Оказалось, что Педро Востросаблин был аргентинским подданным, приехавшим в Москву по делам какой-то рекламной фирмы, да так тут и застрявшим с конца 90-х годов. Был он не то визажист, не то рекламный агент, не то специалист по какому-то специальному маркетингу, и всегда при деньгах. Он стал завсегдатаем богемных вечеринок и подружился с четой Артемьевых, проводил с ними немало времени. Этому, впрочем, мешал Бомба (Долохов) – они с Востросаблиным друг друга просто терпеть не могли, аргентинец не считал его настоящим музыкантом, а Бомба уверял Артемьевых, что такие вот "грязные латиносы" – настоящие кровососы на шее трудовой интеллигенции.
По происхождению Востросаблин был русским, так что общение с ним затруднения не вызывало. Он говорил по-русски чисто, но с неповторимым мягким акцентом. Востросаблин влюбился в Москву. Он почему-то был приятно поражен тем, что москвичи спокойно ходят по улицам с бутылкой пива, а то и водки, и особенно тем, что так поступают девушки. Однажды Востросаблин с Артемьевым у станции метро "Речной вокзал" ждали фирменный автобус "Икеи", чтобы купить какие-то единственно в этом магазине имеющиеся стеллажи, и когда автобус подошел, из дверей вывалился совсем пьяный мужчина и со всего маху ударился головой о землю. Больше всего аргентинца удивило то, что никто из прохожих даже не остановился, чтобы оказать ему помощь. Только он сам и Артемьев пытались что-то сделать. Им уже мерещилось самое худшее – ведь человек лежал без движения несколько минут. Но как только Педро стал набирать номер "скорой помощи", упавший как ни в чем не бывало поднялся, отряхнулся и побрел восвояси. Это было одно из самых сильных его впечатлений на земле предков. Любимым выражением Востросаблина с тех пор стало "Еsto es Rusia", то есть "Россия, черт возьми!". Что тут еще объяснять.
– И как его найти? – спросил Гордеев. – Этого горячего латинского парня?
– Сейчас позвоню...
Жил Востросаблин по соседству, через подъезд, снимал трехкомнатную квартиру. Артемьев позвонил аргентинцу, и оказалось, что тот еще спит, кажется, в окружении не поддающегося учету количества женских особей. Артемьев не стал ничего требовать от сонных девиц, а отправился за Востросаблиным лично.
Гордеев тем временем снова принялся разглядывать дневник. Что-то цепляло там все-таки его глаз, вот только что, он не мог пока сообразить.
Гордеев напрягся. Он даже не стал пересматривать подчеркнутые места, он все отлично помнил. Неглупые женские мысли о сущности своей сексуальной энергетики. Ну и что?
У Альбины были какие-то проблемы с мужем на этой почве? Может быть, да, может быть, нет. Опять-таки ничего конкретного эта идея не давала.
Так в чем же дело?
Хорошим воспитанием наша память не отличается, подумал Юрий Петрович.
Стоп. Он читал сегодня еще кое-что. Когда он был дома, он читал, сидя на балконе, вчерашнюю газету. Хотя это не совсем точно. Она лежала на полу, а он даже не поднимал ее. Но тем не менее он помнит, что обратил на нее внимание. Почему? Потому что кончается на "у"! Он прочитал заголовки. Что-то про Балтику, про театр, про кино и про защиту крыш домов от возможных терактов.
Гордеев закрыл глаза и представил себя дома, сидящим на балконе. На полу газета. Он поднатужился, и перед глазами всплыл крупный заголовок:
"Новый главный тренер ЦСКА, прославленный в прошлом хоккеист Вячеслав Быков, нашел общий язык с Николаем Жердевым".
Вот черт, зачем-то "Спорт-экспресс" в голову полез. А у него на балконе была газета "Время новостей". Без Интернета тут не разобраться.
Он подошел к компьютеру Артемьева и нашел электронную версию вчерашней газеты. Заголовки, которые он прочитал на балконе, были такие:
"Большой театр отказался от услуг Николая Баскова", "В Балтийском море обнаружены огромные нефтяные пятна", "Известный музыкальный продюсер открыл fm-радиостанцию в Подмосковье", "Создано противоракетное покрытие для жилых домов".
Басков его интересовать никак не мог. Разве что он с горя, из-за того, что не продлили ангажемент, умыкнул супермодель и пустился с ней во все тяжкие. Нет, это уже продукт воспаленного воображения, так нельзя, это неконструктивно. Не говоря уж о том, что Басков на гастролях в Испании.
Музыкальный продюсер открыл радиостанцию в Подмосковье. И что с того? Разве что дать там рекламу юридической консультации в Химках? А что, тоже мысль.
Защита жилых домов. Информация в духе времени.
И наконец, "В Балтийском море обнаружены огромные нефтяные пятна". Вот это ближе к телу.
Гордеев сразу вспомнил, что отец Альбины, бывший моряк, после того как семья распалась, оказался в Азербайджане, на нефтяном танкере или что-то в этом роде. Балтика тут, конечно, была ни при чем, но сам факт его полного исчезновения из жизни дочери, потом появления каких-то открыток заслуживал внимания. На свадьбу он так и не приехал. Приехал какой-то троюродный дядя.
12
Через двадцать минут вернулся хозяин, по его физиономии было видно, что результат отрицательный.
– Востросаблин сказал, что эскорт был обычный – ее провожали люди из агентства, и она летела одна. Но есть и хорошая новость!
– Какая? Она ему звонила?
– Нет, но он готов искать Альбину вместе с нами! Особенно если она в Южной Америке!
Гордеев вздохнул:
– Слушайте, Олег, забудьте о своем горячем аргентинце. Лучше скажите, у вас есть свадебные фотографии? Точнее, те, которые делались в день венчания? У вас же было венчание, верно?
– Да...
– Так как же, есть такие снимки?
– Наверно, есть, но где их сейчас найдешь...
– Придется, – жестко сказал Гордеев.
– А кто конкретно вас интересует, Юрий Петрович? Там же немного народу было. Альбину тогда еще мало кто знал, меня и сейчас в лицо никто не знает, слава богу, обошлось без журналистов... Хотя подождите...
– Что?
– Не мешайте, я вспоминаю...
– Что вы вспоминаете, Олег?
Гордеев начал уже выходить из себя. Его мысли приняли некое стройное направление – направление поиска, и Артемьев сейчас его тормозил. А Гордееву казалось, что еще немного, и он возьмет след.
– Точно, там видеосъемка была!
– Видеосъемка? – опешил Гордеев от такой удачи.
– Ага! Бомба у кого-то из друзей камеру стащил и снимал нас на видео. Только кого вы там думаете...
– Олег, немедленно найдите мне эту кассету... Нет, стойте, лучше не так. Я пошлю к Долохову частных детективов, и если хоть какие-то следы этой пленки существуют, они их найдут.
Он позвонил в "Глорию" и попросил Щербака и Филю Агеева познакомиться с известным музыкантом Бомбой, объяснил им задачу.
После этого они с художником наконец отправились завтракать, а точнее, уже обедать, в студии решили не сидеть – самое время было проветриться.
Позже Гордеев почему-то снова вернулся к новости про радиостанцию в Подмосковье, но сформулировать для себя, что именно его занимало в этой информации, не смог.
13
Вернулись через час, сытые и умиротворенные. Гордеев старался не переедать, чтобы сохранить хоть какую-то свежесть мысли.
– Олег, скажите-ка, какая фамилия была у Альбины до того, как она вышла за вас замуж?
– Игнатьева.
– Это фамилия ее отца?
– Ну да, наверно...
– Вы как-то неуверенно об этом говорите.
– Честно говоря, я просто не знаю.
– Так, ну можно выяснить у ее матери, хотя все это займет какое-то время. В агентстве, в котором она работала, такая информация едва ли найдется. Она ведь уже была замужем, когда попала к этим "Лайтс"?
Артемьев кивнул.
– Стойте-ка! – сообразил Гордеев. – Альбина ведь, если допустить даже, что она готовила свой побег, удирала от вас по-тихому?..
– Не было никакого побега! – выкрикнул художник. – Не было! Не было! Не было!
– Успокойтесь, ради бога, вы мне только мешаете, – попросил Гордеев и подумал: "Этот большой художник точно псих. Наверняка девка от него все-таки сбежала".
– Олег, может быть, у вас есть какие-нибудь документы – тем более раз она не сбежала, она, например, могла оставить дома свою метрику.
– Метрику? – глупо переспросил Артемьев. – Ну да, свидетельство о рождении...
Но кажется, Артемьев понимал с трудом. На него снова будто какое-то затмение нашло. Он пошел к своим стеллажам и принялся там рыться.
В полном молчании прошло минут десять.
– Что вы делаете? – наконец не выдержал Гордеев.
– Как что? – вполне нормальным голосом отозвался художник. – Ищу метрику – свидетельство о рождении. Все документы у нас обычно лежали в этих железных коробках, они запираются на такой хитрый ключик, и я всегда ношу его с собой, вряд ли она смогла... очень хитрый ключик, я вас уверяю.
Натуральный псих, с жалостью подумал Гордеев. Надо подыскать ему хорошего доктора. У Турецкого, кажется, был какой-то знакомый...
– Нету никакой метрики, ну надо же, как странно, – сказал Артемьев через двадцать минут, когда содержимое уже четырех коробок валялось на полу.
Зато известия от частных сыщиков, к счастью, не заставили себя ждать. Кассета с записью нашлась легко. Единственный экземпляр Долохов передал на хранение родителям Артемьева, так что Агееву со Щербаком пришлось еще раз сгонять в Химки. Новостей относительно "жучка", прикрепленного к компьютеру в новом офисе Гордеева, кстати говоря, пока не было. Возможно, это объяснялось тем, что Юрий Петрович пока им фактически не пользовался.
К четырем часам дня Щербак привез кассету. Ее прокрутили, и Артемьев пальцем показал на высокого, скромно одетого мужчину. Тот был худ, и лет ему было не меньше сорока пяти.
– Пресловутый троюродный дядя?
– Да.
– Фамильное сходство налицо, вы не находите?
Артемьев отмотал пленку назад и сказал после паузы:
– Возможно.
– Олег, вы помните, как его зовут?
– Нет.
– Он оставил какие-нибудь координаты?
Артемьев покачал головой:
– Только не мне.
– Как он вел себя, этот дядя, у вас на свадьбе?
– Так он же не остался на свадьбу, был только на венчании.
– Это странно, вы не находите?
Артемьев шумно вздохнул: и на этот вопрос у него не было ответа.
– Николай, – Гордеев повернулся к Щербаку, – как насчет слетать в Северодвинск?
– Если за счет фирмы – нет проблем, – был дан хладнокровный ответ.
– Имей в виду, мать Альбины живет в порту. Она работает санитаркой в поликлинике. Олег, у вас есть ее телефон? – спросил Гордеев у художника.
– Только служебный.
– Разберемся, – сказал Щербак.
– Ты понимаешь, что нужно выяснить? – сказал Гордеев.
– Генеалогическое древо.
14
Через двое суток Щербак вернулся со следующей информацией:
Игнатьев – это фамилия отчима, по отцу Альбина – Кормильцева. Фотография троюродного дяди, предъявленная матери Альбины, была опознана. "Троюродный дядя" оказался ее родным отцом, Валентином Кормильцевым.
При этом сообщении присутствовали только трое: сам Щербак, Гордеев и Артемьев.
– Вроде я такую фамилию слышал: Кормильцев, – неуверенно сказал Артемьев. – Вы не помните, Юрий Петрович?
– Я не помню и не знаю, – веско сказал адвокат. – Я бы вспомнил, если бы слышал хоть однажды.
– Обычно чего не помню я, – вздохнул Артемьев, – помнит Бомба. – И он позвонил Долохову.
– Валентин Кормильцев?! – засмеялся тот. – Ну ты даешь, темнота... Я, кстати, с ним не так давно общался.
Артемьев положил трубку и стал объяснять, кто такой Кормильцев, и тут Гордееву стало стыдно за свою самонадеянность. Никакие человеческие слабости адвокатам, даже возглавляющим химкинский филиал, не чужды. Он вспомнил, где видел раньше Кормильцева. На приеме в честь японской модельерши. Только там у него была борода, и он косил под журналиста – высокий, пожилой, волосатый и бородатый. Случайно он там оказаться не мог, значит, кого-то искал или что-то подслушивал.
Вечером этого же дня стало известно, что Кормильцев находится в Зеленогорске. Туда срочно выехал Филипп Агеев.
Часть третья
1
Про Зеленогорск Гордеев знал наверняка лишь то, что это не такой уж маленький городок на берегу большого озера. Пришлось прибегнуть к услугам электронной справки, но и она не сильно просветила адвоката. Сто девяносто тысяч жителей, металлообрабатывающая, химическая и стекольная промышленность. Кажется, не сильно процветающая. Вот, собственно, и все. Зато озеро и впрямь было чудесным местом, около него даже превосходную минеральную воду добывали. Впрочем, Зеленогорск к этому отношения не имел. Зато по эксклюзивным сведениям, полученным опять же не без помощи сыщиков агентства "Глория", Гордеев теперь знал, что Зеленогорский водоем – один из немногих в Подмосковье, где можно поймать угря до метра в длину и весом до килограмма. Искать его следует вдоль северо-западного берега и у дамбы. Опытный рыболов Коля Щербак сказал, что ловят эту рыбу как поплавочными удочками, так и донками. А клюет угорь лучше ночью и на вечерней заре; самая подходящая для него наживка – червяк или малек. Все это были ценные сведения, учитывая, что Гордеев рыбу никогда не ловил и подобного времяпрепровождения не понимал. Но он серьезно кивал, когда Щербак все это рассказывал, да еще и спасибо сказал. Кто знает, что, когда и где пригодится. Хотя с удочкой в руках себя Гордеев, конечно, представить не мог.
С другой стороны, еще утром он не мог и думать, что поедет по дороге, проложенной на месте большого проезжего тракта, который проторили российские и иноземные купцы от торгового вольного Великого Новгорода к великокняжеской Москве.
История первых поселений в этих краях уходит в незапамятные времена, когда здесь пролегал сухопутный волок из верховий Волги к Москве-реке. Между реками Сестрой и Истрой был построен судоходный канал. Около деревни Загорье соорудили дамбу протяженностью около двух километров, и в долине речек Сестра и Мазиха образовалось озеро. Оно служило для подпитки канала водой. Канал и дамбу строили двадцать пять лет, а просуществовали они всего около десяти, зато озеро живо и поныне. И еще именно здесь в середине XIX века развернулись большие земельные работы по сооружению первой в России магистральной железной дороги между Санкт-Петербургом и Москвой, а осенью 1851 года на дороге открылось регулярное пассажирское и грузовое движение. А также пешее – тут, если верить ему самому, Радищев из Петербурга в Москву проезжал. Теперь вот адвокат Гордеев проедет.
С другой стороны, много ли надо знать юристу, отправляющемуся работать в провинцию? Провинция – дело особое. Тем более подмосковная. В провинции люди начинены комплексами по отношению к центру. Они его и любят, и ненавидят, они и стремятся в Москву, и проклинают ее. Они гордятся соседством с ней и ей же завидуют.
Словом, здесь надо держать ухо востро и свою "столичность" никак не демонстрировать. По крайней мере, до поры до времени. Так думал Гордеев, подъезжая к маленькому городку.
Въехав в него, он вдруг почувствовал, что проголодался. Свернул в переулок и нашел заведение под названием "У Митрича".
В закусочной стоял гул. Посетителей разнообразного возраста тут было немало, однако на Гордеева никто не обратил внимания, и он спокойно уселся за столик. Низко висящие абажуры и густой сигарный дым обеспечивали ему защиту от нескромных глаз. Он смотрел, как бармен наливает заказанное им пиво. Кружка была наполнена, подымающаяся пена снята лопаточкой, затем в кружку долили пива и дали ему отстояться. Потом вся процедура повторилась. Лишь через пять минут бармен счел, что напиток доведен до нужной кондиции и его можно подавать. Изучив короткое меню, написанное от руки, Гордеев заказал люля-кебаб с горячими помидорами, фаршированными сыром. Официант кивнул и тут же отошел.
– Ну Гришка дал, – раздавалось время от времени то слева, то справа от Гордеева. – Ну дал...
– Ну и выдал...
– Ну не подфартило...
Звучало одно и то же имя, и Гордеев, улучив момент, когда официант ставил перед ним тарелки, поинтересовался, что же случилось с этим самым Гришкой.
Тут официант посмотрел на Гордеева внимательно, и во взгляде этом однозначно читалось удивление: как же так, можно ли не знать Гришку и того, что с ним приключилось?! Все же он буркнул:
– С трубы упал. Ну его тут же в Чертову Крепость и определили. Пусть остынет покамест...
– Куда?
– В Чертову Крепость. – Официант определенно удивился такому вопросу.
Гордеев предпочел ничего не уточнять. Он же оказался поздним вечером в чужом городе, и если все тут судачили о происшествии с каким-то Гришкой, значит, это был секрет Полишинеля.
Впрочем, скоро все стало ясно. Зеленогорск определенно был городок самодостаточный, тут даже имелась своя тюрьма, выполнявшая функции как следственного изолятора, так и тюрьмы постоянного содержания – здесь отбывали наказание заключенные из азиатской части России и, по слухам, некоторые в прошлом высокопоставленные чиновники, которых по тем или иным причинам в колонии отправлять было нельзя.
Наличие такого пенитенциарного заведения, с точки зрения Гордеева, свидетельствовало об определенном социальном уровне города. В большинстве подмосковных райцентров подследственные не задерживались, их перевозили в Москву. Но в Зеленогорске была старинная тюрьма, построенная в конце семнадцатого века каменная крепость с характерным названием Чертова.
Одной из достопримечательностей Зеленогорска справедливо считается старинный парк усадьбы Малорощино с лиственничными аллеями, мостками через овраги, прудами и островами на них, который объявлен памятником природы. Через один из трех прудов по дороге к усадебной церкви, построенной в 1793 году, ведет трехпролетный арочный мост, названный в народе Чертовым, и это название закрепилось. Через девять лет в Зеленогорске появилась крепость для "отражения внешнего и внутреннего врага", получившая, по иронии судьбы, такое же название. Назначение крепости было малопонятным вплоть до середины девятнадцатого века, пока ее не сделали пересыльной тюрьмой. С тех пор только по криминальной надобности это мощное сооружение использовали – что до революции, что после.
Впрочем, хватало тут и других исторических памятников: здание бывшего императорского путевого дворца – в главном доме сейчас находился окружной госпиталь. Дом купца Капустина стал зданием администрации района. В двухэтажном здании купеческого собрания размещается сейчас универмаг. На озере оборудована пристань и ходит теплоход "Сусанин", а также две моторные и сотня весельных лодок.
Прокуратура, равно как и милицейское начальство, находится в здании советской постройки на большой площади, с которой никто не торопится убирать монументальную фигуру вождя мирового пролетариата. Фронтон здания прокуратуры украшен замысловатой лепниной. Гордеев посмотрел на массивные двери этого сооружения и решил до поры до времени сюда не соваться.