По плану операции предполагалось прежде всего пойти в мэрию, найти там семейный список Танэ Накаяма и попытаться отыскать ее родных. Если родных не осталось, то, может быть, найдется кто-нибудь, кто помнит ее. Разумеется, это почти безнадежно: Танэ уехала отсюда пятьдесят с лишним лет назад.
Они и прежде не возлагали на этот город особых надежд, а вид пустынной привокзальной площади и вовсе привел их в уныние. В завтраке им отказали, однако они продолжали настаивать и в конце концов добились своего. Правда, пришлось ждать около часа.
- Что это вы рано так пожаловали? - с любопытством спросила молоденькая служанка, накрывавшая на стол.
- Из Токио других поездов нет.
- Ой, так вы из Токио!
Мунэсуэ никак не предполагал, что в век телевидения упоминание о Токио может вызвать такую наивно-восторженную реакцию. Телевизор мгновенно приносит столичные моды в самые далекие уголки Японии, и они приживаются в провинции едва ли не скорее, чем в больших городах. Взять хотя бы эту служанку: внешне она ничем не отличается от девушек с токийских улиц.
- Что же в этом удивительного? - улыбнулся Мунэсуэ.
- Я очень хочу в Токио. Или еще куда-нибудь - лишь бы отсюда уехать.
- Почему? Тут так тихо, красиво. Я бы, например, только рад был поселиться в таком уютном городке.
- Это вы потому так говорите, что никогда тут не жили. А я вот хотела бы туда уехать, где меня никто-никто не знает. А то выйдешь на улицу - кругом одни знакомые. Так и живешь всю жизнь среди одних и тех же людей, прямо противно.
- Ну, приедешь ты в большой город, поселишься в большом доме, и что? Заболеешь - никто не придет тебя проведать, умрешь - никто и знать не будет. Никому не нужна, одна в целом свете… Такая жизнь тебе по душе?
- Мне просто здесь не нравится. Городок с кошкин лоб, самые заветные твои тайны каждому известны. Что с того, что здесь тихо и спокойно? Зато ничего нового, скучно. Лучше я помру где-нибудь на большой дороге, а на мир погляжу. Если бы кто согласился увезти меня отсюда, я бы за ним так и полетела.
Девушка говорила с такой горячностью, что, казалось, позови ее сейчас Мунэсуэ - она, не раздумывая, пойдет и за ним.
"Опасно, опасно так думать", - хотел сказать Мунэсуэ, но удержался. Сказать-то можно, да разве она услышит? Так уж устроена молодежь: бредит большими городами и, пока не обожжется, не поймет, как хорошо на родине. А расплата за юношеские мечты - собственная жизнь. Вот Сидзуэ, внучка Танэ Накаяма, рассуждала совсем по-другому. Но как знать, быть может, ее бабушка, оставляя родные места, думала так же, как эта служанка…
- Ой, заговорилась я, завтрак остынет. Простите, пожалуйста. - Девушка, смутившись, начала накладывать в чашки рис. Аппетитно запахло супом из соевых бобов. - А по какому вы делу из Токио приехали? - спросила вдруг она.
- Нужно кое-что выяснить, - сказал Мунэсуэ. - Ты не слыхала о такой женщине - Танэ Тании-сан? Родом она из этого города, но уже лет пятьдесят, как уехала. Это, конечно, было еще до тебя, но, может быть, ты о ней слышала от родителей, дедушки или бабушки?
- Тании была девичья фамилия старухи Танэ.
Мунэсуэ задал свой вопрос на всякий случай, почти не надеясь на ответ, но, как ни странно, девушка вдруг улыбнулась.
- Так ты ее знаешь?
- Да ведь моя фамилия тоже Тании.
- Ты тоже Тании?!
- В нашем городе у многих такая фамилия.
- А может, она твоя родственница?
- У нас тут полгорода родственники. Если приглядеться как следует, все в родстве друг с другом. Надоело ужасно.
- Ну, так не знаешь ты это имя - Танэ Тании?
- Нет, пожалуй, не знаю.
Мунэсуэ и Ёковатари переглянулись: делать нечего, придется идти в мэрию.
Пока они завтракали, привокзальная площадь заметно оживилась. Приближался час пик. Народу становилось все больше. Одни приезжали, другие уезжали. Уезжавших: студентов, служащих - почти все они ехали в Тояма - было, однако, больше. То и дело отходили с площади автобусы, много было и машин.
Городок наконец проснулся. Пора было идти в мэрию. Расспросив у служанки дорогу, они прошли до конца привокзальную улицу с низенькими домишками, вышли на перекресток в форме буквы "Т" и повернули направо к реке. Здесь была развилка. Левая дорога вела на мост. Река показалась им довольно широкой. Камешки на дне виднелись отчетливо - хоть пересчитывай. Это и была река Ида. На бетонном мосту стоял столбик с вырезанным на нем названием: "Мост тринадцати камней".
Облака рассеялись, засияло солнце. Солнечные лучи, отражаясь от поверхности воды, слепили невыспавшихся путников. Они остановились у моста, чтобы полюбоваться рекой и городом. Здесь кончалась равнина Тояма и начинались горы. Город стоял как раз на границе между ними, у самой кромки гор. Река Ида разделяла ого пополам, держа свой путь на север, к заливу Тояма.
Строгие ряды невысоких, крытых черепицей домов, лишь изредка прерываемые современным многоэтажным зданием, делали город очаровательно-старомодным. Кончится утренняя суматоха, и город снова будто погрузится в сон. Старая добрая провинция, забытый, глухой уголок Японии.
- Подумать только, есть, оказывается, еще такие городки, - щурясь от солнца, сказал Ёковатари.
Всюду машинная цивилизация дала себя знать, а сюда будто и не заглядывала. Автомобилей почтя не видно.
Машинная цивилизация никого не обходит стороной. Автомобилей и тут с каждым днем все больше. Не сегодня-завтра отравят реку, испортят всю эту прелесть. Впрочем, во многом это зависит от самих жителей.
Как раз в этот момент по мосту пронеслось несколько тяжелых грузовиков, буквально извергавших клубы дыма. Грузовики вернули инспекторов к действительности.
К мэрии нужно было идти через мост, а затем направо и вверх по склону. Она размещалась в красивом небольшом здании из железобетона. Это был тот редкий случай, когда современная постройка вполне гармонично вписывалась в общую картину старинного городка - возможно, потому, что ее специально сделали невысокой - двухэтажной. Мэрия походила не столько на государственное учреждение, сколько на виллу.
Они вошли в приемную и направились к окошку с надписью "Отдел регистрации населения". Там сидела молодая женщина в свободном рабочем халате, какие в Токио сейчас почти уже не носят. Мунэсуэ предъявил ей служебное удостоверение и изложил суть дела.
- Танэ Тании-сан? - удивилась женщина, которую полицейское удостоверение и упоминание о двадцать четвертом годе, казалось, несколько обескуражили. Хотя больше, наверно, полицейское удостоверение, потому что само по себе обращение к старым семейным спискам - дело довольно обычное. - Подождите минутку. - Женщина повернулась к ящику с регистрационными книгами и вытащила одну из них. - Вот. Танэ Тании. Были прописана на улице Камисин, дом номер двадцать семь, по восемнадцатого марта двадцать четвертого года вышла замуж и уехала в префектуру Гумма.
Эти данные в точности совпадали с данными, полученными в мэрии поселка Мацуида. Родители Танэ давно скончались. Она была единственным ребенком в семье, что по тем временам случалось нечасто, старший брат Танэ заболел и умер в семилетнем возрасте. Отец ее тоже родился в Яцуо. Братьев его и сестер, как явствовало из записей, тоже давно не было на свете, что, впрочем, было вполне естественно. Выяснилось, однако, что в квартале Фукудзима до сих пор проживает дочь младшего брата отца, то есть двоюродная сестра Танэ. Звали ее Ёсино, фамилия по мужу Омуро. Не обратиться ли к ней? Вдруг она знает о Танэ что-нибудь важное? Попросив на всякий случай в отделе регистрации копию семейного списка Танэ и узнав, как пройти на улицу Камисин, где жила Танэ, и как разыскать Есиио Омуро, Ёковатари и Мунэсуэ покинули мэрию.
Улица Камисин оказалась торговой улочкой. Родного дома Танэ давно уже не существовало, на его месте была устроена автостоянка. Инспекторы попытались расспросить о семействе Тании хозяев стоянки, державших по соседству рыбную лавку, но те ничего не знали. До появления этих людей участок, на котором некогда стоял дом, успел сменить несколько владельцев. Сейчас здесь был один из самых оживленных районов Яцуо, но о людях, живших на старой улочке полвека назад, даже памяти не осталось. В маленьком сонном городке, как и всюду, шла жизнь, сменялись люди, и их дела и заботы беспощадно уничтожали следы дел и забот прежних людей. Ныне живущим недосуг думать о тех, кто свое отжил.
Ёковатари и Мунэсуэ вдруг остро почувствовали, как жестоко устроена жизнь.
Оставалось навестить Ёсино Омуро, единственного человека, который мог еще помнить Танэ. Квартал Фукудзима представлял собой новый жилой массив, выросший вблизи вокзала. Судя по номеру дома, двоюродная сестра Танэ жила где-то недалеко от гостиницы, давшей им приют сегодня утром. Заметив невдалеке полицейский пост, инспекторы направились к нему, чтобы уточнить дорогу. Оказалось, что дом, который они ищут, и есть гостиница.
Гостиница называется "Мията", а фамилия хозяина - Омуро, - объяснил полицейский. Гости из Токио так понравились ему, что он вызвался проводить их до места.
- Что, уже все выяснили? - удивилась служанка, увидев их. Уходя, они предупредили, что, может быть, за ночуют в гостинице, но сейчас ведь не было еще и двенадцати дня.
- Да нет. Скажи-ка, есть у вас тут Ёсино Омуро-сан?
- Ёсино? Может, это моя бабушка?
- Очень может быть.
По возрасту кузина Танэ вполне могла быть бабкой этой девушки. И значит, девушка была не служанка, а родственница хозяев.
- У вас к бабушке дело?
- Хотелось бы с ней поговорить.
- Она в задних комнатах живет. А какое у вас к ней дело?
- Это полиция из Токио. Позови-ка скорей хозяйку, - распорядился полицейский.
Девушка, сгорая от любопытства, побежала за хозяйкой. Та не заставила себя ждать.
- Наша бабушка что-нибудь натворила? - с испугом спросила хозяйка. Визит сыскных агентов в таком городке - событие, конечно, чрезвычайное.
- Нет-нет, мы просто хотели бы у нее кое-что узнать, не волнуйтесь, пожалуйста, - успокоил ее Мунэсуэ.
- Ну, слава богу. А что, очень важное дело, раз вы специально из Токио к ней приехали? - В голосе хозяйки все еще звучал испуг и настороженность.
- Да нет, ничего особенного. Видите ли, в мэрии мы узнали, что ваша бабушка - двоюродная сестра Танэ Тании-сан, - сказал Мунэсуэ, внимательно следя за выражением лица хозяйки.
Но имя пе произвело на нее никакого впечатления.
- Бабушка немного глуховата, но, в общем, здорова, - сказала она, провожая посетителей в задние, жилые комнаты. Вежливый тон Мунэсуэ, кажется, помог ей справиться с испугом.
Ёсино нежилась на солнышке у себя в комнате, на коленях у нее лежала кошка. Она производила впечатление тихой, доброй старушки. В комнате было светло и чисто, видно было, что в семье о ней заботятся.
- Бабуля, к нам гости из Токио, - обратилась к Ёсино хозяйка, умолчав, впрочем, о том, что гости из полиции.
По всему было видно, что старая женщина доживает свои дни спокойно и счастливо. И полицейские вдруг подумали о том, как непохожа ее судьба на судьбу Танэ, с юных лет жившей среди чужих людей и погибшей ужасной смертью. Казалось бы, близкие люди, а такие разные судьбы…
- Из Токио? Ко мне? Да неужто в самом деле? - встрепенулась Ёсино.
Инспекторы представились и очень деликатно, боясь встревожить старуху, спросили ее о Танэ Накаяма.
- А, О-Танэ-сан! Ну как же, как же! - обрадовалась старая женщина.
- Значит, вы знаете О-Танэ-сан? - уточнил Мунэсуэ.
- Как не знать, мы ведь росли вместе, как сестры. Вот только вестей от нее давно нет, как она, жива-здорова?
Ёсино не знала, что Танэ погибла, и Мунэсуэ подумал, что говорить ей об этом не стоит.
- Собственно, мы хотели у вас узнать: как получилось, что О-Танэ-сан уехала в Гумма? - спросий он.
- Ох, О-Танэ была такая бедовая, все ей чего-то не хватало. Вот и решила уехать. Не то чтоб ей тут не нравилось, а просто хотелось на новое место.
- Как она познакомилась со своим мужем, Сакудзо Накаямой?
- Этого я точно не знаю. Пошла работать на фабрику в Тояма, там вроде и познакомилась.
- А Накаяма-сан тоже работал на этой фабрике?
- Работал, работал. Когда она закрутила с ним любовь, дядюшка с тетушкой рассердились - вспомнить страшно: как это, мол, неизвестно с кем, человек, мол, чужой… Ну, вот они и сбежали.
- Сбежали?
- Они еще не поженились, а уж глядь - ребеночек. Дядюшке с тетушкой как объяснить? Начнут спрашивать, от кого, какого роду-племени. Вот и убежала она с Накаямой - как была, тяжелая.
- Вероятно, этот ребеночек стал впоследствии отцом или матерью Сидзуэ.
- Стало быть, они поехали в Гумма и там поженились, так?
- Поначалу родители рассердились, хотели наследства лишить, а как узнали, что у дочки ребеночек родился, внучонок все-таки их, небось простили. А выписалась она отсюда не сразу, как сбежала, года через два. Это теперь молодежи все нипочем, а тогда ведь какая храбрость нужна была…
Ёсино не знала, какой конец был уготован героине этой любовной истории. И в ее голосе сквозила зависть к двоюродной сестре, без оглядки побежавшей за своей любовью.
- Вы сказали, что О-Танэ-сан давно не шлет вам вестей. А что, раньше она писала?
- Писала иногда. Вспомнит - напишет.
- А часто писала?
- В последний раз письмецо пришло лет десять назад. А может, двадцать… - Ёсино задумалась, перебирая свою длинную, но, вероятно, не слишком богатую событиями жизнь.
- О чем было то письмо?
- Да как вам сказать. О том, как живет, точно-то ее помню о чем.
- Письмо, наверное, не сохранилось? - спросил Мунэсуэ скорее для порядка. Как-никак, прошло не меньше десятка лет. А может быть, и много больше. Однако Ёсино вопрос не удивил.
- Может, и сохранилось. В комоде надо поискать, Я, как старая стала, все берегу, ничего не выбрасываю.
- Так поищите, пожалуйста, очень вас просим.
- Неужто будет прок от старой бумажки?
- Будет обязательно. За этим мы и ехали.
- Ну погодите, я сейчас. - Ёсино прогнала кошку и поднялась с неожиданной легкостью. Сидя, она производила впечатление сгорбленной, но оказалось, что годы почти не согнули ее. - О-Син-тян, пособи-ка мне, - позвала Ёсино девушку. Та все это время слушала разговор, стоя за спиной у хозяйки и сгорая от любопытства.
Видимо, профессия гостей не только не отпугивала ее, а, напротив, дразнила воображение.
- Давайте поищу, - отозвалась О-Син, очень довольная тем, что Ёсино своей просьбой как бы узаконила ее присутствие в комнате.
Они вышли в соседнюю комнату, там что-то зашуршало и зашелестело, и вскоре Ёсино вернулась с пачкой старых писем в руках.
- Вот, нашлись, - радостно объявила она.
- Неужели нашлись? - Полицейские невольно затаили дыхание. Вдруг в письмах Танэ есть какие-нибудь сведения о Джонни Хэйворде или убийце?
- Тут у меня самые памятные письма, берегу я их, - объяснила Ёсино. - От нее, по-моему, тоже есть. Вижу - то я худо, мелко читать не могу.
Письма пожелтели и, казалось, вот-вот рассыплются.
- Можно взглянуть?
- Глядите, глядите…
Мунэсуэ разделил пачку на две части, отдал одну Ёко-Ёковатарии они начали просматривать письма.
- Это было письмо или открытка? - спросил Мунэсуэ.
- О-Танэ-сан все больше открытки присылала.
- Обратный адрес там был?
- Да. Она ясно пишет, вы разберете.
- Сколько тут примерно ее писем?
- Не то три, не то четыре. Были еще, да потерялись.
Судя по датам, письма в пачке двадцати-тридцатилетней давности.
- Когда я молодая была, мне парни часто цидулки писали, а как вышла замуж, все сожгла, - погрузилась в воспоминания старуха.
- Бабушка, а цидулка - это что такое? - спросила О-Син.
- Гляди-ка, она, оказывается, и слова такого не знает, - удивилась Ёсино. - Тебе что, парни не писали никогда?
- А-а, записочка! Кто ж теперь этим занимается? Теперь телефон.
Пока Ёсино и О-Син вели этот разговор, Мунэсуэ и Ёковатари тщательно просматривали обратные адреса на конвертах. Пачки в их руках становились все тоньше и тоньше.
3
- Вот оно!
Этот возглас вырвался у Ёковатари в тот момент, когда в его пачке оставалось всего несколько писем.
- Нашли? - Мунэсуэ уже почти не надеялся на удачу и потому едва поверил своим ушам. Ёковатари держал в руках пожелтевшую открытку.
- От Танэ Накаяма, почтовое отделение Мацуида.
- Каким годом помечено?
- Восемнадцатое июля сорок девятого года, давненько! - воскликнул Ёковатари. Они принялись читать. Чернила выцвели, но разбирать округлый женский почерк было нетрудно.
"Прошу простить за долгое молчание. Как поживаешь? У меня все благополучно, а что нового у вас в Яцуо? Недавно у нас останавливалась одна удивительная особа - по выговору, как я поняла, родом из Яцуо. Так приятно было снова послушать, как по-нашему разговаривают. Вспомнила родные места…"
Далее шел текст на малопонятном местном диалекте. Других писем от Танэ не обнаружилось.
- Кто же этот человек из Яцуо? - обратился Мунэсуэ к Ёсино. - О-Танэ-сан больше ничего не писала вам об этом постояльце?
- Больше ничего.
- Ты что, думаешь, он имеет отношение к делу? - спросил Ёковатари у Мунэсуэ.
- Трудно сказать… Но меня заинтересовала одна вещь.
- Какая же?
- Тут написано, что приезжала "одна удивительная особа", которая, судя по выговору, родом из Яцуо.
- Ну и что?
- Получается, что старуха Танэ - тогда, правда, еще не старуха, - впервые увидев этого человека, сочла его почему-то удивительным.
- Но в письме же сказано, что он был из Яцуо. Может быть, поэтому?
- Вряд ли. Просто он с первого взгляда чем-то поразил Тана Накаяма.
- С первого взгляда, говоришь?
- Да. Насколько можно судить по письму.
- Но ведь на горячие источники приезжают отдыхать самые разные люди. Чем же мог этот человек так поразить старуху?..
- Может, он был какой-нибудь знаменитостью?
- Тогда бы вряд ли обыкновенная служанка могла запросто с ним разговаривать. Непонятно, в чем тут дело.
- В Джонни Хэйворде, я думаю.
- Ты хочешь сказать, что сам Джонни Хэйворд отдыхал тогда в Киридзуми?
- Но ведь давно было установлено, что Джонни никогда раньше не приезжал в Японию, да и вообще к тому времени еще не успел родиться.
- Нет, конечно, но не приезжал ли кто-то из его родных? Какой-нибудь иностранец?
- Да ведь О-Танэ-сан ясно написала, что это был человек из Яцуо. Не может же иностранец быть человеком из Яцуо.
- Верно, но таким человеком мог быть спутник иностранца.
Перед Ёковатари словно занавес раздвинулся. Все это время он думал лишь об одном каком-то близком Джонни человеке. Однако ничто не мешало допустить, что таких близких людей было несколько.
- Значит, в Киридзуми приезжали вместе иностранец и японец родом из Яцуо?
- Наверно, именно это и показалось О-Танэ-сан удивительным.
- Некий родственник Джонни с человеком из Яцуо…
- Хотя полной уверенности в этом нет, но письмо вполне допускает такое толкование.
- Допускает, конечно. И тогда ясно, что О-Танэ заткнули рот, потому что она много знала.