Феликс вздохнул, пробормотал под нос: "Зачем я это делаю?" и вышел из машины, Надя направилась следом. Феликс поднял крышку багажника, и она увидела пухлый кожаный чемодан, лежащий поверх запасного колеса и канистры для бензина.
Зубов подтянул чемодан к себе, щелкнул замками. Под крышкой топорщилось что-то черное, кожаное, в металлических заклепках и шипах. Феликс черно-кожаное извлек, встряхнул и расправил. Брюки, куртка-косуха, бандана. В отдельном пакетике у него были уложены какие-то ремни и ошейники, также пестрящие клепками и шипами. Имелись даже короткие сапоги с металлическими клювами на мысках и шпорами на пятках.
"Ай да бизнесмен из провинции", - удивилась про себя Надежда и посмотрела на Феликса внимательно. Ей стало любопытно, чем он там у себя в глубинке занимается, и она его об этом спросила, когда они вновь вернулись в салон автомобиля.
- Ну чем мы можем заниматься у себя в глубинке? Выращиваем и консервируем, чем же еще? У нас фермерские хозяйства в области неплохие, так вот я, например, овощи у них скупаю и перерабатываю, а здесь в Москве ищу сбыт. Мой бренд уже достаточно известен, я вам сейчас одну этикеточку покажу, может, узнаете. Конечно, с белорусами конкурировать трудно, но свою часть рынка я отвоевал.
Он порылся в бардачке, из которого зашелестев, просыпались Наде на сапоги какие-то квитанции и чеки, отыскал этикетку овощного ассорти, маринованного, слабосоленого и, протянув, проговорил:
- Вот такая моя продукция. Сейчас расширяться хочу, дополнительный цех запускаю.
Надя повертела в руках огуречно-помидорную бумажку и вежливо произнесла:
- Красивая этикетка. И название продукта не избитое. Обязательно куплю, чтобы попробовать.
- Так о чем вы хотели со мной посоветоваться? - вытащив у нее из пальцев образец наклейки, вернул разговор в прежнее русло бизнесмен Зубов.
- О! Спасибо, что напомнили, Феликс, - поблагодарила Надежда и принялась импровизировать.
Она всегда считала, что провокация - лучший из способов пробить информационную пробку. Этот Феликс фрукт еще тот, неразговорчивый и подозрительный. Но если ему рассказать что-нибудь этакое… Что-нибудь шокирующее… И она рассказала:
- Видите ли, Феликс. Мне очень важно как можно скорее увидеться с Игорем. В свое время он совершил одну глупость, и я хочу ее непременно исправить.
Брови Зубова слегка приподнялись вверх, изображая удивление и внимание одновременно.
- Да-да, я вас слушаю, - поощрил он ее откровенность.
- Дело в том, что примерно полгода назад Игорь оставил завещание, в котором указал, что хочет, чтобы его имущество было полностью
распродано, а на освободившиеся средства был учрежден приют для бродячих животных.
- Что за бред? - не выдержал и сорвался Феликс Зубов. - Что за ерунду вы несете? И откуда, кстати, вам все это известно?
- Это не бред! - строго произнесла Киреева. - А знаю я все это, потому что он меня назначил своим душеприказчиком. Я сама собственными глазами видела это завещание. Я подумала, что он так решил пошутить, но он не шутил. Я видела подписи и печати, поверьте, я хорошо разбираюсь в таких бумагах. Все было подлинное. Тогда мы вместе с мужем принялись Игоря убеждать, чтобы он поменял завещание или хотя бы назначил исполнителем воли кого-то другого. Видите ли, у меня аллергия на шерсть животных. Он сказал, что ничего не знал про аллергию, и завещание непременно перепишет. Но он был постоянно занят со своим бизнесом, и документ до сих пор остается в том самом виде. А теперь он в больнице в состоянии, как вы говорите, тяжелом. Если вдруг с ним случиться что-то непоправимое, мне придется заниматься этой его безумной идеей, к которой у меня совершенно не лежит душа! Поэтому мне нужно попасть к нему в палату, пригласить туда нотариуса, и все это переписать прямо сейчас. Но если я заявлюсь к нему с нотариусом, он решит, что мы считаем, что его дни сочтены, и из-за этого ему опять может стать хуже! И что мне делать? Что мне теперь делать, уважаемый господин Зубов?
- То есть вы не пошутили насчет завещания? - неожиданно весело спросил ее Феликс.
- Ну конечно, я же вам сразу сказала, что у меня серьезное недоумение, и вы, как близкий друг Игоря с детства, можете дать мне совет. В конце концов, вы его в больнице навещаете, с врачами беседуете, можете мне подсказать, как быть лучше. Ведь беседуете?
- Вы не представляете, Надежда Михайловна, какой груз вы с меня сняли! - проговорил Феликс, пропустив ее вопрос мимо ушей, и Надежда с удивлением отметила, что он и вправду непонятно чему рад. - Давайте заедем перекусим куда-нибудь? У вас же сейчас обеденный перерыв? Тут неплохой ресторанчик есть, на Полянке. Не возражаете?
Надежда автоматически кивнула. Феликс завел мотор и тронул машину с места.
- Дело в том, что я не совсем ему друг детства, хотя мы, конечно, дружили. На самом деле дружили между собой наши бабушки, а мы как бы вынужденно общались, когда те обсуждали новый узор для кофточки. А бабушки наши были двоюродными сестрами. Теперь представляете мою проблему?
Надя не представляла.
- Ну как же! - с тем же весельем в голосе укорил ее за несообразительность Феликс. - Посмотрите, как все нехорошо со стороны выглядит: некий дальний родственник, который, кстати сказать, давно уже забыл дорогу к своему четвероюродному брату, приезжает к нему погостить, после чего при загадочных обстоятельствах погибает сестра этого четвероюродного, и сам он оказывается на краю могилы. Если он тоже умрет, то по праву наследования все имущество переходит к его дальнему родственнику, то есть ко мне. Вы спасли мое честное имя и мой душевный покой, уважаемая Надежда Михайловна. Мне хочется вас расцеловать.
- Что вы имеете в виду? - недоуменно спросила его Надежда. - Почему вы думаете, что эти трагические события могут отнести за ваш счет, что за чепуха? И почему вы сказали, что смерть Даши произошла при загадочных обстоятельствах? Да и Игорь пока жив, и, я надеюсь, скоро станет на ноги.
Феликс бросил в ее сторону мимолетный взгляд и снова уставился на дорогу. В этой Москве он всегда нервничал, когда вел машину. Тут ненормальные водители, борзые пешеходы, и слишком перегруженные предписывающими и запрещающими дорожными знаками магистрали.
Он проговорил:
- Я реалист, Надежда Михайловна. Игорь плох, и помочь ему может только чудо. А что касается Дашиной смерти, то вы сами подумайте: если ей вдруг приспичило наложить на себя руки, то почему бы ей в таком случае не воспользоваться острой бритвой и теплой ванной? Кстати, у нее на лице еще и кровоподтек был свежий, на левой скуле. Так о край стола не ушибаются.
- Вы откуда про кровоподтек знаете, Феликс? - вскинулась Надежда.
- Ну, это же я ее нашел мертвую. Подошел к двери, из-за нее звуки тяжелого рока доносятся. Позвонил, она не отпирает. Решил, что не слышит из-за грохота. А у меня ключи с собой были от их квартиры, я же Игоря накануне в больницу сопровождал и дверь запирал. Поэтому позвонил, позвонил, да и вошел. Пошел ее искать по апартаментам. Она в кабинете у Игоря сидела в кресле. С простреленным виском. Вызвал врача и полицию.
Неожиданно запиликал Надеждин телефон. Она вздрогнула, бросила нервный взгляд на Зубова, посмотрела на определитель. Звонили из кадров.
- Киреева, - коротко и сухо бросила она в трубку.
- Это Майорова говорит, - сказала трубка, - ваше заявление подписано, заходите за трудовой.
Надежде сделалось тошно. Так тошно, что даже захотелось заплакать. И обидно. Она же столько лет здесь отпахала, а ее даже не пытались отговорить… Хотя в кадрах, наверно, даже обрадовались. Не нужно напрягаться и подыскивать ей вариант внутреннего трудоустройства.
И двойной оклад теперь ей платить не надо, как пришлось бы делать в случае сокращения штатов. А что же Лапин с его нежеланием терять ценные кадры?
Потом она себя оборвала. Разве ты писала заявление для того, чтобы тебя уговаривали остаться? Или подсознательно все же для этого? Тогда твое подсознание, Надя, проделало с тобой плохую шутку. Но если ты хотела разрубить узлы, то ты должна только радоваться, потому что ты их разрубила.
Зубов Феликс все это время внимательно посматривал на собеседницу, а потом произнес:
- Вы знаете, госпожа Киреева, а ваша фамилия мне знакома. Видимо, все-таки слышал от Игоря.
Но Надя пропустила его замечание мимо ушей, сейчас ей было наплевать на благоприятные совпадения.
Она сидела как-то сразу осунувшись и обмякнув, пропуская мимо сознания сменяющие друг друга картинки городского пейзажа, и ни о чем больше не думала. Потом встряхнулась и попросила остановиться.
- Простите, Феликс, но у меня поменялись обстоятельства. Мне, видимо, придется вернуться на работу не пообедав. В конце концов, то, ради чего я просила вас о встрече, я сделала.
Зубов принялся озирать окрестности. Пробормотал:
- В этой вашей Москве нигде не приткнешься.
Ему пришлось свернуть в переулок, прежде чем он нашел свободное пространство у тротуара. Остановив автомобиль, он начал рыться по карманам, а потом растерянно произнес:
- Вот дьявол. Мне сейчас срочно звонок один нужно сделать, а смартфон я опять куда-то засунул. Вас не затруднит еще минуточку посидеть в машине? Можно, я вашим мобильником воспользуюсь? Очень важный звонок, извините великодушно!
Надежда безучастно пожала плечами и протянула ему мобильник.
Зубов широко улыбнулся, мобильник принял и выкарабкался на улицу. Он принялся часто нажимать на клавиши телефона, искоса посматривая то по сторонам, то через распахнутую дверь на Надежду.
Приложил трубку к уху, замер. И так с трубкой возле уха наклонился к Наде в салон и просительно сказал:
- Надежда Михайловна, вы уж извините, задергал вас совсем. Там у меня в бауле должна быть бутыль с жидкостью, это незамерзайка, ну, стеклоомыватель. Вы мне ее не достанете? Я бы залил, а то совсем не чистят дворники. Можете?
Надя вновь пожала плечами и принялась рыться на заднем сидении. Стеклянная бутыль, действительно, нашлась, но когда она протянула ее в дверной проем Зубову, тот, скорчив виноватую физиономию, попросил открутить крышку, делая свободной от мобильника рукой пассы, означающие, что в одиночку ему не справиться.
Надежда все-таки разозлилась. Она резко вывинтила крышку, которая тут же упала куда-то ей под ноги, и собралась, поменяв бутылку на телефон, пойти погулять по февральской Москве, чтобы привести мысли и чувства в порядок, а уж потом явиться по вызову Натальи Майоровой за трудовой. Но Феликс так неловко перехватил пузырь, что гладкое тельце бутылки выскользнуло из Надиных пальцев, не задержавшись в зубовской ладони. Жидкость оросила ее замечательную шубку и обильно полилась на ковролин под ногами. Бутыль закатилась под сидение. Запахло ванилью и еще чем-то кислосладким.
Она возмущенно взглянула на Зубова, но негодующие слова так и не сорвались с ее языка. Зубов смотрел на нее колючими глазами и улыбался. Продолжая улыбаться, он проговорил:
- Минут через пять, максимум - через семь вы, мэм, умрете. Это не очиститель для стекла, это синильная кислота. Ничего страшного, вас ждет обычное удушье. Вы должны знать, как это происходит, у вас же аллергия. Жидкость испарится и выветрится быстро, поэтому я скоро снова смогу сесть за руль. А затем мы с вами прокатимся на одно замечательное озерцо. Москву я знаю неважно, зато в Подмосковье ориентируюсь хорошо. Но озерца этого вы не увидите, жаль. Говорят, что душа какое-то время следует за покинутым телом, и вам, мэм, это предстоит скоро выяснить самой. Так сказать, из первых рук. Мобильник я вам потом в сумочку положу, не беспокойтесь. Должен ведь я был удалить свой номер из ваших контактов?
Глава двадцать пятая
- Зачем же тогда мобильник мне возвращать, если вы все равно собираетесь утопить мое несчастное задохнувшееся тело? - не поверив ни единому слову, и все-таки начав немного беспокоиться, с нервной иронией спросила его Надежда.
Все это сильно походило на жесткий стеб, как иногда выражается Андрюха. Дашка ведь говорила, что Игорев заезжий друг большой мастер издевки и любитель говорить гадости, глядя в лицо со змеиной улыбкой на морде. Совсем как сейчас. Хотя сейчас это не издевка, а розыгрыш какой-то идиотский. Надо же, шубу из-за этого мерзавца испортила.
- Ну как же, зачем возвращать? А если дорожная полиция остановит, а у меня тут вы дохленькая на пассажирском сидении сидите? Мне придется им объяснять, что вы сами по неосторожности вылили реактив на себя, пока я бегал за сигаретами. Глупое женское любопытство, за которое и поплатились. Это любой патрульный поймет. Еще я им скажу, что тороплюсь в ближайшую больницу, поскольку надеюсь, что вас еще можно спасти. Ближайшую от того места, где нас с вами остановят для проверки документов. Я еще и дорогу попрошу их указать для большего правдоподобия. Как вы считаете, такая история прокатит? Еще как прокатит!
И глядя в наполняющиеся ужасом глаза Надежды Михайловны, он снисходительно пояснил:
- Простите, мэм, я не воспринял ваш милый треп про завещание всерьез. Но мне не нравится, что вы Киреева. Если бы не это, мы даже могли бы подружиться. Теперь извините, жидкость выветривается понапрасну. Я покурю тут пока.
И с этими словами он захлопнул водительскую дверь и нажал на кнопку брелка, заблокировав все окна и двери сразу.
Замки клацнули, Надежда осталась задыхаться внутри. Она поняла, что не ванилью, не ванилью пахнет, а миндалем! Цианидом, смертью, смертью скорой, но тем не менее, мучительной. Когда она будет умирать от паралича дыхательных путей, эти семь минут покажутся ей вечностью. Или что он там парализует, яд этот? Или не парализует, а что-то разрушает?
Она торопливо натянула до самых бровей воротник водолазки, но рецепторы носа все равно ощущали проникающий сквозь тонкий трикотаж едкий запах, и ее охватил отчаянный ужас.
Она принялась дубасить по стеклу, дергать дверные рукоятки, лупить по каким-то клавишам и рычагам… Бесполезно и безнадежно. Сквозь тонированные стекла никто не увидит, как она будет биться в предсмертных конвульсиях, которые наступят сразу же за ее беспорядочными метаниями внутри салона авто, который превратился в газовую камеру.
Смешавшись со смертным страхом, волна обиды и острой жалости к себе подкатила к горлу, хлынули слезы. Она поняла, что умрет. Что умрет, так и не успев пожить. Что все время ждала и надеялась на будущее счастье. Оно впереди непременно будет, непременно к ней придет. А его все не было и не было.
Она не унывала и старалась весельем заполнить то, что должно было быть заполнено счастьем. Она очень хотела любить и любила. Но мужу ее любовь показалось никчемным пустяком, и он кинулся заполнять скуку будней, ища на стороне иных впечатлений и утех. И сына Надя любила, но он быстро вырос и материнскую заботу начал воспринимать как попрание свобод и прав. Надежда с трудом к этому привыкала. Привыкла, когда поняла, что теперь она не часть его жизни, увы.
А Иван? Ведь, правда же, ты увидела лучик надежды? Глупо, конечно. Надежда часто бывает глупой, такой вот каламбур. Иван ее презирает и ненавидит, она это заслужила. И теперь она даже не сможет попросить у него прощения и объяснить. Объяснить, что.
Объяснить, что ей очень жаль, что все так получилось. Что она не хотела причинить ему боль. Что теперь его боль болит у нее в груди.
Не лги себе хотя бы сейчас, Надежда. При чем тут твое раскаяние и чувство вины? Ты полюбила. Как девчонка, острой пронзительной любовью. Как, наверно, даже в Кирилла никогда не была влюблена. Совсем недавно тебе казалось, что молодость прошла, и в этой жизни с тобой уже ничего случиться не может - ни сумбурных желаний, ни заполошного сердцебиения, ни злой неистовой ревности, ни бессонных ночей. Но ты полюбила. Что это - жданное счастье? Или наказание? И теперь твоя совесть велит тебе просить прощения?
Не лги себе. Если бы ты не попала стремительно в неволю к этому тотальному чувству, от которого, кажется, душа расстается с телом, разве ж ты терзалась бы тем, что причинила боль какому-то монстру Лапину? Да ни за что! Еще и гордилась бы, и ликовала, и приговаривала бы, что так тебе, монстр, и надо.
Ты полюбила. А он возненавидел. Сделанного не исправишь, но ей захотелось ему хоть что-то объяснить! Например, рассказать о своем абсолютном и абсурдном одиночестве даже в разгар бешеного веселья в кругу хохочущих подруг и их приятелей. О том, что и подруг-то настоящих у нее нет, давно нет, еще с института. О том, что никогда у нее не было надежного мужского плеча рядом, надежного и верного, хотя она и была замужем много лет за одним и тем же человеком. О том, что всю жизнь мечтала обрести такое надежное плечо, но видела вокруг себя только похотливых павианов, желающих без хлопот получить свое павианье удовольствие. О том, что за все годы супружества привыкла полагаться лишь на себя и выкручиваться самостоятельно из любых житейских передряг, только бы у сына, у Андрея, все было. О том, что ей стыдно об этом рассказывать и стыдно жаловаться. И она никогда об этом никому не говорила и не жаловалась. И что иногда ей хочется отомстить. Отомстить мужикам как классу. Как явлению. Как породе. И она мстила.
А как же девчонки - Катюха, Алинка, Лера? Подруги они тебе или кто? Или ты от них тоже открещиваешься, как только что открестилась от всего обидевшего тебя мира?
Вот они-то как раз и подруги. Но Надя мудрая. И опытная. И поэтому никогда не испытывала этих трех на порядочность и надежность. Не хотела их соблазнять и не желала в них разочаровываться. Поэтому почти ничего о себе им не говорила. Только по верхам, только до прихожей. Кто сказал, что для хорошей дружбы нужно знать какого цвета у подруги фекалии? Дружбе вообще ничего не надо, кроме уважения друг к другу. Уважения и теплых чувств. А общие интересы - это по возможности, это как повезет. Главное - уважение. И теплые чувства.
Сквозь пелену слез Надежда благодарно взглянула на свою правую кисть и тихонько улыбнулась. На среднем пальце сиял перстень с желтым камнем. Их подарок и ее последнее и единственное украшение. Значит, они тоже к ней хорошо относятся, если не пожалели денег на такой дорогой подарок. На очень дорогой подарок. Настоящий природный алмаз. Правда, огранка дурацкая.
Идиотка! Алмаз! У нее же есть алмаз!
И стремительно развернувшись к боковому окну, она со всей силой отчаянной жажды жизни ударила по темному стеклу сжатым кулаком, впечатав камень в гладкую тонированную поверхность, стараясь вдавить его как можно сильнее, а потом медленно и со скрипом провела кривую неровную борозду. А потом еще одну. И еще.
Надо, чтобы они стали как можно глубже, эти борозды. Надо, чтобы проникли вглубь толстого многослойного автомобильного стекла. Оно почти не поддавалось. Оно в большей степени напоминало вязкую тугую смолу, а не хрупкий и звонкий хрусталь. Но разве у Нади есть выбор?