- Верно, но в двадцать лет перенести это легче, чем в пятьдесят пять. Впрочем, колено теперь как будто поправилось - вы сами увидите, что я им двигаю свободно. Самое скверное - это мои проклятые нервы. Я раздражителен, как черт, нервничаю, как кошка, и по ночам не могу спокойно спать.
Я отодвинул его дрожащую руку, которую он протянул мне. Он не походил на пьяницу, но все же!..
- Вы много курите? - дипломатично спросил я.
Он взглянул на меня хитрым взглядом и усмехнулся.
- Вы крайне деликатно подходите к делу, доктор, - сказал он. - Нет, я много не курю. Я вижу, что вы и теперь смотрите на мою дрожащую руку. Но что ж, так и должно быть; я не обижаюсь; доктора на все должны обращать внимание. Впрочем, обычно моя рука и теперь достаточно тверда, если только я не взволнован. Но малейшее возбуждение заставляет ее трястись, как желе. А тот факт, что я только что имел неприятную беседу…
- Я думаю, - вмешалась мисс Беллингэм, - не только доктор Барклей, но и все соседи знают теперь об этом.
М-р Беллингэм конфузливо улыбнулся.
- Боюсь, - сказал он, - что дал волю своему темпераменту. Слишком я импульсивный старик, доктор, и когда выйду из себя, то способен все выложить, и начну говорить чересчур напрямик.
- И чересчур громко, - добавила его дочь. - Знаете ли вы, что доктор Барклей вынужден был заткнуть себе уши? - Она взглянула на меня и какая-то искорка блеснула в ее серых грустных глазах.
- Очень жалею, моя дорогая, - сказал м-р Беллингэм, - но надеюсь, что больше этого не будет. Этого милого джентльмена, я думаю, мы видели в последний раз!
- Я тоже так думаю, - ответила она и затем прибавила: - Я не буду мешать вашей беседе. Я буду в соседней комнате на случай, если понадоблюсь.
- Этот кабриолет - начал м-р Беллингэм, как только его дочь вышла, - был лишь последней каплей. Он довершил то, что давно уже готовилось. За последние два года я испытал бездну всяких тревог. Впрочем, я полагаю, что нет надобности надоедать вам подробностями моих личных дел.
- Все, что имеет отношение к нынешнему состоянию вашего здоровья, представляет для меня интерес, если только вы не пожелаете о чем-нибудь умолчать, - сказал я.
- Умолчать! - воскликнул он. - Неужели вы встречали какого-нибудь больного, которому не хотелось бы говорить о состоянии его здоровья? Обычно слушатели предпочитают умолчание.
- Во всяком случае, ваш настоящий слушатель не принадлежит к их числу.
- Ну, хорошо, - сказал м-р Беллингэм, - я позволю себе роскошь рассказать вам о всех моих тревогах. Около двух лет тому назад я лег в постель джентльменом с независимым положением и прекрасными видами на будущее, а утром проснулся буквально нищим. Не особенно приятная перемена - согласитесь - в моем возрасте?
- Неприятная во всяком возрасте, - вставил я.
- И это еще не все, - продолжал он. - Потому, что в тот же самый момент я потерял своего единственного, дорогого брата, с которым я был в лучших отношениях. Он пропал, исчез с лица земли; да вы, вероятно, слышали об этом случае? Проклятые газеты одно время полны были им.
Он внезапно покраснел, заметив, без сомнения, что и я изменился в лице. Теперь я, конечно, вспомнил все… Еще тогда, когда я входил в этот дом, какая-то струна слабо зазвучала в моей памяти, а последние слова моего пациента полностью воскресили воспоминание о загадочном деле.
- Да, - сказал я, - припоминаю этот случай; о нем говорил наш лектор судебной медицины.
- В самом деле? - сказал м-р Беллингэм. - Что же он говорил?
- Он отметил его, как случай, который со временем приведет ко многим юридическим осложнениям.
- Клянусь Юпитером, - воскликнул м-р Беллингэм, - он оказался пророком! Юридические осложнения? Да, их достаточно! И все-таки ручаюсь вам, что он не мог предвидеть, какой адский узел завяжется вокруг этого дела. Кстати, как его фамилия?
- Торндайк, - ответил я. - Доктор Джон Торндайк.
- Торндайк, - медленным задумчивым тоном повторил м-р Беллингэм. - Как будто я слышал его имя. Ну, конечно. Я слышал о нем от моего друга, юриста м-ра Марчмонта. М-р Марчмонт говорил о нем в связи с таинственным исчезновением некоего Джеффри Блэкмора. Припоминаю теперь, что д-р Торндайк блистательно распутал это дело.
- Решаюсь сказать, что ему было бы очень интересно услышать что-нибудь и о вашем деле, - заметил я.
- Думаю, что да, - последовал ответ, - но никто не может даром отнимать время у какого-либо профессионала, а заплатить ему я не в состоянии. Это, кстати, напоминает мне, что и у вас я отнимаю ваше время, болтая о своих, чисто личных делах.
- Мои утренние визиты окончены, - сказал я, - да и ваше дело представляет слишком большой интерес. Полагаю, впрочем, что я не должен расспрашивать вас о характере юридических затруднений?
- Да, не должны, если только вы не хотите оставаться здесь до конца дня и возвращаться домой в состоянии безумия. Но о существе дела я вам скажу вкратце: все волнения возникли в связи с завещанием моего бедного брата. Во-первых, завещание не может быть утверждено к исполнению, потому что нет полной несомненности, что мой брат умер; во-вторых, если бы оно и могло быть утверждено, то все его имущество перешло бы к людям, которых он вовсе не стремился облагодетельствовать. А само завещание - это такой дьявольски нелепый документ, какой только может создать извращенная изобретательность бестолково-упрямого человека. Вот и все. Вы осмотрите мое колено?
М-р Беллингэм все более и более волновался, говоря о своем деле, и кончил повествование чуть не кричащим голосом. Лицо его покраснело, весь он дрожал. Я решил, что лучше всего прекратить нашу беседу. Я осмотрел поврежденное колено, которое было теперь почти совсем здорово; сделал и общий осмотр пациента. Затем дал ему подробные указания, как вести себя, и стал прощаться.
- Помните же, - сказал я, пожимая ему руку, - ни табаку, ни каких-либо возбуждений. Старайтесь жить спокойной, растительной жизнью.
- Все это очень хорошо, - проворчал он, - ну, а если будут сюда приходить люди и волновать меня?
- Не обращайте на них внимания, - сказал я. И с этим прощальным советом я вышел в другую комнату.
Мисс Беллингэм сидела за столом с целой пачкой записных книжек в синих обертках. Две из них были открыты, показывая страницы, убористо исписанные мелким, четким почерком. Она поднялась, когда я вошел, и вопросительно на меня посмотрела.
- Я рекомендовал бы вашему отцу какое-нибудь легкое чтение, как противоядие против умственного возбуждения, - сказал я ей.
Она слабо улыбнулась.
- Конечно, это было бы полезно, - заметила она и затем спросила: - А еще вы даете какие-либо наставления?
- Да, я дал еще один совет - поддерживать веселое настроение и избегать забот и волнений, но, думаю, что это трудно исполнимо.
- Конечно, - не без горечи отвечала она, - совет ваш превосходен, но людям в нашем положении трудно быть веселыми. Однако не надо, по крайней мере, распускать себя, не надо создавать себе лишних забот. Их слишком много и без того. Но вы, разумеется, не можете входить в это.
- Боюсь, что действительно не могу принести пользы; но я искренно надеюсь, что дела вашего отца сами собой скоро поправятся.
Она поблагодарила за доброе пожелание, проводила меня до калитки и с легким поклоном и холодным рукопожатием простилась со мной.
Джон Торндайк
В один особенно душный день в поисках тени и тишины я забрел в переулки Старого Темпля и неожиданно столкнулся там лицом к лицу со своим старым приятелем и товарищем по университету - Джервисом, позади которого стоял, глядя на меня со спокойной улыбкой, мой бывший профессор - доктор Джон Торндайк. Оба они сердечно меня приветствовали, и я был очень польщен этим: ведь Торндайк был знаменитостью, и Джервис был все же постарше меня.
- Я надеюсь, что вы зайдете к нам на чашку чая, - сказал Торндайк; и так как я охотно согласился, он взял меня под руку. Мы пересекли двор и направились к казначейству.
- Не подумываете ли вы покинуть изголовье больного и последовать нашему примеру - превратиться в юриста? - спросил меня Торндайк.
- Разве и Джервис стал юристом? - воскликнул я.
- Действительно, стал, черт возьми! - ответил Джервис - Я живу паразитом при Торндайке.
- Не верьте ему, Барклей, - вмешался Торндайк. - Он - мозг нашей фирмы. Я придаю ей только респектабельность и изэестный моральный вес. Но что вы делаете теперь?
- Я заменяю Барнарда. У него практика в Феттер-Лейне.
- Я знаю, - сказал Торндайк. - Мы встречаем его иногда. Он выглядел очень плохо последнее время. Он сейчас в отпуску?
- Да. Он отправился в Греческий Архипелаг на судне, промышляющем торговлей коринкой.
- В таком случае, - сказал Джервис, - вы теперь здешний районный врач. Наверное, вы стали чертовски важным?
- Однако, судя по тому, что вы здесь гуляли на досуге, когда мы встретились с вами, ваша практика должна быть не слишком утомительна, - добавил Торндайк - Она вся, должно быть, сосредоточена в этом районе?
- Да, - ответил я. - Мои пациенты по большей части живут на расстоянии полуверсты от амбулатории. Ах, да, я вспомнил об одном очень странном совпадении! Мне кажется, оно должно заинтересовать вас.
- Вся жизнь состоит из странных совпадений. Только литературные критики удивляются им. Но расскажите, в чем дело?
- Оно связано с одним случаем, о котором вы говорили в госпитале, года два тому назад. Вы говорили об исчезновении человека при весьма таинственных обстоятельствах. Этого человека звали Беллингэм. Вы помните?
- Египтолог? Да, я хорошо это помню. В чем же дело?
- Брат его - мой пациент. Он, живет в Невиль-Коурт со своей дочерью, и мне кажется, что они так же бедны, как церковные крысы.
- Да? - сказал Торндайк. - Это очень интересно. Они, видимо, внезапно потеряли все свое состояние. Если я не ошибаюсь, его брат жил в собственном, довольно большом особняке?
- Да, совершенно верно. Я вижу, что вы помните все, связанное с этим делом.
- Дорогой мой, - воскликнул Джервис, - Торндайк никогда не забывает подобных вещей. Он ведь нечто вроде судебно-медицинского верблюда. Проглатывает сырьем различные факты как из газет, так и из других источников, а потом, в часы досуга, мирно пережевывает их. Удивительная привычка! Стоит какому-нибудь факту появиться в газетах или в суде - Торндайк целиком проглатывает его. Потом все как будто замирает и забывается. И вот через год, через два, это дело опять всплывает наружу, но уже в новой форме, и к величайшему нашему удивлению оказывается, что Торндайк успел уже его разобрать. Недаром за этот промежуток он не раз пережевывал свою жвачку!
- Вы видите, - сказал Торндайк, - мой ученый друг любит смелые и сложные метафоры. Однако, по существу, он прав, несмотря на свои туманные выражения. Впрочем, сначала вы выпьете чаю, а потом расскажете нам подробнее о Беллингэмах.
Продолжая беседовать, мы подошли к квартире Торндайка. Войдя в обширную, красивую, обшитую панелями комнату, мы застали там небольшого человечка, аккуратно одетого в черное, расставлявшего на столе чайные чашки. Я посмотрел на него с любопытством. Он мало походил на слугу. Что-то странное было в его внешности. Его спокойная, полная достоинства манера держать себя и серьезное, умное лицо заставляли думать об интеллигентной профессии и только ловкие, проворные руки обличали в нем умелого слугу.
Торндайк задумчиво посмотрел на поднос с чашками и потом взглянул на своего слугу.
- Я вижу, вы поставили три чашки, Поультон, - сказал он. - Каким образом вы узнали, что я приведу к чаю гостей?
В ответ на это маленький человечек приятно улыбнулся, как-то странно сморщив свое лицо.
- Я случайно выглянул из окна лаборатории, в то время, как вы повернули за угол, сэр, - сказал он.
- Как это просто! - сказал Джервис - А мы-то надеялись, что тут скрывается что-то загадочное, чуть ли не телепатическое!
- Простота - душа совершенства, сэр, - возразил Поультон, оглядывая чайный прибор, чтобы убедиться, не забыл ли он чего-нибудь и, высказав свой удивительный афоризм, бесшумно скрылся.
- Возвратимся к делу Беллингэма, - сказал Торндайк, налив нам чаю. - Не узнали ли вы каких-нибудь фактов, касающихся заинтересованных лиц, - таких, конечно, о которых вы могли бы нам поведать?
- Я узнал две или три вещи и уверен, что сообщив их вам, я никому вреда не причиню. Я узнал, например, что Годфри Беллингэм, мой пациент, внезапно потерял все свое состояние приблизительно ко времени исчезновения его брата.
- Это действительно странно, - сказал Торндайк. - Понятнее было бы, если бы произошло обратное. Почему он мог вдруг обеднеть? Впрочем, может быть, он получал от брата регулярное пособие?
- Нет, вот это именно и поразило меня. Мне кажется, что в этом деле есть какие-то странности и юридически оно очевидно запутывается. Возьмите хотя бы завещание. С ним много приходится хлопотать.
- Добиться утверждения вряд ли они могут в настоящее время, - заметил Торндайк - Ведь несомненных доказательств смерти не имеется?
- Конечно. Но это только первое из затруднений. Другое заключается в том, что в самом тексте завещания есть какой-то роковой дефект. Какой именно - сейчас я не знаю, но надеюсь рано или поздно узнать. Кстати, я упомянул уже о том, что вы интересуетесь этим делом, и мне кажется, что Беллингэм не прочь был бы посоветоваться с вами, но только у бедняги нет денег.
- Это нехорошо для него, особенно, если у других заинтересованных лиц они имеются. Судебная процедура требует денег, и закон не считается с тем, что у какой-нибудь из сторон их не оказывается. Да, ваш пациент может оказаться в плохом положении. Ему необходимо с кем-нибудь посоветоваться.
- Я не знаю, кто бы ему мог дать совет.
- Не знаю и я, - сказал Торндайк. - Богаделен для неимущих истцов нет, а по общему правилу, только лица со средствами могут обращаться в суд. Конечно, мы могли бы ему помочь, но для этого надо хорошо знать и его, и все обстоятельства дела. Ведь он, может быть, отъявленный негодяй?
Я вспомнил странный разговор, который я случайно подслушал. Мне очень хотелось бы узнать мнение Торндайка, но передавать этот разговор я не считал себя вправе. Я ограничился поэтому только общими своими впечатлениями.
- Он не похож на негодяя, - сказал я, - но, конечно, я не знаю его. Лично на меня он произвел скорее благоприятное впечатление, чего я не могу сказать про другого.
- Кто этот другой? - спросил Торндайк.
- Ведь есть еще один человек, имеющий отношение к этому делу, не правда ли? Я забыл его имя. Я видел его там, и вид его мне совсем не понравился. Мне кажется, он хочет к чему-то принудить Беллингэма.
- Барклей знает об этом больше, чем говорит, - сказал Джервис - Надо посмотреть в газетах, кто этот незнакомец. - Он взял с полки большую кипу газетных вырезок и разложил их на столе.
- Посмотрим, - сказал он, водя пальцем по указателю. - Торндайк собирает все факты, из которых что-нибудь может выйти. А с этим, я знаю, у него связаны особенно большие ожидания. У него какие-то кровожадные чувства: он надеется, что в один прекрасный день голова пропавшего найдется в чьей-нибудь мусорной яме… Вот, нашел! Имя другого - Хёрст. Он, видимо, двоюродный брат; в его доме в последний раз видели живым исчезнувшего человека.
- Значит, вы думаете, что Хёрст в чем-то здесь замешан? - спросил Торндайк, просмотрев отчет.
- У меня такое впечатление, - возразил я, - хотя, конечно, я ничего не знаю.
- Так вот, - сказал Торндайк, - если вы услышите о том, что делается, и получите разрешение об этом говорить, мне будет очень интересно узнать, как подвигается это дело. И если по какому-нибудь вопросу понадобится мое неофициальное мнение, я не откажусь дать совет, и думаю, что ничего плохого от этого не будет.
- Конечно, ваш совет будет чрезвычайно ценным, если другие заинтересованные лица обратятся к адвокату, - сказал я, а потом, после небольшой паузы, спросил: - Вы много думали над этим делом?
- Нет, - задумчиво ответил он. - Не скажу, что много. Я довольно внимательно изучал его, когда впервые эта заметка появилась в газетах. И с тех пор я иногда думал над ним. Джервис говорил уже вам, что у меня создалась такая привычка: я пользуюсь случайными часами досуга, например, ездой по железной дороге, - для построения различных теорий, способных объяснить какой-нибудь факт в подобного рода таинственных делах, которые мне попадаются под руку.
- Есть у вас какая-нибудь теория, объясняющая факты этого дела? - спросил я.
- Да, у меня есть несколько теорий, - одна из них кажется мне наиболее правдоподобной. И теперь я с большим интересом ожидаю новых фактов, чтобы проверить свои построения.
- Не стоит и пробовать выкачать из него что-нибудь. Он снабжен каким-то информационным клапаном, который открывается только внутрь. Вливать вы можете сколько угодно, но обратного движения не получите.
Торндайк усмехнулся.
- Мой ученый друг в сущности прав, - сказал он. - Видите ли, в любой день ко мне могут обратиться за советом по этому делу, и в таком случае я окажусь в глупейшем положении, если уже заранее выскажу свое мнение во всех подробностях. Но мне хотелось бы знать, что думаете вы и Джервис об этом деле на основании газетных сообщений.
- Ну, вот! - воскликнул Джервис - Что я вам говорил: он хочет высосать наши мозги.
- Что касается моего, - сказал я, - то едва ли высасывание даст хоть что-нибудь, кроме чистого нуля. Поэтому я отказываюсь в вашу пользу. Вы адвокат в полном расцвете своей деятельности, а я ведь только районный врач.
Джервис тщательно набил свою трубку и закурил ее. Затем, выпустив тонкую струйку дыма, сказал:
- Если вы хотите знать, что я думаю об этом деле, я отвечу вам одним словом: ничего! Каждая догадка приводит к тупику.
- Ну, бросьте! - воскликнул Торндайк, - вам просто лень. Барклею хочется видеть вашу судебную проницательность. Ученый адвокат может быть сам в тумане, - это сплошь и рядом с ним бывает, но он никогда прямо не говорит об этом. Он умеет это скрыть под искусным словесным прикрытием. Расскажите нам, по крайней мере, как вы пришли к своему заключению. Покажите нам, что вы действительно взвешивали факты.
- Хорошо, - сказал Джервис - Я дам вам мастерский анализ этого дела, который приводит к такому отчаянному выводу.
Некоторое время он продолжал попыхивать своей трубкой, в легком замешательстве, как мне показалось, и я вполне ему сочувствовал. Наконец, он выпустил маленькое облачко дыма и начал:
- Положение представляется мне таковым: мы имеем дело с неким человеком, которого видели входящим в некий дом; прислуга проводит его в некую комнату и оставляет его там. Никто не видит, чтобы он вышел оттуда, и тем не менее, когда потом вошли в эту комнату, она оказалась пустой. И этого человека никто никогда больше не видел - ни живым, ни мертвым. Начало довольно-таки таинственное.
Очевидно, можно предположить следующее: или он остался живым в этой комнате или, по крайней мере, в этом доме, или он умер естественной или насильственной смертью и его тело было спрятано; или же он ушел из дому никем не замеченный.