- Что вы хотите? Подарки друзьям! О русская икра! Деликатес! Славится на весь мир! Не будьте мелочны, господин таможенник. Расстанемся друзьями. С журналистами надо дружить!
- Рискую, - с облегчением рассмеялся Валька. - Пропущу один килограмм. Остальное докупите в Лондоне, мистер Вильсон. Наша икра там есть, вероятно?
- Но там она стоит безумных денег!
- Так вы решили заработать на нашей икре? Но мы это делаем сами, мистер Вильсон. Это предмет нашего экспорта.
- Такая богатая страна! - не сдавался Вильсон. - Вы же всюду кричите об этом! И всем на свете помогаете! А тут жалкие двадцать килограммов икры!..
- Мы не кричим о своем богатстве, вы ошибаетесь. Хотя другим помогаем, это верно. Но не черной икрой. Хлебом. Машинами.
Вильсон решительно и зло махнул рукой.
- Ладно, господин таможенник. Берите икру и подписывайте "декларацию". Я пойду, наконец, в вагон. У вас тут невыносимо жарко.
- К сожалению, я вынужден вас немного задержать, - покачал головой Дубинин. - Придется осмотреть ваш багаж. Да вы снимите пальто!
Отвислые, холеные щеки Вильсона побагровели.
- Что-о?! Меня задержать?! Меня?! - закричал он, наливаюсь яростью. - Да вы спятили, господин таможенник!
Люди оглядывались в их сторону, переговаривались между собой, кое-кто протискивался поближе.
- Вы же у нас четвертый раз, мистер Вильсон, - с поразительным для него спокойствием ответил Дубинин. - Вы ведь знаете наши таможенные правила. Может быть, пройдем в комнату дежурного, там нам не будут мешать?.
- Пожалуйста! Но это произвол! Вы еще обо мне услышите! О да, да! Проклятье!..
В комнате дежурного Вильсон без сил повалился на стул, а Дубинин занялся подробным осмотром его чемоданов. Белье, сувениры, бутылки с водкой, коньяком, матрешки, значки… "А вечером приезжает Генка, - вдруг подумал он. - Эх, и потреплемся же! Интересно, не забудет он учебник испанского? Ведь два раза, подлецу, напоминал…"
Дежурный между тем посмотрел на распаренного от жары Вильсона, то и дело стиравшего со лба и щек струйки пота, и сочувственно сказал:
- Сняли бы вы шубу, господин. У нас тепло…
- Я не прошу проявлять заботу, - огрызнулся Вильсон.
"Почему он ее не снимает?" - подумал Валька и, чуть скосив глаза, бросил внимательный взгляд на шубу Вильсона. И ему вдруг показалось, что правая пола лежит не такими складками, как левая. Как будто…
В этот момент Валька обнаружил в чемодане большую плоскую металлическую коробку. Едва он взял ее в руки, как Вильсон раздраженно воскликнул:
- Можете не открывать! Здесь тоже икра! Тог самый килограмм, который вы согласились пропустить. Ведь вы согласились, я не ослышался?
Все это время у Вальки нервы были так натянуты, так чутко прислушивался он к каждому слову, к каждой интонации англичанина, что в последних его словах он сразу уловил сквозь вполне понятную досаду еле заметную нотку испуга.
- Да, я согласился, - кивнул головой Валька. - Попрошу все же открыть.
- О, черт! - не выдержал Вильсон. - Вы напоминаете мне известную породу собак. Вцепившись, они уже не могут отпустить: судорога сводит челюсти.
Валька чуть натянуто засмеялся: он тоже устал от этого поединка.
- Они отпустить не могут, а я пока не считаю возможным. Да и ответственность у нас с ними разная.
- Он еще шутит, - буркнул Вильсон, тяжело поднимаясь со стула и в изнеможении скинув с себя шубу.
В банке действительно оказалась икра.
Но Дубинин на этом не успокоился. Из стола дежурного он достал чайную ложечку и стал аккуратно копаться ею в коробке. Но, кроме икры, там ничего не оказалось. В последний момент чуткие Валькины пальцы ощутили, что ложечка слишком мягко скользит по дну коробки. "Пергамент", - подумал он, тот самый пергамент, края которого высовывались и прикрывали икру сверху. "А что, если…" Валька попросил дежурного подержать коробку и, ухватившись за края пергамента, осторожно вытянул икру из коробки.
Вильсон, дернувшись, судорожно проглотил подкативший к горлу комок.
Все дно коробки было уложено советскими сотенными купюрами нового образца.
- На это я разрешения вам не давал, мистер Вильсон, - покачал головой Валька, еле удержав вздох облегчения. Он ощутил внезапную дрожь в пальцах и поспешно опустил сверток с икрой на стол.
Пока дежурный пересчитывал купюры, Вильсон стоял за его спиной.
Валька между тем устало опустился на стул. Ну вот, как будто и все. Скоро домой. Неожиданно он увидел свисавшую с другого стула шубу Вильсона.
- Здесь грязный пол, - громко сказал он по-английски и, нагнувшись, приподнял полы шубы.
В эти считанные секунды он почувствовал под пальцами сквозь слой материи ряд тонких и упругих пачек, вшитых вдоль нижнего шва правой полы.
- Коля, дай мне ножницы, - попросил Валька дежурного.
Вильсон обернулся.
- Проклятье… - яростно прорычал он. - Ну, погодите, господин таможенник. Вы меня еще вспомните.
Валька устало усмехнулся.
- Одно скажу: с работы меня за это не уволят.
Внезапно он подумал, как волнуется, наверное, сейчас Шалымов. И в "дежурку" он, конечно, специально не заходит, чтобы не стеснять Вальку, не связывать его инициативу и не создавать у Вильсона впечатления, будто случаю с ним придается какое-то особое значение. Молодец Шалымов, умница.
И впервые, может быть, сухой, ворчливый, вечно чем-то недовольный Анатолий Иванович показался Вальке очень близким и очень славным человеком.
Ржавин ввалился к Андрею в одиннадцатом часу вечера. Из-под расстегнутого пальто виднелась кожаная куртка на "молниях", в руках он держал чемодан.
Заметив через открытую дверь в комнату бутылку вина, он закричал Андрею:
- Ага! Молодец, старик! Налей и мне! Нет, погоди, я тебя сначала обниму!
Он трижды поцеловал Андрея и, обращаясь к улыбающейся Светлане, сказал:
- Мы сентиментальные мужчины, правда? Можно, на радостях я поцелую вас и еще вон ту рожу? - он указал на стоявшего в дверях Вальку.
- Можно, можно, - смеясь, ответила Светлана. - Даже ^нужно. Ой, мальчики! - она всплеснула руками. - Как все-таки замечательно, что мы опять вместе!
Она светилась такой радостью, что Андрей, глядя на нее, вдруг подумал, как о чем-то совершенно несбыточном: "Если бы моей женой была она, какой бы это был друг!" И еще он подумал, что она ведь красивая, как он раньше этого не замечал?
Ржавин перехватил его взгляд и усмехнулся.
- Пошли, пошли, - заторопил он. - Выпьем за самого счастливого из трех холостяков.
Он обнял за плечи Андрея и Светлану и запел:
Три холостяка пошли купаться в море,
Три холостяка резвились на просторе…
- А что потом? - спросил Валька. - Один из них утоп?
- Не совсем, - откликнулся Ржавин. - Но тонет, старик, тонет. Спасать его, Светка, а? Как думаешь?
Светлана озорно скосила глаза на Ржавина и тряхнула кудрявой головой.
- Пусть тонет!
Когда разлили по бокалам остатки вина, Ржавин торжественно провозгласил:
- Дорогие товарищи, друзья, дамы и господа! Я буду краток. Предметом сегодняшнего разбирательства является весьма удачная - я не боюсь этого слова! - поездка в столицу Андрея Шмелева и вашего покорного слуги. Таких мы там, братцы, щук переловили, что и не снилось! Они от жадности и на пустой крючок кидаются. Но мы им доброго живца подпустили.
Ржавин радостно блестел глазами, и видно было, что он весь еще во власти недавних переживаний, что действительно успехом закончился его вояж.
- Кроме того, следует отметить, - тем же тоном продолжал он, скосив лукавый взгляд на Андрея, - одно счастливое для Шмелева событие в будущем, по поводу которого тут было сказано коротко и энергично: "Пусть тонет". Прения сторон считаю законченными, Шмелев от последнего слова отказался, и потому…
- Он будет краток! - саркастически заметил Валька. - Красноречие этих провинциальных юристов…
Ржавин свирепо уставился на него.
- Еще одно слово оскорбления в адрес Фемиды, и я тебя…
- Ах, так? Собираешься нарушать социалистическую законность?
Светлана весело постучала по столу.
- Мальчики! Как вы себя ведете?!.
- А ты кто такая? - задиристо спросил Ржавин.
Светлана неожиданно покраснела, и Андрей, увидев ее смущение, но не понимая его причины, все же пришел ей на помощь и возобновил прерванный появлением Ржавина разговор.
- …И точно вам говорю, эти попики ехали вовсе не для знакомства с нашей церковью. "Христианский союз молодых людей" - это прежде всего политическая организация и притом реакционнейшая.
- И это тоже надо знать таможеннику, - внушительно заметил Валька.
Андрей кивнул головой и посмотрел на Светлану.
Он уже несколько раз встречался с ней взглядом, и каждый раз при этом оба начинали вдруг, без всякого, казалось бы, повода счастливо улыбаться.
Неожиданно ход разговора изменился. Ржавин, посуровев, сказал:
- Допрашивал сегодня вашего Юзека. Цепочка-то начиналась в Москве, а кончалась на нем. Главные ее звенья теперь можно считать установленными.
- А польские товарищи нащупали продолжение этой цепочки у себя, - заметил Андрей. - Бжезовский рассказывал, когда приезжал.
- Выходит, - спросил Валька, - ты не с вокзала сюда, раз Юзека допрашивал?
- Нет, с вокзала я туда, - усмехнулся Ржавин, - а потом уже сюда. Кстати! - вдруг вспомнил он и обернулся к Андрею. - Толик мне сказал, что Юзека разыскивала какая-то тетка. Это верно?
Андрей загадочно улыбнулся.
- Нет, не верно.
- То есть как?
- А так, - и Андрей многозначительно добавил: - Нашлась, кажется, твоя старушка. Та самая…
- Старик! - закричал Ржавин. - Держи меня!
А то я начну опять тебя целовать! И Светку тоже!
Когда уходили, Андрей тихо спросил Ржавина:
- Ну как в Москве?
- Я же тебе говорю: богатый улов щук, а самая крупная из них - некий Евгений Иванович, твой подзащитный. И все, кроме него, уже дают показания и топят друг друга. Да как, ты бы видел! - усмехнулся Ржавин и, посерьезнев, добавил: - А вот мой пока в бегах.
- Засохо?
- Он самый, - и, неожиданно подмигнув, Ржавин добавил: - Ищем во всех городах, где у него связи есть. Но чует мое сердце… В общем попробуем потянуть теперь еще одну ниточку. Спасибо за старушку.
…Михаил Григорьевич Филин возвратился из Москвы в самом приподнятом настроении.
- Ну, мама, поздравь меня, - радостно объявил он с порога. - Я все-таки свалил этого старого подлеца.
Мария Адольфовна в черном, с белыми аппликациями халате еще пила утренний кофе. Увидев входящего сына, она величественно поднялась и поплыла ему навстречу. Пенсне гордо поблескивало на ее тонком, уже напудренном носу, на губах блуждала победоносная улыбка. Поцеловав сына, она сказала:
- Я была уверена, Мика. Его интриги ничем другим не могли кончиться. Ах, это было так низко!
Потирая закоченевшие от мороза руки - утро выдалось на редкость холодным, - Филин подсел к столу, и Мария Адольфовна налила ему кофе.
- Ну, рассказывай, дорогой, рассказывай. Боже, какой у тебя усталый вид!
- Ну, что тебе рассказывать? - помешивая сахар в стакане, ответил Филин, радуясь ее нетерпению. - Собралось все руководство и после короткого нашего сообщения - я говорил вполне лояльно - начали нас ругать.
- Вас? Обоих? Это же несправедливо!
- Тут надо понимать, - усмехнулся Филин. - Ругали нас обоих, даже, вернее, всю таможню, но, по существу, имели в виду прежде всего его.
- Ну, ну, и что дальше?
- Припомнили все, о чем я докладывал. Особенно тот инцидент с "Волгой".
- Да, да, ты так возмущался этим случаем.
- Словом, досталось. Он, - Филин сделал многозначительное ударение на этом слове, - вдруг схватился за сердце. Раньше я этого не замечал. Малов уж ему воды налил.
- Сам налил?
- Ну и что? Во-первых, не помогло. Отправили срочно в гостиницу, врача вызвали, еле отлежался. А потом сам же Малов заявил, что здоровье, мол, вам не позволяет, надо идти на отдых, мы ценим ваши заслуги.
- Ты же понимаешь! - саркастически заметила Мария Адольфовна. - Его заслуги! Филин досадливо махнул рукой.
- Этот Малов тоже порядочный слюнтяй. Но Капустин…
- Вадим Павлович?
- Да. Он прямо сказал, что, мол, товарищ Жгутин с работой не справляется. Нужен человек молодой, энергичный, твердый.
- Словом, такой, как ты?
- Он в общем на это и намекал.
- И что же решили?
- Окончательно еще не решили. Пока я буду исполняющим обязанности. Но ко мне отнеслись превосходно. Даже Воловик - ты ведь знаешь этого типа? - так вот, даже он голосовал "за".
Мария Адольфовна сияла от радости и гордо поглядывала на сына.
- Знаешь, Мика. Ты год или два поруководишь таможней, а потом мы, бог даст, переберемся в Москву. Как ты полагаешь?
- Смотря что мне предложат. На малое я не соглашусь.
- О, ты далеко пойдешь. Ты человек незаурядный, - Мария Адольфовна осторожно провела рукой по его голове. - Но только, Мика, надо всегда думать о здоровье. Сейчас приляг, отдохни.
- Что ты! Два дня таможня без руководства. Мало ли что…
- Ах да! - вдруг вспомнила Мария Адольфовна. - Какая я стала рассеянная. У меня был Семен. Милый юноша.
- Ну, ну. Что он говорил?
- Он задержал крупную контрабанду вчера. У Юзека.
- Молодец! Теперь я смогу повысить этого парня. Филин допил кофе, потом нежно поцеловал мать и направился в переднюю.
- Мика, сегодня холодно. Возьми серое кашне! - крикнула ему вдогонку Мария Адольфовна. - И застегни ворот.
- Хорошо, хорошо.
В этот день Филин уже вполне официально перебрался в кабинет начальника таможни. После этого он приказал вызвать к себе всю дежурную смену.
Когда кабинет наполнился людьми, Филин хмуро объявил:
- Прошу учесть, товарищи, что с сегодняшнего дня многое изменится в нашей работе. Я не товарищ Жгутин и не допущу либерализма! Пусть не рассчитывают на это некоторые товарищи. Я их поставлю на свое место. Я знаю, кое-кого не устраивает мое назначение. Но им придется перестроиться! Да, да, придется!..
Все молча слушали. Андрей переглянулся со стоявшим рядом Дубининым. Валькин гневный взгляд как бы говорил: "Видал, что делается? Это как называется, а?.." Андрей еле заметно пожал плечами. "Черт знает что".
Закончив свою речь, Филин сказал:
- Товарища Буланого прошу остаться. Остальные свободны.
Таможенники один за другим поспешно вышли из кабинета. И каждый, очутившись в коридоре, невольно с облегчением вздыхал. Тут же начался обмен первыми впечатлениями.
-. Ну и ну, - еле сдерживаясь, произнес Валька. - Начальничка подсунули. И хотят, чтобы я, например, молчал?
Шалымов осторожно заметил:
- Положим, это еще не начальник… Его перебил другой таможенник:
- А может, братцы, сверху все-таки виднее? Валька зло скосил на него глаза.
- Виднее? Это еще как сказать! Я, например, своим зрением доволен. И молчать не собираюсь! Начальничек! И при нем такой тип, как этот Буланый. Опора, так сказать! Правая рука!
- Надо написать в Москву, - предложил Андрей, - Малову. Это же отличный человек.
- Хлопцы! Аида в "дежурку"! - загорелся Валька. - Коллектив - дело великое! Обмудруем!
Все прошли галерею над досмотровым залом и, спустившись по лестнице, набились в маленькую комнату дежурного. Тут обмен мнениями продолжался уже свободнее.
- Вы, как всегда, горячитесь, Дубинин, - недовольным тоном сказал Шалымов. - Мнение коллектива - это, конечно, серьезно. Но…
- Его даже в партбюро не выбрали! - выпалил Валька. - Это что, по-вашему?
- Вот я и говорю, - морщась, продолжал Шалымов. - Это серьезно. Но кто вам сказал, что все уже решено?
- А зачем ждать, пока все будет решено? - поддержала Вальку член партбюро Тоня Струмилина. Шалымов пожал плечами.
- В таком случае давайте поговорим с Логиновым.
С его предложением согласились все и тут же решили, что к секретарю горкома пойдут Шалымов, Тоня Струмилина и Дубинин.
Валька после этого еще что-то продолжал доказывать Тоне, рядом Андрей спорил с профоргом Сеней Марковым.
- Почему мало внимания, почему? - взволнованно спрашивал Сеня. - Ты знаешь, какой сейчас месяц? А мы ему цветы отвезли! И вообще…
Между тем Шалымов позвонил в горком.
- Пусть нас запишут на прием хотя бы на завтра! - крикнул ему из своего угла Валька.
Но через минуту, несмотря на шум и гам, царивший в дежурной комнате, все вдруг услышали непривычно взволнованный голос Шалымова:
- Нам же его в начальники прочат! А вы сами знаете, что это за человек! Это будет неправильное решение, Леонид Владимирович!
И сразу смолк шум: Шалымов говорил с Логиновым.
- Неправильное, - повторил Шалымов и вдруг неожиданно для всех усмехнулся. - Вот это другое дело, Леонид Владимирович! А басню эту я помню! Тут мы все согласны!
И он снова усмехнулся.
- Дело будет, - удовлетворенно констатировал Валька.
- Завтра, товарищи, идем в горком, - строго сказал Шалымов, положив трубку.
…А в это время Филин, расхаживая по кабинету, самодовольно говорил Буланому:
- Вот вам еще одно доказательство, Семен, что принципиальность и понимание момента дают всегда нужные плоды. Да, я написал рапорт в Москву. Вы, наверное, об этом слышали?
- Очень… очень мало, Михаил Григорьевич. Так, знаете, краем уха, - замявшись, ответил Буланый.
Филин подметил его смущение и снисходительно усмехнулся.
- Краем уха, говорите? Допустим. Так вот, это был принципиальный и, надо сказать, смелый документ. Сейчас я не боюсь это говорить. Вы понимаете? - Конечно, Михаил Григорьевич.
- Итак, Семен, - продолжал Филин, который упивался своей победой и чувствовал потребность высказаться, - через месяц вы получите старшего инспектора и будете начальником смены. Вчерашний ваш успех подоспел очень ко времени. Поздравляю.
- Спасибо, Михаил Григорьевич. За все спасибо.
- Уверен, что мы сработаемся. Да! А как тут Шмелев? Он ведь тоже вчера отличился. Как он?
- В своем репертуаре, - кисло усмехнулся Буланый. - Меня, например, он просто игнорирует.
- Ах, так? Ну, не долго, не долго.
- Если бы…
- Это я вам говорю, - многозначительно поднял палец Филин. - Он будет в вашей смене. Но все же мой вам совет: как-нибудь замажьте ссору. Лишние враги ни к чему.
Филин, наконец, отпустил Буланого, пригласив его вечером на чай.
- Мария Адольфовна вам всегда рада.
В тот день таможню лихорадило. Люди работали неохотно, раздраженно, и лишь профессиональная привычка заставляла их с обычным вниманием оформлять багаж пассажиров, спокойно разговаривать с ними, объяснять, давать советы, наконец строго, но вежливо запрещать что-то. Но не было в их работе той особой чуткости и наблюдательности, которые только и придавали ей подлинно творческий характер.
Веселым в этом день был, пожалуй, только Буланый. Столкнувшись с Андреем, он самым дружелюбным тоном спросил:
- А ты не находишь, что худой мир лучше доброй ссоры?
- Не нахожу.
"Теперь он мне завидует", - усмехнулся про себя Буланый.