* * *
Я актер, писатель и продюсер и увлекался историями о Шерлоке Холмсе с самого детства. Правда, я думаю, что этим увлечением я обязан Бэзилу Рэтбоуну, Питеру Кашингу… Кристоферу Пламмеру, Роберту Стивенсу и да, даже Стюарту Грэнджеру (там еще, кажется, был Уильям Шатнер?).
Но к истокам я вернулся благодаря фантастическим моноспектаклям по произведениям Дэвида Стюарта Дэвиса, в которых блистал Роджер Ллевелин: "Смерть и жизнь" и "Последнее дело". В них было так много замечательных отрывков из текста Конан Дойла, что я решил перечитать оригинал. И эти спектакли пробудили во мне желание создать аудиоспектакли, которые были бы максимально близки к оригиналу.
Но до того момента мне довелось дважды встречаться с Холмсом на профессиональном поприще.
Первый раз это случилось в 1999 году, когда я в лихорадочном темпе заканчивал монтаж и звуковую дорожку к первому выпуску "Доктора Кто" от "Big Finish". Тогда я еще репетировал, чтобы позже сыграть Холмса в постановке "Дело Стоунер" по мотивам "Пестрой ленты" Конан Дойла.
Вы наверняка обратили внимание на то, что все предыдущие постановки страдали от недостатка достоверности в изображении змеи. Самое смешное, что, если в постановке использовать живую змею, зрители все равно будут считать ее ненастоящей, потому что на сцене она замирает и не двигается.
Мы даже не думали брать живую змею. Проблему достоверности мы решали двумя способами. Первый способ мы позаимствовали у Дугласа Уилмера: как только змея по сценарию появлялась в вентиляционной решетке, я что было сил лупил ее тростью (ну разумеется, там ничего не было). Затем мы решили сыграть настоящую драму.
Райлотт (он же Ройлотт; не знаю, почему в пьесе было изменено имя этого персонажа) начинал истошно вопить за кулисами. Затем он выскакивал на сцену, изображая неистовую борьбу со змеей и сопровождая ее жуткими криками с подвыванием. Добавьте к этому образу распахнутый на груди халат и всклокоченные волосы, только не спрашивайте, зачем ему это было надо, – что поделать, актеры иногда слишком глубоко погружаются в образ. В общем, "умирая", он просто бросал "змею" в нашу сторону, а я ловил ее на трость и ловко скидывал на кровать Элен Стоунер. Затем мы с Уотсоном набрасывали на нее покрывало и молотили по нему тростями, как одержимые.
Потом мы проверяли, жива ли еще змея, и, обнаружив, что она все еще жива, снова колотили ее до тех пор, пока не наступало время объявить о ее кончине. И последние реплики этой сцены мы произносили, с трудом переводя дух.
Пьеса шла в течение двух недель в театре "Дрейтон Корт" (это такая большая комната под пабом, я даже не знаю, работает ли он сейчас), и поначалу публики было до обидного мало. Но потом слава о нашем веселье стала приводить новых зрителей, и как раз к окончанию прогона уже набирался полный зал. Будь у нас разрешение, мы бы по-прежнему давали там представления.
Но главное, о чем я хотел сказать, – это то, что я обожал играть Холмса. Конечно, я далеко не Холмс, я однозначно не так умен, как он, я свободен от его пагубных привычек (слава богу!), ну, разве что курю.
Правда, во мне есть немного холмсовской целеустремленности. И еще я горю энтузиазмом, когда занят тем, что мне нравится (а это, хвала небесам, в последнее время составляет большую часть моих занятий), и буквально изнываю от безделья, если мне нечего делать. Скажу больше, я боюсь безделья. Я нахожу себе слишком много работы, во всяком случае так считают мои жена и ребенок, но не потому, что опасаюсь, что мне не хватит на жизнь, а из-за того, что я все начинаю видеть в мрачном свете всякий раз, когда у меня творческий простой.
Поэтому хоть в чем-то я могу считать себя похожим на Холмса.
Следующая моя встреча с Холмсом состоялась, когда меня пригласили сыграть его роль в серии приключенческих постановок, в которых я работал почти десять лет в Королевском театре Ноттингема.
Для того чтобы с моей помощью создать альтернативу Френсису Дербриджу, продюсер решил поставить пьесу по приключениям Шерлока Холмса… хотя, по-моему, он сделал это еще и потому, что был знаком с создателем "Мстителей" Брайаном Клеменсом и узнал, что тот как раз написал пьесу о Шерлоке Холмсе. Ну да, на самом деле он просто рассчитывал на то, что Брайан не поскупится на авторские отчисления. Конечно же, все было задумано именно ради этого.
Моя хорошая подруга и коллега Мэгги Стейблз (если вы фанат "Big Finish", вам наверняка знакомо ее имя) рекомендовала меня на роль Холмса. Она была хорошо осведомлена о том, что на уме у продюсера, и жутко волновалась, что он возьмет на эту роль кого-то совершенно не подходящего. Впрочем, я понятия не имею, о ком тогда шла речь.
В общем, я получил эту роль.
Второй помощник режиссера наградил меня следующим сомнительным комплиментом: "Из всех кандидатов на эту роль ты меньше всех в нее не вписываешься". Да уж, похвалил так похвалил.
Пьеса Брайана Клеменса была о Шерлоке и Джеке-потрошителе. Не первая фантазия о том, как Холмс мог бы распутать это чудовищное преступление в реальной жизни, и, скорее всего, не последняя.
Стиль пьесы был… скажем так, интересным. Там имелись ссылки на Рэтбоуна и Брюса и даже намеки на какую-то давнюю любовь Холмса: появился персонаж женщины, которая провела остаток своих дней и психлечебнице. Она была ясновидящей и "транслировала" Холмсу информацию особыми "вибрациями", а в конце сама влюбилась в Холмса. В общем, все заканчивалось довольно сентиментально, а Холмс и ясновидящая Кейт, ради которой знаменитый сыщик расстается со своим не менее знаменитым скептицизмом, отправляются в путешествие по Европе, в результате чего она начинает звать его по имени (что возмутительно) и они оказываются на Рейхенбахском водопаде.
Роль была чудовищной с точки зрения количества реплик, которые я должен был выучить, и Холмс присутствовал почти во всех сценах. А на репетиции у меня оставалось всего семь дней. Но мне было так весело… и сцена была оформлена очень просто, правда свет и звук были выше всяких похвал.
Обычно на регулярных репетициях царит жуткое веселье. Ну да, глупо: сроки поджимают и велика вероятность "сесть в лужу", но, похоже, чем страшнее, тем отчаяннее веселятся актеры.
Каюсь, я тоже имею эту слабость.
Поскольку и Холмс, и Кейт, и Уотсон знают, кто преступник, то, когда они пускаются в погоню за мерзавцем, я взял за правило использовать в качестве прощальной реплики: "Довольно! Давайте уже пойдем и … его!" И что вы думаете, на первом показе я чудом удержался, чтобы не ляпнуть именно это.
В сцене, когда Уотсон прощается со мной перед тем, как я отправляюсь с Кейт на Рейхенбахский водопад, по сценарию он склоняется к моему уху и шепчет что-то дружеское и напутственное. Сейчас я уже не вспомню, сколько разных "напутствий" я услышал: "Она лесбиянка", "Я гомик, и я тебя люблю" и прочее. Поэтому почти все мое профессиональное мастерство ушло на то, чтобы не сорвать выступление гомерическим хохотом.
Огромный успех, который имела эта пьеса о Шерлоке Холмсе, обеспечил ей возвращение в репертуар Королевского театра в следующем году.
В то время мне повезло увидеть великолепные постановки Дэвида Стюарта Дэвиса, о которых я говорил, и я тут же выяснил все необходимое о получении авторских прав на их аудиоверсии. И примерно тогда же стало известно, что в новом сезоне Холмс вернется в Королевский театр в пьесе о собаке Баскервилей.
Кстати, когда Брайан Клеменс пришел посмотреть своего "Холмса и Джека-потрошителя", который ему очень понравился, я и у него спросил, могу ли я сделать аудиоверсию этой пьесы. Идея ему пришлась по душе, и он согласился. Таким образом родилась моя первая серия спектаклей о Шерлоке Холмсе.
А теперь о собаке Баскервилей. Продюсер сказал нам, что собирается писать сценарий самостоятельно. Оказывается, он был писателем, только никому не известным. Когда я спросил его, как он намерен "показывать собаку", он ответил, что все связанное с псом будет "происходить где-нибудь за сценой", или, может быть, "кое-где покажем красные светящиеся глаза сквозь стеклянные двери".
Когда я нахмурился и заметил, что не припомню в "Собаке Баскервилей" стеклянных дверей (правда, они есть в каждом втором спектакле Королевского театра – таков Закон!), продюсер поинтересовался у меня, могу ли я сам что-нибудь предложить.
Я тут же бросился перечитывать первоисточник, делая пометки, и договорился о встрече с продюсером. "Все кончится тем, что ты сам и будешь писать сценарий", – предупредила меня жена. Но я все равно пошел на встречу. "Почему бы тебе не написать сценарий самому?" – спросил продюсер, и я не нашелся, что ответить.
Это было ужасно, денег давали в обрез, но я писал пьесу о собаке Баскервилей и до подобных мелочей просто не снисходил вниманием.
Я хорошо знал публику, приходившую в Королевский театр: люди шли туда, чтобы развлечься и посмеяться. Следовательно, я должен был учесть их ожидания, но вместе с тем не скатиться в чистый жанр комедии. К тому же прежде я участвовал в паре жутковатых постановок и видел, как хорошо принимает зритель смесь испуга и смеха.
Я сделал чету Бэрриморов более открытыми и излишне эмоциональными в оплакивании смерти своего хозяина, чтобы потом заставить Уотсона применить к ним строгость и осознать, что он погорячился. Правда, актер, игравший Бэрримора, слишком близко к сердцу принял эти рекомендации и в итоге перегнул палку.
Особую радость мне доставило добавление сценки, когда перед Уотсоном и компанией по дороге в Баскервиль-холл выскакивает солдат.
Передо мной стояла сложная задача: как показать зрителю собаку Баскервилей при практически нулевом бюджете, и я подошел к ней со всей ответственностью. По моему сценарию Уотсон готовил сценическую постановку по мотивам "Собаки Баскервилей" и попросил Холмса прийти на генеральную репетицию, чтобы проследить за точностью описания событий. Это позволило мне чаще выводить Холмса на сцену, потому что если по оригинальному сюжету Холмс должен был находиться где-то в другом месте, то у меня он всегда мог заглянуть на сцену – проверить, как там идут дела.
Помню, как меня волновал момент, когда Уотсон, подозревавший Бэрриморов в соучастии в убийстве Баскервиля, неожиданно отправился погулять, оставив несчастного Генри Баскервиля наедине с подозреваемыми. Понятно, что это дало ему возможность познакомиться со Стэплтонами, но как он мог подвергнуть Генри такому риску? Мы разыграли это таким образом, что Уотсон якобы не догадывался о возможных последствиях своего легкомыслия, а Холмс на его фоне выглядел особенным молодцом.
К тому же идея со сценической постановкой позволяла мне устами Холмса выразить те же сомнения, которые могли возникнуть и у самой публики: мол, как плохо обыгран пес. Во время спектакля Холмс постоянно спрашивал Уотсона, как именно тот планирует изобразить собаку, а раздраженный Уотсон всячески избегал отвечать на эти вопросы.
По ходу пьесы Холмс принимает все большее участие в происходящем на сцене и даже цитирует знаменитое описание собаки, принадлежащее Уотсону, показывая, что в действительности побаивается чудовищного пса.
И наконец, Холмс оказывается на сцене в одиночестве, меркнет свет, и откуда-то доносится вой собаки. Проникнувшись атмосферой, Холмс выхватывает револьвер и призывает собаку подойти поближе. На какое-то мгновение всем кажется, что его призыв находит ответ; на сцену выскакивает актер в огромной маске собаки, и почти в полной темноте Холмс делает знаменитые пять выстрелов. Как-то раз один из наших работников за сценой, подстраховывавших постановку, увлекся и продублировал выстрелы Холмса, и у зрителей создалось впечатление, что у знаменитого сыщика в руках не револьвер, а пулемет.
Далее на сцене загорался свет и появлялся Уотсон со своей труппой, чтобы тут же начать извиняться за то, что они так и не смогли придумать, как показать собаку: "Это слишком сложно, и мы решили, что изобразим ее как-нибудь так, за пределами сцены".
Сбитый с толку Холмс поворачивался к публике и спрашивал: "Кого же я тогда видел?" – и под бурные аплодисменты падал занавес.
Следующей моей встречей с Холмсом была работа с Роджером Ллевелином над аудиопостановками блестящих моноспектаклей по Дэвиду Стюарту Дэвису. Это было самым началом моего пути в мир аудиоспектаклей.
Наш первый выпуск второй серии постановок "Последнего дела" и "Пустого дома" на самом деле адаптацией не был. Это было практически дословное использование исходного текста, за исключением пояснений "он сказал", "она сказала". В основном адаптация сводилась к разбивке текста на смысловые куски, чтобы выделить для актеров изменения мыслей и настроений персонажей, и чисто технические рекомендации по выражению эмоций персонажей. Особенно это было важно, чтобы подчеркнуть переживания Уотсона, когда он наконец решил заговорить о Мориарти.
Над "Собакой Баскервилей" нам пришлось потрудиться, но и то только потому, что в ней было более шестидесяти тысяч слов, а мы знали, что для успешной записи на CD куски текста должны быть кратны двадцати тысячам. В остальном же мы старались оставить сочинение Конан Дойла нетронутым.
Я обнаружил, что, читая оригинал, не смог ответить на вопрос, зачем вообще здесь было что-то менять. Возможно, описания Уотсона выбрасывались ради создания драматизма, но записывая аудиоспектакль, мы поняли, что слушателям они как раз нравятся и их вполне можно оставить на месте!
А рассказываю я вам все это вот зачем: придумывайте, адаптируйте, меняйте контекст!
У вас все должно получиться, и притом прекрасно!
Но если вы вернетесь к оригиналу, – вы получите наибольшее удовольствие.
Ник Бриггс,
актер и писатель,
исполнитель роли Шерлока Холмса в аудиоспектаклях "Big Finish"
* * *
Мы в великом долгу перед авторами, которых открыли в юности. Они подарили нам бесконечный восторг и на всю жизнь привили жажду чтения. Для меня такими авторами стали Энтони Хоуп, Сапер, Дорнфорд Ейтс, Джон Бучан, Лесли Чартерис, но прежде всего Конан Дойл. Сэр Артур создал целую плеяду запоминающихся вневременных героев: Холмс, профессор Челленджер, бригадир Жерар – они вместе со мной шагнули в XXI век. Самое малое, что мы можем сделать для любимого писателя, отдавая ему дань памяти и уважения, – это позаботиться о том, чтобы дом, в котором он жил, стал достойным памятником его таланту.
Майкл Кокс,
продюсер телесериала "Приключения Шерлока Холмса" (1984–1985) компании "Granada"
* * *
Не стоит недооценивать значение Андершо. Шерлок Холмс, детектив, созданный Конан Дойлом, – один из самых любимых литературных героев. Однако дом, в котором жил его автор, находится на грани разрушения. С момента первого издания книг о Шерлоке Холмсе в 1887 году едва ли проходит год без того, чтобы не появились новая постановка, песня, фильм, радиоспектакль, телесериал, пастиш или любое другое упоминание о мистере Холмсе. Не иссякает поток туристов, стремящихся увидеть памятник ему в Лондоне и Эдинбурге, в Японии и Швейцарии. Его любят во всем мире. Проще говоря, Шерлок Холмс – самый великий вымышленный англичанин, и он появился благодаря мастерству одного из самых замечательных сынов своей страны, Артура Конан Дойла. В этом блестящем эрудите скрывалось больше сюрпризов, чем в самом всезнайке детективе с Бейкер-стрит, однако судьба распорядилась так, что он вошел в века как человек, подаривший миру Шерлока Холмса. И за это действительно стоит его помнить, чтить и беречь его наследие. Истории о Холмсе стали прекрасным преддверием, открывающим молодым умам дорогу в удивительный мир литературы. Жанр художественной прозы не был бы таким, каким мы его знаем, не будь написаны истории о Холмсе. Конан Дойл строил свой мир на основании, заложенном Эдгаром Аланом По, и в результате создал образец современной детективной истории. Без Дойла не было бы Пуаро, Уимзи, Морса, Ребуса и их коллег.
Шерлок Холмс как персонаж не связан рамками печатной страницы, он стал неотъемлемой частью литературной и культурной жизни страны. Туристы могут посетить дома Шекспира, Остин, Диккенса и Бронте, а дом Конан Дойла приходит в упадок. Между тем оставленное наследие очень важно для того, чтобы лучше понять автора. Дойл не только жил в Андершо в течение десяти лет, работая над книгами и принимая у себя известных людей, но и приложил руку к конструированию и строительству дома. Можно сказать, что кирпичи Андершо впитали в себя саму суть Дойла: страстность его натуры, его отношение к политике, его положение в обществе.
Дом, в котором жил и творил Артур Конан Дойл, который он описал в широко известном романе "Собака Баскервилей" (1901), может стать центром искусства, где соприкасаются Викторианская эпоха и современность, центром изучения жизни и творчества этого выдающегося человека и памятником бессмертному Шерлоку Холмсу.
Андершо необходимо спасти и сохранить как достояние культуры, и сделать это ради наших потомков.
Дэвид Стюарт Дэвис,
писатель, драматург, автор художественных и документальных работ, а также признанных моноспектаклей о Шерлоке Холмсе "Последнее дело" и "Смерть и жизнь"