Виктор Михайлович оказался довольно неплохим дядькой, вообще-то какой он мне дядька, скорее старший брат. Он быстро отслюнявил мне пять тысяч и пожалел еще раз золотые руки дяди Феди. Видно было, что любит Виктор Михайлович поговорить. И вот уж наружность его перестала казаться мне бандитской. Так, полный солидный мужчина, знающий себе цену и всё. Короче, нормальный чувак и душа человек. Ничего страшного в нем и нет. Побольше бы таких на белом свете.
Хозяин опять разлил коньяк и предложил выпить без тоста. На мои возражения по поводу того, что я за рулем он громко рассмеялся и кинул мне упаковку каких-то таблеток, дескать, пожуешь, и всё нормально будет. Пришлось выпить, не гоже было такого хлебосольного хозяина обижать. После третьей Виктор Михайлович разговорился еще больше, расспросил меня о жизни, и громко хохоча над моей месячной зарплатой, налил по четвертой. После четвертой я стал называть его исключительно Михалычем и внимательно осматривать жилую площадь своего нового друга. Площадь была огромной, но весьма плотно заставленной всевозможной мебелью, из которой особо выделялись два произведения старинного творчества. Это огромная, наверное, четырех спальная кровать, и приземистый комод, резной работы. Мой интерес к предметам старины, не сумел проскочить мимо внимательного ока хозяина и он сразу же поведал мне историю появления раритетов в его практически скромном жилище.
– Я, ведь, когда строиться собрался, домик здесь прикупил, – начал Михалыч издалека свое повествование. – Дряхлый домишко тут стоял. Весь уж в землю по наличники врос. Ну, мне его короче со всей требухой и толкнули. Я пацанов пригласил, чтоб домик раскатать, да барахло гнилое пожечь. Ящик поставил. Они, пацаны, значит, сделали все как надо. Правда соседей чуть не пожгли да рыла им знатно начистили, но место для строительства подготовили добротно. Честь по чести. Короче всё смели. Кроватку вот эту хотели в реке утопить, но тесть мой, мужик грамотный, гадом буду, короче из Москвы он, говорит мол, чего дурачьё ценность такую в речку поперли, прите обратно. Пацанам чего, им чего скажут они то и делают. Нормальные пацаны. Короче, снова кровать в заборе. Я к тестю, ты чего папа в натуре железку пожалел. Жмот что ли? А он мне значит и базарит, что, дескать, таких кроватей в России было сделано, ну от силы штук пять, по заказу одного купца-самодура и если она мне не нужна, то он на будущее лето её к себе в столицу заберет. Так вот. Вещь, говорит какая-то там уникальная. Паритетная или раритетная, я до сих пор не разобрал. Только к будущему лету мы со Светкой разбежались, и кроватка эта у меня осталась. А на шкафчике этом мы выпивали, и я его тоже решил сохранить. Вдруг тоже редкость, какая? Знаешь, как оно ведь бывает, вроде дерьмо с виду, а выбросишь конфеткой оказывается. Вот и кусаешь после этого локоток.
Михалыч налил ещё, я опять сопротивлялся, но уже значительно слабее и выдвинул единственный существенный аргумент, что мне еще сегодня начальство по домам развозить.
– Да, знаю я твое начальство, – махнул рукой мой дружбан, – они тут каждую неделю дни рождения справляют. Раньше трех ночи не угомонятся, а ты за это время выспаться сможешь. Хочешь, у меня здесь ложись. Хочешь прямо на этой вот кровати. Душевный ты человек, я таких давно не встречал. Всё кругом козлы да бакланы, а людей настоящих нет. Я тебе это Андрюха в натуре говорю. Вот ты пацан нормальный, а другие козлы. Давай за это с тобой ещё накатим.
Чем уж я так Михалычу понравился, не знаю, но слышать его характеристику было весьма приятно и вообще, по чести сказать, идти и сидеть в автобусе совершенно не хотелось. Чего там делать? Спать на заднем сидении пока не тянуло, настроения там скучать не было. То ли дело здесь. Михалыч опять потянулся за бутылкой, но разлить не успел. Кто-то громко постучал по воротам.
6
Как только дверь за Михалычем прикрылась, мне вдруг захотелось, причем захотелось очень, копченого мяса. Я потянулся за желаемым лакомством и к своему недовольству обнаружил, что все нарезанные куски мы уже съели. Ну, ничего страшного в этом не было. У меня в кармане всегда есть нож и им я сейчас быстренько мясцо порубаю. Порубаю для себя и для Михалыча. Он такой услуге, конечно же, рад будет. Вроде чего тут сложного: достать нож и порезать мясо. Чего может помешать этому, да вроде бы ничего. Однако нашлось, что помешать. Нашлось такое обстоятельство в образе пятирублевой монеты. Она вывалилась из кармана моих брюк и покатилась под роскошную купеческую кровать. Пятерку, даже такому другу, как Михалыч оставлять не хотелось. Тем более и не нужна она ему совершенно, а мне вот пригодится. Я искоса глянул на входную дверь и проворно нырнул под кровать вслед за монетой, полагая достать её, и до прихода другана ещё успеть нарезать мяса, как планировал это сделать чуть ранее. Но только были эти минуты не моим временем, когда я упал на пол, то увидел, что мятежная монета укатилась в самый дальний угол, из всех возможных под кроватью. Пришлось ползти в тот угол по-пластунски. Дополз я быстро, а вот выползти, обратно не успел. Загрохотало что-то наверху, и я из-под кровати увидел, что в помещение влетел, в прямом смысле этого слова, Михалыч. Вслед за ним влетели, но уже в переносном смысле, два дюжих молодца, тоже довольно не хилого сложения и разбойного вида. Один из них, схватил Мутного за рубаху, и сразу заорал ему в ухо самым непочтительным образом:
– Ты куда сука две фуры водки дел!? Ты, что самым крутым себя почуял! Колись сволочь! Колись, а то замочу, как мышь серую в мышеловке! Колись падла!
На помощь к своему знакомому я решил не вылезать, не так уж мы с ним были и близко знакомы, чтобы в такие разборы вмешиваться. Я осторожно прижался под кроватью к стене и стал наблюдать дальнейшее развитие событий в зеркальном отображении огромного трюмо. Михалыч, видимо поначалу сбитый с толка внезапным нападением, стал приходить в себя и также громко заорал в ответ:
– Да знаешь ли ты чмо с кем ты сейчас вяжешься! Ты на кого падла прёшь? Да я вас скоро по стенке размажу и…
Что еще хотел сделать с нападавшими Мутный никто не узнал, потому, как один из незваных гостей ударил его по ногам и свалил на пол. Падая, огромное тело Михалыча сшибло стол, а голова ударила о выпуклую ножку старинного комода. Комод-то выдержал, а голова видно нет. Затих Мутный на полу в очень подозрительной позе. Один из нападавших наклонился к нему и крикнул своему подельнику:
– Слышь Глебыч, мы, кажется, перестарались чуток. Здорово он башкой звезданулся. Теперь уж точно ничего не скажет. Гляди-ка, у него и глаза закатываться стали. Может скорую помощь вызвать? Вот невезуха сегодня. Прямо не день, а сплошное недоразумение. Ну, чего звонить в скорую?
– Да брось Саня, какая там скорая помощь? Сам отойдет, а не отойдет одной сволочью на свете меньше станет. Нам люди за это только спасибо скажут, если узнают, конечно. Пойдем отсюда, коли у него больше спросить нечего. В другом месте поищем.
Бандиты немного потоптались у стола и ушли. Когда за ними хлопнула дверь, я выждал нужное время и выполз. Михалыч был действительно очень плох. Он тихо хрипел, и глаза его точно стали закатываться. Я потормошил его за плечо, приподнял голову и заметался вокруг распластанного тела, не зная, что мне с ним делать дальше. Дернувшись пару раз то вправо, то влево я опять нагнулся к Мутному и снова приподнял его тяжелую голову. Тут вдруг зрачки его глаз вернулись в нормальное положение и он, схватив меня за рукав, сильно потянул к себе. Михалыч что-то силился мне сказать, но ничего у него не получалось. Потом силы оставили его и он отпустил меня на свободу. Когда я выпрямился, то заметил, что левая рука Михалыча что-то шарит под ножкой комода. Я решил помочь ему и вытащил небольшой черный прямоугольный предмет. Мутный кивнул мне головой и ему стало не просто плохо, а очень плохо, даже, наверное, хуже того. Тут я, наконец, сообразил, что надо вызвать скорую медицинскую помощь. Поискал на даче телефон и не найдя его побежал к автобусу, там бросил свою находку в кабину и вбежал в запретные для меня ворота дачи главбуха.
Празднование там было в самом разгаре. Гости разбились на мелкие группы и о чем-то усиленно ворковали.
– Павел Александрович! – закричал я можно сказать с порога. – Где у Вас телефон? Там человеку плохо!
– Да нет у меня здесь телефона, – вяло отозвался главбух, явно не довольный моим столь стремительным вторжением в праздничную атмосферу. – Принципиально.
– Вот вам телефон молодой человек, – протянула мне через плечо миниатюрный аппарат эффектная блондинка, явно не с нашей птицефабрики.
Наших блондинок я всех знал, благо у нас, их было раз, два и обчелся.
– А как им пользоваться-то? – засуетился я, перекладывая из руки в руку диковинный для меня аппарат.
Блондинка медленно поднялась из-за стола, представилась Людмилой, набрала номер скорой помощи и посоветовала отойти за угол, чтобы не портить своим мрачным разговором праздник. Я резво забежал за угол и громко заорал там, приложив аппарат к уху:
– Алло! Алло! Это скорая помощь?
– Чего орешь? – очень ясно и достаточно громко отозвался аппарат. – Чего надо? Давай, говори побыстрей. Некогда нам.
– Здесь человеку плохо, упал он! Из Корытова я звоню!
– Хватит орать и говори в чем дело? – опять осадила меня трубка. – Если нечего сказать, то и линию нечего занимать, а ори на кого ни будь другого, например, на пожарную охрану или ещё лучше на милицию.
– Человек тут упал! Плохо ему! Кривцов, его фамилия!
– Еще раз и пояснее, – попросил аппарат. – Кто упал, куда упал, номер дома, и с какого он года рождения?
– Какой дом с рождением? Мутный упал и помирает, если вы сейчас не приедете, то он точно кони бросит. Понимаете? – ещё громче завопил я. – Мутный головой о комод треснулся!
– Как, Мутный? – осеклась трубка. – Что же ты мне голову-то морочишь? Ты в своем уме? Выезжаем.
Аппарат загудел отбой и я понял, что мой сигнал бедствия принят. Я метнулся к калитке, но аппарат не отключался, всячески намекая, что его следует сейчас же и с благодарностью вернуть хозяйке.
Когда я вновь выглянул из-за угла, празднование перешло в следующую стадию: стол поредел, и владелицы телефона я за ним не заметил. Ближе всех ко мне и в гордом одиночестве сидела Нина Петровна. Я подошел к ней и вежливо поинтересовался и о местонахождении нужной мне Людмилы. Бухгалтерша подняла на меня грустные глаза и тихо поинтересовалась в ответ:
– А скажите Андрей, правда, что все мужики сволочи?
– Практически, да, – решился я открыть страшную мужскую тайну обиженной женщине, – только вот телефончик Людмиле передайте. Она мне его давала, чтобы позвонить.
– Очень мне надо передавать ей что-то, – решительно отвергла мою просьбу Нина Петровна. – Сам отнеси, вон на веранде она. Ишь, цаца, какая. Тварь столичная, думает, что если из Москвы, то ей всё можно? Ну и пусть я реветь не буду, я не такая.
Я метнулся к веранде, дернул на себя дверь и замер на пороге от неожиданности. В углу, на летнем диванчике сидела задумчивая Людмила и внимательно смотрела на меня. На груди у неё копошилась голова главного инженера, который пытался зубами расстегнуть даме голубенькую блузку, а руками активно шарил по её заголенным бедрам. Людмила выдержала минутную паузу после моего дерзкого появления и спросила строгим, не терпящим никаких возражений, голосом женщины-руководителя:
– Вам что здесь надобно молодой человек? Вы по делу или случайно? Если случайно, то зайдите в следующий раз.
– Да вот телефончик вернуть, – торопливо и вежливо ответил я ей с порога. – Спасибо Вам огромное.
– Давайте сюда, – протянула ко мне руку Людмила, одновременно, стряхивая с себя главного инженера.
Тот в падении с дивана перевернулся, злобно глянул на меня и сухо рявкнул:
– Вон отсюда!
– Стой! – тут же дала мне противоположную команду женщина и обратилась к своему партнеру с просьбой. – Вадик пусть твой работник принесет мне пива, а то меня жажда мучит.
– Неси! – на этот раз гаркнул мне Вадик.
Я вернул телефон хозяйке и побежал выполнять желание дамы и задание начальника. Пива на столе было много и я, схватив первую попавшуюся под руку бутылку, вновь метнулся к веранде.
– Вадик, – элегантно оттопырила нижнюю губу Людмила, принимая из моих рук пивную тару, – твой человек надо мной дерзко издевается. Неужели я так похожа на толстого мужика, что меня надо потчевать "Толстяком". Хочу другого. Хочу более интеллигентного напитка. Скажи ему.
Вадик, взял бутылку себе и сделал мне знак ладонью для исполнения очередного каприза дамы. Я опять выскочил к накрытому столу за пивом, но брал теперь с разбором. Очередная бутылка хмельной Людмиле тоже не понравилась.
– Вадик, всё же он редкий хам, – выдала она вновь в мой адрес неприятную характеристику. – Хам и первостатейный наглец. Он же ясно видит, что я слегка пьяна и несет мне высокоградусную "девятку". Наверное, специально выбирал самое крепкое пиво. Лиши его квартальной премии, Вадик, за непочтительное отношение к женщине. Если ты его не лишишь, то я тебя перестану любить. Нет, я не буду тебя любить, пока не увижу копию приказа о наказании. Сейчас же накажи его. Таких, как он надо воспитывать и жестоко учить рублем. Их больше ничем не проймешь. Вадик, почему он до сих пор стоит истуканом и не несет мне заказанного пива?
Желанное пиво я принес на четвертый раз и заспешил к воротам, но тут меня поймал за рукав директор. Он погрозил мне за что-то кулаком, вкратце рассказал о своей тяжелой доле руководителя и попросил помочь отнести в дом уставшего главного бухгалтера. Пронося в дом сникшего хозяина дачи, мы опять спугнули главного инженера и меня вновь послали, на этот раз за водкой. Когда я принес водку, сбегал за закуской, интерес ко мне был потерян. Вырвавшись из неволи, я скорым шагом, местами, переходящим в бег поспешил к даче Михалыча. "Скорая помощь" была уже там, рядом с ней также стоял и милицейский "уазик".
– Надо милиции сейчас все подробно рассказать, – решительно подумал я и направился к скучающему у ворот сержанту.
Да только первым развеять его скуку я не успел. Меня опередил потрёпанный "жигуль", раскрашенный в милицейские цвета. Автомобиль подкатил вплотную к мгновенно вытянувшемуся в струнку сержанту, и из открывшейся двери вывалились именно те два наглых типа, с которыми имел роковую драку Михалыч.
– Здравия желаю, товарищ капитан, – поздоровался отвлеченный от своих дум милиционер, подобрал живот и препроводил, подъехавших граждан к красным воротам.
Я, заметавшийся в своих сомнениях, прислонился к боку медицинской машины, приоткрыл рот и провожал недоуменным взглядом озабоченных сотрудников внутренних дел, которых совсем недавно вполне справедливо посчитал за бандитов. Вот так дела, значит Михалыча, менты грохнули? Вот так дела. Кому же теперь показания свои давать? Хорошо, что еще меня на нашей даче немного подзадержали, а то бы я рассказал свои впечатления из-под кровати на свою крепкую шею. Извините, товарищи милиционеры, но должен я вас на чистую воду вывести, простите меня ради бога, только должен я вам сообщить неприятную для вас новость, за которую вы мне наверняка спасибо не скажете. Простите меня ещё раз дурака, в своих показаниях правильного. Точно, наверное, не простят? Чего же делать теперь? Опять что ли влип?
– Ваши документы? – мгновенно отвлек меня от раздумий чей-то властный голос сзади.
Я обернулся и увидел перед собой милицейского сержанта, но не того, который повел роковых обидчиков Мутного в дом, а другого, неизвестно откуда взявшегося. Сержант осмотрел мое водительское удостоверение и вполне удовлетворенный моим объяснением, что попал я сюда из-за любопытства к санитарной машине, посоветовал не мешаться под ногами, а вернуться к своему рабочему месту. Я, старательно дыша в сторону, тут же радостно выполнил его советы. "Скорая помощь" спустя полчаса уехала, а милицейских работников наоборот прибавилось. Они бродили возле дачи Михалыча, со своей, только им известной целью. Один из них добрел и до меня. Представившись, он поинтересовался, не видел ли я, чего ни будь подозрительного. Я, конечно же, соврал, что всё подозрительное проспал на заднем сидении своего салона. Мой ответ милиционера удовлетворил, и он пошел бродить дальше. Когда стемнело, от дачи отъехала и милиция. Хотя меня и тянуло посмотреть, что там, у дачи Михалыча осталось, но я заопасался это сделать, да и по правде сказать, сделать-то мне это уже было некогда. Из наших ворот вышел директор и попросил моей помощи для окончательного завершения веселого праздника. Первым делом, мы взяли под руки Людмилу, и повели её огородами на соседнюю дачу, где, как оказалось, она проживала в летний период. Людмила возвращаться под родной кров не хотела, часто вырывалась от нас, пыталась пуститься в пляс и пела похабные частушки на темы любви и женской доли. Но только мы ей особо разгуляться не дали и пусть не быстро, но довели намеченное дело до нужного нам конца. Когда мы с директором вернулись, весь коллектив сидел в автобусе, обнимался и задушевно орал с присвистом украинскую народную песню "Ты ж меня пидманула, ты ж меня пидвела". Особенно активно кричал припев дуэт с заднего сидения в составе веселой Нины Петровны и плохо соображающего с кем он сидит главного инженера.
Развозил я гостей главбуха долго, вернее они долго прощались, и потому поездка весьма затянулась в ночи. Последним адресом, был адрес директора. Он поблагодарил меня за успешно выполненную работу, попросил никому о ней не рассказывать, за что сунул в руку тысячную купюру и дал полдня отгула. На пороге директорского дома его встречала супруга:
– Что же ты Слава так долго-то? Не жалеешь себя совсем. Всё сам да сам, – ворковала она, открывая перед директором дверь. – Нельзя же так. Пожалел бы себя-то, ведь никто тебя потом не пожалеет. У тебя ведь уже тот возраст, чтобы по ночам работать.
– Работа, мать, будь она проклята, ты мне лучше расскажи, как в столицу съездила, – махнул рукой Слава и я поехал.
7
Спать мне в ту ночь не хотелось, наверное, от впечатлений богатых. Я раскрыл остатки сухого пайка, закурил и вот тут взгляд мой наткнулся на предмет, унесенный мною с дачи Михалыча. Я в этой суете как-то забыл про него, и чуть было в ведро с мусором не выбросил. При ближайшем рассмотрении им оказался диктофон. Точно такой же был у моего старшины Прокопенко в армии. Где он его взял неизвестно, но любил эту игрушку просто до беспамятства. Любил старшина фиксировать на диктофон свои умные приказы и наши глупые ответы. Хотя нередко случалось наоборот, но такие казусы нещадно стирались из памяти умного приспособления и срочно заменялись тем, чем надо.
Я, знакомый с системой управления диктофона, решил немного его послушать, всё равно спать не хотелось. Может музыка, какая там есть? Нажал кнопку и под своды моей избы ворвался негромкий голос Мутного.
– Ну, ты в натуре, зачем мне стрелу забил? – обращался он сквозь легкий треск к невидимому собеседнику. – Гони свой базар, а то у меня со временем напряг. Давай, башляй свою тему, коли позвал.
– Дело у меня к тебе, на сорок тонн зеленых, – чуть выдержав паузу, ответил собеседник.
– Уж так и на сорок?
– Во всяком случае, и поторговаться можно. Директора нашего убрать надо. Кое-кто просит это одолжение сделать.
– Это директора "Забавы" что ли?
– Его.