мелькавшие за окном машины бары и кафе, пока они катили по улице Сан-Хасинто, возвращаясь к реке через Триану. Его внезапно охватило уныние оттого, что расследование скатывалось до уровня каких-то бытовых мелочей, с которыми сталкиваются в транспортных компаниях.
- Он везучий, - закончил свою мысль Рамирес. - Он очень везучий, старший инспектор.
- Будем надеяться, что он делает на это ставку, - отозвался Фалькон, раздраженный и мрачный. Его пробирала нервная дрожь от кофе на пустой желудок, а недосып и отсутствие сдвигов в деле портили ему настроение. Его люди, обшарившие весь квартал Ремедиос, не нашли никого, кто бы вспомнил хоть грузовик с подъемником.
- Что вы имеете в виду, старший инспектор?
- Люди, полагающиеся на удачу, продолжают полагаться на нее и после того, как она их оставила. Как игроки, - пояснил Фалькон. - Это, по существу, недомыслие.
- Вы на что-то намекаете, старший инспектор?
- Вовсе нет.
- Вы думаете, он не остановится? Этот убийца.
- Не знаю.
- Думаете, он еще раз захочет попытать счастья… посмотреть, как далеко может зайти?
Фалькон не любил это в Рамиресе. Сидевший в нем профессиональный сыщик никогда не знал отдыха, постоянно наблюдал, цеплялся за слова, переворачивал фразы. А теперь применил свои штучки к нему.
- Вы говорите о "нем", - заметил Фалькон, уводя его в сторону, - но ведь мы даже этого еще не установили.
Когда они пересекли мост Изабеллы II и двинулись на север вдоль восточного берега реки к монастырю Святого Иеронима и кладбищу, Рамирес ухмыльнулся.
- Вам не кажется, старший инспектор, что мы сейчас даром теряем время?"
- Нет, не кажется. А где, по-вашему, нам следует искать? Мы ничего не нашли там, где, казалось, должны были бы, - ни на трупе, ни в квартире, ни внутри здания, ни снаружи, ни в транспортной компании - нигде.
- Вы знаете, что я звонил вам вчера? - спросил Рамирес, меняя тему.
- Я получал сообщения только сегодня утром.
- Просто я подумал, что вы были правы, старший инспектор, - сказал Рамирес.
Фалькон посмотрел на него долгим открытым взглядом, словно бы любуясь видом на комплекс "Экспо-92" и "Isla Mdgica", живописно возвышавшийся над ленивой свинцово-серой рекой. Рамирес никогда никого не считал правым, а своего шефа и подавно.
- Способ действительно слишком замысловатый, - пояснил Рамирес.
- Для заурядного убийства на почве бизнеса, вы это имеете в виду?
- Да.
За какую-то долю секунды в голове у Фалькона выстроилась цепочка беглых наблюдений. Сегодня Рамирес был настроен миролюбивей обычного. Он действовал с ним заодно в "Мудансас Триана". Он взял на себя прораба, более близкого ему по духу. Он четыре раза звонил Фалькону в официальный выходной. Он не скрыл, что встречался с Элоисой Гомес, и признал, что его напористость, возможно, помешала им получить ценную информацию. Он сказал, что он, Хавьер Фалькон, прав.
- Вам известна процедура, - заговорил Фалькон. - Мы не имеем права бездействовать. Нам нечего было предъявить Кальдерону, кроме Консуэло Хименес и Элоисы Гомес. Первая - весьма непростая искушенная дамочка, располагавшая и реальной возможностью, и средствами; вторая имела возможность, но разговаривать с нами не пожелала. Наша задача - разрабатывать версии и, если они не подтверждаются очевидными фактами, постепенно и мягко выжимать эти факты из свидетелей и подозреваемых или раскапывать их… даже в таких гиблых местах, как кладбища и адресные книги.
- Значит, вы все-таки сомневаетесь, что эти копания могут продвинуть дело?
- Сомнения, конечно, у меня есть, но я все равно от них не откажусь, потому что там может всплыть что-то, что косвенно подтолкнет расследование.
- Типа?
- Типа того, о чем вы сообщили мне позавчера вечером. Как зовут этого… ну, который с "Пятью желудями"?
- Хоакин Лопес.
- Парни, которых уволила сеньора Хименес… они видели, как он беседовал с Хименесом. Но нам неизвестно о чем. Может, о чем-то важном, а может, о пустяках. Нам предстоит выяснить.
- И вы по-прежнему считаете, что это сделал псих?
- Любой дебил может превратиться в психа, если рушится весь его жизненный уклад.
- Но вся эта киносъемка, проникновение в квартиру, двенадцатичасовое ожидание…
- Мы до сих пор не убеждены, что он все проделал именно так. Я больше склоняюсь к тому, что "он" завязал отношения с этой девушкой, что "он" получил нужные ему сведения в "Мудансас Триана" и, воспользовавшись тем и другим, попал в квартиру.
- А что же за ужасы он прокручивал перед Хименесом?
- Ну, вообразить что-то подобное можно, - заметил Фалькон, сам в этом сильно сомневаясь. - Воображение творит чудеса, ведь так?
- Только не мое.
Это правда, подумал Фалькон, и ему вспомнилась Марта Хименес с ее испачканным подбородком и залепленной пластырем бровью. Рамирес был начисто лишен воображения. Ему суждено всегда оставаться простым инспектором, потому что он не в состоянии улететь в мечтах дальше, чем на одну ступеньку вверх. Его горизонты ограничены.
- А как вам кажется, инспектор, что он ему показывал?
Рамирес тормознул у светофора, крепко сжал руль и уставился на стоящую впереди машину, ожидая, когда она тронется с места. Он попытался направить свои мысли по непроторенному пути.
- То, что порождает ужас, - сказал Фалькон, - не обязательно кошмарно по видимости.
- Продолжайте, - буркнул Рамирес, зыркнув на него как на чудо заморское, но радуясь тому, что отпала необходимость фантазировать.
- Посмотрите на нас, детей цивилизации… Мы смеемся над каннибализмом, и слава богу. Мы всё перевидали… ничто нас не пугает, кроме…
- Кроме чего?
- Кроме того, что мы сознательно решили не знать.
- Разве такое можно себе представить?
- Я имею в виду вещи, которые нам известны о самих себе. Нечто очень личное, глубоко запрятанное; то, что мы никому не показываем и считаем никогда не случавшимся, потому что не в состоянии были бы жить с этим знанием.
- Я вас не понимаю, - сказал Рамирес. - Как это можно знать, не зная? Ахинея какая-то.
- Когда мой отец в шестидесятые годы переехал в Севилью, он познакомился с местным священником, который обычно проходил мимо его дома по пути в церковь в конце улицы Байлен. Мой отец не посещал церковь и не верил в Бога, но они часто сидели в одном кафе и, коротая время в спорах, очень сдружились. Однажды в три часа ночи отец работал в своей мастерской, как вдруг слышит, на улице кто-то надрывается: "Эй! Carbon! Тебя подослали ко мне, признайся, ты, Франсиско Carbon?!" Это оказался священник, но уже не благостный, а злой и полупомешанный. Он стоял в порванной сутане, весь всклокоченный, и хлестал бренди прямо из бутылки. Отец впустил его в дом, и тот принялся куролесить во внутреннем дворике, проклиная себя и свою бесполезную жизнь. В то утро он раздавал причастие, и вдруг его осенило.
- Он утратил веру, - сказал Рамирес. - У них всегда так. Потом они ее вновь обретают.
- С ним все было гораздо хуже. Он заявил моему отцу, что вообще никогда не верил. Его карьера священника началась с обмана. Одна девушка не ответила ему взаимностью. Он взял и принял сан, назло ей, а вышло - назло себе. Больше сорока лет священник знал это, как бы не зная. Он был хорошим священником, но это не имело никакого значения, потому что в основании его карьеры была трещинка, крохотная ложь, на которой стояло все здание.
- А что с ним случилось потом? - спросил Рамирес.