– Калле, мама зовет к телефону!
Анника услышала, как мальчик ответил: "Но сейчас будет "Спортивное зеркало"!"
– У тебя появился серьезный конкурент, – сказал Томас в трубку, но через секунду она услышала топот детских ножек и треск на линии.
– Привет, мама, – сказала Эллен.
У Анники опустились плечи и сжалось сердце.
– Привет, старушка, ты не заснула на диване?
На другом конце наступила небольшая заминка.
– Ну только чуть-чуть. Мама, можно мы заведем собаку?
– Собаку? Но мы не можем ее завести, у нас для этого слишком маленькая квартира. Собаке будет негде жить.
В ответе девочки прозвучало искреннее удивление.
– У Анны есть собака, рыжая, а она живет в еще меньшей квартире.
Анника подавила вздох. Этот разговор начинался всякий раз, когда у кого-то из детей в садике появлялся питомец.
– Это очень хорошо, что ты любишь животных, я тоже их люблю, но мы должны подумать и о них тоже. Вы же играете с Зико, когда бываете у бабушки и дедушки в Ваксхольме. Вам же это нравится?
– Зико очень добрый.
– Он очень добрый. Что ты сегодня делала в садике?
Девочка, видимо, добрый час проспала перед телевизором, испытывала теперь прилив бодрости и принялась с воодушевлением рассказывать, чем занималась днем. Когда двукратный чемпион мира по борьбе Ара Абрамян окончил свое телевизионное интервью, пришел Калле и рассказал все остальное. Никаких неприятностей, никаких травм, ничего, что потребовало бы от нее каких-то душевных усилий. Слава богу, сегодня с детьми все было хорошо.
Они долго обменивались поцелуями и пожеланиями спокойной ночи, прежде чем попрощались. Грудь Анники переполняла теплая печаль.
За окном было темно. Мимо, завывая сиреной, промчалась машина скорой помощи. Анника встала с кровати и задернула занавески, потом включила верхний свет и настольную лампу и поставила на стол ноутбук. Она не ощущала сейчас ничего, кроме парализующей усталости.
Сколько раз она уже ставила и убирала этот компьютер?
Каждый раз, когда она приходила и уходила с работы, каждый раз, когда возвращалась или покидала свой дом.
Анника ощутила боль в спине, когда села за стол. Стул невыносимо скрипел.
Она ввела пароль и логин, чтобы выйти в Сеть. Пятнадцать евро в сутки – это вполне терпимо. Несколько минут она поглаживала лоб ладонью, прежде чем приступить к работе, а потом взяла телефон и позвонила Патрику Нильссону.
– Анника, – закричал он, – где ты пропадала целый день?
– Сидела в кафе и пила кофе, – ответила она. – Я пришлю три статьи: "Газовое убийство", "Семья", "Конец идиллии". Все статьи будут снабжены фотографиями. Каким должен быть объем статей?
– Я не знаю, сколько у тебя материала.
– Какую площадь вы можете мне выделить?
– Три разворота плюс средняя колонка, столько же займут Берит и ребята из отдела спорта.
– Я пришлю все статьи сразу, чтобы вы могли сразу пустить их в работу. Первую ты получишь через час.
Они попрощались, и Анника набрала номер Никласа Линде.
Он ответил после четвертого гудка; на заднем плане звучала музыка диско.
– Слушай, у меня к тебе один короткий вопрос: испанская полиция нащупала какие-то следы преступников?
"Бум-бум-бум", – неслось из трубки.
– Я разочарован, – сказал он, и Анника прикусила губу. Что еще она сделала не так?
Какая-то женщина расхохоталась так, что напугала Аннику.
– Я надеялся, что тебе понадобится мое тело, а тебе нужен мой мозг.
Так вот он, значит, какой.
– Я думаю, что сержант Линде выпил слишком много красного вина с тех пор, как мы виделись днем, – сказала Анника и посмотрела на часы. Было половина девятого. Она вдруг ощутила страшный голод. Она не ела с самого утра, когда перехватила кусочек сыра в аэропорту.
– И еще пару бутылок игристого, – продолжил он. – Не хочешь послушать железо?
"Бум-бум-бум".
– Не сегодня, – сказала Анника. – Мне надо писать статьи.
– Но тогда, может быть, в другой вечер?
"Бум-бум-бум".
– Может быть. Есть ли какие-нибудь зацепки в расследовании?
Грохот и хохот в трубке стали просто невыносимыми. Аннике пришлось отодвинуть телефон от уха.
– Алло, – произнес Линде после недолгого молчания. Грохот стих, зато стали слышны звуки уличного движения.
– Алло, алло, слушаю, – отозвалась Анника. – Речь шла о следах.
– Дел еще очень много, – начал рассказывать Никлас Линде. – Найдены следы протекторов двух транспортных средств. Их типы идентифицированы. Обнаружены отпечатки обуви троих подозреваемых. Определены размеры обуви. Существуют и какие-то другие следы, но я, так как не участвую в расследовании, не имею к ним доступа.
– Значит, есть надежда, что полиция распутает это преступление?
– Это лишь вопрос времени. Кстати, ты сегодня ела?
– Э-э, нет, – ответила Анника, – но это…
– Где ты поселилась?
– В отеле под названием "Пир", он находится.
– О, черт, так ты в "Пире"? Я сижу в баре "Синатра", это в гавани, в трехстах метрах от тебя. Принести тебе что-нибудь подкрепиться?
Анника не смогла сдержать смех.
– Никаких шансов, парень, приятных сновидений.
Она закончила разговор, подняла трубку внутреннего телефона и позвонила портье.
В отеле не носят еду по номерам, приносим наши извинения.
В мини-баре продавали спиртное по заоблачным ценам, но с остальным было не очень. Анника купила два шоколадных пирожных и банку жареного миндаля. Забрав все это в номер, она наконец села писать статью о газовом убийстве.
Сославшись на анонимный источник в полиции, она написала, как преступники – три человека на двух машинах – открыли в три часа тридцать четыре минуты ворота виллы семьи Сёдерстрём, присоединили емкость с отравляющим веществом к системе вентиляции и по ней пустили в дом неизвестный газ. Дальше Анника изложила полицейскую версию о том, что в семье началась паника после того, как они поняли, что подверглись газовой атаке: как они проснулись от звука газовой сигнализации, как из вентиляционных отверстий повалил дым или пар, как отец безуспешно пытался заткнуть отверстие простыней, как мать побежала к детской, чтобы вывести оттуда детей, как все они были мгновенно парализованы и в муках погибли. Как воры, а точнее, убийцы разбили стенку и извлекли из нее сейф, вынесли из дома все ценное и уехали с места преступления.
Анника описала положения тел в момент их обнаружения, рассказала о том, что полицейские нащупали след и теперь поимка преступников – это лишь вопрос времени.
Статья заканчивалась сравнительными свойствами газов, которые обычно используются при ограблениях.
Гексан: растворитель, который часто используют в промышленности. Как примесь содержится в бензине и других видах топлива. Обладает резким запахом. Для того чтобы усыпить человека, требуется довольно значительное количество газа.
Изопропан: растворитель, который используют в спреях, например, для создания морозозащитной пленки, в ополаскивающих и чистящих средствах. Обладает весьма резким запахом. Для того чтобы усыпить человека изопропаном, требуется несколько сотен граммов.
Двуокись углерода: углекислый газ, содержится в атмосфере в концентрации 0,03 процента. Для того чтобы усыпить человека, требуются большие количества газа, до килограмма, по этой причине его надо очень быстро и в большом объеме накачать в помещение.
Газы для наркоза: газы, которые применяются в медицинских целях, для анестезии. Примеры – эфран и изофлуран. Действуют надежно и быстро при малых концентрациях – порядка двух объемных процентов. При больших концентрациях могут быть опасными для жизни.
Веселящий газ: применяется в медицине и при экстремальном вождении для усиления двигательных рефлексов. Для усыпления требуются большие концентрации – 65–70 процентов.
Анника задумалась, каким образом сами преступники смогли избежать смерти. Наверное, у них были противогазы.
Хотелось бы знать, что делают сейчас конкуренты, подумала она, отослав статью в редакцию. Собственно, она должна была уже столкнуться с их корреспондентами, и если этого не произошло, то причин могло быть только две: либо она опередила всех, либо безнадежно отстала и пропустила что-то самое важное.
Но посмотрим, угрюмо подумала она и стала загружать фотографии с фотоаппарата в компьютер.
Зажужжал мобильный телефон.
Звонил Андерс Шюман.
– Слушай, – сказал он, – я тут имел странный разговор с одним репортером конкурентов. Ты действительно развлекалась в ресторане с какой-то шишкой из министерства юстиции?
– Нет, мы просто поужинали, и было это не поздно. Он сообщил мне кое-какие сведения, потом мы обменялись испанскими поцелуями в щечку и разъехались. Ты обеспокоен?
– Вовсе нет. У тебя все нормально?
– У меня все отлично, хотя работы, конечно, много.
– Хорошо, не буду тебе мешать.
Она отложила телефон в сторону.
Фотографии дома получились очень удачными. Он выглядел огромным и роскошным, отбрасывающим царственную тень на обширный пустырь.
Анника предложила и подпись: ПРЕСТУПНИКИ ЗНАЛИ КОД.
Немного посидев, Анника принялась за статью "Опрокинутая идиллия".
Она описала район, страх соседей, очевидную обеспокоенность постоянных посетителей шведского ресторана. Привела она и обе цитаты Кариты, хотя и анонимно:
"Это настоящий страх. Мы очень долго просто ждали, что будет дальше, а случаев газовых нападений становилось все больше и больше" и "Теперь люди станут намного осторожнее, это факт".
Эту статью она отослала со снимком шикарного фасада и портретами шведов с их краткими анкетными данными.
Теперь осталось самое трудное: статья о семье.
Она перешла на домашнюю страницу "Квельспрессен". На первом месте в www.kvaUspressen.se стояла беседа ведущего программы с каким-то политиком, потом следовали тошнотворные излияния звезды мыльного сериала, дальше – новости в порядке убывания важности. Газовое убийство стояло на седьмом месте.
Были помещены фотографии пяти жертв: Себастиан Сёдерстрём, 42 года, Вероника Сёдерстрём, 35 лет, Мю Сёдерстрем, 8 лет, Лео Сёдерстрём, 5 лет, и Астрид Паульсон, 68 лет. Фотографии были сомнительного качества и довольно старые.
Начала она с просмотра школьного каталога или, точнее, годового отчета, подготовленного международным колледжем Марбельи, взятого на время у Кариты. В этом ежегоднике все фотографии, связанные со школами, были приведены к одному стандарту и размеру. Были представлены все школы, их предметы, курсы и местоположение. Все эти сведения сопровождались групповыми и индивидуальными фотографиями нарядных детишек в школьной форме.
Ей понадобилось несколько минут, чтобы найти школьные фотографии Лео и Мю.
На этом снимке Лео был значительно старше, чем на фото с домашней страницы газеты. У мальчика были непослушные светлые волосы и щербинка между передними зубами. Было видно, что это непоседа и шалун. Мю была одета в синее школьное платье, светлые волосы заплетены в аккуратные косички – от этого ангелочка было трудно оторвать взгляд.
Анника тяжело вздохнула, позвонила портье и попросила его отсканировать фотографии и прислать их на ее компьютер. Усталый портье с угрями на лице взял ежегодник и неохотно пообещал все сделать.
Жизнь семьи Сёдерстрём, без сомнения, выглядела вполне идиллической, но была ли она таковой на самом деле? Не было ли в ней чего-то потаенного и отталкивающего? Вероника состояла в руководстве женского объединения, а Себастиан занимался своими молодыми спортивными талантами. Лео был веселым шалопаем, а Мю – милой и аккуратной девочкой. От этой картины пахло таким стереотипом, что у Анники зачесалось в носу.
Она прикрыла ладонями глаза, чтобы избавиться от кружения предметов. До чего же она устала!
Потом она начала писать. Она писала о Себастиане и его стремлении отдать жизни то, что он получил от нее в избытке, о теннисных турнирах, на которых одаренные дети выигрывали путевки в жизнь, о преданности Вероники друзьям и семье, об оптимизме бабушки, о том, что она была моральной опорой семьи и в горе и в радости.
Под конец Анника вдруг заметила, что плачет.
Она отправила в редакцию последний текст и отсканированные школьные фотографии и пошла в ванную чистить зубы.
Последнее, о чем она подумала, был Джимми Халениус и фотография, которая появится завтра в газете конкурентов.
Она задумалась, чем это может ей грозить, но уснула, прежде чем нашла ответ.
Среда. 5 января
Шел дождь. Анника стояла перед воротами виллы семьи Сёдерстрём. За дождем она едва различала контуры дома. Казалось, откуда-то с неба спустились пляшущие занавеси, вдоль которых текли нескончаемые и плотные потоки воды.
– Этот солнечный берег иногда называют берегом осадков, – сказала Карита Халлинг Гонсалес и подошла к Аннике, спрятавшись под большой зонт. – Такой маленький дождичек, или как?
Она нажала выключатель, игравший роль звонка, и, прищурившись, посмотрела на дом.
– Ты уверена, что сегодня дежурит тот же полицейский, что и вчера? – спросила Анника. – Пропустит ли он нас?
Карина поудобнее ухватила сумку – сегодня клетчатую.
– Да, он, – ответила Карита. – В этом можешь быть уверена. – Она посмотрела на Аннику. – Правда, он не разрешит взять с собой твою большую камеру, – продолжила она. – Он сразу поймет, что мы пытаемся его провести.
Дверь на террасу открылась, и Анника метнулась к машине, чтобы положить камеры на заднее сиденье.
– Я могу оставить вещи здесь? Их не украдут? – крикнула она.
– Думаю, что эта улица уже исчерпала свою квоту преступления за год, – ответила Карита и помахала рукой полицейскому.
Анника вгляделась в смутно видневшийся за стеной дождя силуэт сержанта, идущего к воротам. Она еще раз убедилась, что телефон лежит в сумке. Она уже делала им снимки, например, в Золотом зале после Нобелевского убийства.
Снимки получаются неважные, но для публикации вполне пригодные.
– Анника, ты идешь? – крикнула Карита.
Она подбежала к переводчице в тот момент, когда полицейский отпирал створки ворот.
– I’m sorry, – сказал он на ломаном английском и официально протянул Аннике руку.
Она кивнула и вытерла с лица дождевую воду.
Бассейн перед домом был просто огромен. Влажные скамьи из темного дерева от воды казались черными. Очертания усадьбы терялись за сплошной пеленой низвергавшегося с неба водопада.
– Это стена, где они подключились, – сказал полицейский и показал разбитую дверь на террасу.
– Мне переводить? – спросила Карита.
– Я понимаю по-английски, – ответила Анника.
Они вошли в дом, и полицейский закрыл за ними дверь. Наступившая тишина казалась такой же плотной, как дождь. На мгновение Аннике стало трудно дышать.
– Газ? – спросила она, поспешно повернувшись к полицейскому. – Его здесь уже нет?
– Уже давно нет, – ответил он.
Они стояли в большом холле, потолок которого находился, видимо, на уровне крыши – высота его была метров шесть, если не больше. Две лестницы по обе стороны холла вели на второй этаж. С середины потолка свисала громадная кованая люстра. Пол из плит белоснежного мрамора казался пустым и холодным как лед. В стенах были ниши с копиями античных скульптур.
Анника никак не могла отделаться от ощущения, что ей нечем дышать. Воздух был сырым и затхлым.
– С чего мы начнем? – спросил полицейский, и Анника вздрогнула от неожиданности.
Она порылась в сумке и вытащила одну из старых игрушек Эллен. Это была маленькая желтая собачка, которую Эллен выиграла в лотерею, как обычно во время посещений развлекательного центра "Зеленая роща".
– Моя дочь с радостью подарила бы эту игрушку Мю.
– У вас есть дочь? – спросил полицейский.
– Она ровесница Лео, – ответила Анника.
Полицейский повел их на мраморную лестницу.
Анника старалась не отставать от него, Карита шла в паре шагов от Анники. По дому тянуло сквозняком, видимо, где-то было открыто окно. Она не стала спрашивать еще раз, но ей все время казалось, что из дома улетучился не весь газ.
Вдоль второго этажа тянулся коридор, двери из которого вели в несколько залов. Дождь оглушительно стучал по кирпичным стенам. Полицейский повернул налево. Шаги гулко отдавались от каменного пола. По обе стороны коридора были две двери, заканчивался он третьей, двустворчатой дверью.
Полицейский указал на нее рукой.
– Там нашли детей, – сказал он.
Аннике стало душно, она судорожно глотнула воздух открытым ртом.
Там, наверное, была родительская спальня, подумала она, призвав на помощь свою рассудительность.
– Да, здесь жила девочка, хотя вы и сами это знаете, – сказал полицейский и открыл первую дверь по левую сторону коридора.
Анника застыла на пороге.
Комната оказалась довольно маленькой. Стены были выкрашены в розовый и золотистый цвет. Двойные двери вели на балкон, откуда открывался вид на бассейн, а дальше, за дождем, угадывались контуры поля для гольфа. В углу стоял детский письменный стол на изогнутых ножках. На столе лежали карандаши, акварельные краски, бумага для рисования. Остался стоять здесь и стакан с темной водой, куда девочка макала кисточку. В другом углу стояла неубранная кроватка. Она осталась такой же, какой была, когда девочка выбралась из нее, разбуженная газовой сигнализацией.
Анника судорожно кашлянула, вошла в комнату и направилась к кроватке, в изножье которой лежала кукла с курчавыми каштановыми волосами. Присев на корточки возле кровати, Анника взяла в руку куклу.
– Creo que la senora qiere estar sola, – сказала Карита полицейскому, и Анника ее поняла.
"Думаю, что сеньора хочет остаться одна".
Полицейский закрыл дверь за ее спиной. В комнате наступила мертвая тишина. Было слышно лишь, как дождь стучит по мраморным плитам террасы.
Анника достала из сумки телефон, направила его на кроватку, сфокусировала на смятом белье и нажала спуск. Потом она подошла к рисункам на столе.
На рисунке была изображена девочка, едущая верхом на коричневой лошади. С неба на зеленую траву светило солнце, девочка и лошадь смеялись. К глазам Анники подступили слезы. Чтобы не расплакаться, она до боли прикусила губу. У стола она сделала еще несколько снимков. Потом положила телефон в сумку, немного поколебалась, оглянулась на дверь, взяла со стола рисунок и тоже положила в сумку. Подойдя к кроватке, она положила желтую собачку на подушку и пошла к двери. Постояла на пороге несколько секунд, вглядываясь в комнату, а потом вышла в коридор. Она закрыла дверь, и при этом тихо звякнула табличка на ней: "Здесь живет Мю".
Карита и полицейский ушли в родительскую спальню, откуда доносились их приглушенные голоса. Двойная дверь была приоткрыта, и серый дневной свет проникал из щели в коридор.
Анника поспешно вытащила телефон и дрожащими руками сфотографировала дверь, возле которой были найдены мертвыми дети и их мама.
Она медленно пошла по коридору, пряча в сумку телефон. На следующей двери тоже висела табличка: "Здесь живет Лео". Она порылась в сумке и нашла модель гоночного автомобиля Калле. Открыв дверь, вошла в комнату мальчика.
Там царил хаос.