5. Настоящая мелодрама
План облавы на лавочку фальшивомонетчика Томми Феналоу целиком и полностью был разработан мистером Ридером. Он не принимал участия только в подборе офицеров для отряда. Томми снимал складское помещение в Голдерс-грин, куда приходили его доверенные агенты и где он продавал казначейские билеты по цене 7 фунтов 10 шиллингов за сотню или 70 фунтов за тысячу. Отличить денежные знаки производства Томми от напечатанных для казначейства Его Величества было под силу только специалистам. Купюры были нужного коричневато-зеленого оттенка, номера на них совпадали с действительно существовавшими сериями, бумага в точности соответствовала такой, какая использовалась для настоящих денег. Печатали их в Германии по 3 фунта за тысячу, и Томми они приносили тысячу процентов прибыли.
Мистер Ридер узнал все, что его интересовало о складе Томми, в свободное от основной работы время и о результатах своих наблюдений доложил своему начальнику, директору государственного обвинения. От Уайтхолла до Скотленд-Ярда две минуты ходьбы, и ровно столько же времени понадобилось собранной им информации на то, чтобы преодолеть это расстояние, после чего Ридер получил приказ:
– Берите инспектора Грейаша и готовьте облаву.
Он оставил инспектора организовывать операцию, но среди тех, кто знал о готовящейся облаве, был один офицер, которому сомнительные связи приносили больше доходов, чем служба. Этот офицер "настучал" Томми о грозящей ему опасности, и когда мистер Ридер со своими молодцами прибыл на Голдерс-грин, он обнаружил там лишь самого Томми и трех его друзей, которые мирно играли в бридж. Единственными найденными там казначейскими билетами были самые что ни на есть настоящие фунты.
– Жаль, – вздохнул Дж. Г. Ридер, когда они вышли на улицу. – Очень жаль. Я понятия не имел, что в нашей команде окажется констебль Уилшор. Он не совсем… э-э-э… надежен.
– Уилшор?! – ошеломленно воскликнул офицер. – Вы хотите сказать, это он настучал Томми об облаве?
Мистер Ридер почесал нос и осторожно ответил, что он придерживается такого мнения.
– Он имеет очень неплохие доходы из разных источников… Кстати, Уилшор держит свои деньги в Мидландско-дербиширском банке, а счет его зарегистрирован на девичью фамилию его жены. Я рассказываю вам это… м-м-м… на всякий случай. Авось пригодится.
Информация эта пригодилась для того, чтобы без промедления изгнать вероломного Уилшора из рядов полиции, но она не смогла помочь в деле поимки Томми, который на прощание сказал:
– Вы умный человек, Ридер, но, чтобы меня поймать, одного ума мало. Тут удача понадобится!
Томми любил пересказывать тот их разговор всем, кого это интересовало, и у него действительно был повод гордиться этим случаем, поскольку очень мало торговцев липовыми деньгами и фальшивыми драгоценностями могли похвастать, что остались на свободе после встречи с мистером Дж. Г. Ридером.
– Мне это стоит тысячу фунтов… Да хоть десять тысяч! Я бы все равно не пожалел никаких денег, чтобы посмотреть на то, как вытянулась физиономия этого старого пса Ридера. Думаю, в Ярде теперь не скоро захотят снова со мной связываться. Так что никаких облав больше не будет. У этого Ридера в штабе прозвище – Иона, беду приносящий, и если я могу чем-то помочь, не сомневайтесь, все будет сделано!
Мистер Феналоу рассказал эту историю некоему Расу Лалу Пенджаби, своему почетному гостю (и временному квартиранту), что привело к весьма необычным последствиям.
Хорошее вино лучше всего пьется в той стране, где оно произведено. Где-нибудь в Херес-де-ля-Фронтера человек может пить херес бочками и даже не почувствовать недомогания, но выпей этот человек бутылку хереса, скажем, на Флит-стрит, результат может быть самым необычным. Так и египетская сигарета сохраняет свой букет, только если курить ее на террасе какой-нибудь каирской гостиницы.
Преступление – тоже одна из величин, привязанных к определенному месту. Американский громила сейфов может процветать во Франции только до тех пор, пока будет прилежно придерживаться европейских методов. Вполне вероятно, что европейский вор может заработать себе на пропитание неплохие деньги в восточных странах, но нет более печального зрелища, чем восточный разум, пытающийся приспособиться к хитросплетениям европейского преступного сообщества.
В индийских полицейских кругах Рас Лал Пенджаби пользовался славой самого изворотливого преступника, которого когда-либо производила на свет Индия. Кроме короткого срока в Пунской тюрьме, Рас Лал ни разу не лежал на тюремных нарах, и у себя на родине он был до того знаменит, что в некоторых храмах даже возносились молитвы за его освобождение. Считалось, что он и вовсе не должен был попасть за решетку, если бы не наглое лжесвидетельство одного работающего на полицию саиба , и потом, не для кого ведь не секрет, что саибы заодно и поддерживают друг друга, к тому же судил его европейский судья.
Был Рас Лал общепрактикующим преступником, тяготеющим к специализации похитителя драгоценностей. Мужчина безупречной, даже благородной внешности, с черными блестящими волосами, разделенными на боковой пробор, которые над одной бровью изгибались смоляной волной, он почти в совершенстве владел английским, хинди и тамильским языками, имел кое-какие познания в законе (на его визитных карточках значилось "Несостоявшийся бакалавр права") и превосходно разбирался в ювелирном деле и драгоценных камнях.
Пока мистер Рас Лал Пенджаби отдыхал в Пуне, некий связанный с полицией саиб с прозаической фамилией Смит женился на не то чтобы прекрасной, зато имеющей очень богатых родственников девушке. Саиб Смит знал, что внешность бывает обманчива и что сердце у его избранницы доброе, а это несоизмеримо ценнее любого ювелирного гарнитура. Это был честный союз, основанный на любви. Отец девушки владел фабриками по переработке джута в Калькутте, и во время празднеств, таких, к примеру, как бал у генерал-губернатора, у нее при себе обычно имелось не меньше нескольких лакхов рупий. Но ведь даже богатых людей, бывает, любят просто так!
Рас Лал попался на краже двух нитей жемчуга, принадлежащих вышеуказанной леди, и, когда, выйдя на свободу, узнал, что саиб Смит женился на блистательной девушке и уехал в Англию, он решил, что направленные на него горечь и ненависть саиба Смита были вызваны причинами исключительно личного характера и поклялся во что бы то ни стало отомстить ему.
Надо сказать, что в Индии дела любого человека можно решать с его слугами. Если в Англии или Америке похититель драгоценностей может на сбор предварительной информации потратить небольшое состояние, то в Индии на это может уйти всего каких-нибудь пару анн . Когда Рас Лал приехал в Англию, он обнаружил, что упустил из виду этот очень важный факт.
Смитов, саиба и мемсаиб , в городе не оказалось. Они находились в открытом море на пути к Нью-Йорку, когда Рас Лал был арестован как подозрительная личность. Рас, тенью следовавший за их дворецким, однажды уговорил его зайти в паб и стал сулить ему баснословные суммы за то, чтобы тот рассказал ему, в каком месте, хранилище, ящике стола, сейфе, коробке или шкатулке хранятся драгоценности "госпожи Смит". Когда его спросили, для каких целей он этим интересуется, Рас Лал проявил достойную сожаления бесхитростность, ответив, будто, дескать, "поспорил с братом, что драгоценности хранятся под кроватью мемсаиб". Дворецкий, человек честный, хоть и падкий на пиво, сообщил в полицию. Рас Лал вместе с его другом и помощником Рамом были арестованы, предстали перед мировым судьей и были бы отпущены, если бы упоминание о них не попалось на глаза мистеру Дж. Г. Ридеру, который сумел представить суду извлеченные из собственных архивов очень важные факты относительно прошлого гостя из Индии. Таким образом, мистер Рас Лал был на полгода отправлен на каторжные работы и, что было для него еще более унизительно, история о его позорном провале достигла Индии.
Мысли об этом не давали ему покоя в тиши его камеры в "Уормвуд скрабз" . Что подумает о нем Индия? Над ним станут потешаться на базарах, он превратится, как он сам выражался, в "посмешище для третьесортной шушеры". И автоматически его ненависть переключилась с саиба Смита на некоего мистера Дж. Г. Ридера. И ненависть его была не пустым словом, особенно из-за незначительности и ничтожности этого саиба Ридера, которого Рас Лал уподоблял дряхлой корове, подлому хорьку и другим объектам, названия которых не так-то просто перевести с хинди. Все шесть месяцев его заключения ушли на составление и оттачивание отчаянных планов благородной мести.
Выйдя из тюрьмы, он решил, что сейчас не самое подходящее время для возвращения в Индию. Он захотел узнать побольше о мистере Дж. Г. Ридере и о его привычках. Деньгами он располагал, время на это у него было, и он мог позволить себе соединить приятное с полезным.
Мистер Томми Феналоу нашел способ связаться с восточным господином, пока тот находился в "Уормвуд скрабз", и роскошный лимузин, который встречал Раса Лала у ворот тюрьмы в день его освобождения, был взят напрокат им. Он же находился и внутри автомобиля. Этот расторопный преступник, наделенный нешуточной деловой хваткой, получил от своего немецкого печатника новое предложение: попробовать сбывать сторупиевые банкноты, что легко могло перерасти в отдельную, весьма и весьма доходную отрасль.
– Приезжай ко мне, поживешь за мой счет, парень, – с сочувствием в голосе сказал Томми, очень невысокий и очень крепкий мужчина с выпученными, как у мопса, глазами. – Тебе этот Ридер порядком насолил, и я могу помочь поквитаться с ним. При этом никакого риска и девяносто процентов навара. Вот послушай, один мой друг…
Сам Томми никогда не продавал "липу", всегда, когда речь заходила о фальшивых деньгах или драгоценностях, возникал этот "друг".
Итак, Рас поселился в отдельной квартире с обслуживанием в доме, принадлежащем мистеру Феналоу, который был действительно очень богатым человеком.
Прошло несколько недель, и в один прекрасный день Томми, перебежав Сент-Джеймс-стрит, настиг своего старого врага.
– Доброе утро, мистер Ридер.
Мистер Дж. Г. Ридер остановился и обернулся.
– Доброе утро, мистер Феналоу, – произнес он с тем благожелательным участием, которое так хорошо сочетается с сюртуком и квадратноносыми ботинками. – Рад видеть вас снова на свободе. Надеюсь, на этот раз вы найдете более… э-э-э… законопослушное применение своим бесспорным талантам.
Томми от злости побагровел.
– Вам не удалось меня упрятать, и вы это прекрасно знаете, Ридер! Хотя вы очень старались! Только, чтоб меня поймать, одного ума мало, тут вам удача понадобится… Не то чтобы я в чем-то таком был виноват, за что меня ловить нужно было бы. Я ведь в жизни и мухи не обидел, вы же знаете.
Он до того разозлился, что все заготовленные заранее шуточки вылетели у него из головы.
Позже Томми встретился с Расом Лалом, и этот разговор с ним удовлетворил его полностью.
Той ночью мистер Рас Лал явился в условленное, хоть и не самое подходящее для дружеских встреч место, но новый друг уже ждал его.
– Ридер никогда в жизни не додумается здесь искать, – убежденно произнес Томми. – А если бы и додумался, все равно ничего не нашел бы. Прежде чем он успеет попасть в здание, мы всегда успеем товар припрятать.
– Это помещение замечательно удобное, – сказал Рас Лал.
– Оно твое, парень, – с важным видом произнес Томми. – Я держу это место на всякий случай, как перевалочный пункт. Товар никогда не задерживается здесь дольше чем на час, а все остальное время склад пустует. Я же говорил: этому старому волку Ридеру мало быть просто умным, ему должно еще очень повезти!
Расставаясь, он вручил своему клиенту ключ, заботливо снабдив его необходимыми наставлениями и предостережениями.
– Приходи сюда только ночью. Полицейский патруль проходит в конце улицы в десять, в час и в четыре. Ты когда уезжаешь в Индию?
– Двадцать третьего, – ответил Рас. – И к тому времени я уже обязательно поговорю по душам с этой обезьяной Ридером!
– Не хотел бы я оказаться на его месте, – сказал Томми, который мог позволить себе немного лести, потому что в кармане у него уже лежало двести настоящих фунтов, которые Рас уплатил авансом за партию фальшивых денег.
Через несколько дней после этого разговора Рас Лал отправился в театр "Орфеум", и не было случайным совпадением, что в тот же самый вечер мистер Ридер вызвался сопроводить в это же культурное заведение одну прелестную особу.
Когда мистер Дж. Г. Ридер ходил в театр (что случалось лишь тогда, когда ему давали контрамарку), он неизменно выбирал мелодраму, причем отдавал предпочтение мелодраме в духе Друри-лейн , когда захватывающие диалоги актеров оживлялись терпящими крушение поездами, жуткими морскими катастрофами или напряженнейшими скачками, в которых фаворит опережал ближайшего соперника всего на голову. Подобные вещи (особенно столь драматические победы фаворитов) иной пресыщенный театральный критик может счесть неправдоподобными, но мистер Ридер во всех таких представлениях видел жизненную правду.
Как-то раз его соблазнили посмотреть уморительный фарс, и он был единственным человеком во всем зрительном зале, кто не смеялся. Более того, за игрой актеров он следил с такой унылой физиономией, что в антракте прима передала администратору убедительную просьбу вернуть деньги "престарелому мужчине с несчастным лицом в середине первого ряда" и попросить его покинуть театр, что поставило управляющего в очень затруднительное положение, поскольку мистер Ридер пришел по пригласительному билету.
Обычно мистер Ридер приходил в театр один, ибо друзей у него не было, и за пятьдесят два года он так и не успел познать романтики или нежной страсти, порождаемой мечтами. Но ему все же удалось познакомиться с некой девушкой, не похожей ни на одну из тех, с которыми ему приходилось встречаться раньше. Звали ее Белмэн, Маргарет Белмэн, и однажды он спас ей жизнь. Хотя это вспоминалось ему не так часто, как тот факт, что он же и поставил эту жизнь под угрозу, прежде чем спасти ее. К тому же у него был и другой повод чувствовать себя виноватым.
Однажды он задумался о ней всерьез – мистер Дж. Г. Ридер всю жизнь думал о разных людях, хотя большинство из них заслуживали намного меньше уважения, чем мисс Маргарет Белмэн. Он представлял себе, как она выйдет замуж за одного очень красивого молодого человека, который каждое утро встречал ее трамвай на углу набережной Виктории и каждый вечер провожал ее до Луишем-хай-роуд. Свадьба у них будет прекрасной: со взятыми напрокат автомобилями, с приходским священником, ведущим церемонию, с праздничным обедом, во время которого молодожены сфотографируются на лужайке перед домом в окружении радостных, но не утративших трезвость суждений родственников. А затем на специально приготовленном по такому поводу автомобиле они уедут в курортный Истборн, где проведут роскошный медовый месяц. А после этого их будут ждать однообразие и мелкие неурядицы повседневной жизни, собственный маленький автомобиль и игра в теннис по субботам.
Мистер Ридер глубоко вздохнул. Насколько проще была жизнь на сцене, где все сложности возникают в первом акте и улаживаются, ко всеобщему удовлетворению, в последнем. Он рассеянно крутил в пальцах два зеленых бумажных прямоугольничка, которые попали к нему тем утром. Ряд "А", места 17 и 18. Контрамарки прислал ему управляющий, которому он в свое время оказал кое-какую помощь. Театр назывался "Орфеум" (если так можно сказать, место рождения дешевой мелодрамы), давали "Огни мщения". Вечер обещал быть приятным.
Он достал из ящика стола конверт, написал на нем адрес театральной кассы и начал писать письмо, в котором объяснял, почему не может использовать присланные ему билеты, когда у него возникла неожиданная мысль. Он был кое в чем виноват перед мисс Маргарет Белмэн, и это тяготило его и не давало покоя. Однажды он исключительно в прагматических целях назвал ее своей женой. Да, это нелепейшее утверждение понадобилось для того, чтобы успокоить одну сумасшедшую, это верно, и все же оно было произнесено. Сейчас мисс Белмэн устроилась на хорошую работу – секретарем в штабе одной из политических партий, за что ей следовало благодарить мистера Дж. Г. Ридера. (Если бы она знала, что без его участия здесь не обошлось!)
Он придвинул к себе телефонный аппарат и вызвал ее номер. После обычного ожидания в трубке раздался знакомый голос.
– Э-э-э… Мисс Белмэн? – мистер Ридер, покашляв, прочистил горло. – У меня тут… э-э-э… есть пара билетов в театр на сегодня. Не хотели бы вы пойти?
Последовало изумленное молчание, а потом:
– Спасибо за приглашение, мистер Ридер. Я с удовольствием пойду с вами.
Мистер Дж. Г. Ридер побледнел.
– Я хотел сказать, что я эти билеты… Я просто думал, что ваш… Э-э-э… Что кто-нибудь другой захотел бы пойти… То есть я…
На другом конце провода раздался тихий смех.
– То есть вы не хотите идти со мной, – предположила она.
И тут мистер Ридер совершил грубую ошибку, непростительную для человека с его опытом:
– Где-то через час я зайду за вами! – поспешно воскликнул он, испугавшись, что сейчас она обидится на него. – Только я вообще-то думал…
– Давайте встретимся в театре… В какой театр мы пойдем? "Орфеум"? Чудесно! Тогда в восемь.
Мистер Ридер положил трубку, обливаясь потом и чувствуя себя совершенно обессилившим. По правде говоря, до сих пор он ни разу не водил женщин ни на какие светские развлечения, и теперь, начиная осознавать, что его ожидает, стал стремительно терять спокойствие, даже начал задыхаться. Убийца, проснувшийся в камере смертников после сна о хмельной пирушке, не испытывает столь мучительных переживаний, какие выпали на долю мистера Ридера, которого из спокойного, хоть и коварно изменчивого течения привычной жизни вырвал и стал неумолимо притягивать к себе водоворот неизведанности.
– Господи помилуй! – прошептал мистер Ридер, использовав выражение, которое срывалось с его уст исключительно в переломные для его внутреннего мира минуты.