- А меня ты спросил - мне это надо? - возмущенно прокричала Аня. - Обеспечить. Прямо завхоз нашелся.
- Ты не можешь меня понять. Ты - женщина. В тебе нет этих комплексов кормильца. И потом есть еще причины. Я сильный, здоровый, в расцвете лет. И я - никто. Служу государству, которое должен любить, хоть никогда его в глаза не видел. Нету мотивации. А требуют - не поднять. Кончился романтизм бедного рыцарства. Молодой был - служил. А сейчас служить никому не хочу. Я чувствую, что могу за собой вести. Если б ты знала, как нужно мне было это увидеть. Подтвердить. Если бы другие времена были - ушел бы атаманом в степь. Пиратом на корабле. Сам себе хозяином был бы и всем, кто бы мне доверился. Я сам могу! Понимаешь? Я понял, что могу!
- А ты сам-то понял, что ты смог? - спросила Аня устало. - Ты любовь мою к тебе убить смог! Вот и от комплексов избавился заодно.
- Не говори так, Аня! Я любил тебя до ужаса, - прошептал он, проводя ладонью по своему лицу.
- Любил! Значит, уже не любишь? Да? Денежки больше любишь. Ну, конечно, меня не любишь - если бы любил, не приехал бы сюда со своими шакалами, не посмел бы сунуться в мой дом!
- Ты могла бы прожить весело, красиво, интересно, если бы рядом с тобой был другой. Я все время боялся, что этот другой найдется. И не станет проходить мимо. А твоя любовь ко мне превратится в жалость. И исправить тогда уже ничего будет нельзя.
- А разве сейчас еще можно? Ведь ты предал меня, - прошептала мертвенно бледными губами Аня. - И ты думаешь, что можно?.. Чему ты улыбаешься?
- Как ты легко поверила моим словам. Я не про любовь, не вздрагивай, а всю эту мотивацию. Ведь все совсем не так, Аня. Разве это все можно сейчас наспех обговорить? Это очень долгая история, которая началась… с расколотого полена. "Подними камень и там найдешь Меня, рассеки дерево и там…" Ничего нигде нет. Ни под камнем, ни в дереве…
- А моя любовь? - опять спросила Аня, приподнимаясь на носочки, словно хотела показаться ему выше ростом.
- Вот-вот, - улыбнулся знакомой улыбкой Корнилов. - Теперь ты меня поняла. Я чувствую, что поняла. Только это и есть на самом деле. Странствия души, скитания… Помнишь мученика Христофора? На самом деле, он так стоял у переправы, смотрел своей страшной мордой, как мимо проходит жизнь. Ничего он не нашел, только все потерял…
Миновав заросший бурьяном железнодорожный переезд, автобус затормозил метрах в трехстах от дома. Санчо и командир отряда вышли наружу и быстро оглядели местность.
- Как тихо, Коля, да? - промолвил омоновец. - А ведь большой поселок раньше был. Железобетонный завод работал… Ну, как мы дальше?..
- Только бы соседи не стали высовываться. Пошли одного ко второму входу в дом.
- Есть.
Было решено подъехать вплотную. Местность позволяла. Они переехали через речку по маленькому деревянному мостику и остановились. Отсюда до дома было метров пятьдесят-шестьдесят.
Как только автобус встал, весь отряд в масках, касках и бронежилетах устремился к дому. Короткоствольные автоматы не были взяты на изготовку. Только газовый гранатомет был приведен в рабочее положение.
Бойцы, передвигаясь короткими перебежками между прибрежными и придорожными деревьями, быстро заняли оговоренные позиции. Последним из автобуса вышел Санчук с мегафоном на ремешке через плечо и направился вниз по тропинке к броду. На ходу он включил устройство, дунул в микрофон для проверки и объявил на всю округу:
- Граждане бандиты! Вы окружены отрядом милиции особого назначения. Сопротивление считаю бесполезным. Так что выходите с поднятыми руками. Оружие на землю, - голос у Санчука был уверенный, зычный. Пропал куда-то его чудесный говорок, видимо, остался в другом Санчо. Говорил он внятно, так что понять его было легко: - Давайте обойдемся без кровопролития. У вас двадцать секунд! Повторяю, на добровольную сдачу у вас есть двадцать секунд!
Санчо стоял напротив притихшего, как перед боем, дома возле узкого брода через речушку, что так живописно огибала невысокий холм, на котором располагался дом Аниных родителей. Судя по количеству машин, всего приехавших должно было быть человек пять, может, семь. Вот Анин "Фольксваген-гольф" и корниловский джип. И еще две машины.
- Это же напарник твой, Корнилов! - закричал кто-то с первого этажа так, что Аня вздрогнула. - Кто ж его сюда привел? Ты нас всех подставил! Гад! Ты ж нас сдать хотел! Серега!
- Что "Серега"! ОМОН ведь. Сейчас положат нас тут всех. Но ни хрена, живым я им не дамся! Идем до конца! - прорычал Серега, вытащил из-под мышки пистолет и передернул затвор. - Не-е, это не сэнсэй. Это сучка его нас заложила… Сейчас мы с ней разберемся.
- Сиди здесь! - бросил Корнилов и быстро побежал вниз. Аня схватилась за голову. Что же теперь будет с ними со всеми?
- Без паники! - рявкнул уже внизу Корнилов. За спиной его шумно дышал Серега. - Убери ствол, Серега.
И тут снова раздался голос Санчука, усиленный и искаженный мегафоном, но все же узнаваемый.
- Михась, давай, выводи своих "учеников" по-хорошему, - сейчас имя, которым называл Корнилова Санчук, прозвучало как бандитская кличка. - Не надо битвы. Не за что вам бороться.
- Так! А мы их ща… - рыкнул кто-то внизу. Кажется Орешкин, подумала Аня. - Они нас не возьмут. Мы щас прикроемся!
- Назад! - скомандовал Корнилов. - Куда?!
- А туда, - продолжая рычать, Орешкин ринулся наверх. Туда, где была Аня. Но Корнилов преградил ему путь, и они свалились на пол.
Серега в этот момент успел отскочить в сторону. Он все еще держал пистолет наизготовку, не решаясь, в кого пальнуть. А выстрелить ему очень хотелось. Корнилову удалось отключить взбесившегося "пса". Он ткнул ему ладонью куда-то под нижнюю челюсть. Тот закатил глаза. Серега, не очень понимая, что происходит и почему "наших бьют", направил ствол сначала на Корнилова, потом на Орешкина, а потом снова на Корнилова.
И только спустя минуту, до Сергея дошло, что Орешкин хотел прикрыться заложниками. Все, как учили. Кем прикрыться? Выбор богатый - крашеная блондинка, мальчишка или…
И Серега поднял ногу, чтоб переступить через лежащего огромной рыбьей тушей Орешкина и шагнуть в комнату к Свете и Ване, рефлекторно направив пистолет в сторону Корнилова.
А вот это он сделал зря, потому что в ту же секунду Серегин пистолет полетел на пол, а сам он изумленно уставился на сломанную кисть правой руки.
Михаил ворвался в комнату. Света сидела в углу на корточках, прижимая к себе Ваню. Трое корниловских шакалов мгновенно поняли, в чем их спасение. Один из них, бритоголовый, с неприятными складками жира на затылке, приблизился к ней и схватил за волосы.
Эту сцену застала и Аня, которой теперь никто не мешал спуститься вниз.
- Эй, ты! Отродье песье! - выкрикнула Аня, прыгнула жирному на спину и вонзила острые ногти прямо ему в шею.
Никто не понял, что именно произошло дальше, потому что у дверей кто-то начал стрелять. И было это так оглушительно громко, что Аня завизжала. А ее несостоявшаяся жертва скинула ее так яростно, как будто это был не человек, а необъезженный арабский жеребец. Те двое уже кинулись к двери. Падая, Аня услышала звон разбивающегося стекла и истошный крик Светланы.
- Не отдам!
А потом, ударившись головой обо что-то твердое, на пару минут лишилась сознания.
Очнулась она от выстрелов. Попыталась присесть. Стреляли уже не в доме. Светланы рядом не было. Она осторожно выглянула в окно. И увидела вдруг, как с ребенком на руках вдалеке идет Корнилов. Вот он зашел в воду и широкими шагами, какими ходят во время сенокоса, стал заходить все глубже. Как завороженная Аня смотрела в его удаляющуюся спину. И почувствовала, что смотрит ему в спину не одна она.
Возле дома опять треснул выстрел. Корнилов споткнулся. Аня вскрикнула и закрыла лицо ладонями. Но Михаил продолжал свой путь. А на рубашке начала расцветать маленькая кровавая гвоздика. С каждым шагом она становилась все богаче и шикарнее. Но с Аниным зрением разглядеть ее было невозможно.
На той стороне реки промелькнули какие-то фигуры. Михаил прижимал мальчишку к себе. Вода доходила ему до плеч. Ему очень хотелось разжать руки, перестать сопротивляться и упасть в воду. Река помогала ему, как могла, забрав на себя половину Ваниного веса. Но чем ближе к берегу он оказывался, тем ниже отступала вода, и тяжелее становилась ноша, которая лежала теперь только на его руках. Да еще и свое мощное тело нужно было заставить идти и передвигать ноги. Он увидел, как к нему бегут омоновцы. Теряя последние силы, упал на колени. А потом и лицом в воду, но уже когда Ваню у него забрали.
Глава 23
Смотри на виновного, который предстанет перед твоим судом, как на человека, достойного жалости, подверженного слабостям испорченной нашей природы…, ибо хотя все свойства божества равны, однако же в наших глазах свойство всеблагости прекраснее и великолепнее, нежели свойство всеправедности.
Днепр был чуден, наверное, но бежал где-то в стороне, за кустами, деревьями, за фигурами сновавших людей. Но Ане было достаточно чувства, что рядом протекает большая река, наверное, плещет себе, сверкает на солнце. Пусть себе бежит мимо.
Окружали Аню со всех сторон невысокие стога, повозки, лошади и люди. Стога были такие светлые, что Ане пришло на ум сравнение с выгоревшими на солнце волосами. А через это сравнение она догадалась, что это не стога сена, а соломенные копны. Сытые, длинноногие лошади бродили по лужайке и прятали морды в пахучие травы. Люди окружали ее тоже яркие, в широких одеждах, длинных кушаках и высоких шапках.
Прямо перед Аней над углями висел черный походный котелок. В нем равномерно бурлила вода. В широченных шароварах, таких, что не видно было на чем примостился их хозяин, сидел Тарас Бульба. Еще тот Бульба, с первых страниц повести, с живыми еще детьми. Он только что закончил говорить и теперь набивал свою люльку, которую не захочет в конце книги отдать проклятым ляхам…
- Да ты спишь совсем! - удивился Коля Санчук. - Ты бы, Аннушка, пошла прилегла.
А я наше горе пока… покараулю.
Они сидели за кухонным столом, как водится в таких случаях, напротив друг друга, чтобы не смотреть в неопределенное, недоброе пространство. Видимо, от добрых слов близкого человека, от его мягкого хохляцкого акцента Аня убаюкалась и задремала.
Закипал электрический чайник, в прихожей беспокойно бродил Сажик и все не мог улечься на свой коврик. Коля Санчук, видимо, толкнул задремавшую Аню не сразу, а сначала вытер глаза, собрался опять с мыслями.
- Я не сплю, - сказала Аня. - Сейчас выпьем крепкого чаю.
- Как там Михась говорил… говорит? - Санчо поправился и беспокойно посмотрел на Аню. - Жизнь бывает горячей и холодной, как чай, горькой и сладкой, как чай… Вот только так просто, как чашку чая, ее не расхлебаешь.
- Скажи мне честно, Коля, - попросила Аня, - как для себя думаешь. Корнилов выживет?
- Ранение серьезное, тяжелое, так доктор сказал. Но Михась так просто не сдастся. Он бы тебе сказал эти японские слова, а мне в голову только украинские лезут.
- Мэцкей сутеми?
- Во-во, они самые, - закивал Санчо, обрадовавшись, словно услышал самого Корнилова, а не его слова: "Идти до самого конца".
- Еще не конец?
- Что ты! Еще столько всего будет, еще замучаешься терпеть, устанешь радоваться и печалиться… Все будет нормально. Михась поправится. Ведь он не в тюремном лазарете лежит, а в нормальной, хорошей больнице, среди людей. По крайней мере, пока состояние тяжелое, он будет там…
Откуда-то из ночной жизни влетел на кухню легкий, как из папиросной бумаги, мотылек. Он стал третьим, самым буйным из присутствующих. Он принялся метаться и биться о круглый плафон, не причиняя себе вреда и беспокойства окружающим. Видимо, убиться он мог тоже обо что-то легкое и невесомое.
- Я знаю, я уверена, что Корнилов не будет играть в ваши юридические игры, не будет слушаться адвоката, - сказала Аня. - Как только он сможет говорить, он даст показания на самого себя.
- Да, это Михась, - согласился Санчо. - Он такой и есть. А оборотень из него не получился.
- Мученик Христофор несчастный! - вдруг вскрикнула Аня, плечи ее затряслись, а потом и слезы брызнули вдогонку. - Все искал, искал и вот напросился… На свою песью голову… И все были… И черт этот… Дождался?.. Нашел?…
Санчо погладил Аню по голове, но получалось, что он приглаживает ей только челочку. Тогда он сел с ней рядом, обнял ее, спрятал на груди ее растрепанную голову.
- Я тебя, Аннушка, по большому секрету скажу, как жене только, - заговорил он, подмигивая чайнику. - Я уже с начальством обо всем переговорил. Мы Мишку вытащим, как Дед Мазай зайца. К готовому костру щепку подгребать легко! Знаешь как? Ты, Аннушка, спроси меня, а я скажу тебе всю ментовскую тайну.
- Как? - сквозь слезы выдавила из себя Аня.
- Задним числом все оформим. Ты послушай только. Будто бы капитан Корнилов был внедрен в организованную преступную группировку по заданию, как наш хороший оборотень, как агент. Благодаря этому оперативному мероприятию разоблачена группа настоящих оборотней в погонах. Капитан Корнилов, конечно, много дров наломал, превысил полномочия…
- Коля, хватит врать, - сказала Аня, выпрямляясь, но уже и не плача. - Ты складно врешь. Корнилов человека убил.
- Он же не просто так его убил, а на дуэли. Перейкин тоже мог его убить, шпагой заколоть насмерть. Хотя, конечно…
- Не надо мне рассказывать про меры необходимой обороны, - твердо сказала Аня. - Ты мне лучше расскажи все, что успел выяснить. Ведь что-то Корнилов тебе успел сказать, пока "скорую помощь" ждали. Ты только честно и по порядку. Мне же рассказываешь, не кому-нибудь.
- Аня, а у тебя водка есть? - спросил Санчук, как-то виновато глядя на жену друга. - Эта слишком хорошая для такого случая… Ну, раз другой нету. Я тебе налью немного. Это наше народное душевное лекарство. Никто человеческую душу глубже бразильского сериала и русского человека не постиг. Так кто же ее лучше умеет лечить? Американские психи-аналитики или русские алкаши? Ответ стоит перед нами на столе. Давай выпьем за Мишкино крепкое здоровье, за его честный характер и светлую душу. За него!..
Проглотив дорогую, но отвратительную жидкость, Аня бросилась к холодильнику за закуской, морщась и торопясь. Но тепло уже забирало Аню изнутри в свои объятия.
- Ты, Аннушка, не суетись, - остановил ее Санчук, принял из ее рук какие-то тарелки и, не глядя, выставил их на стол. - Сядь лучше. Не привык я говорить про Мишку в третьем лице… Удивляет меня, где он набрал столько разбойников? Хотя что тут удивляться! Поедешь на Север, поедешь на Юг, везде тебя встретит товарищ и друг…
Аня рассказала ему про философски настроенного гаишника, которого они встретили по дороге из монастыря, а потом узнала среди "учеников" Корнилова.
- Да, кого там только не было, - согласился Санчо. - И гаишник, и участковый, и омоновец, и паспортистка…
Коля осторожно посмотрел на Аню, назвав среди участников преступной группировки женщину, но она никак не отреагировала. Тут же Санчук налил себе одному, резко опрокинул рюмку, а на закуску стал рассказывать все, что знал по делу капитана Корнилова:
- Первым преступным деянием Корнилова был развал дела Горобца. Он убедил братьев Хрипуновых, убийц Елены Горобец, изменить свои показания. Будто бы жена известного предпринимателя была убита с целью ограбления. Драгоценности убитой были собственноручно Корниловым спрятаны, а потом в присутствии понятых им же извлечены из тайника. Здесь Михаил еще действовал в одиночку, если не считать, конечно, Анатолия Горобца и его адвоката. Так им были заработаны первые деньги, так он встал на преступную дорожку, даже не выходя из своего кабинета.
В этом месте рассказа, когда Коля Санчук упомянул, может, не очень кстати, преступную дорожку, Аня вспомнила дорожку лунную и прошедшего по ней святого Христофора. Прижатый к волчьим губам человеческий палец Аня ясно видела и сейчас. И еще его печальное покачивание головой, не собачье, а скорее лошадиное, упряжное, дорожное.
- Следующий шаг Корнилова по этой дорожке был безумно дерзким. Он решил взять под контроль часть бизнеса Владислава Перейкина, в частности, забрать у него сеть элитных спортивных клубов. Наезд был дерзким, бесшабашным, как в начале "бандитских" девяностых годов. Михаил просто пришел к Перейкину, пользуясь недавним приглашением, и предложил тому поделиться. Перейкин, конечно, отказался…
- Аннушка, это мне так Михась рассказал, - оправдался Санчо, - в двух словах, буквально, но мне кажется, что не все там было так просто. Там был, наверное, очень долгий разговор, что называется, за жизнь. Я вот хотел спросить… Вы же тогда в монастыре с Перейкиным познакомились…
- Ты хочешь узнать, не пробежала ли между мной и Перейкиным какая-нибудь искра? - Аня сформулировала неудобный вопрос за собеседника. - Нет, ничего такого не было. Я слышала, конечно, про репутацию Перейкина, вернее, потом узнала. Донжуанский список известных женщин нашего города, в который входила и Елена Горобец. Но мне он совершенно не понравился. Я так и Корнилову тогда сказала…
- Так, значит, он тебя об этом спрашивал? - уцепился за ее слова Санчо, но, смягчившись, потрепал Аню по руке, словно заглаживая что-то.
- У нас был с Михаилом странный разговор в машине. Я, может, только чувствую, а до сих пор понять его не могу. Он сказал, что ревнует меня к Перейкину. Но без повода, какой-то другой ревностью, которой и повод не нужен. Это была ревность к какой-то другой жизни, которой, по его мнению, я больше достойна.
- Он накручивал сам себя, - вздохнул Коля. - Может, и не было никакого наезда? Уж лучше бы был наезд, а не дуэль.
- Ты, Коля, не смотри на меня так, не подлаживайся, - сказала Аня неожиданно строго. - Пусть дуэль была из-за меня. Пусть я косвенно виновата в смерти Влада Перейкина. Ты меня не жалей, рассказывай…
- Выбор оружия, видимо, был за Перейкиным. Хотя он и занимался восточными боевыми искусствами, но почему-то дрогнул и выбрал шпаги. У него был разряд по фехтованию, и у его противника вряд ли были шансы на победу. Но когда они формально замерили клинки, оказалось, что одна из шпаг короче. Перейкин разрешил Корнилову выбрать любое холодное оружие такой же длины, как и шпага. В тот момент оба играли в какую-то странную игру, или это их судьбы играли друг с другом. Подошел самурайский меч, которым Михаил в коротком поединке и убил противника.
- Он мне как-то рассказывал про своего друга детства, кажется, Вову Соловьева, - вспомнил Санчо. - То, о чем Миша в детстве только мечтал, этот Вовка исполнял, претворял в жизнь. Он все время на шаг был впереди Мишки, даже в мечтах. Знаешь, чем это кончилось? Михась в тот день, когда они переезжали на новую квартиру, вызвал Вовку на поединок и отлупил его. Он и единоборствами стал тогда заниматься…
- Зависть? - спросила Аня. - Нет, не похоже это на Корнилова. Тут что-то другое. Какие-то постоянные сражения с самим собой. Попытка решить свои проклятые вопросы…
- К этому времени преступная группа уже сформировалась, и Корнилов стал заложником своего же "детища". С этого момента уже трудно говорить, когда Михаил действовал самостоятельно, а когда принимались коллективные решения.