- Погоди. - Встала из-за стола и, так, чтобы мой гость не заметил, достала из ящичка для ложек и вилок электрошокер. Положила в карман пиджачка. Кто его знает, дурака Николая? Вдруг его переклинит, и он опять бросится на меня? Тогда-то я его и шарахну! - Итак, уважаемый. Во-первых, вы, похоже, забыли, что находитесь на моей кухне, а не в своей вонючей мусорне. Так что никаких "долбала" и прочее. Следите за язычком. И во-вторых. С чего это вы вдруг решили, что я вам делаю что-то с мозгами? Никаких поводов для каких-то надежд я не давала. Вы заявлялись в гости - я вас не выгоняла. Зачем обижать? Вы дарили цветы - я не отказывалась. Опять же, зачем обижать? Вы приглашали меня в ресторан, и я вам составляла компанию… Кстати, о птичках. Могу возместить все расходы. Легко! На моем бюджете это не отразится. А, Николай? Никола-ай! Выписывайте скорее счет.
Красные пятна на круглой роже Самохина перемещались, словно циклоны на метеокарте в телепрограмме прогноза погоды. На лбу снова выступил пот. Усы обреченно поникли.
- Извини меня, княжна Мэри, - чуть слышно промямлил он. - Я, должно быть, сказал что-то не то. Все это так неожиданно… Я-то надеялся… Тогда мы будем просто друзьями? Хорошо?
Вот таким он мне нравился больше. И я моментально забыла о том, что Самохин хотел меня изнасиловать. Я не умела подолгу держать зла на кого-либо. Я никогда не была мстительной стервой. В отличие от многих других.
- Хорошо, Николай. Мы будем друзьями. И надеюсь, ничто не омрачит нашей дружбы, - напыщенно продекламировала я. - Только не приходи ко мне пьяным… Ты почему не пьешь чай?..
Мы просидели на кухне еще часа два. Болтали о всякой пустой чепухе. Самохин рассказывал, как десять дней не ходил на работу из-за разбитой физиономии, а потом замазывал остатки синяков гримом. Я делилась своими планами на ближайшие месяцы. Мол, уеду к знакомой на юг. Буду купаться, загорать и бездельничать.
- Одна? На машине? - удивлялся Самохин. - А не боишься?
- Кого? Бандюков? На "триста двадцатом" я уйду по шоссе от любого. А на посты ГАИ мне плевать. В ссучившихся гибэдыы… черт, ги-бэ-дэ-дэ-шников я не верю. Правильно делаю?
- Ну-у-у… В принципе, да. Все рассказы про продажных ментов, про то, что они работают в одной связке с бандитами, - это, как правило, выдумки журналистов. Но как ты представляешь себе проехать почти три тысячи километров? Без остановки?
- Почему? Устану, так заверну в какую-нибудь деревню и найду бабушку, которая сдаст мне на ночь веранду. И привяжет к машине злую собаку. И накормит меня сытным ужином.
- И все-таки ты сумасшедшая! Авантюристка!
"Да, - думала я, - в этом мне не откажешь. Этим я заразилась еще от покойного Ромки. Потом добавил адреналинчику в кровь Антон. Да и Барханов - не одуванчик… Меня окружают какие-то монстры. И самое интересное, что Коля Самохин - самый безобидный из них. Вон какой сидит, толстый кошмарик… Кушает из блюдечка чай… Ну просто лапочка! Когда трезвый…"
На этот раз, выходя из квартиры, он даже не попытался что-нибудь вякнуть насчет того, что останется на ночь. Я позволила ему на прощание ткнуться усами мне в щеку, и он растворился во мраке подъезда, недавно подвергшегося набегу бомжей, охочих до дармовых лампочек.
"Вот такая-то собачья жизнь, мистер гибэдэдэшник", - вздохнула я и, заперев дверь, пошла отбирать то тряпье, что прихвачу с собой на юга. Ведь все надо еще постирать. Ведь все надо еще погладить. И через три дня отправляться в дорогу…
В этот момент я даже и не подозревала, несчастная, что через три дня вместе со всем этим тряпьем (чистым и тщательно выглаженным) вместо югов угожу в молотилку. Которую уже через час одним телефонным звонком запустит Самохин….
Знала бы наперед, никогда не поехала бы на Кавказ на машине. А еще задолго до этого никогда не остановилась бы на слякотной скользкой дороге на взмах полосатого ментовского жезла. Эх, знала бы все наперед… И не было бы тогда никаких Геморроев. Которые пишутся с большой буквы.
Которые мне скоро организует Самохин.
* * *
Прежде чем я уехала в Пятигорск, он успел наведаться в гости еще пару раз. В первый раз, за два дня до моего отъезда на юг, приперся с неизменным букетом и весь вечер хлебал на кухне чаек, развлекая меня дурацкими ментовскими байками. Нечто подобное я читала у Кивинова…
- Так когда, говоришь, уезжаешь? - поинтересовался Николай на прощание.
Я ответила:
- Послезавтра, часов в пять утра.
И он меня немного заинтриговал:
- У меня, может быть, будет к тебе поручение. Ма-а-аленькое такое. - Самохин чуть раздвинул большой и средний пальцы руки и продемонстрировал мне, насколько ничтожно его поручение.
- Что надо? - насторожилась я, но он отложил все на завтра.
- Завтра. Завтречка, княжна Мэри. Вот завтра зайду попрощаться… Может, еще ни чего не получится.
Но все у него получилось. И он приперся на следующий день в самый канун моего отъезда. И приволок с собой огромный сверток из плотной вощеной бумаги. Торжественно опустил его на пол у меня в коридоре, и я удивленно ковырнула бумагу ногтем.
- Что это?
- Железо, - радостно сообщил Николай, и я решила, что у кого-то из нас поехала крыша. - Не смотри, пожалуйста, так на меня, княжна Мэри. Я еще не рехнулся. Не успел… Это и правда железо. Скажи, ты ведь с кольцевой пойдешь на Воронеж?
- Да, - промямлила я, не сразу сообразив, что под "кольцевой" он имеет в виду объездную дорогу в Москве.
- Видишь, как здорово. Помнишь, вчера я сказал о маленьком поручении?
- Да, - опять односложно ответила я, не в силах понять, что к чему.
- Маришка, пожалуйста, сделай завтра небольшой крюк от воронежской трассы. Заверни ко мне в Пялицы. Всего шестьдесят километров. Туда и обратно - сто двадцать. Понимаешь, у моего брата "сузуки". Джип. Он его стукнул недавно. А в Пялицах запчасти достать невозможно. Надо либо ехать в Москву, либо искать их здесь, в Питере. Я нашел. А переправить их брату никак не могу. Не ждать же, на самом деле июля, когда уйду в отпуск. А тут такая оказия. Завезешь? А, Маришка?
- Не знаю… - задумалась я.
- Заодно ты там как раз и останешься на ночь. А захочешь, так на несколько дней. Мои все будут рады. У нас такое красивое озеро!..
"В Пятигорске тоже есть озеро", - подумала я. Переться к каким-то железом для джипа к каким-то самохинским родичам не было никакого желания. Смутные подозрения, что здесь не все так, как хотелось бы, выползли на задворки моего подсознания, но я отогнала их прочь. И спросила:
- Так что за железо?
- Я ж говорю, для "сузуки". Крыло, лонжерон…
- Лонжерон? У него там что, самолет? Или все-таки джип?
- Княжна Мэри, в машинах тоже есть лонжероны. Пора бы знать. Так берешься?
Я не умела отказывать людям в таких мелочах. Я была слишком добренькой. И в этом несчастье всей моей жизни.
- Ладно, берусь. А этот твой лонжерон хоть влезет в багажник?..
Мы сходили в гараж и перегнали мою машину к подъезду. Самохин помог перетаскать в нее многочисленные пакеты и сумки, не забыв, естественно, о своем железе. Потом попробовал напроситься на чай, но я его нелюбезно отшила:
- Пойду спать. Завтра подъем вместе с солнышком. И целый день за рулем. Так сколько, ты говоришь, до твоей Пялицы? Тысяча пятьсот?
- Да. Я засекал по спидометру.
- Часов шестнадцать - семнадцать пути, - вслух прикинула я, и Самохин покачал головой.
- Если гнать, княжна Мэри. Смотри, осторожнее.
- Не боись. - Я протянула ему на прощание руку. - Гонять я умею. Сообщи своим, чтобы встречали меня часов в девять.
- Сообщу. Счастливо тебе отдохнуть, княжна Мэри.
- Счастливо тебе поработать. Вернусь в сентябре, позвоню.
Он ушел, а я еще полчаса, прежде чем лечь в постель, изучала тщательно составленный план, как найти в Пялицах нужный дом. Двухэтажный кирпичный дом с крытой железом крышей и с флюгером в виде кораблика.
Добротный, наверное, дом. Построенный на долгие годы…
…И красиво вычерченный Самохиным план. С кучей ориентиров и всего двумя поворотами. С таким не заблудится даже дебил…
…И отличное настроение. Завтра я еду отдыхать! На юга! К бархановской сестре. С садом и озером.
Я сунула план в портмоне, поставила будильник на четыре утра и, прежде чем отправиться спать, залезла под душ. Намыливала мочалку, придирчиво разглядывала себя в зеркало - не обозначился ли уже животик? - и мурлыкала под нос песенку Кати Огонек.
Даже не подозревая о том, что через сутки мне станет совсем не до песенок.
* * *
Пялицы оказались захудалым поселком городского типа с единственной пригодной для движения транспорта улицей, в которую вливалось шоссе, ведущее от воронежской трассы. Улица именовалась длинно и неуклюже - Сельскохозяйственная, - и на ней сбились в дружную кучку всевозможные магазины, автовокзал и уродливое строение местной администрации. Там же мне бросились в глаза несколько блочных пятиэтажных домов. Кроме них, остальной жилой фонд поселка, похоже, составляли обычные избы, выкрашенные все, как одна, желтой фасадной краской и крытые белым шифером. Избы-близняшки, каждая в три подслеповатых окна, спрятавшиеся за жидкие кустики начинающей распускаться сирени.
"Интересно, и какими такими вирами в этот провинциальный рай занесло двухэтажный кирпичный дом, который мне сейчас предстоит отыскать?" - подумала я и, наткнувшись на первый ориентир, который обозначил на плане Самохин, - древнюю пожарную каланчу с огромным российским триколором на крыше, - свернула направо. Гладкий новый асфальт, который так меня радовал все шестьдесят километров пути от воронежской трассы, сразу сменился небывалым кошмаром. Недаром самохинский братец разъезжает здесь на джипе "сузуки"! Джипам нравится прыгать по выбоинам и форсировать лужи. Мой же неженка "мерседес" еле полз через них на второй передаче. К вящему удовольствию троих мальчишек на велосипедах, которые, не торопясь, двигались параллельными со мной курсами, и огромного полудохлого пса, который кашлял - не лаял, а именно кашляя - вдогонку моей машине.
А впереди уже нарисовался второй ориентир - широкий ручей, через который был перекинут узенький мостик. На таком не смогли бы разъехаться и две легковушки. Хотя сразу две легковушки на этой улочке были бы небывалой сенсацией. Про нее можно бы было смело писать доехала. Остается еще раз свернуть направо и высматривать дом с флюгером в виде кораблика. Я бросила взгляд на часы - без пяти девять. Прибываю с точностью скоростного экспресса Лондон - Париж.
Но чего мне это сегодня стоило! Пять раз меня штрафовали за превышение скорости. Два раза на Е-95, два раза на кольцевой, и последний - всего час назад - перед самым поворотом с воронежской трассы на Пялицы. Я пробыла за рулем без малого шестнадцать часов с несколькими куцыми перерывами на обед и на разборки с ментами. У меня налились свинцом руки, а перед глазами плыли белые пятна. А завтра предстоит еще один такой марш-бросок. Зато уже вечером я окажусь в Пятигорске. Буду гулять по саду. Буду купаться в озере…
Я свернула с разбитой улочки и сразу очутилась в каком-то элитном райончике. Местные "новые русские" понастроили здесь с десяток неказистых особняков, похожих по форме на огромные собачьи будки. Все, как один, в два этажа. Все, как один, из красного кирпича. Все, как один, с рождения не ведали штукатурки. Зато, все укрыты от местных татей внушительными двухметровыми заборами.
Я притормозила и скользнула взглядом вдоль красных кирпичных монстров. Вон он, маленький белый парусник-флюгер. И крыша, крытая новой, еще не утратившей блеска оцинковкой. Остались последние сто пятьдесят метров моего сегодняшнего сверхмарафонского заезда.
"Мерседес" не спеша проехал их на второй передаче и уткнулся носом в ворота, на которых был нарисован белой краской номер "12". Все точно - Набережный тупик, 12. Именно этот адрес называл мне Самохин.
Я вылезла из машины и подошла к узенькой дверце рядом с воротами. Настолько узенькой, что удивительно, как Самохин, бывая здесь в отпуске, мог в нее пролезать. Или для него специально открывали ворота?..
И до Пялиц добрался прогресс. Дверца в заборе оказалась оборудована домофоном. Он был установлен рядом с антикварным почтовым ящиком с яркой надписью для дураков: "Для писем и газет". Я щелкнула ногтем по звонкой утробе ящика и надавила на кнопку звонка.
- Кто? - почти сразу из домофона раздался приятный мужской голос.
Я прокашлялась и четко доложила:
- Из Питера. Я Марина. Николай звонил вам насчет меня.
- Ага! - обрадовался приятный голос, и в замке что-то щелкнуло. - Проходите.
Я распахнула дверцу и очутилась в неуютном дворе, с обширными следами недавно свернутого здесь строительства. Откуда-то из засады испуганно взлаяла тонким голоском невидимая собачка. А от дома навстречу мне уже спешил немолодой мужчина в строгом черном костюме, белой рубашке и темно-бордовом галстуке. Если он разрядился столь официально, ожидая встречи со мной, то это лестно.
- Здравствуй, Мариночка. - Мужчина резво подскочил ко мне и, прежде чем я успела от него увернуться, поцеловал меня в щеку. - Я Николай, - негромко представился он, - Сейчас открою ворота.
"Еще один Николай, - про себя ухмыльнулась я. - Сколько их здесь? Каждый второй? Лет сорок назад у местного попа, похоже, закончились святцы. Хотя тогда попов здесь, наверное, и не было".
Мужчина тем временем уже распахнул ворота и даже присвистнул, с восхищением уставившись на четырехглазую морду моего "мерседеса".
- Ишь ты! - прокомментировал он. - Заезжай, Мариночка.
Я аккуратно вкатила машину во двор, обогнула кучу строительного мусора и, повинуясь активным жестам "распорядителя" в темно-бордовом галстуке, припарковалась впритирку к крыльцу.
- Отлично, Мариночка! - в кривой улыбке расползся рот Николая. - Сейчас пойдем ужинать. Только сначала давай разберемся с делами. Где посылка, которую тебе передали в Санкт-Петербурге?
Мне резанул по ушам этот "Санкт-Петербург". Так говорят только дикторы с телевидения. И то иногда. А нормальные люди произносят короче - "Питер".
Впрочем, не только это. Николай на высоком бетонном крыльце сейчас смотрелся, точно плохой актер, который очень старается без ошибок сыграть свою роль в паршивенькой пьесе. Декламирует громко и четко, так, чтобы расслышали на галерке.
"А где же галерка?" - подумала я.
Она дала о себе знать, как только я распахнула багажник и, поднатужившись, начала вытаскивать оттуда сверток с крылом и лонжероном.
- Секундочку, девушка, - раздался у меня за спиной грозный окрик, и я даже вздрогнула.
Откуда он взялся, этот молоденький типчик в яркой летней рубашке и в темных очках, который сзади незаметно подкрался ко мне, я проморгала. Зато отлично видела, как широко распахнулась дверь дощатого сарайчика метрах в тридцати от меня, и оттуда выскочил мужчина в ментовской форме. Следом за ним из-за двери выглянули две любопытные рожицы - старичка и женщины средних лет.
"Понятые, - почему-то сразу же догадалась я. - Ну и во что же я вляпалась?"
- Лейтенант Груздев. - Парень в яркой рубашке сунул мне в нос красные "корочки", и я чисто автоматически прочитала: "Министерство внутренних дел России. Пялицкий РУВД…"
- Участковый инспектор, капитан Подпалый, - подойдя ко мне, представился второй мент. Тот, что в форме. - Понятые! - сипло проорал он в сторону сарайчика, и оттуда к нам засеменил старичок. Следом за ним дамочка средних лет.
А я ощутила легкую слабость в коленках. И подумала: "Сука Самохин! Толстожопый ублюдок! Подставил-таки, скотина! В этом проклятом пакете, что он мне передал, в лучшем случае сейчас обнаружат волыну. В худшем - наркотики… Вляпалась, дура! И поделом! Не просчитала. Не проверила сверток".
- Гольдштейн Марина Александровна? - задал дежурный вопрос Подпалый, и сразу следом за ним злорадно скрипнул старичок-понятой:
- Жидовка, чего ли? Я резко обернулась.
- Немка, придурок! Поня-а-ал?.. Вижу, понял! Тогда иди смени памперс! - И, оставив в покое захлебнувшегося от возмущения деда, уткнулась взглядом в ментовского капитана. - Чем обязана, сударь?
- Документы, пожалуйста. - Он, словно нищий в переходе метро, протянул мне ладошку, и я, невозмутимо пожав плечами, сунулась в салон машины за сумочкой.
Сразу же сзади прямо мне в ухо жарко задышал лейтенант Груздев - следил, чтобы я, не дай Бог, вместе с документами не прихватила, что-нибудь колюще-режущее, огнестрельное. И не выпустила бы им всем кишки. Перебьются! Обломятся! Подобного удовольствия я сейчас никому не доставлю.
- Документы в кармашке. - Я протянула сумочку участковому, и он выудил наружу мой паспорт.
Полистал без особого интереса и с пафосом объявил, скорее не мне, а дедушке-одуванчику и бальзаковской барышне:
- Гражданка Гольдштейн. По оперативным данным в вашей машине… - он заглянул в техпаспорт, - …"мерседес-бенц-320", государственный номер…
Короче мне предлагалось ответить, а нету ли у меня с собой - в одежде, в сумочке, в машине - запрещенных предметов или веществ. Если таковые имеются, то не буду ли я столь любезна выдать их добровольно.
"Есть, - думала я. - В свертке с крылом и лонжероном. Вот ведь пидор Самохин! Из-за него теперь предстоит проторчать в этой дыре несколько дней, пока меня не отмажет Организация. А потом вместо югов я не поленюсь на пару недель возвратиться в Питер. Ой, Самохин! Моя месть будет страшна! В лучшем случае ты останешься на всю жизнь инвалидом. Тебе сломают хребет за то, что утратил чувство реальности. Обнаглел, почувствовал себя безнаказанным. И рыпнулся на того, на кого не стоило рыпаться!"
- Проверьте этот пакет. - Я вытащила из багажника сверток с железом и с грохотом швырнула его под ноги ментам. - Если что-то и есть, то только там. А за свою машину, одежду и сумочку я отвечаю.
Лейтенант брезгливо ткнул носком кроссовки самохинскую посылку и поставил меня в известность: