Но меня уже "пробило". Мент - он ведь как мыслит? Вот простой пример: идет человек по улице, несет чемодан, торопится. Обычный гражданин, увидев такое, подумает: эге, на поезд, видно, спешит, опоздать боится… А мент? А мент подумает: эге, а не украл ли он чемоданец-то? Надо бы проверить.
- Давай, - говорю, - Холя, посмотрим.
Когда открыли сумку, смотрю - все вроде на месте… Раз, два, три… Восемь томов. Но вот одна папка… одна папка вроде как новая. А они уже все потертые. РАБОЧИЕ. А эта - чуть-чуть отличается. Беру я ее в руки - не наша папка. Я этого еще не знаю, но каким-то шестым чувством чувствую: не наша.
Вынимаю - положенной надписи "Уголовное дело №…" на обложке нет. Раскрываю… и вижу внутри чистые листы бумаги. Я уже понимаю, что именно произошло, но не хочу в это верить. Потому что за шестнадцать лет следственной пахоты я никогда не сталкивался с таким. Потому что такого не бывает. Не должно быть. Не может быть… Но оно есть.
Скандал был большой. Прапорщика задержали, закрыли на трое суток по "сотке". Он железно стоял на своем: ничего не знаю. И хотя всем было понятно, что товарищ Пилипчук продал том уголовного дела, доказать это было невозможно. Против него возбудили дело по "халатности"… Чем это закончилось - я не знаю. Не интересовался. После этого случая я уволился.
* * *
- А ты, - спросил Петрухин, - почему со следствия-то ушел?
Купцов выпил бокал пива до дна, закурил петрухинскую сигарету. Долго сидел молча, Шел дождь за окном, порывы ветра гнули ветви деревьев с робкой зеленью. Блестела в свете фонаря мокрая крыша "антилопы Гну" - старенькой "шестерки", получившей сегодня ночью неожиданный отгул.
Бывший майор милиции Леонид Купцов затушил сигарету и сказал:
- Устал я, Дима. Устал… Понимаешь?
- Кажется - понимаю.
Глава пятая. Начало
Ремесло сыщика довольно консервативно. Так же, как и во времена Шерлока Холмса, в основе ее лежит сбор информации. Главный источник информации - человек. Главный, но не единственный. Кроме него информацию несут документы, предметы, следы… Так было всегда. В двенадцатом веке китайский литератор Шинаинган написал уголовный роман "История на берегу реки". В романе есть эпизод раскрытия убийства по отпечаткам пальцев. Вот так.
И все-таки "консервативное ремесло" не стоит на месте. Сыщик ищет следы и находит их там, где ранее витали только поэты - в эфире. Но волнует сыщика не поэзия, а проза. Увы.
С утра Купцов позвонил своему бывшему коллеге и договорился "пересечься" на Захарьевской, недалеко от дома шесть, где был прописан СЧРОПД… Встретились, потолковали в машине. "Вам срочно?" - спросил коллега. "Вчера", - ответил Петрухин. "А реально получите только завтра, - ответил следак. - Ну, ладно, ждите. Сейчас смастрячу запрос, вместе и отвезем в GSM, коли вам приспичило… Артисты!".
Спустя минут сорок следак вернулся с бумагой: "В связи с возникшей необходимостью проведения следственных мероприятий по уголовному делу №… прошу предоставить распечатку телефонных разговоров абонента 933-…-… за период с 20 апреля с.г. по 04 мая с.г.". Подпись следователя. Печать канцелярии.
Спустя еще десять минут запрос был доставлен на Артиллеристскую улицу, в гостиницу "Русь", где располагался главный офис "Северо-Западной GSM". В портфель следователя легла литровая бутылка водки "Абсолют" и упаковка пива "Синебрюхов", купленные Петрухиным там же, в гостинице. На Захарьевскую следователь вернулся в отличном расположении духа.
- Будут вопросы, - сказал он, - заходите. Всегда помогу.
- Еще не раз зайдем, Гена, - ответил Купцов.
* * *
Капитан второго ранга Черный жил на углу Среднеохтинского и шоссе Революции. В общаге. Купцов ловко втиснул "антилопу" между "мерседесом" и "десяткой".
- Нормальное дело, - сказал он. - Общага - и "мерседес". В какой еще стране мира можно найти такое сочетание?
- Ты лучше скажи, в какой стране капитан второго ранга живет в общаге и зарабатывает на хлеб, халтуря сторожем?
Купцов заглушил движок и непонятно про кого сказал:
- Уроды.
Петрухин согласился:
- Козлы.
В вестибюле общежития было прохладно и темновато. Смуглый мальчик лет десяти нарезал круги на велосипеде, на подоконнике сидел хмурый кавказец. Увидев Петрухина, он опустил ноги на пол, сказал:
- Здрасьте.
- Выпустили? - спросил Петрухин, глядя мимо, в пыльное окно.
- По справедливости… да, начальник?
- По справедливости тебя кастрировать надо, Русланчик.
- Не, начальник, нельзя кастрировать. Нет такого закона, да?
Петрухин ничего не ответил, прошел дальше. Кавказец за его спиной сделал неприличный жест. В лифте, стены которого были сплошь покрыты похабщиной и изображениями поганок, партнеры поднялись на шестой этаж. В обе стороны уходил коридор - бесконечный, с потолком в желтоватых лохмотьях водоэмульсионки, с грязным, заворачивающимся линолеумом на полу и рядом разномастных дверей.
Капитан второго ранга Черный выглядел моложе своих сорока трех лет. Он был одет в спортивные брюки и клетчатую трикотажную сорочку. "Жилплощадь" моряка состояла из двух клетушек метров по восемь и крохотной кухоньки с двухкомфорочной плитой и без окна. Выглядел Черный несколько смущенным.
- Проходите, пожалуйста, - сказал он. - Разуваться не нужно… Кофейку?
- Нет, спасибо, - дружно отказались Петрухин и Купцов.
Все в капитанских "апартаментах" кричало об устойчивой долголетней бедности, из которой не предвидится никакого выхода… Мерзко!
- Нет, спасибо, - отказались партнеры, проходя в "апартаменты", приглядываясь, изучая обстановку… Менты, если дело заслуживает внимания, предпочитают посмотреть на клиента в домашней обстановке. Можно, конечно, выдернуть человека повесткой. Так проще, и ездить никуда не надо. Но встреча дома дает гораздо больше информации и более располагает к контакту.
- Итак, - спросил Черный, когда познакомились и сели за стол, - с чего же мне начать?
- Владимир Петрович, - сказал Петрухин, - я уже говорил вам по телефону, но считаю нужным повторить: мы с вами конфиденциально общаемся… Без протоколов и прочей ерундистики. Все, что вы скажете, останется между нами. Это мы вам гарантируем и рассчитываем на откровенность.
- Да, да, разумеется… Так с чего начать?
- Вы давно работаете в "Магистрали"? - спросил Купцов.
- Да, уже давненько, с первого февраля прошлого года. Отлично понимаю, что есть в этом некий нонсенс - морской офицер - и вдруг охранник. Но - такова реальность. Приходится, потому что на то вспомоществование, которое платит мне родное государство, прожить, извините, совершенно невозможно.
- Мы, Владимир Петрович, отлично это понимаем. Мы тоже офицеры и находимся в таком же положении. Стыдно должно быть не нам с вами, а государству, которое вынуждает здоровых, грамотных, толковых мужиков заниматься поденщиной, растрачивать свой потенциал. Я думаю, что на флоте вы могли бы принести больше пользы.
Петрухин ухмыльнулся и добавил:
- То, что вы, Владимир Петрович, назвали словом нонсенс, я называю по-другому - блядство. Большое государственное блядство.
Кап-два улыбнулся. Некоторое напряжение первой минуты знакомства прошло. Черный сказал:
- Согласен, Дмитрий Борисыч. Грубо, конечно, но образно и в целом верно… Итак, что вы хотели узнать?
- Мы говорили о вашей работе в "Магистрали". Каким образом вы туда попали?
- Там же замом Голубкова работает Игорь Васильевич Строгов. Он из наших - тоже флотский. Я-то, правда, раньше с ним знаком не был. Но тем не менее попал туда именно через флотские контакты. У них вся охрана состоит из офицеров. Дежурим сутки через двое, платят они регулярно, без задержек, в отличие от министра обороны. И даже более щедро.
- А как, - спросил Купцов, - вам удается совмещать службу с дежурством в "Магистрали"?
- Крутимся, подменяем друг друга… А вообще-то, товарищи офицеры, флота у России больше нет, корабли годами стоят у причалов, служба превратилась в некую формальность.
- Понятно, - отозвался Купцов. - Ну, что же? Расскажите, Владимир Петрович, про тот день. Хорошо его помните?
- Хорошо ли помню? Да его хрен когда забудешь, - мрачно произнес Черный. - В тот день, в воскресенье, двадцать третьего апреля, я сменил Лешу Лаврова. У нас смена в десять ноль-ноль… Я сменил Лешу, все было как всегда… Воскресенье, в офисе никого нет. Лешка, как сейчас помню, говорил, что, мол, в баню пойдет. Я ему позавидовал. Вот, думаю, счастливый человек - в баню пойдет, а тут сиди в четырех стенах… Эх, если б я знал, какое у меня веселое дежурство получится!
Владимир Петрович извинился, встал и принес из кухни пепельницу и пачку "Примы".
- Раньше я в коридор выходил курить, чтобы не травить жену с дочкой, а теперь там от "лиц кавказской национальности" не протолкнуться. Героином торгуют почти в открытую… И противно, и сделать ничего нельзя. За жену с дочкой страшно.
Черный закурил нервно и продолжил:
- Ну так вот: я сменил Лешу. Примерно в одиннадцать часов вдруг пришел Тищенко. Он такой, знаете ли, очень неприятный человек был: грубый, приблатненный… Нехорошо так про покойника-то, но из песни слова не выкинешь. Он пришел и сразу прошел к себе.
- Он не показался вам взволнованным или странным? - спросил Петрухин.
- Да нет. Как всегда… И видел-то я его несколько секунд. Я сказал: добрый день. Он что-то буркнул и прошел к себе. А спустя пару минут появился Игорь Васильевич и некий мужчина с ним. Молодой, лет тридцати… в длинном черном плаще и вязаной шапочке, в серо-красных кроссовках.
- Вы хорошо его запомнили?
- Да уж… запомнил на всю жизнь.
- Сможете узнать?
- Наверняка. У меня память на лица крепкая. Я на крейсерах служил, а там экипажи огромные. Как матросиков различать? Все в форме, все одинаковые - только в лицо… Запомнил я этого убивца. Да и вообще трудно его не запомнить.
- Почему? - быстро спросил Петрухин. - Приметы какие-то?
- Нет, - ответил Черный, - никаких таких особых примет нет. Нормальные, правильные черты лица. Но вот характер! Характер у мужика несомненно присутствует.
- Как вы это определили? Капитан задумался, потом сказал:
- Трудно объяснить… Но я убежден, что прав. Хребет у него крепкий Я ведь всю жизнь с людьми работаю, научился понимать, кто есть кто. Знаете, как бывает? Приходит на корабль молодежь, и сразу видно, кого замордуют и шестеркой сделают, а кого нет. Так что глаз у меня наметанный, товарищи офицеры.
- Хорошо, - кивнул Купцов. - А что дальше?
- Дальше? Они вошли. Игорь Васильевич поздоровался, а тот - второй - нет… И они прошли к кабинету Тищенко. Я вообще-то обязан всех посетителей фиксировать в журнале, но поскольку этот убивец пришел с самим Строговым, то…
- Понятно. Дальше.
Черный снова закурил свою "Приму", и было видно, что он волнуется, что напряжен.
- Дальше - выстрел! Выстрел - и я сразу понял, что произошло.
- А как вы это поняли?
- Не знаю. Не знаю как, но понял. Вот как-то мгновенно осознал, что это не хлопушка, не петарда, а именно выстрел и именно в человека. Я не знал, кто стрелял, из чего стрелял, но понял сразу, что произошло убийство.
- А звуки? Ссорились они перед выстрелом? Ругались?
- Трудно сказать определенно. Что-то такое было - громкий голос, шум… А потом - выстрел - и тишина. Потом - через минуту - другой. И - они выходят.
- Кто шел впереди?
- Игорь… Игорь Васильевич Строгов. Второй сзади, сбоку. Идет, и в руке у него помповое ружье, короткое, с полметра всего, без приклада.
Черный говорил, а сам смотрел вдаль. Как будто всматривался в глубину коридора, откуда приближался человек с ружьем в руке… убийца, у которого крепкий хребет. День был нерабочий, в коридоре горело только дежурное освещение, из полумрака приближался убийца. Сквозняком тянуло кислый запах пороха.
- Я думал, - сказал Черный, - сейчас и меня тоже убьют… Они подошли… стоят… молчат… Потом Игорь говорит: поедешь с нами. Он был очень бледный. Вот как будто вообще ни кровинки в лице. Десять минут назад вошел нормальный человек, с улыбкой. А стал - как покойник. Поедешь с нами, говорит. Поехали… У Игоря - джип. "Опель-фронтера". С водителем. Мы сели, поехали. Я сзади сидел, рядом с этим… Господи, думаю, куда едем? Зачем? Убьют, думаю. И сам себя ругаю, что даже не догадался в журнале запись сделать: Строгов, мол, был… Черный вдавил сигарету в пепельницу. Вымученно. через силу, улыбнулся.
- В общем, товарищи офицеры, скажу вам честно: испугался. Никогда в жизни я так не боялся. Едем, а я даже не смотрю, куда едем. На Петроградской оказались. Строгов мне и говорит: ты, Володя, забудь все, что видел и слышал. Ты, говорит, иди не спеша обратно. На Финляндском пивка попей, можешь и водочки зацепить стакан… Я сижу, киваю. До меня и смысл-то не очень доходит. Вот так. А придешь в офис - позвони в милицию. Ментам расскажешь, что, мол, уходил пива попить, а когда вернулся - нашел в кабинете мертвого Тищенко. Понял? Я, конечно, говорю: понял.
- А тот, второй, говорил что-то? - спросил Купцов.
- Нет. Он ни слова не произнес. Сидел всю дорогу молча, держал свой обрез между колен. Кажется, жевал резинку.
- Понятно… А водитель?
- А что водитель? Ему до лампочки.
- До лампочки… Ладно, что было дальше?
- Дальше я все сделал, как сказал Игорь. Пешком дошел до Финляндского, там выпил две бутылки пива. Я ведь не люблю пиво-то… печень у меня. Но выпил. Пришел в офис. Вот поверите - входить не хочется! Стою на ступеньках, смотрю на дверь и входить - противно.
- Мы отлично вас понимаем, Владимир Петрович, - сказал Петрухин. Он вспомнил, как ему впервые довелось "общаться" с трупом. Трупик был не криминальный - пожилой мужчина умер в ванне от сердечного приступа. Пролежал, однако, он в воде дня три-четыре. Вытаскивать тело из ванной "доверили" Петрухину, как самому молодому…
- В общем, вызвал я милицию. Они на удивление быстро приехали. Я им рассказал, как Игорь меня научил. А они говорят: ты что, дурак? Или нас за дураков держишь? Твое, говорят, счастье, что ты человек уже в возрасте да еще и капитан второго ранга. Иначе, говорят, мы бы тебя носом в развороченный затылок Тищенко сунули… а вы тот затылок видели?
Труп Тищенко ни Петрухин, ни Купцов, разумеется, не видели. Но очень хорошо представляли, как выглядит голова человека после выстрела из обреза с близкого расстояния.
Разговор с капитаном второго ранга Черным продолжался еще около получаса, но никакой новой информации не принес. Когда партнеры покидали общежитие, Русланчика в вестибюле уже не было, но его место на подоконнике занял другой кавказец. Почти наверняка он торговал наркотой.
Партнеры вышли на улицу, сели в "антилопу".
- Ну и что ты об этом думаешь, Леонид Николаич? - спросил Петрухин.
- Я думаю, что ты прав: блядство. Вот встретишь на улице морского офицера: черная форма, золото, кортик на боку… Во, думаешь - о-го-го! Крейсера, субмарины. Мощь и гордость державы! А держава загнала его в клоповник с наркоманами, с Русланчиками и Асланчиками, и плюнула на него. И вот он теперь каждый день думает: изнасилуют его жену и дочку или только ограбят?.. Тьфу!
- М-да, товарищ майор… Ваши благородные эмоции понятны, но к нашему делу прямого отношения не имеют, - ответил Петрухин и вытащил из кармана сотовый телефон.
- О, да ты заматерел…
- Олигарх Голубков, он же Витя Брюнет, снабдил средством связи….
- Кому звонишь?
- Ему и звоню, - ответил Петрухин и набрал номер Брюнета. - Очень я, Леонид Николаич, хочу познакомиться с водителем Строгова.
* * *
Водителю Игоря Строгова было около сорока пяти. Он представлял собой классический тип профессионального питерского водилы из тех, что водили когда-то "номенклатуру" - хитрый, наглый, умеющий заколымить. Раньше они рассекали на черных "Волгах" с номерами и "непроверяйками", которые автоматически избавляли их от объяснений с сотрудниками ГАИ. Нынче хозяева (а соответственно, и сами шофера) пересели на джипы, "вольво" и "мерсы"… многие при этом сохранили и "крутые" номера.
Водителя Строгова звали Николай Иванович. Он был грузным, плотным, но довольно подвижным. Вылезая из "фронтеры", он окинул "антилопу" Купцова презрительным взглядом. На дороге такие орлы любят катить в левом ряду, сигналить дальним светом: дорогу! Белый человек едет!
Николай Иванович вылез из джипа, презрительно посмотрел на "антилопу" и собрался пройти в офис.
- Николай Иваныч, - окликнул его Петрухин. Водитель остановился. - Здравствуйте, Николай Иваныч… меня зовут Дмитрий Борисович. Это насчет меня вам звонил Голубков. Быстро вы приехали.
- А… да, да… очень приятно. Я… чем могу помочь? - сказал водила, обшаривая Петрухина и Купцова глазами. Он совершенно не был похож на человека, который хочет кому-либо помочь. По крайней мере - безвозмездно. И уже тем более - двум голодранцам на гнилой "шестерке". Но в данном случае он имел приказ босса и старался держаться любезно. И Петрухин, и Купцов раскусили водилу сразу: шестерка. Но козырная шестерка.
- Нам нужно поговорить с вами о событиях двадцать третьего апреля, - сказал Купцов.
- А что… двадцать третьего апреля? - спросил, морща лоб, водила.
- Неужто забыл, Николай Иваныч? - весело произнес Петрухин. - Ты же убийц возил по Питеру двадцать третьего-то… а?
- А… ну да, ну да… Просто время-то идет, столько всего, знаете, происходит. Голова крУгом, извиняюсь.
- Да, конечно, масса событий - первомайская демонстрация трудящихся, парад планет, на носу инаугурация Президента… где ж обо всем упомнить? Особенно о каком-то сраном убийстве в вашем офисе. Обычное дело - заместителю директора отстрелили полголовы. Было бы о чем говорить…
- А я ничего… я в ментуре все рассказал.
- Молодец, умница. А теперь расскажите все нам.
- А… что? - снова спросил Николай Иванович, морща лоб, изображая "мучительную работу мысли". Он отлично знал, что деваться ему некуда, а тянул резину просто по привычке, по складу характера, не желая отдавать кому-то что-либо "за бесплатно". Кроме того, сказывалась привычка не обсуждать дела хозяина с посторонними.
- Слушай меня внимательно, Николай Иваныч, - сказал Петрухин. - Я сейчас наберу номер Голубкова и растолкую ему, что ты гребешь нам мозги… через полчаса после моего звонка тебя переведут на тот самый "фольксваген", из-за которого твой хозяин поссорился с завхозом. Понял?
- А я ничего, - быстро ответил водила. - Спрашивайте.
- В воскресенье был выходной. Почему вы в этот день работали?
- Так ведь работа у нас такая: полночь - заполночь… выходной - не выходной. Пассажиру нужно ехать - значит, все! Водки, поверите ли, выпить некогда… >
- Тяжелая у вас жизнь, - посочувствовал Купцов. - Ну-ка, по порядку: Игорь Василич загодя вас предупредил, что в воскресенье придется поработать?
- Да. Позвонил в субботу и сказал: заезжай в десять тридцать.
- Что еще сказал?