Он не знал, сколько прошло времени, сколько его тело провело в такой неудобной позе, ноги затекли, голова раскалывалась, а в душе было так мерзко, что хотелось выть, как вдруг он услышал тихий металлический лязг. Потом едва различимое позвякивание цепочкой, и дверь отворилась.
– Ты здесь? – услышал он голос Таи, хотел встать, но не получилось.
Она вышла на лестницу в наброшенной на плечи куртке, опустилась перед ним, заглянула ему в лицо.
– Ты как? Живой?
Голос ее звучал нежно, и Миша почувствовал, как по щекам его потекли горячие слезы.
– Тая, ты прости меня… Не знаю, что со мной… Совсем нервы ни к черту…
– Поднимайся, обопрись на меня… Господи, хоть бы ты не простыл…
В передней было темно, Тая привела его на кухню, где горела лампа.
– На, пей, это чай с коньяком.
– Ты что, знала, что я тут, рядом?
– Я наблюдала за тобой из окна, и когда ты завернул за угол, поняла, что ты войдешь в подъезд. Если бы там был кодовый замок, я сама пошла бы за тобой.
– И ты не сердишься на меня?
– Сержусь, конечно, но и понимаю тебя. Давай уже договоримся не причинять друг другу боль. Ты же понимаешь, что я не имею никакого отношения к этой еврейке. Я понятия не имею, кто она такая.
– Да бог с ней, с еврейкой, с рестораном… Если Иванова нет в живых и я уже никому как бы не интересен, мы можем просто поехать ко мне и жить, как обыкновенные люди. Найдем работу, у меня остались кое-какие связи… Да мы можем прямо сейчас отправиться ко мне.
– Сначала ты примешь ванну, ты же весь продрог!
– Скажи, ты на самом деле не сердишься на меня? Таечка… – он обнял ее, прижался к ней и вдруг ощутил себя необыкновенно счастливым и свободным. – Да черт с ним, с рестораном, перевернем эту страницу и будем жить дальше…
– Да, конечно, жизнь не закончилась, но выяснить, кто такая эта Ольга Михайловна, мы все-таки должны. И мы узнаем, вот увидишь. Но у нас еще одна проблема – у Виолетты пропали деньги. Большая сумма.
– Пропали? Когда? Я еще недавно их видел, сумку, полную евро!
Тая покачала головой:
– Вот так да… Ладно, раз уж ты все знаешь… Короче, тот, кто украл, оставил лишь относительно небольшую часть на дне сумки… Мы с Виолеттой голову сломали, кто бы это мог быть. Вроде бы все свои…
– На меня, наверное, думали…
Тая улыбнулась:
– Нет, вот лично я никогда на тебя не думала… Скажи, Миша, у тебя нет такого ощущения, будто мы все несемся куда-то с огромной скоростью и никак не можем остановиться…
– Главное, чтобы ты была рядом, – сказал он, еще теснее прижимаясь к ней. – Я люблю тебя, Таечка. И с тобой мне ничего не страшно.
21. Виолетта
В ту ночь я долго не могла уснуть, мы с Таей пили кофе, разговаривали, плакали, снова разговаривали, пока под утро не почувствовали, что силы закончились, и мы разбрелись по своим постелям.
Надо ли говорить, насколько велико было мое потрясение, когда, проснувшись, я обнаружила в своей комнате Лену!
Она сидела в изголовье моей кровати и смотрела на меня. У нее был вид совершенно счастливого человека.
– Головка бо-бо? – спросила я ее, постукивая указательным пальцем по своему виску. Таня же вчера ясно сказала, что Лена перебрала с алкоголем.
– Ну да… так, немного…
– А ты чего счастливая такая?
– Ну, во-первых, я пришла сказать, что никаких денег твоих я не брала! Клянусь своими детьми. Во-вторых, дети со мной, и мы все живы-здоровы – это ли не счастье! В-третьих, со мной Таня, что придает мне силы. В-четвертых, я бы хотела, чтобы ты тоже дала мне какое-нибудь задание. Я же вижу, что вы все чем-то занимаетесь, хотите вернуть себе ресторан или что там еще… Словом, пока мои детки с Таней, я свободна и могу сделать что-нибудь полезное для общества.
Я продолжала недоумевать такой резкой перемене в настроении Лены. Кроме того, что она была бодра и весела, она к тому же еще и прекрасно выглядела. После душа, пахнущая шампунем, розовая, чистая, с уложенными волосами, в белом кашемировом свитере и красных брючках, она казалась моложе, свежее, чем я ее знала, скажем, еще вчера.
– Что, жизнь удалась? – не выдержав, спросила я ее, все еще помня о той боли, которую я испытала вчера, предположив, что это именно она исчезла с похищенными у меня деньгами.
– Я не обижаюсь на тебя, – сказала она мне, улыбаясь абсолютно невинной улыбкой. – Я бы тоже на твоем месте подумала на меня, потому что именно меня-то дома и не оказалось… Но вот теперь, когда я знаю, что деньги украдены, я могу предположить, кто их похитил… Миша. Да-да, именно Миша. Может, вы не заметили, но в последнее время он вел себя как-то странно, словно у него было что-то на уме… Нет, я понимаю, конечно, у него отобрали ресторан и все такое, все эти переживания, но все равно, он был… как бы это выразиться поточнее… неадекват, вот!
– Миша?
– Тая сказала мне, что они поссорились, и он ушел, обвинив вас, вернее, всех нас во всех смертных грехах и хлопнув при этом дверью! Да он нарочно спровоцировал этот скандал, чтобы уйти, исчезнуть, прихватив с собой деньжата… Уж не знаю, о какой сумме идет речь, но, думаю, карманов у него хватило, чтобы распихать их…
– Ладно, я подумаю, – сказала я.
Вспомнив о существовании ноутбука, об интернете, которым, к счастью, я обладала не без помощи моих продвинутых (и невидимых) соседей, владельцев wi-fi, я, отправив Лену варить кофе (просто избавившись от нее), решила заняться изучением всего, что имело хотя бы какое-нибудь отношение к Луке Заречному.
Фотографий его в интернете было мало, это и понятно. Однако очень хорошо была представлена коллекция фото его любовниц (реальных или придуманных представителями желтой прессы). Все девушки были как на подбор, фотомодели. Но чаще других мелькало лицо красивой блондинки по имени Стелла. Позже я выяснила, что это как бы ее псевдоним, что настоящее ее имя Татьяна Толоконникова. Моделька, любовница…
И тут мое внимание привлекла заметка, в которой говорилось, что Стелла была любовницей не только Луки, но и депутата Ч., тело которого буквально сегодняшним утром было обнаружено в собственном загородном доме, и что Стелла исчезла. Больше того, скандалисты-журналисты писали, что Стеллу убили, на это указывает кровь, обнаруженная на полу и ковре дома Ч. И что, скорее всего, ее убили после того, как был застрелен сам Ч. Была также развита тема самоубийства депутата, но в это, по словам тех же журналюг, мало верилось. Приплетена была и история похищения денег Лукой у этого самого депутата Ч.
Я провалилась с головой в новости, сплетни, статьи, заметки, криминальную хронику дня, во все, что было хоть как-то связано с Лукой, в которого я по-прежнему была влюблена, поскольку эта тема касалась теперь уже непосредственно меня.
Когда же я увидела между строк промелькнувшее собственное имя, а потом и фамилию (сначала было упомянуто, что деньги умыкнула с помойки некая Виолетта М., а после уже и просто "Виолетта Мясникова" – вот она, хрестоматийная утечка следственной информации!), меня бросило в жар!
Я оттолкнула от себя ноутбук, словно это он сам, лично, подставил меня, опорочил, предал, наконец.
Как же это могло случиться, что весь мир теперь знает о моем существовании? И как же мне теперь жить? И как доказать всем, что и у меня теперь эти деньги сперли?!
– Тая-а-а-а!!! – заорала я так, что затряслись стены дома.
Тая влетела в комнату. За ней ввалились Лена, Таня, Петр (в чужой, одолженной им, вероятно, у бывших обитателей этой нехорошей квартиры пижаме) и даже визжащие по каким-то своим веселым детским причинам маленькие Танечка и Аркаша.
Все застыли, замерли на пороге, глядя на меня и проверяя, жива ли я и вообще, где тут змея (дракон, динозавр, крыса!!!), которая могла так меня напугать.
– Тая, я только тебя звала, – сказала я, мысленно благодаря всех своих друзей за их неравнодушное ко мне отношение.
– Что случилось, Виолетта? – спросила Тая, когда мы остались одни.
Я развернула к ней экран ноутбука.
– Да уж… – Тая посмотрела на меня с задумчивым видом. – Но как они узнали?
– Да все элементарно… В полиции, или где там, в прокуратуре, не идиоты работают… Думаю, Луку где-то зафиксировали камеры наблюдения, видели, как он выбросил сумку напротив моих окон. Потом порасспрашивали моих соседей, которые могли видеть меня из своих окон, как я забираю сумку… Все элементарно, повторяю, Ватсон!
– Лена предполагает, что твои деньги взял Миша, – осторожно сказала Тая. – Но если ты хочешь знать мое мнение, то он не такой… Да, вчера он поступил как последняя свинья, обвинив всех нас… Но я думаю, что у него просто сдали нервы. Я не удивлюсь, если он сейчас глубоко раскаивается и мечтает вернуться к нам.
– Ты так считаешь? Серьезно?
– Я знаю его хорошо. Да, действительно, я никогда прежде не видела его таким, но если взять во внимание, сколько ему пришлось пережить… Смерть родителей, его плен и угроза смерти, да еще ресторан отняли… Вот как ты думаешь, где он сейчас?
– Понятия не имею…
– Если предположить самое худшее, что у него крыша поехала, ну или что он близок к этому, то он может сейчас отправиться в свой ресторан… Нет, он не станет ни травиться, ни вешаться, он слишком трус для этого, но просто прийти туда потому, что больше ему идти некуда…
– А его квартира?
– Виолетта, дорогая, неужели ты не понимаешь?! Полистай новости, я уверена, что трупы в ресторане уже обнаружены, что там уже наверняка работает следственная группа с экспертами и все такое… Предполагаю, что в прокуратуре наверняка известна история рейдерского захвата нашего ресторана Ивановым, а также история убийства родителей Миши… Вот и поставь себя на место следователя, для которого самым главным в расследовании этих убийств является мотив. А мотив был у Миши… Вот поэтому он вряд ли сейчас отправится к себе домой, где его уже наверняка поджидают оперы, или кто там, я не знаю… полиция, словом.
– Но зачем же ему тогда идти в свой ресторан?
– Думаю, чтобы сдаться… или чтобы самому увидеть мертвого Иванова… Я не знаю, я не могу отвечать за его поступки!
– Тебе жалко его.
– Жалко, правда. На улице зима, холод, мороз… Он в легкой куртке, голодный, без денег…
– Так найди его, – устало проговорила я, поскольку у меня и без Миши было полно забот и проблем.
– Он здесь, – вдруг тихо сказала Тая.
Я нашла Мишу на кухне. Он сидел, закутанный в одеяло, и пил чай с малиной.
– Прости, – сказал он, глядя на меня печальными глазами бассет-хаунда. – Сам не знаю, что на меня нашло.
– Так это не ты, значит, спер мои деньги? – вяло спросила я его, усаживаясь за стол и придвигая к себе большую чашку с кофе, которую приготовила мне Лена.
По кухне носились дети, с визгом, хохотом, и я, глядя на них, тоже захотела стать маленькой и без проблем.
– Господи, и чего только вы не успели повесить на мою голову! Давайте, валяйте… Мне уже все равно.
– Смотрите, – Тая вошла в кухню с моим ноутбуком, – в интернете уже появилась информация о "кровавой бойне в ресторане "Преферанс", принадлежащем прежде известному ресторатору и музыканту Михаилу Зелькину"… Миша, да тебя ищут! Или стоп… Брр… Борисов… Вот, видите, мелькает фамилия "Борисов"…
Мы все увидели, как вытянулось лицо Таи (а потом и наши лица), когда она прочла: "Из непроверенных источников выходит, что известный бизнесмен Б.Г. Борисов, поссорившись со своей супругой Еленой из-за актрисы и певицы ресторана "Преферанс" Таисии Китаевой, являющейся одновременно любовницей Б. Борисова и О. Иванова, отнявшего ресторан у господина Зелькина, известного ресторатора и музыканта, выгнал из дома супругу и, возможно даже, убил ее, няню и их малолетних детей, после чего приехал ночью в ресторан и расстрелял всех, кто там находился, включая Иванова, посетителей ресторана и охранников. После этого Б. Борисов вернулся к себе домой и застрелился".
– Мамадарагая… – только и смогла произнести я.
– Но это еще не все, – сказала Тая, продолжая читать. – Источник утверждает, что теперь ресторан "Преферанс" принадлежит гражданке Швеции, владелице частных стоматологических клиник Ольге Михайловне Берглунд, которой Олег Иванов, в прошлом судимый за разбой и убийство, успел продать ресторан незадолго до кровавых событий…"
– Я бы этим журналистам головы поотрывал, – воскликнул в сердцах Миша Зелькин. – Это же надо такое придумать – гражданке Швеции… Услышали звон, да не знают, где он… Если фамилия не славянская, значит, непременно гражданка Швеции… Да наверняка где-нибудь здесь обитает, неподалеку…
Я сидела ни жива ни мертва, оглушенная этой информацией. Это был как раз тот случай, когда ноутбук хочется разбить уже за то, что он ноутбук.
Ай да Ольга Михайловна! И когда это она успела махнуть в Швецию? Наверное, к ее дому в Клюшниково подогнали ее личный самолет, чтобы она могла время от времени курсировать туда-обратно… Клюшниково – Стокгольм.
– Вы хотя бы понимаете, что все мы теперь – изгои, – сказала Тая. – Что нам теперь вообще отсюда носа высовывать нельзя. Ты, Миша, я вот тут еще прочла, вообще считаешься убитым, и твое тело ищут… Ты, Виолетта, вообще сперла шесть миллионов евро и скрылась с ними (господи боже мой!) в Германии. Я, оказывается, вообще Мата Хари, женщина-вамп, любовница и Борисова (твоего мужа, между прочим, Лена), и убитого Иванова… Ты, Лена, с детьми и няней тоже где-то закопаны зверем-Борисовым. Нас нет, друзья, и я вас поздравляю! Как же это прекрасно!
У нее начиналась истерика.
И вдруг все, как по команде, повернули голову к Лене. Сквозь пеструю, желтоватую муть журналистской паутины проступила страшная правда, трагедия, и в кухне запахло кровью и порохом…
– Таня, уведи детей, – сказала Лена, все так же легкомысленно улыбаясь. И когда детей увели, она сказала: – Это было ночью… Я взяла твой пистолет, Виолетта, поехала домой, открыла дверь, благо ключи мне дала Таня, вошла, увидела Борисова и застрелила его. Потом протерла платком пистолет и вложила ему в руку. Как видите, сработало, Борисов – самоубийца.
– Лена… да как же?
– Одним злодеем стало на земле меньше… – сказала она твердым, не свойственным ей, тоном. Хотя, что я о ней знала тогда…
– А вот обо мне еще ничего не написали, – стараясь разрядить гнетущую обстановку, вдруг сказал высоким, нервным мальчишеским фальцетом Петя. – А это значит, что я вроде как бы и ни при чем… Если вы не против, я пойду немного позанимаюсь…
И он, словно его окружали не воры, бандиты и убийцы, встал и отправился в свою комнату.
– Аверкин! – объявил он нам запоздало из глубины квартиры. – "Волжские переборы"!
22. Лазарев
Два часа у адвоката Лазарева ушло на то, чтобы на своей даче, в деревне Благовещенке, что в тридцати километрах от МКАДа, вскрыть все тайники, забрать деньги и драгоценности, заработанные и накопленные им за все время своей адвокатской деятельности, уложить все это в большой портфель мягкой телячьей кожи и, заплатив своей соседке и одновременно доверенному лицу, Эльвире Николаевне, за то, чтобы она присматривала за его домом, вернуться обратно в Москву.
Понятное дело, что основные его средства сверкали валютным блеском в европейских банках, на его собственных счетах, а также на счетах его жены и двух дочерей. Припрятанные же на даче наличные и драгоценности он копил на так называемый черный день, о котором помнил всегда, поскольку последние десять лет занимался не очень-то приличными, в смысле закона, делами. Вернее даже, делишками. Но не гнушался он ими исключительно из-за того, что те люди, которых они в паре со своим приятелем-нотариусом обманывали, проворачивая мошеннические схемы, являлись людьми далеко не бедными, а по большей своей части людьми нехорошими, а то и просто негодяями. К тому же фигуранты многих документов, в изготовлении которых он принимал участие, были или вовсе мертвыми душами, или собирались стать таковым. Как раз таким было его последнее дело – Олега Иванова.
Общаясь в узком кругу людей, так или иначе связанных с криминалом, а потому находясь в курсе событий, он был хорошо осведомлен о том, что произошло с рестораном "Преферанс", принадлежащем Мише Зелькину. Это было хорошее заведение, уникальное в своем роде, которое поддерживало дух советского времени, которым хотели и продолжали жить многие его знакомые, в особенности друзья его родителей. Внутри ресторана время словно остановилось, и словно по волшебству появлялось все то, что так любили и ценили представители старшего поколения. Это была особенная еда, музыка, убранство ресторана. Да и публика подобралась соответствующая – все родственные души. Конечно, поначалу, когда мужчины собирались там поиграть в преферанс, удовольствия от проводимого там времени было больше, однако когда азартные игры запретили, Миша Зелькин, чтобы не растерять своих клиентов, сделал все возможное, чтобы пребывание в ресторане было приятным, а потому расширил меню, добавив в него современные кушанья, кроме этого, превратил отдельные музыкальные номера в почти театрализованные представления, устраивая маленькие концерты в угоду публике. Единственной его артисткой и певицей была Таисия, молодая женщина, во всех отношениях прекрасная. Она обладала чудесным голосом, привлекательной внешностью, изящной фигурой, хорошими манерами, отлично держалась на сцене и никогда не допускала вольного к себе обращения. Конечно, тем, что она держалась на расстоянии от всех тех гостей ресторана, многие из которых были не прочь провести с ней время и даже заплатить за это, она была обязана исключительно Мише Зелькину. Он был ее ангелом-хранителем и, возможно даже, любовником, во всяком случае, об этом спорили, сплетничали.