Серенак собрал фотографии в стопку, перетасовал их и веером, на манер игральных карт, разложил на столе.
- Ты первый, Сильвио. Тяни одну. Распределим девушек между собой. Потом каждый займется своими. Мы должны узнать, как их зовут, чем они занимаются и есть ли у них алиби на день убийства Морваля. Встречаемся через два дня. Посмотрим, кто наберет больше очков.
- Должен вам сказать, патрон, вы иногда делаете странные веши.
- Да ничего подобного, Сильвио. Я просто работаю. А что, у тебя есть другие предложения? Может, ты считаешь, что установление личности пяти красоток следует поручить Мори и Лувелю?
Серенак рассмеялся.
- Ладно, если ты не хочешь, я тяну первым.
Лоренсу Серенаку досталась фотография Жерома Морваля с девушкой в кабинете.
- Секретарша, которая слишком широко понимает свои обязанности, - хохотнул Серенак. - Ладно, выясним. Давай, твоя очередь.
Сильвио вздохнул и потянулся за карточкой.
- Эй, не шельмовать! Не смотри на цифры!
Сильвио перевернул снимок. Дискотека.
- Счастливчик! - фыркнул Серенак. - Девушка в блестках!
Сильвио покраснел. Лоренс вытянул очередную фотографию. Гостиная, девушка на коленях.
- Ну конечно. Начальству все самое трудное. Девушка, вид со спины… Давай, тяни еще!
На столе оставались две последние фотографии. Случаю было угодно, чтобы Бенавидишу достался снимок с пляжа.
- Прекрасная незнакомка на берегу Ирландского моря, - прокомментировал Серенак. - Нет, ну ты и в самом деле везунчик!
Сильвио Бенавидиш бросил выбранные фотографии на стол и с ироничной улыбкой посмотрел на начальника.
- Патрон, по-моему, вы надо мной смеетесь. Не знаю, как вы это провернули, но я с самого начала не сомневался, что фотографию Стефани Дюпен вы оставите себе.
Серенак вернул ему улыбку.
- Да, братец, тебя не проведешь! Не надейся, секрет фокуса я тебе не раскрою, но в главном ты прав. Красавицей учительницей я займусь сам. Привилегия начальства! Кстати, не зацикливайся на цифрах на обороте, Сильвио. Я уверен, что, после того как мы установим имена четырех женщин, эти цифры сами заговорят.
Он убрал снимки в ящик стола.
- Ну что, за работу?
- За работу. Хотя нет, подождите, патрон. Чуть не забыл. Я тоже приготовил вам подарочек. Вы меня, конечно, гоняете по делу и без дела, но я не злопамятный.
Не дав Серенаку возможности ответить, Бенавидиш выскочил из кабинета. Через пару минут он вернулся с белым бумажным пакетом в руках.
- Вот. Можно сказать, с пылу с жару…
Сильвио Бенавидиш опрокинул на стол содержимое пакета. Из него высыпалось два десятка небольших шоколадных кексов.
- Я их жене пеку, - объяснил Сильвио. - Она их обожает. Но в последние полмесяца она ничего в рот взять не может. Даже с домашним заварным кремом моего изготовления.
Серенак рухнул в кресло.
- Сильвио, ты мне как мамочка! Я должен тебе признаться. Я выпросил назначение в ваш глухой северный край с единственной целью: заполучить тебя в замы!
- Да ладно вам. Не преувеличивайте.
- Ты хочешь сказать, я недостаточно горячо выражаю свою благодарность?
Он посмотрел Бенавидишу в глаза и спросил уже другим, серьезным тоном:
- Когда ждете малыша?
- Да на днях уже. По идее роды должны быть через пять дней. А там кто его знает…
Серенак положил в рот первый кекс.
- Мама дорогая! Божественно! Твоя жена совершает большую ошибку.
Сильвио Бенавидиш наклонился к папке, прислоненной к спинке стула. Когда он выпрямился, его начальник был уже на ногах.
- А если еще с кофе!.. Пойду быстренько спущусь, - сказал Серенак. - Тебе принести?
Скрученная в рулон распечатка, которую Сильвио держал в руках, развернулась, едва не коснувшись нижним краем пола.
- Э-э… Нет, спасибо.
- Уверен?
- Э-э… Ну ладно. Только мне чай. Без сахара.
Спустя несколько минут инспектор Серенак вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками в руках. Шоколадные крошки со стола исчезли. Серенак вздохнул, словно давая помощнику понять, что он тоже имеет право на короткий отдых. Но не успел он сесть, как Бенавидиш приступил к докладу.
- Так вот, патрон, на данный момент установлено следующее. Отчет судмедэкспертизы подтверждает, что Морваль скончался от ранения холодным оружием. Смерть наступила в течение минуты. Уже затем Морвалю раздробили камнем череп и опустили его голову под воду. Именно в таком порядке.
Серенак окунул кекс в кофе и с улыбкой произнес:
- Учитывая репутацию окулиста - если она тоже подтвердится, - в дело могут быть замешаны сразу три ревнивца. Ассоциация рогоносцев. Отсюда - ритуальный характер преступления. Помнишь "Убийство в "Восточном экспрессе""? Вот и у нас тут нечто похожее.
Бенавидиш уставился на него изумленным взглядом.
- Да шучу я, Сильвио, шучу!
Серенак окунул в кофе очередной кекс.
- Ладно, давай серьезно. Лично я вижу в этом деле некоторые странности. Одно с другим не стыкуется…
Взгляд Сильвио оживился.
- Совершенно с вами согласен, патрон.
Чуть поколебавшись, он добавил:
- Вообще-то, я хотел показать вам кое-что еще. Мне кажется, вы будете сильно удивлены.
15
Фанетта не шла, а бежала - она всегда возвращалась из школы бегом. По улочкам Живерни она пробиралась с оглядкой, чтобы не наткнуться на Винсента, Камиля или Мэри. Для нее это не представляло особой трудности - все деревенские тропки она знала наизусть. Поль настаивал, что должен ее проводить. "Нечего, - повторял он, - ходить одной, когда в окрестностях бродит преступник", но она не поддалась на уговоры. И ни о чем не проболталась.
"Это мой секрет!"
Ну вот, она почти у цели. Перебежала через мостик, миновала портомойню. Показалась двурогая мельница с высокой башней, всегда наводившей на нее страх.
"Честное слово, Поль, завтра я все тебе расскажу. Расскажу, с кем я встречаюсь каждый день уже целую неделю. Завтра. Или послезавтра".
Фанетта вышла на дорогу, ведущую к полям.
Джеймс уже ждал ее.
Он стоял чуть поодаль, посреди пшеничного поля. Колосья доходили ему до колен. Рядом стояли четыре мольберта. Фанетта перешла с бега на шаг.
- Вот и я!
Джеймс широко улыбнулся в седую бороду и обнял Фанетту.
- Ну наконец-то, негодница! А ну, быстро за работу! Солнце ждать не будет. И чего они вас столько времени в этой школе держат?
Фанетта устроилась за одним из мольбертов - самым низким, ей по росту. В лакированном ящике лежали тюбики краски и кисти.
О старом художнике, с которым Фанетта познакомилась неделю назад, она знала немного: что он американец, что зовут его Джеймс, что он почти каждый день приходит сюда писать. Джеймс сказал ей, что она - самая способная девочка, какую он когда-либо встречал, а повидал он их немало, потому что у себя в Америке преподавал живопись. Еще он говорил ей, что она слишком много болтает: хоть у нее и талант, ей надо учиться сосредоточенности. По примеру Моне. Главное - это наблюдательность и воображение. У Джеймса на этот счет прямо пунктик. Наблюдательность и воображение. Еще надо писать быстро - для того он и носил с собой четыре мольберта. Чтобы успеть уловить движение солнечного луча, шевеление тени, изменение цвета. Моне, по его словам, ходил на натуру с шестью мольбертами. Таскать их он нанимал местных ребятишек.
"Вот уж фигушки, - думала про себя Фанетта. - Если Джеймс рассчитывает, что я буду носить за ним мольберт, то он ошибается". Она сразу догадалась, что он ей заливает, но сделала вид, что всему верит. Джеймс - симпатичный старикан, если бы еще не изображал из себя Клода Моне.
"А меня не принимал за идиотку!"
- Фанетта! А ну не спать! За работу!
Девочка писала нормандскую портомойню, мост над ручьем, мельницу на отшибе. Она работала уже довольно долго.
- А ты знаешь такого Теодора Робинсона? Нам учительница в школе рассказывала…
- Что именно?
- Она записала весь класс на конкурс. Международный конкурс, мистер Джеймс! Честное слово, МЕЖДУНАРОДНЫЙ! Премия Робинсона. Если я выиграю, то поеду в Японию или в Россию, или в Австралию. Но я еще не решила, буду участвовать или нет.
- А больше она ничего не рассказывала?
- Ну, там еще полагается куча долларов.
Джеймс аккуратно опустил палитру на ящик с красками. Вот, сейчас бороду запачкает! Она у него вечно в краске.
Сегодня, например, в зеленой.
"Какая я все-таки нахалка! Никогда не говорю ему, что у него борода в краске. Но это до того потешно…"
Джеймс подошел к ней ближе.
- Фанетта! Если ты постараешься… Если ты поверишь в себя… Пойми, у тебя есть все шансы выиграть этот конкурс.
"Ой, что-то мне стало страшно".
Наверное, Джеймс заметил, что Фанетта косится на его бороду, и провел по ней пятерней, размазав зеленую краску.
- Что ты мне сказки рассказываешь?
- Фанетта, я не рассказываю тебе сказки. Я ведь тебе уже говорил. У тебя талант. Ты тут ни при чем, это врожденное. Да ты и сама все понимаешь. У тебя талант живописца. Не просто талант. Может быть, даже ты маленький гений. Но все это ни к чему не приведет, если…
- Если я не буду стараться?
- Да. Надо очень много работать. Это необходимо. Иначе от твоего таланта останется пшик. Хотя, подожди, я хотел сказать совсем не это.
Джеймс медленно переступал по полю, тщательно выбирая, куда поставить ногу, чтобы не помять колосья. Приподняв один из мольбертов, он быстро переставил его на новое место, словно получив приказ сверху, от солнца.
- Я хотел сказать тебе, Фанетта, что гениальность - пустой звук, если человек не… Как бы тебе это объяснить? Если человек не способен стать совершенным эгоистом.
- Что-что?
"Ну и ну. Такого я даже от Джеймса не ожидала".
- Да, эгоистом! Фанетта, дорогая, гению плевать на окружающих, он признает только тех, кто равен ему, а таких единицы. Гениальность заставляет человека отворачиваться от тех, кого он любит, и вызывает бешеную зависть во всех остальных. Понимаешь?
"Ну вот, опять скребет свою бороду. Всю краску размазал. А сам ничего не замечает. Какой же он старый. Старикашка Джеймс".
- Ничего не понимаю!
- Ладно, попробую объяснить по-другому. Вот возьмем, например, меня. Я всю жизнь мечтал приехать в Живерни, увидеть своими глазами пейзажи, которые писал Моне. Ты даже не представляешь себе, сколько часов я провел у себя в деревне, в Коннектикуте, разглядывая альбомы с репродукциями. Тополя, Эпт, кувшинки, Крапивный остров… Как ты думаешь, оно того стоило? Бросить жену, бросить детей и внуков - это в шестьдесят пять лет-то? Что важнее? Осуществить свою мечту или праздновать Хэллоуин и День благодарения в кругу семьи?
- Ну, не знаю…
- Ты не знаешь. А я знал. Я ни секунды не колебался. И, поверь мне, Фанетта, я ни о чем не жалею. А ведь я живу здесь, как нищий, ну, почти нищий. И у меня нет даже четверти твоего таланта. Теперь понимаешь, что я имею в виду, когда говорю тебе об эгоизме? Неужели ты думаешь, что первые американские художники, которые во времена Моне жили здесь в гостинице "Боди", ничем не рисковали? Неужели ты думаешь, что им не пришлось порвать со всей предыдущей жизнью?
"Не нравится мне, когда Джеймс начинает так говорить. Такое впечатление, что он говорит одно, а думает совсем другое. Как будто на самом деле он жутко жалеет о том, что натворил. Ему тут тоскливо. Он скучает по своей семье в Америке".
Фанетта взяла кисть.
- Вы как хотите, месье Джеймс, но я буду работать. Простите за эгоизм, но у меня конкурс на премию Робинсона на носу.
Джеймс расхохотался.
- Молодец, Фанетта! А я просто старый ворчун!
- И к тому же маразматик. Ты мне так и не рассказал, кто такой этот Робинсон.
Джеймс подошел поближе и, прищурившись, посмотрел на картину Фанетты.
- Теодор Робинсон - американский художник. Самый известный в США импрессионист. Единственный американец, которому удалось подружиться с Клодом Моне. От остальных Моне бежал как от чумы. Робинсон прожил в Живерни восемь лет. Даже написал картину на сюжет свадьбы любимой падчерицы Клода Моне, Сюзанны, с американским художником Теодором Батлером. И… Даже странно… Одна из наиболее известных его работ изображает то самое место, которое ты пишешь сейчас.
Фанетта чуть не выронила кисть.
- Как?
- Абсолютно то же место. Это старая картина, написанная в тысяча восемьсот девяносто первом году. На ней виден ручей Эпт, мостик над ним и мельница "Шеневьер". Слева - фигура женщины в длинной юбке и косынке, а посреди ручья - мужчина верхом на лошади. Лошадь пьет. Картина называется "Папаша Троньон и его дочь на мосту". Всадника на самом деле звали папаша Троньон, он был из местных.
Фанетта едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.
"Он меня правда принимает за дурочку. Папаша Троньон! Ведь слово "троньон" означает "огрызок"! Надо же такое сказануть!"
Джеймс по-прежнему не отрывал взгляда от картины, над которой работала девочка. Густая борода закрывала его лицо чуть ли не целиком. Он протянул свой толстый палец к еще влажному холсту.
- Тени вокруг мельницы получились очень хорошо. Молодец, Фанетта! Это знак судьбы. Ты пишешь тот же пейзаж, что Теодор Робинсон, только… Только у тебя получается намного лучше. Ты выиграешь этот конкурс, точно тебе говорю! Знаешь, в жизни не так часто выпадает счастливый шанс - раза два, может, три. Главное - его не упустить. Остальное не важно.
Джеймс снова переставил мольберты. Похоже, он не столько пишет, сколько таскает мольберты. Наверное, не успевает за солнцем.
Ну и ладно.
Прошел примерно час, когда появился Нептун. Псина недоверчиво обнюхала ящик с красками и улеглась у ног Фанетты.
- Это твоя собака? - спросил Джеймс.
- Да как сказать… Вообще-то, он тут вроде как общий, но я считаю, что он мой. Он меня больше всех любит!
Джеймс улыбнулся. Он сидел на табурете перед мольбертом, но Фанетта, стоило ей скосить на него глаза, замечала, что он клюет носом. Если так дальше пойдет, то к концу сеанса борода у него окрасится всеми цветами радуги. Она тихонько засмеялась.
"Хватит! Я должна сосредоточиться".
Фанетта писала мельницу "Шеневьер". Фахверковую башню, контрастные тени под ней, черепицу, камень стены. Джеймс называл мельницу "ведьминой". Из-за старухи, которая там жила.
Ведьма?
"Нет, Джеймс и правда считает меня глупой малявкой".
Честно говоря, Фанетта немножко боялась мельницы. Джеймс объяснил, почему он так ее не любит. "Кувшинок" Моне могло вообще не быть - а все из-за этой мельницы. Дело в том, что и мельница, и сад Моне стоят на одном и том же ручье. Моне хотел сделать запруду, поставить затворы и повернуть русло ручья, чтобы у него в саду образовался пруд. Но деревенские жители этому воспротивились. "Нечего устраивать тут болото, - говорили они, - мало нам болезней?!" Особенно возмущались соседи, а больше всех - мельник с семьей. Они долго ругались. Моне перессорился со всей деревней и выложил кучу денег, а потом написал префекту и еще одному типу, кажется, своему приятелю, которого звали Клемансо. Кто такой был этот Клемансо, Фанетта не знала, но он как-то помог Моне, и пруд с кувшинками появился на свет.
"Жалко, если бы его не было! Но все-таки со стороны Джеймса глупо не любить мельницу из-за этой старой истории. Когда все это было-то! Джеймс временами ведет себя как дурак".
Фанетта вздрогнула.
"А вдруг на мельнице и правда живет ведьма?"
Фанетта писала. День клонился к закату. Мельница в лучах заходящего солнца выглядела особенно зловеще. Девочка смотрела на нее с восхищением. Джеймс давно спал.
Нептун вдруг вскочил на ноги и злобно зарычал. Фанетта повернулась к небольшой тополиной роще. За деревьями прятался мальчишка.
Винсент!
- Какого черта ты сюда приперся?
От ее крика проснулся Джеймс.
- Винсент! - снова крикнула Фанетта. - Что ты за мной шпионишь? Сколько ты уже там торчишь?
Винсент молчал. Он стоял, как заколдованный, переводя взгляд с картины Фанетты на мельницу, а с мельницы на мост.
- Винсент, у меня уже есть собака. Ее зовут Нептун. Вторая мне не нужна. И прекрати на меня глазеть!
Джеймс закашлялся.
- Э-э… Вот что, детки, хорошо, что вас двое. Солнце садится, думаю, пора собираться. Поможете мне? Знаете, что говорил Моне? Мудрец встает и ложится с солнцем!
Фанетта не спускала с Винсента глаз.
"Я его боюсь. Что за манера - появляться из-за спины! И что он за мной таскается? Иногда мне кажется, у него не все дома".
16
Лоренс Серенак замер со стаканчиком в руке. Помощник вел себя, как прилежный ученик, приготовивший урок, которого не задавали, и теперь разрывавшийся между желанием блеснуть перед учителем и страхом, что наделал ошибок. Правая рука Бенавидиша нырнула в толстую папку и вынырнула назад с листом бумаги формата А4.
- Вот, патрон. Я решил немного упорядочить все данные. Начал составлять таблицу…
Серенак взял еще один кекс, поставил кофе и удивленно уставился на Бенавидиша.
- Просто у меня привычка такая, - продолжил тот. - Кое-кто говорит, мания… В общем, смотрите. Я разделил лист на три колонки. Это три возможные версии. Первая - убийство на почве страсти, скорее всего, связанное с одной из любовниц Морваля. Под подозрение попадают жена или чужой ревнивый муж, или брошенная пассия. Работы здесь хоть отбавляй.
Серенак подмигнул помощнику.
- Спасибо анонимному благодетелю. Так, а что дальше?
- Вторая версия связана с живописью. С картинами, которыми он владел и которыми мечтал завладеть. Ну, вы помните: Моне, "Кувшинки"… Почему не предположить, что он вышел на торговцев крадеными произведениями искусства? На черный рынок? Там крутятся большие деньги…
Серенак проглотил очередной кекс и допил кофе. Бенавидиш машинальным жестом сгреб крошки со стола в одну аккуратную кучку. Затем поднял глаза - на стенах кабинета висело с десяток картин, повешенных его владельцем сразу по прибытии. Тулуз-Лотрек. Писсаро. Гоген. Ренуар.
- Тут нам, можно сказать, повезло, - добавил Сильвио. - Вы, инспектор, хорошо разбираетесь в живописи.
- Чистое совпадение, - отмахнулся Серенак. - Если бы мне сказали, что после перевода в Вернон свой первый труп я найду в ручье Живерни… Но ты прав. Я интересовался живописью еще до поступления в школу полиции и по этой причине стажировался в Париже, в полицейском отделе искусств.
Судя по всему, Бенавидиш впервые узнал о том, что подобный отдел существует.
- А ты, Сильвио, как я понимаю, в искусстве не очень?
- Разве что в кулинарном.
Лоренс засмеялся.
- Это я уже понял! Короче, я уже предупредил своих бывших коллег по отделу. Они обещали посмотреть, что у них сейчас есть. Кражи, скупка краденого, сомнительные коллекции, подпольный рынок… Ты прав, это мощный бизнес. В свое время я в нем успел покрутиться. Эти ребята ворочают миллионами, без преувеличения. Так что я жду новостей. А третья колонка?
Сильвио Бенавидиш опустил глаза к бумажному листу.