Вольготно устроились на этом свете милицейские ребята: непокорных уничтожают и сами же заводят дела о розыске. Проституция, поборы, наркотики – все под ними. Обычных бандитов в городе нет. Есть бандиты в форме. Попробуй пикни! Пикнул один старпер, защищая сына, – завтра сам за решеткой оказался. Но был он старикан настырный. Выбрался на волю и клич кликнул к таким же, как сам. И навели старперы шороху.
Содержание:
-
Глава 1 1
-
Глава 2 4
-
Глава 3 6
-
Глава 4 7
-
Глава 5 9
-
Глава 6 12
-
Глава 7 15
-
Глава 8 17
-
Глава 9 19
-
Глава 10 21
-
Глава 11 23
-
Глава 12 28
-
Глава 13 31
-
Глава 14 34
-
Глава 15 35
-
Глава 16 37
-
Глава 17 40
-
Глава 18 44
-
Глава 19 48
-
Глава 20 51
-
Глава 21 54
-
Глава 22 59
Николай Старинщиков
Волчий корень
"Если бы вдруг всё это теперь на ваше решение отдали…
то как бы вы решили: кому из них умереть?"
Ф. Достоевский. "Преступление и наказание". 5, 4.
Глава 1
– Запугал до смерти… Придурок несчастный… – Ефремов Иван Степаныч сидел за столом на кухне, жаловался жене. – "Придется, говорит, ему сидеть от звонка до звонка, если он такой у вас непонятливый…"
Ефремов замолчал, обреченно глядя в окно. Там шел дождь. Непогода стояла вторые сутки. До этого была жара. Тогда и случилось с их сыном несчастье.
Степаныч скачет взглядом с дерева на дерево, с дома на дом. Он ищет выход из положения и не находит.
– И ты опять промолчал? – спрашивает Серафима Семеновна.
Супруга почему-то уверена: стоит сказать какие-то нужные слова – и сына освободят. Или хотя бы отпустят под подписку.
– Думаешь, это поможет? – Ефремов отворачивается от окна. – Навредит – обязательно. Молчать пока что надо.
– Неужели так трудно? Работал ведь тоже когда-то.
Степаныч подпрыгнул за столом. Ему надоело слушать старушечьи бредни.
– Не верю я в его виновность. Подсунули ему…
– А я о чем! Именно, что подкинули!
Серафима Семеновна размазывает по лицу бесконечные слезы.
– Отец ты ему или кто? Сказал бы им тоже – сам, мол, служил в милиции. Отпустите вы его ради Христа. Они же ведь тоже люди.
– Забыли меня там давно…
– Ходить надо было… Навещать…
– А работать когда?!
– Вот и наработался…
У Степаныча голова шла кругом. Олегу перед этим навязывались со своими услугами какие-то люди, но тот отказался – не нужна ему охрана. У него своих средств достаточно: сигнализация, видеокамера над входом. Да и нет тех денег, какие с него запросили. А была бы, допустим, охрана – в офис просто так никто не вошел бы. Однозначно…
– Так и будешь сидеть? – доставала жена. – Делать ведь что-то надо.
– Не мешай. Я думаю…
Супруга встала и вышла в зал. У нее работа неожиданно там появилась – вещи с места на место перекладывать.
– Надумал? – возвратилась она.
Она подошла и в упор посмотрела мужу в глаза – тот явно бездействовал.
– Адвокат просит пятьдесят тысяч… – сказал Степаныч.
– Рублей, что ли?
– "Зелеными" не хочешь?!
У Семеновны в удивлении отпала челюсть.
– Ты не ослышалась. "Иначе, говорит, по вашему делу работать не буду…"
– Уму не постижимо. Что у них там за ставки…
– Опомнилась… С луны прилетела…
– Где взять?
– Вот и я думаю…
Ефремов Иван не имел таких денег никогда. Ему не приходилось их видеть даже в чужих руках. У Олега денег тоже нет – фирмочка у него так себе. Едва успевал платить налоги. И вдруг – на тебе!
Степаныч едва соображал. Негде взять эти средства. Квартиру продать если, хрущевку, и то не соберешь. Сноха попалась небогатая. Плюс ко всему ребенок, внук.
– Придется мне снова туда идти, – выдавил из себя Иван Степанович. – Дождь кончится – пойду. Николай Николаевич должен меня помнить.
– Правильно. Иди. Сразу надо было…
Серафима Семеновна присела к столику и стала учить супруга.
– Зайдешь… Так, мол, и так – работал тоже у вас… следователем…
– Старшим, – поправил Степаныч.
– Ну, ты знаешь, как там сказать.
Ефремов насупился. Освобождение сына казалось ему неразрешимой задачей: ведущий дело следователь даже говорить с ним не захотел, так что надеяться оставалось только на адвоката. А тот вел тоже странную линию, назвав фантастическую сумму, которая, как он прямо сказал, – уйдет вся практически следователю.
"О чем мы говорим? – думал Степаныч. – Взятку дать собираемся – лишь бы освободить невиновного… Но какая же это взятка, если человек невиновен! Это же вымогательство чистой воды…"
– Помнишь, – говорила жена, – тебе цыган кинул деньги на стол и убежал? А ты бегом за ним несся по коридору…
– Не догнал.
– Потом с этими деньгами – через дорогу и в сберкассу. На строительство церкви пожертвовал. Целых сто рублей. Красными червонцами… И даже квитанцию принес…
– Цыган скупой попался… Кинул бы больше – может, не стал бы жертвовать…
Жена махнула на него рукой: так и так сдал бы – феномен известный…
– Одного боюсь, – соображал Степаныч. – Узнают, что я бывший мент, – запрутся. И будут гнуть прежнюю линию. Где в таком случае гарантия?
– Смотри сам…
– Вот здорово! – опешил Степаныч. – Опять виноват буду…
– Не будешь. Собирайся. Кончился дождик. Зонтик возьми и ступай. И без Олега не возвращайся.
Степаныч даже сплюнул от таких слов – неисправимый человек эта Серафима. Хотя и жена.
– Иди! – напутствовала та. – Всё равно денег нет! С богом…
И Ефремов с зонтом в руке и с красным пенсионным удостоверением в кармане снова покинул квартиру. Будь что будет. Надо искать какие-то выходы. Не может такого быть, чтобы сын наркотой занимался – у того и дум отродясь таких не было, чтоб наркоту оборачивать. С другой стороны, откуда такая уверенность? Ведь он отец, а потому не может быть объективным. Прихватило за жабры с этим долбаным кризисом – вот и решил сынок, что подобный способ – самый выгодный, чтобы выплыть. Поговорить надо с ним: по глазам оно виднее, виноват или нет.
Районное управление помещалось в бывших стройбатовских казармах. Ефремов сел в троллейбус, доехал до нужной остановки, дальше пошел пешком. Всего два километра до РУВД. Все ходят пешком, кому необходимо, – одни по службе, другие по нужде. Лишь начальство ездит на служебных машинах. Их и привезут, и отвезут. Остальные не могут претендовать на лучшие условия.
По пути Степаныч пытался набраться решимости. Сейчас он придет к Николаю Николаевичу и безо всяких спросит. Например, про то, как ему в полковниках ходится? Не жмут ли погоны? Степаныч учил полковника готовить процессуальные документы, когда тот еще был курсантом и отрабатывал положенные дни во время практики…
Степаныч поднялся на третий этаж, подошел к двери и заробел. Мимо сновали совершенно незнакомые люди, а он всё стоял. Потом толкнул дверь и вошел в приемную. За столом сидела девушка-секретарь.
– Мне бы к начальнику… – сказал он.
– По какому вопросу? – спросила секретарша безликим голосом. – Вы должны четко сформулировать направление.
Сразу видно, ей надоели посетители с личными проблемами. Каково тогда самому начальнику?
– Мне насчет сына, – ответил Степаныч. – Дело в том, что его неправильно задержали…
Ему не дали договорить. Его история никого не интересовала. Слишком это было обычно и каждодневно, чтобы сердцем вникать.
– Но мне нужно именно к нему! – выходил из себя Степаныч.
– Вам говорят, запишитесь на прием… Или к заместителю по следствию. Это же так просто. Неужели вы не можете понять, что начальник не может принять все население.
– У него заседание?
– Нет…
– Тогда я зайду…
– Нет, вы не зайдете!
Секретарша вскочила, но Степаныч опередил ее – открыл дверь и скользнул внутрь. Секретарь громко пищала у него за спиной, цепляясь за рукава.
– Здравия желаю, Николай Николаевич! – почти выкрикнул Степаныч. – А ведь к вам не прорваться!
Начальник оторвал взгляд от стола. Кажется, он не узнал посетителя. Ходят к нему многие и всякие. Но нет, все-таки узнал. Поднялся из-за стола и пошел навстречу.
– Какими судьбами?
– Сынок третий день у вас… Должно, арестуют непонятно за что? Не виноват парень.
– Присаживайся, Иван Степанович… Сейчас разведаем, так ли все серьезно, – вселил надежду начальник. Нажал на клавишу и поднял телефонную трубку.
– Слушай, кто у тебя по делу Ефремова закреплен? Бнатов? И что? Неужели все так серьезно, что надо тащить за решетку?
Начальник покачивал головой.
– Да-а-а? Вот даже как? – удивился он. – Понимаешь, здесь его отец. Иван Степанович. Из нашей системы тоже… На пенсии… Помочь нельзя ли? Если есть возможность, сделай так, чтобы… Про овец и волков это ты правильно заметил… И целы, и сыты… Иногда так бывает… – и мрачно усмехнулся.
Ефремов был на седьмом небе. Давно надо было придти и без лишних слов попросить. Так все теперь делают. Один он стеснялся всю жизнь… Зато честен. Почти что беспорочен. Кому она нужна честность?!
Иван Степанович поблагодарил начальника и, кланяясь, вышел задом наперед.
Радость его была безмерна. Сейчас он увидит сына – как раз его доставили из ИВС для проведения следственных действий. А может, и не увозили его никуда, оставив в местном обезьяннике…
Поднявшись на пятый этаж, он подошел к кабинету Бнатова и постучал в дверь. Однако ему никто не ответил. Он толкнул дверь, прошел тамбуром внутрь: за столом сидел Бнатов, перед ним в наручниках стоял Олег. Тому даже не предложили сесть. Ну и нравы.
– Можно к вам? – спросил Степаныч и шагнул к столу, не дожидаясь ответа. Слишком он медлителен, этот Бнатов.
Следователь тяжело посмотрел на вошедшего.
– Я только что от Николая Николаевича… – сказал Степаныч, чувствуя сухость в горле.
– Слушаю вас.
Взгляд следователя ничего не выражал, кроме прежней холодности и презрения. Впрочем, было еще что-то во взгляде.
– Неужели все так серьезно, что надо держать человека? – торопился Степаныч. – Ведь он предприниматель. Ему дорога каждая минута.
И к сыну:
– Скажи, Олег, только как на духу, почему ты здесь сидишь? Это правда? Смотри мне в глаза…
У сына в глазах растерянность и подавленность. Что здесь нужно бывшему подполковнику?
– Скажи, сынок, – это правда, о чем мне сейчас рассказали?
Олег ничего не ответил. Лишь покрутил пальцем у виска, подняв кверху обе руки в наручниках. Совсем папаша не понимает, в каком мире теперь живет.
– Скажи хоть слово, – требовал отец.
На столе у следователя прозвенел телефон.
– Слушаю, Бнатов. Ах, вот оно что… Понятно. Естественно… Это меняет дело. Пусть поговорят. Не могу ничего обещать. Понимаете, мы тоже не можем. Дело зарегистрировано… Это же все-таки уголовный процесс.
Вероятно, Бнатову звонил сам Николай Николаевич. И вот он результат: покатилась тележка. А ведь Степаныч данный вариант предвидел. Теперь Бнатов будет стоять до конца, если учесть, что дело действительно сфабриковано.
– Говорите, но ни слова по делу. У вас одна минута, – проговорил следователь и посмотрел на часы. – И помните: я вынужден согласиться на это нарушение, поскольку меня заставили. – Он щелкнул ногтем по телефонной трубке.
Ефремов приблизился к сыну и обнял его. Ему и надо-то всего – в глаза посмотреть. Родительское чутье не обманешь.
Сын не лгал. Дело сфабриковано. Оно является результатом отказа от услуг одной из охранных фирм. Это же очевидно.
– Ты признал себя виновным? – спросил Степаныч о главном.
– С какой стати?! – резко ответил сын.
Следователь подскочил, словно ужаленный.
– Разговор закончен! Вас предупреждали!
– Не признавай вину! – напутствовал отец.
В него уперлись руками сам следователь и его помощник, взявшийся словно из ниоткуда – как чертик из табакерки, и стали выдавливать из кабинета.
– В суде будет поздно, Олег! – кричал Степаныч, пятясь к двери.
У косяков его с силой толкнули, и он выпал из кабинета под ноги какой-то старухе – на покрытый линолеумом бетонный пол. Он быстро вскочил и бросился назад. Степаныч не соображал. Его уронили, а этого нельзя прощать.
Но дверь оказалась на запоре. Степаныч упорно стучал – ему не открывали.
Переведя дух, с трудом соображая, он отошел на лестничную площадку и стал подводить итоги. Аномально повел он себя. Повелся на уговоры супруги – и вот результат. Старый дурак мог продать дачу, машину с гаражом. На худой конец – квартиру. Эту силу победить невозможно. Даже оторопь берет, до чего они здесь перестроились.
Здесь не было даже туалета, где можно отлить. Система, будь ты неладна! Степаныч был когда-то ее частичкой. Теперь он жертва.
– Не помню, чтоб было такое… – плевался он в угол. – Всякое случалось, но чтобы так, это уж извините… Испакостилась организация…
Он опустился на первый этаж, вышел на задний двор и там отлил, пристроившись за углом. Затем возвратился. Сержант на вахте лишь мельком взглянул на его красные корочки. Пенсионное удостоверение внешне ничем не отличалось от служебного.
Степаныча неудержимо тянуло наверх, там у него оставался сын. Вероятно, следователь выглядывал в коридор. Теперь он уверен, что в коридоре, кроме старух, никого нет, – ушел старый козел – можно и делом заняться.
По пути его обогнали двое в штатском лет под тридцать. Степаныч их не интересовал. Они перекидывались малозначительными фразами.
– "Слоника" сделаем – он и подпишет, – гундел один, косясь в сторону Степаныча.
"Оперативники!" – догадался Ефремов, заметив в руках одного сверток серой резины с рубчатым шлангом. Это был противогаз. Выходит, не врали в СМИ журналисты, рассказывая об этих самых "слониках". Не повезло кому-то.
Оперативники прибавили ходу и устремились по коридору направо. Пенсионер Ефремов остался позади. Ему идти, но он застыл у поворота в коридор. Кабинет следователя Бнатова в той же стороне. Оперативники спешили, не обращая ни на кого внимания. Они у себя дома.
Страшное предчувствие охватило Ивана Степановича. Оперативники мялись перед дверью Бнатова. Несколько женщин по-прежнему стояли в коридоре. Кабинет открылся, двое быстро вошли внутрь, и дверь вновь захлопнулась.
Степаныч продолжил путь, приблизился к двери, остановился, напряг слух и – ничего не услышал: ему мешали женские всхлипы. У одной сына ограбили. Другую сноха ножом пырнула.
– Тише вы! – зашипел на них Степаныч и вновь прислонился к двери.
Народ послушно затих. Из-за двери доносились слабые шорохи. Скрипнула в тамбуре внутренняя дверь.
– Не буду я подписывать! – отчетливо произнес Олег.
– Почему ты не будешь?! Почему?! – накаляясь, звенел голос Бнатова.
– Потому! – отбивался сын. – Это бред собачий! Это не сфера моих интересов! Вам известно, я занимаюсь компьютерами!
– Да что ты…
Раздался непонятный шорох – словно внутри шла борьба. Внутренняя дверь вновь закрылась.
Слух у Степаныча напрягся, а воображение нарисовало картину: Олег бьется в конвульсиях, сотрясает головой. Перекрытый рубчатый шланг мотается у него по груди.
Степаныч больше не мог терпеть.
– Вы все будете свидетелями! – крикнул он. – Там пытают человека! – и, развернувшись, с силой ударил ногой в дверь.
Слабый шпингалет вылетел вместе с гвоздями. В МВД никогда не было надежных запоров. Дверь распахнулась.
Еще два удара в другую дверь, и та слетела с петель. Двое оперативников испуганно жались в углу. Бнатов сидел на прежнем месте, оскалив зубы.
Олег – в резиновой маске! – сидел на полу. Степаныч подскочим к нему, сорвал с головы резину и разорвал.
– Суки… – облегченно вздохнул Олег. – Чтоб вы сдохли!
Олег был прикован наручниками к трубе отопления, часто дышал. Степаныч не стоял на месте – у него было мало времени, всего две секунды. И он их уже истратил.
Удар правой нагой с разворота не достиг цели. Бнатов успел увернуться, ударившись головой в сейф. Двое других опомнились и полезли на Степаныча.
– Старый перец…
– Сейчас мы тебя…
В руках у них мелькнул баллончик с "черемухой". Дебилы! Да разве же можно применять его в помещении. Толпа зевак застряла в двери.
Втроем, включая следователя Бнатова, Степаныча скрутили, повалили на пол. Удары сыпались со всех сторон. Олег ничем не мог помочь. Лишь один раз ему удалось заехать оперу между ног, но удар оказался неточный – по-прежнему прыгает опер. Тот самый, что был на задержании Олега.
Внешнюю дверь захлопнули перед носом у "зрителей".
– Прекратите! – кричал Олег, глядя, как избивают отца. – Вы слышите?! Я подпишу! Отпустите его!
Наконец его услышали. Надели на старика наручники и крепко зажали. Отец закричал от боли.
– Фашисты! – негодовал Степаныч. – Вы еще у меня попляшете!
– Ты у нас тоже попляшешь, – пыхтел, отдуваясь, Бнатов. – Я тебе обещаю…
Он налил в стакан воды и залпом выпил. Вытер ладошкой губы. Упрел, пока с преступником воевал. Заполненный бланк обвинения вынул из папки, придвинул Олегу.
– Читай и подписывай. Можешь не читать – не велика шишка.
Старший Ефремов по-прежнему лежал на полу.
– Прошелестите насчет свидетелей, – распорядился следователь.
Оперативники выскочили в коридор. Оттуда донеслось старушечье "кряканье". Конечно, они видели, как произошел этот случай, – они ведь рядом стояли. Ворвался, как ураган, и разнес все вдребезги.
В кабинет вбежал дежурный сержант и увел Олега в "обезьянник". Степаныча подняли с пола, усадили на стул. Быстрые руки побежали по карманам.
– Сиди, пока по ушам не съездили…
– Понятых! – напомнил Бнатов. – Немедленно!
Он был вне себя от счастья: его трал захватил богатый улов – сын с отцом попали в сети.
Оперативники завели двух старух.
– Сейчас мы осмотрим его карманы. Напрягите свое внимание.
Оперативник сунул руку Степанычу – в боковой карман пиджака – и вынул оттуда скромный пакетик. Видали? Кажись, наркотик.
– Что это такое? – спрашивает Бнатов у Степаныча.
– Откуда я знаю…
– Задержанный не хочет сознаваться, – бормочет следователь. – Такое бывает. От безвыходности.