- Не раньше, чем приехала первая патрульная машина и было установлено оцепление.
- Дверь была открыта?
- Да.
- А горничная… где она теперь?
- В больнице "Девы Марии Макарены". Там ей вкололи сильное успокоительное.
- Инспектор Рамирес…
- Да, старший инспектор…
С этих слов начинался любой диалог между Фальконом и Рамиресом. Так подчиненный напоминал шефу, что Фалькон нежданно-негаданно свалился из Мадрида и захватил место, которое Рамирес уже привык считать своим.
- Попросите младшего инспектора Переса съездить в больницу, и как только горничная… Имя-то у нее есть?
- Долорес Олива.
- Так вот, как только она придет в себя… пусть он выяснит у нее, не заметила ли она чего-нибудь странного… Ну, вам известны вопросы. Да, еще узнайте, сколько раз она повернула ключ в замке, чтобы открыть дверь, и что именно она делала, прежде чем обнаружила труп.
Рамирес повторил задание.
- Уже установили, где находятся сеньора Хименес и дети? - поинтересовался Фалькон.
- По всей вероятности, они в отеле "Колумб".
- На улице Байлен? - спросил Фалькон. Пятизвездочный отель, где останавливались все тореро, всего в пятидесяти метрах от его… от дома его покойного отца - совпадение, хоть не такое уж и удивительное.
- Машину уже послали, - сказал Кальдерон. - Я хотел бы как можно скорее завершить levanta-miento del cadaver и отправить труп в Институт судебной медицины еще до того, как сюда привезут сеньору Хименес.
Фалькон кивнул. Кальдерон удалился. Двое экспертов-криминалистов, Фелипе, лет пятидесяти пяти, и Хорхе, которому не было еще и тридцати, вошли в комнату, буркнув "buenos dias". Фалькон скосил глаз на лежавшую на полу вилку телевизионного шнура и решил о ней не упоминать. Эксперты сфотографировали комнату, и, продолжая работать, - Хорхе снимал отпечатки пальцев Хименеса, а Фелипе наносил специальный порошок на корпус телевизора и на две пустые коробки от видеокассет, лежавшие сверху, - начали делиться друг с другом своими соображениями о случившемся. Они сошлись на том, что "ящик" стоял в углу и что Хименес, как всегда, смотрел его, расположившись в удобном кожаном кресле с вращающимся основанием, под которым обнаружилась круглая вмятина в паркете. Убийца каким-то образом "отключил" Хименеса, развернул непригодное для его целей кожаное кресло и приставил к нему вплотную другое кресло, с высокой спинкой, чтобы одним рывком перевалить на него бесчувственное тело. Потом убийца привязал запястья Хименеса к подлокотникам, стащил с него носки, запихнул их бедняге в рот и скрутил ему лодыжки. После этого он в несколько приемов, поворачивая кресло то на одной, то на другой ножке, передвинул его в нужное место.
- А вот и ботинки, - сказал Хорхе, заглянув под стол. - Бордовые мокасины с кисточками.
Фалькон указал на тусклое пятно на паркете перед кожаным креслом:
- Он любил скидывать обувь и разминать ступни о деревянный пол, когда смотрел телевизор.
- Особенно порнуху, - отозвался Фелипе, обсыпая порошком одну из коробок. - Эта вот называется "Cara o Culo 1"
- А положение кресла? - спросил Хорхе. - Зачем все эти перестановки?
Хавьер Фалькон отошел к двери и, повернувшись к экспертам, широко развел руки.
- Максимум воздействия.
- Настоящий шоумен, - сказал Фелипе, кивнув головой. - На второй коробке красным фломастером написано "Семья Хименес", и в аппарате стоит кассета с точно такой же надписью.
- Звучит не слишком устрашающе, - заметил Фалькон, и они все, прежде чем вернуться к работе, взглянули на воплощение кровавого ужаса, которое являл собой Рауль Хименес.
- Он явно не получил удовольствия от просмотра, - сказал Фелипе.
- "Страшилки" не для слабонервных, - буркнул Хорхе из-под стола.
- Я никогда их не любил, - заявил Фалькон.
- Я тоже, - подхватил Хорхе. - Не переношу этой… этой…
- Чего? - спросил Фалькон, удивляясь своему неожиданному интересу.
- Не знаю… зловещей обыденности, что ли.
- Нас всех нужно время от времени пугать, чтобы мы не закисли, - сказал Фалькон, опуская взгляд на свой красный галстук, на который со лба скатилось несколько капель пота.
Раздался глухой удар - это Хорхе треснулся головой о столешницу.
- Joder! Знаете, что это такое? - воскликнул Хорхе и, пятясь задом, вылез из-под стола. - Это кончик языка Рауля Хименеса.
Трое мужчин молча уставились на неожиданную находку.
- Положите его в пакет, - распорядился Фалькон.
- Мы не найдем здесь никаких отпечатков, - объявил Фелипе. - Коробки от видеокассет, телевизор, видео и пульт чисты как стеклышко. Этот парень все здорово продумал.
- Парень? - спросил Фалькон. - Об этом еще не было речи.
Фелипе нацепил на нос специальные очки с увеличительными стеклами и занялся изучением ковра.
Фалькон поражался выдержке двух криминалистов. Он был уверен, что им за все время их службы не приходилось видеть ничего более чудовищного. И нате-ка, полюбуйтесь… Он вынул из кармана идеально отутюженный и аккуратно сложенный носовой платок и промокнул им лоб. Нет, Фелипе и Хорхе были в полном порядке. В отличие от него. Они действовали так, как обычно действовал он сам и как он учил действовать всех, причастных к расследованию убийства. Спокойно. Рассудительно. Хладнокровно. "Работа следователя, - услышал он собственный голос в аудитории академии, - требует отключения эмоций".
Так чем же пронял его Рауль Хименес? Почему он взмок как мышь в это холодное ясное апрельское утро? Фалькон знал, как его за глаза называют в Главном полицейском управлении на улице Бласа Инфанте. El Legarto. Ящерица. Он льстил себя мыслью, что заслужил это прозвище своей невозмутимостью, непроницаемостью черт, манерой пристально смотреть на собеседника. Но Инес, с которой он недавно развелся, рассеяла его заблуждение. "Ты холодный, Хавьер Фалькон. Холодная рыба. У тебя нет сердца". Но что же тогда так сильно бухает у меня в груди? Он ткнул себя в лацкан большим пальцем и, очнувшись, обнаружил, что стоит со стиснутыми зубами, а Фелипе таращится на него снизу, как рыба-телескоп.
- Я нашел волос, старший инспектор, - сказал он. - Тридцать сантиметров.
- Какого цвета?
- Черный.
Фалькон подошел к письменному столу и посмотрел на фотографию семьи Хименес. Консуэло Хименес стояла в длинной до пола шубе, ее белокурые волосы были взбиты в некое подобие воздушного торта. Трое ее сыновей деланно улыбались в камеру.
- Кладите в пакет, - сказал Фалькон и попросил позвать судмедэксперта.
Рауль Хименес со своим лошадиным оскалом и обвисшими щеками смотрелся папашей собственной жены и дедом мальчишек. Поздний брак. Деньги. Связи. Фалькон еще раз взглянул на ослепительно улыбавшуюся Консуэло Хименес.
- Отличный ковер, - произнес Фелипе. - Шелковый. Тысяча нитей на сантиметр. Ворс такой плотный, что внутрь даже пылинки не просачиваются.
- Как по-вашему, сколько весит Рауль Хименес? - спросил Фалькон судмедэксперта.
- Теперь килограммов семьдесят пять-восемьдесят, но, судя по провислостям кожи на груди и животе, прежде в нем было под сто.
- А как у него с сердцем?
- Его врач наверняка знает точно, если жена не в курсе.
- Как по-вашему, женщина могла поднять его с низкого глубокого кожаного кресла и пересадить на кресло с высокой спинкой?
- Женщина? - удивился судмедэксперт. - Вы думаете, все это проделала над ним женщина?
- Я спрашивал вас о другом, доктор.
Судмедэксперт напрягся: Фалькон второй раз заставил его почувствовать себя идиотом.
- Я видел, как медсестры поднимали мужчин и потяжелее. Живых, конечно, что легче… но ничего невозможного в этом нет.
Фалькон отвернулся, показывая судмедэксперту, что он пока свободен.
- О медсестрах вы, старший инспектор, лучше спросите у Хорхе, - произнес Фелипе, высоко подняв зад и уткнувшись носом в ковер, словно обнюхивая его.
- Заткнись, - буркнул Хорхе, которому это уже осточертело.
- Насколько я понимаю, в таком деле прежде всего работают бедра, - продолжал Фелипе, - а попа служит противовесом.
- Это чистая теория, старший инспектор, - сказал Хорхе. - Он никогда не применял ее на практике.
- А ты почем знаешь? - откликнулся Фелипе и, встав с колен, обхватил воображаемые ягодицы и сделал несколько быстрых движений тазом вперед-назад. - У меня тоже была молодость.
- Не молодость, а убожество, - заметил Хорхе. - Девчонки тогда были зажаты, как устрицы в раковине, разве не так?
- Испанские да, - ответил Фелипе. - Но я родом из Аликанте. У нас там был классный бордель. Все эти англичаночки шестидесятых-семидесятых…
- В твоих фантазиях, - перебил Хорхе.
- Да, и очень даже красочных фантазиях, - парировал Фелипе.
Приятели рассмеялись. Эти два копошащихся у его ног кретина, в чьих мозгах футбол боролся за первенство с бабами, вдруг показались Фалькону свиньями, роющими землю в поисках желудей. Он брезгливо поморщился и переключил внимание на фотографии, висевшие на стене. Хорхе мотнул головой в сторону Фалькона и беззвучно, одними губами, произнес: "Mariquita". Педик.
Они снова прыснули. Фалькон не отреагировал. Его взгляд непроизвольно - как случалось всегда, когда он рассматривал картины, - скользил от "звездного" центра экспозиции к ее краю и наконец остановился на снимке, где Рауль Хименес обнимал за плечи двух мужчин, намного превосходивших его габаритами. Слева был начальник полиции Севильи, комиссар Фирмин Леон, а справа - главный прокурор, Хуан Бельидо. Фалькон передернулся, физически ощутив навалившееся на него бремя.
- Ага! Вот оно! - воскликнул Фелипе. - Полюбуйтесь-ка. Лобковый волос, старший инспектор. Черный.
И тут все трое одновременно повернулись к окну, откуда донеслись приглушенные голоса и механический звук, напоминающий жужжание лифта. За перилами балкона медленно выросли двое бугаев в голубых рабочих комбинезонах: один с длинными черными волосами, собранными в "конский хвост", другой со стрижкой "под ежик" и с подбитым глазом. Они что-то орали с восемнадцатиметровой высоты оставшейся внизу бригаде, управлявшей движением подъемника.
- А это что еще за идиоты? - спросил Фелипе. Фалькон рывком распахнул балконную дверь,
напугав двух рабочих, которые стояли на платформе, поднятой с грузовика.
- Кто вы, черт вас возьми?
- Мы из компании по перевозке мебели, - ответили те, показывая ему свои спины с желтыми трафаретными надписями: "Mudanzas Triana Transportes Nacionales e Internacionales".
2
Четверг, 12 апреля 2001 года,
Эдифисьо-дель-Пресиденте, квартал Ремедиос,
Севилья
Судебный следователь Эстебан Кальдерон подвел черту под процедурой levantamiento del cadaver, в ходе которой была обнаружена и запакетирована еще одна улика. Под телом нашли клочок хлопчатобумажной ткани с легким запахом хлороформа.
- Просчет, - сказал Фалькон.
- Что-что, старший инспектор? - мгновенно среагировал Рамирес.
- Первый просчет в спланированной операции.
- А волосы?
- Потерять волос может каждый - это случайность. Но забыть на месте преступления пропитанную хлороформом тряпку - грубый прокол. Убийца усыпил Рауля Хименеса хлороформом, не захотел совать тряпку в карман и бросил ее на кресло, на которое потом перевалил дона Рауля. С глаз долой, из ума вон.
- Но это не такая уж важная улика…
- Это характеристика нашего противника. Он осторожен и внимателен, но не профессионал. Он мог допустить еще какую-то оплошность, например раздобывая хлороформ. Возможно, он купил его здесь, в Севилье, в магазине медицинских или лабораторных товаров, или стащил в больнице или у аптекаря. Преступник тщательно продумал то, что он будет делать с жертвой, но не учел некоторых сопутствующих моментов.
- Сеньору Хименес нашли и известили о случившемся. Детей отвезут к ее сестре, в Сан-Бернардо, а она будет доставлена сюда.
- Когда судмедэксперт намерен произвести вскрытие трупа? - осведомился Фалькон.
- Хотите присутствовать при этом? - спросил Кальдерон, доставая свой мобильник. - Он сказал, что собирается начать прямо сейчас.
- Да нет, - ответил Фалькон. - Просто меня интересуют результаты. Здесь еще по горло работы. Этот фильм, например. Мне кажется, нам всем стоит посмотреть "Семью Хименес" до приезда сеньоры. Инспектор, есть здесь еще кто-нибудь из полицейской группы?
- Фернандес беседует с консьержем, старший инспектор.
- Скажите ему, чтобы собрал все пленки из видеокамер охраны; пусть просмотрит их вместе с консьержем и отметит всех, кого тот не узнает.
Рамирес направился было к двери.
- И вот что еще… поручите кому-нибудь справиться во всех больницах, лабораториях и магазинах медицинских товаров, не покупали ли у них незнакомые личности хлороформ и не пропадали ли бутылки с этим веществом. Хирургическими инструментами тоже пусть поинтересуется.
Фалькон откатил телевизор на его обычное место в углу. Кальдерон уселся в глубокое кожаное кресло. Фалькон сунул вилку телевизионного шнура в розетку. Стоя у кресла, где прежде сидел мертвец, уже завернутое в пластиковый мешок для отправки в криминалистическую лабораторию, Рамирес что-то тихо говорил в мобильник. Фалькон вынул кассету из видео, осмотрел катушки, вставил ее обратно и нажал кнопку перемотки.
- Грузчики все еще здесь, старший инспектор.
- Сейчас некому с ними возиться. Пусть подождут.
Фалькон нажал на "воспроизведение". Разместившись кто где, они в звенящей тишине пустой комнаты впились глазами в экран. Фильм начался с выхода семейства Хименес из здания Эдифисьо-дель-Пресиденте. Консуэло держала мужа под руку. На ней была длинная, до щиколотки, шубка, на нем - кремовое полупальто. Все мальчики были в болотно-бордовом твиде. Они шли прямо на камеру, находившуюся на противоположной стороне улицы, а потом свернули налево, на улицу Асунсьон. Следующие кадры представляли ту же семейную группу, только в летний солнечный день и в других нарядах, появляющуюся из дверей универмага "Корте Инглес" на площади Дуке-де-ла-Виктория. Миновав скопление ларьков, торгующих дешевой бижутерией, компакт-дисками, платками, кожаными сумками и кошельками, семья скрылась в недрах магазина "Маркс и Спенсер". Бесконечные променады неизменных действующих лиц по торговым пассажам, пляжам, по площади Испании и парку Марии-Луизы нагнали на двоих из трех зрителей с трудом подавляемую зевоту.
- Может, он просто показывает нам всю предысторию? - спросил Рамирес.
- Жуть как надоело, - соврал Фалькон, странным образом зачарованный мельканием одних и тех же фигур в разных декорациях. Эта по видимости счастливая семья, какую ему самому хотелось бы иметь, навела его на раздумья о собственном крайне неудачном семейном опыте.
И только эпизод, где семейство впервые присутствовало не в полном составе, вернул его к реальности. Рауль Хименес с мальчиками находился на стадионе "Бетиса", где, судя по шарфам болельщиков, шло дерби между "Бетисом" и "Севильей".
- Я помню тот день, - заявил Кальдерон.
- Мы проиграли четыре-ноль, - подхватил Рамирес.
- Вы проиграли, - уточнил Кальдерон, - а мы выиграли.
- Не травите душу, - буркнул Рамирес.
- Вы за кого болеете, старший инспектор? - спросил Кальдерон.
Фалькон и бровью не повел. Ноль интереса. Рамирес бросил взгляд через плечо, чувствуя себя неловко в его присутствии.
Действие перенеслось к Эдифисьо-дель-Пресиденте. Консуэло Хименес одна усаживается в такси. Вот она расплачивается с шофером на обсаженной деревьями улице, дожидается, когда отъедет такси, переходит улицу и поднимается по ступенькам какого-то дома.
- Где это? - спросил Кальдерон.
- Сейчас он нас просветит, - ответил Фалькон. Раз за разом камера показывала Консуэло, подъезжающую к тому же дому в разные дни и в разной одежде. Затем на экране появился номер дома: 17. И название улицы: Рио-де-ла-Плата.
- Это в квартале Порвенир, - сказал Рамирес.
- Ну ясное дело, - подхватил Кальдерон. - У нас тут любовничек.
Дальше пошла ночная съемка: из темноты выплыл зад большого "мерседеса" с севильским номером. Какое-то время картинка не менялась.
- Уж очень медленно у него развивается действие, - сказал Кальдерон, быстро заскучав.
- Это "саспенс", - отрезал Фалькон.
Наконец из машины вылез Рауль Хименес, запер дверцу и, сойдя с освещенной улицы, скрылся в темноте. Новая картинка: горящий в ночи костер, теснящиеся вокруг него фигуры. Женщины в мини-юбках, на некоторых короткие чулки с подвязками. Одна из них повернулась и нагнулась, приблизив зад к огню.
У костра возник Рауль Хименес. Последовали беззвучные переговоры. Он зашагал к "мерседесу" с одной из женщин, ковылявшей за ним по голой земле на высоких каблуках.
- Это улица Аламеда, - сказал Рамирес.
- Неприлично дешево для Рауля Хименеса, - заметил Фалькон.
Хименес втолкнул девушку на заднее сиденье, пригнув рукой ее голову, словно она была под арестом. Оглядевшись, он влез за ней в машину. За стеклом задней дверцы машины заколыхались две неясные тени. Прошло не больше минуты, и Хименес вылез из машины, проверил, застегнута ли ширинка, достал из кармана купюру и отдал девушке. Потом сел за руль, и машина отъехала. Девушка смачно сплюнула в грязь, харкнула и сплюнула еще раз.
- Быстро управился, - хихикнул Рамирес, предсказуемый до безобразия.
Ночная сценка повторялась и повторялась, с небольшими вариациями, до тех пор, пока в кадре вдруг не возник полутемный коридор, в самом конце которого, слева, была открыта дверь в освещенную комнату. Снимающий двинулся вдоль коридора, и чем ближе он подходил к торцовой стене, тем отчетливей на ней выделялся светлый прямоугольник с торчащим сверху крюком. Трое мужчин буквально остолбенели, мгновенно осознав, что перед ними тот самый коридор, который вел в комнату, где они сейчас находились. Рука Рамиреса непроизвольно дернулась в направлении двери. Камера покачнулась. Нервы троих сыщиков напряглись до крайности от предчувствия ужаса, который им, похоже, предстояло увидеть. Камера достигла границы освещенного участка, ее микрофон уловил донесшийся из комнаты стон, всхлипывающее подвывание человека, словно бы изнемогающего от боли. Фалькон сделал глотательное движение, но впустую. Во рту пересохло.
- Joder, - выдохнул Рамирес, чтобы хоть как-то разрядиться.
Камера развернулась, и открылась комната. У Фалькона зашлось сердце - он почти ожидал увидеть там себя и двух своих сослуживцев. Сначала изображение сфокусировалось на телевизионном экране, по которому, из-за удаленности съемки, бежали мерцающие волны, не скрывавшие, впрочем, совершавшегося на нем выразительного действа: мастурбирующая женщина удовлетворяла ртом мужчину, чьи голые ягодицы то сжимались, то разжимались.