Ему вдруг вспомнилась детская игра, когда один ищет спрятанную вещь, а другие говорят ему "жарко" или "холодно", и чем ближе к спрятанной вещи, тем "жарче". Андрею вдруг показалось, что он сейчас играет в эту игру и все окружающие, каждый по-своему, в этот момент говорят ему: "жарко".
Андрея охватило волнение. Контрабанда есть, она где-то рядом. Но где? Почему эта вертлявая девчонка так упорно не хочет вытаскивать из буфета всю посуду? И он решительно сказал Мусе:
- Ничего не оставлять.
- Да что же это такое?! - визгливо воскликнула та. - Издевательство прямо. Сами в таком случае вынимайте! Не нанималась!
- Муся! - прикрикнул на нее со своего места Юзек. - Если товарищу надо, вынь.
- Я нанималась посетителей обслуживать, а не этих…
Когда вся посуда была вынута, Андрей внимательно осмотрел пустые полки. Доски как доски, а стенки даже фанерные. Что тут спрячешь?
Его внимание привлекла самая нижняя из полок. Дно ее лежало на самом полу, вернее - должно было лежать, ведь ножек у шкафа не было. А на самом деле это дно находилось на порядочном расстоянии от пола. Что же под ним, под этим дном?
Андрей внимательно осмотрел доску. Она плотно, без единой щели прилегала к стенкам шкафа. И все-таки… Передний край ее ничем не закреплен, и если дверцы шкафа распахнуть до отказа… Да, да, ее, кажется, тогда можно выдвинуть.
Распахнуть дверцы мешали стопки посуды на полу. Андрей принялся отодвигать их в сторону.
- Я же говорю, он сейчас все перебьет! - звенящим от злости голосом воскликнула Муся. - А я потом из своей зарплаты отвечай! Не трогайте, вам говорят! Да что это, в самом деле!..
- Муся! - снова оборвал ее со своего места Юзек.
Андрей же не отвечал. Он был весь поглощен своей догадкой.
Наконец дверцы шкафа распахнуты. Андрей взялся руками за дно полки и потянул на себя… Еще… Еще сильнее… Дно даже не шелохнулось!
Озадаченный Андрей снова принялся изучать проклятую доску. Почему она не отодвигается? Ведь путь для нее свободен. Гвоздями она не прибита. Клея не видно. Он нагнулся еще ниже. И сразу же увидел тонкие металлические пластинки, вставленные по краям доски в узкие щелки между нею и стенками шкафа. А что, если вытащить эти пластинки? Эх, щипчики бы какие-нибудь!
- Мне нужны щипцы, - требовательно сказал он, выпрямляясь. - Фу! Даже спина заныла.
- У нас, к вашему сведению, не мастерская, а ресторан, - дерзко ответила Муся. - У нас щипцы только для сахара.
- Вот-вот, - Андрей обрадовался. - Такие и дайте.
Муся, ворча, открыла один из ящиков и почти бросила Андрею щипцы.
Совсем не просто оказалось ухватиться такими щипцами за узенькую, утопленную в щель пластинку. Но когда Андрей, все же изловчившись, вытащил их, хорошо отполированная и подогнанная доска легко выкатилась из пазов.
Все пространство под ней было плотно забито небольшими целлофановыми пакетиками.
- Чулки! - воскликнул Андрей.
- Что вы говорите?! - первым отозвался Юзек. - Откуда они там взялись?
Андрей насмешливо ответил:
- Об этом, дорогой товарищ, надо вас спросить.
- Понятия не имею.
- Тогда вот у этой девушки.
- Я вам что, справочное бюро? - зло ответила Муся. - Кто-то положил, а я отвечай?
- Ладно, разберемся потом.
Андрей чувствовал, как в нем просыпается ответная злость: так нагло, так бессовестно лгали ему в глаза эти люди.
- Продолжим досмотр.
Он огляделся. Черт возьми, да под любой планкой в стене, в утробе любого из кресел, за широкими плафонами ламп - словом, всюду можно спрятать что угодно. Разве все это можно осмотреть? А, собственно говоря, нужно ли? Тут требуется проявить "оперативное чутье", как любит говорить Ржавин.
- М-да, - заметил Ржавин и, кивнув на чулки, с надеждой сказал Андрею: - Вероятно, это не все.
Андрей и сам так думал. Его уже охватил азарт поиска, и чувства все обострились до предела. Он был уверен, что сейчас не пропустит ни одной, пусть самой мимолетной детали в поведении этого прохвоста Юзека и его девчонки-буфетчицы - детали, которая указала бы ему на направление нового поиска. Ведь вот же угадал он, что Юзек не боится за кухню.
Как же ведут себя эти двое сейчас? Девчонка, та не находит себе места, крутится и злится. Еще бы! Ведь за чулки в буфете отвечать ей! Юзек сидит в кресле, как прикованный, с невозмутимым лицом. Ну да, у него же еще болит нога. Он только подошел посмотреть на выдвинутое дно шкафа, потом снова вернулся на свое место. Прошел, хромая, мимо всех кресел и уселся на то, дальнее. И опять вытащил свои накладные. Так, так…
Андрей ощущал такое ликование в душе, так четко работала мысль, связывая воедино какие-то будто сами собой всплывающие детали, что он даже улыбнулся. "Что делает первый успех с человеком!"
Подчиняясь какому-то внезапно возникшему убеждению, он подошел к Юзеку.
- Будьте добры, пересядьте.
- Я вам мешаю? Мне трудно.
- Хотелось бы осмотреть кресло.
В этот момент Андрей уловил все сразу: и тревожную искорку в сумрачных глазах Юзека, и откровенный интерес в глазах Ржавина, и даже мимолетную гримаску испуга на кукольном Мусином личике.
Андрей вынул из кармана отвертку и с подчеркнутой неторопливостью стал вывертывать винтики из боковых стенок кресла. Извлеченная из кресла гора целлофановых пакетиков даже как-то не очень удивила Андрея.
- Что и требовалось доказать, - насмешливо сказал он, глянув на стоявшего у окна спиной к нему Юзека.
Тот остервенело задернул шторки на окне и, повернувшись, сказал:
- Вы еще ничего не доказали. Я, например, все эти чулки в первый раз вижу. Вот так.
И Андрей еще раз подивился его наглой выдержке.
Но тут неожиданно раздался строгий и какой-то напряженный голос Ржавина:
- Сейчас же раздвиньте шторки на окне! Быстро!
Юзек поднял на него глаза.
- А в чем дело?
- Это я вам объясню потом. Раздвиньте шторки! Ну!
Ржавин говорил зло и с таким напором, что Андрей даже удивился. Потом неизвестно почему его вдруг охватила тревога, и он с угрозой сказал Юзеку:
- Прошу подчиниться.
Юзек, пожав плечами, неохотно раздвинул шторки.
- Если вам так больше нравится… При этом он бросил внимательный взгляд на перрон. Ржавин усмехнулся.
- Что? Никто вашего маячка не заметил?
- Я вас не понимаю, - хмуро бросил Юзек, отходя от окна.
- Зато мы вас отлично поняли.
А Юзек вдруг подумал о том, что такой вот обыск с "психологией", с непонятно откуда взявшимися догадками не мог бы произвести таможенник еще десять лет назад. "Образованные очень стали, - решил он наконец, - и где их только натаскивают".
Вот уже лет тридцать, как работает Юзек на транспорте, он начал службу в панской Польше, работал и потом, когда Западная Белоруссия вошла в состав СССР. Работал он даже при гитлеровцах. Много повидал он границ и таможен и нигде не брезговал контрабандой. Крепко прилипла к нему эта привычка, хотя советская граница в отличие от других оказалась самой "глухой" и таможенники здесь от года к году становились все опытнее.
И ведь общий режим на границе стал мягче: меньше придирок, подозрительности, мелочности. Но в то же время - вот поди ж ты! - работать стало труднее. Просто сказать - невозможно стало работать "по-крупному", и только!
Юзек вздохнул и усталой походкой, чуть прихрамывая, вернулся к своему столику, где остались лежать его бумаги. На таможенников он старался не глядеть.
Закончив все таможенные формальности, Андрей и Ржавин вышли на перрон и остановились невдалеке, наблюдая за окнами вагона-ресторана. Ни одна шторка на них не дрогнула. Юзек, конечно, сообразил, что за ним наблюдают. Он понимал, что по возвращении из рейса его ждут крупные неприятности.
Когда экспресс отошел от платформы, Ржавин взял Андрея под руку.
- Ну, старик, ты бесподобен. Это, я тебе доложу, был спектакль.
- Вдохновение, - со скромной гордостью ответил Андрей и подмигнул Ржавину.
Они вошли в здание вокзала, пересекли огромный, полный народа зал ожидания и очутились в другом, поменьше, где размещались кассы. Небольшая очередь выстроилась к одной из них, со светящейся надписью "Предварительная продажа билетов".
Не успели друзья войти в этот зал, как Андрей вдруг резко увлек Ржавина назад и, только когда за ними закрылась высокая дверь, возбужденно произнес:
- Там, в очереди, стоит Засохо.
- Кто?! - не веря своим ушам, переспросил Ржавин.
- Засохо, я тебе говорю.
Действительно, в очереди к кассе стоял, величественно возвышаясь над другими пассажирами, в черном с бобровой шалью пальто и в бобровой шапке-"боярке" Артур Филиппович Засохо собственной персоной. Ржавин узнал его сразу, хотя никогда до этого не видел. Он торопливо сказал Андрею:
- Когда он уйдет, подойди к кассиру, узнай, какой билет он взял. Встречаемся вечером у тебя.
В это время Засохо наклонился к окошечку кассы и через минуту, положив в бумажник билет и сдачу, направился к выходу из вокзала.
За ним последовал Ржавин.
Его ждало удивительное открытие: оказывается, Засохо спокойно жил все эти дни в гостинице "Буг", правда под другой фамилией. Администратору он сдал паспорт на имя Пономарева. Так просто! И Ржавин вспомнил: ведь гостиница "Буг" вертелась у него в голове, он уже "примерялся" к ней, но что-то помешало ему додумать эту мысль до конца.
Не дожидаясь вечера, он зашел к Андрею.
Оказалось, что Засохо взял билет до Москвы на завтра, на вечер. На все другие поезда билетов в первый класс уже не было.
- Когда он мне попадется - расцелую! - радостно объявил Ржавин. - Такие барские замашки! Старик, ведь он подарил нам целый день! Ты понимаешь, что это значит?
- Не совсем. А главное, я его не понимаю, Я бы, например, удрал отсюда как можно быстрее.
- Так он же спокоен. Он же не увидел сигнала тревоги - задернутых занавесок! - Вот в чем дело…
- Именно. Ах, Засохо, Засохо! А я-то думал, кому это Юзек маячок дает.
От Андрея, несмотря на поздний час, Ржавин отправился к себе в горотдел. Митрохин еще не ушел.
Сидели долго, придумывали, спорили, гадали…
Наконец Митрохин, отдуваясь, сказал:
- Фу-у! Теперь я, кажется, чуть-чуть спокоен. Хотя операция получается деликатная. Черт знает, какая деликатная! И как только две наши башки ее сварили, удивляюсь.
- Теперь надо, чтобы там доварили, - и Ржавин указал пальцем на потолок.
- За этим дело не станет… И вот еще, пожалуй, какой ход стоит проделать…
Светлые глаза Митрохина снова сузились и заблестели. Он придумал действительно ловкий, необычайно ловкий ход. Сперва вспомнил пустяковую деталь, а уж из нее вытянул и этот ход.
- Сам говоришь: приглашал твоего друга тот дядя к себе в гости, если он в Москве окажется. Ведь приглашал?
- Приглашал.
- Ну, как же это не использовать. Почему бы твоему другу и не оказаться в Москве?
- Не все тут от нас зависит.
- А мы попробуем! Зато, если клюнет, ты понимаешь, что откроется?
И они снова заспорили.
Но вот Митрохин потянулся, откинувшись на спинку стула, потом встал, не спеша, молча прошелся по кабинету и, словно убедившись, что больше нечего спорить и нечего придумывать, сказал:
- Действуй, Ржавин. Ты тут главный будешь. Подбирайся, подкрадывайся, тихо только, осторожно. Они враги наши, до конца враги. Это я тебе, как старый коммунист молодому, говорю. Я их побольше тебя повидал. И еще запомни. С каждым твоим шагом в этом деле враги будут появляться все опаснее. До сих пор плотва шла. Щуки впереди.
Андрей сидел на диване возле маленькой красной лампочки-грибка и думал. Тихо в квартире, пусто, темно. Четко, как маленькая кузница, тикает будильник. За окном проехала машина. И опять тихо, тоскливо и холодно, словно в склепе каком-то.
Вздохнув, Андрей потянулся было к книге, но раздумал. Разве там написано, как ему жить дальше?..: Вот ушли дневные дела и хлопоты, они всегда будут уходить от него по ночам. А тогда? Человеку так нужны чье-то тепло, чья-то ласка, и еще ему надо иметь кого согревать самому, о ком заботиться, кого ласкать…
Тьфу! До чего же он размяк! В пору побежать сейчас, ну, хотя бы к Светлане, она ведь звонила ему недавно. "Нет, нет, я никуда не ушел и не собирался, Я сказал тебе неправду. Я дома!" И голос ее из напряженного, все время ждущего и искусственно веселого станет вдруг звонким-звонким и счастливым, Да, да, он это знает. Но он не может…
Днем совсем другое дело. Днем он сегодня, например, нашел чулки у Юзека, знаменитого Юзека! До этого у Юзека нашел контрабанду Валька Дубинин, в баке с супом нашел. А теперь вот он, Андрей. Это уже, наверное, "высший пилотаж" в досмотре.
А еще они увидели сегодня Засохо. Этого человека Андрей ненавидел незатухающей ненавистью. Почему? Андрей сам этого не понимал до конца. Провозил контрабанду? Так ведь не он один провозил. Или эта барски-европейская внешность, под которой сидит наглый, свирепый дикарь? Нет, и это не все. Что-то еще в этом Засохо. А каким он был жалким на личном досмотре…
Личный досмотр… Да, это штука серьезная, "Крайняя мера в таможенном досмотре, чтобы докопаться до самых потайных мест", - как сказал однажды Жгутин. А потом - эти слова Андрей тоже запомнил, но почему-то отдельно, - потом Жгутин добавил: "Мне кажется, что всем нам жизнь тоже иногда устраивает вдруг личный досмотр, и тогда сразу выясняется-, кому какая цена".
Да, это верно. Но пусть лучше сейчас Андрею не устраивают личного досмотра. Копейка ему сейчас цена, копейка…
Вдруг зазвонил телефон.
Андрей невольно поглядел на часы. Ого, половина двенадцатого! Кто бы это мог быть?
Звонил Ржавин. Он прокричал Андрею в самое ухо слова, которые оглушили его:
- Старик! Возможен вариант: послезавтра махнешь в Москву! Щук ловить! Готовься!
ГЛАВА 6
ОПЕРАЦИЯ "ЩУКИ"
Весь день перед отъездом Засохо не выходил из номера гостиницы. Валялся на кровати, лениво читал и думал.
Мысли были разные. Одна, самая робкая, державшаяся где-то позади других, тем не менее все время досаждала ему: "Не пора ли упаковываться?" Слава богу, есть деньги, квартира, дача… Не пора ли?.. Ведь опасно. И этот последний указ. Черт возьми, расстрел! Ну нет! У него ведь еще маловато капитала. Впрочем, зачем пороть панику, до расстрела дело ведь не дойдет. Он стреляный воробей. И вообще к черту!..
И тут же приходили другие мысли, деловые, расчетливые, жадные. Как, например, нащупать каналы, по которым работает Евгений Иванович? О, это хитрая бестия. Делец первой руки. Связи у него блестящие! Но и он, Засохо, тоже не дурак. Почему он должен состоять при чужом "деле"? Конечно, у Евгения Ивановича есть чему поучиться. Хватка! Нюх! Наконец, методы! К примеру, Засохо с ним за все последнее время не смог ни разу встретиться. Хитер! Так никакой ОБХСС не страшен! Все это, конечно, так. Но хватит! Засохо уже научился. Почему же он должен питаться объедками со стола этого хапуги? Было время - еще совсем недавно, - когда Засохо не хотел даже и думать о том, через какие "каналы" Евгений Иванович получает товар. Но то время прошло. Засохо как-то подсчитал, сколько с каждой операции получает он и сколько, даже приблизительно, загребает Евгений Иванович. Подсчитал и ахнул! Вот после этого он и решил - все, баста! Надо ставить свое "дело"…
Эта мысль с каждым днем теперь все сильнее овладевала им, не давая покоя. О чем бы теперь Засохо ни думал, он в конце концов приходил все к тому же: надо начинать свое "дело". Но избавиться от Евгения Ивановича не так-то просто.
И Засохо, багровея, сжимал кулаки. "Нервы, - через минуту ворчал он. - Нервы, будь они прокляты!"
Потом он начинал думать о Надьке Огородниковой. Дрянь такая! Надо и от нее избавляться! Но за ней - цепочка. Юзек, например. Ох, что-то беспокоит его этот Юзек. Правда, он благополучно увез последнюю партию. Засохо внимательно наблюдал за окнами вагона-ресторана. Когда поезд тронулся, ни одно из них не было закрыто занавеской. И все-таки Юзек его беспокоит. Нет уж, пусть эта цепочка остается Евгению Ивановичу. А он, Засохо, создаст свою. Конечно, это не так просто в Бресте. Проклятый город! Не пришли он сюда Надьку, так вообще не с кем было бы работать. А она нашла только старуху Клепикову. А ведь как искала! Подумать только, на весь город одна эта старуха! Пашка, шофер, что машину угнал, не в счет. Пустой парень, и ударил-то Андрея со страху. Да, тут пойди создай новую цепочку!
Артур Филиппович вскакивал, взволнованно ходил по комнате, потом наливал себе рюмку коньяка, прихваченного еще из Москвы, заедал ломтиком лимона.
Но тут сквозь плотный строй бодрых, жадных мыслей снова протиснулась было та, заячья: "А не пора ли упаковываться? Ведь указ…" Он поморщился, как от зубной боли, легкой, но неотвязной.
Вечером Засохо не спеша уложил в чемодан свои вещи. Спал он неспокойно. Снилась всякая ерунда. Один раз даже проснулся с коротким вскриком. Проклятый сон он тут же забыл, а вот сердце разболелось. Под утро уснул спокойнее.
На вокзал он приехал к самому отходу поезда.
Купе мягкого вагона первого класса было рассчитано на двоих. Попутчиков Засохо любил. Беседы, рассказы, расширяешь кругозор, узнаешь новых людей, да и в вагон-ресторан есть с кем сходить.
Войдя в купе, Засохо зорко оглядел молодого человека, устроившегося у окна. Худощавый, черноволосый, еле заметный шрам на щеке. На молодом человеке был дорогой, отлично сшитый костюм, явно заграничный галстук и модные, до блеска начищенные ботинки. Осмотром Засохо остался доволен. "Солидно, весьма, - отметил он про себя. - Хотя и молод". И бодро сказал:
- Здравия желаю.
- Здравствуйте.
Уложив чемодан и скинув пальто, Засохо остановился перед окном, за которым медленно уплывал назад пасмурный, в черных лужах перрон с равнодушными носильщиками и провожающими.
- Так. Прощай, Брест, - деловито произнес Засохо, усаживаясь на диван. - А вы что же, до самой Москвы едете? - обратился он к своему попутчику.
- Именно.
- "Из странствий дальних возвратясь"? За рубежом побывали?
- Нет. Здесь, в Бресте, сел.
Засохо видел, что молодой человек не очень расположен к знакомству, словно бы даже робеет перед посторонним. Таких людей он не уважал. Правда, они были безопасны, но зато и интереса не представляли.
Однако целый день, проведенный накануне в пустом номере гостиницы, делал Засохо на этот раз особенно общительным.
- Раз уж нам суждено пробыть энное число часов вместе, разрешите познакомиться, - церемонно произнес он, привстав. - Засохо, Артур Филиппович, работник треста. В командировке здесь у вас был.
Молодой человек отложил газету и равнодушно пожал ему руку.
- Очень приятно, - и, в свою очередь, представился: - Соловей Павел. Железнодорожник.
Засохо с интересом посмотрел на своего попутчика. Для крупного работника он был слишком молод, но в то же время на рядового тоже не очень-то походил.
- В Москву едете по делам? - опять спросил Засохо.
- Нет. В отпуск. Хочу в театры походить. В Бресте жизнь не ахти какая веселая.
- А семья здесь осталась?