Содержание:
-
1. Сумасшедшая сука 1
-
2. "Возьмемся за руки, друзья." 2
-
3. "Поднявший меч на наш союз…" 3
-
4. Кос кафе 4
-
5. Кунаки влюбленного джигита 4
-
6. По трупам - за океан 6
-
7. Жить хочешь? 7
-
8. "Граждане, купите папиросы" 8
-
9. Длинное ухо 10
-
10. Аленький цветочек 11
-
11. "Каждой твари - по паре" 12
-
12. Шабашка 13
-
13. Киднэпинг 14
-
14. Вечер в семейном кругу 15
-
15. Пся крев 16
-
16. Раннее утро в семейном кругу 17
-
17. Вестерн 18
-
18. Шашлык для гуманоида 20
-
19. Кремлевская отравительница 22
-
Эпилог 25
-
Примечания 25
Елизавета Михайличенко
"Ахматовская культура" или "Не ложи мне на уши пасту!"
Детектив-каприччо
1. Сумасшедшая сука
Умница уникален. И хотя не очень понятно почему его алия должна была завершиться у нашего порога, да еще в предрассветном кайфе отпускного утра, я даже слегка обрадовался. Скучно не будет.
Ленка, при виде своей старой гитары, взвизгнула от восторга и принялась потрошить холодильник, а Умница, прижимая одной рукой ностальгический термос с китаянкой и цветочком, а другой - собачье отродье по кличке Козюля, в лицах повествовал, как он здорово нас нашел:
- … а он говорит: "Не знаю и знать не хочу ни Бренера, ни русских маньяков, звонящих по ночам, потому что дешевле…"
Осознание, что в упорном поиске нашей семьи Умница перебудил с полдюжины других, примирило меня с его эйфоричным скотством. В конце-концов, найти меня по адресу, где я не прожил и недели и о котором знало во всем Израиле всего несколько человек с неизвестными Умнице телефонами - это ли не свидетельство гибкости ума и патоплатонической привязанности к моей жене Ленке.
Снизу раздраженно бибикнули.
- Мое такси, - пояснил Умница, - пусть бибикает, все равно мне его государство оплатит. Я ведь заявил, что еду в Эйлат, так шофер был очень рад покрутиться в центре… А у вас ничего городок, симпатичный. А название - совхозное. Маале-Адумим, "Красный подъем", это же надо!.. Что это он все время сигналит? А, я ведь в такси рюкзак оставил. Ну ладно, сбегаю отпущу.
В беззащитной тишине водила и Умница долго и грубо посылали русскую и марокканскую общины в разные географические и анатомические места. Окна зажигались, как счет на футбольном табло.
Из лучшей спальни (метраж, вид, балкон, "потерпите, мне уже немного осталось"), выплыла теща с челюстями в стаканчике. В моем, граненом, вывезенном с единственной благородной целью (принимать лекарство от ностальгии.
- Шобака?! - ужаснулась она, глядя на Козюлю со страхом и отвращением.
Козюля ответила ей взаимностью.
- Иж Рошшии што, вшех породиштых шобак уже вывежли?
- Мама, это приехал Умница, - объявила Ленка, - ну, Фима Зельцер, помнишь? Это моя, то есть теперь его гитара и его собака.
- Ах, Фимошка! - расплылась теща, глядя на меня. - Надо же, нашел тебя вше-таки! Он так и оштался не женат?.. Ой какой термош! Помнишь, Леношка, у наш ведь тошно такой, вы еще не давали мне его вжять. А вот Фимошка… теща протянула руку к термосу.
Лучше бы она этого не делала. Козюля странно изогнулась, по-кошачьи, сбоку поддала по тещиному тапку и дико взвизгнула. Теща резво отпрыгнула, взмахнув рукой со стаканом, и новые ее челюсти брякнулись на каменный пол.
Пока мы втроем в приливе страха перед ценой зубоврачебных услуг ловили верхнюю челюсть, нижней занялась Козюля. Она подтянула ее к себе лапой, брезгливо подняв верхнюю губу осторожно взяла зубами, поскуливая перекусила и, поджав хвост, уставилась на нас исподлобья.
- Шука! - только и сказала теща.
Втроем шагнули мы к суке, а она вдруг закатила глаза, завыла дурным голосом и, повалившись, стала дергаться. Отдергавшись, она быстро взглянула на нас и, правильно все оценив, принялась визжать и скулить.
А по лестнице уже громыхали туристские ботинки - это летел на подмогу своей твари Умница. Он бросился к ней и запричитал:
- Ну что, что тут с тобой делали эти люди, Козюленька моя, умница, ну, собачка, собачка хорошая, что случилось?!
Софья Моисеевна всхрапнула и ушла в ванную. Ленка испуганно смотрела на обломки челюсти в собачьей моче.
- Десять тысяч шах, - прокомментировал с дивана Левик, - и мат.
Хорошо, что я не согласился на ваше гнусное предложение ждать с маарехет стерео до переезда.
- Умница, - воззвал я нерадостно, - у твоей суки что, крыша поехала от счастья?
Умница, убедившись в целостности сукиной шкуры, жизнерадостно ответил:
- Она у меня вообще-то сумасшедшая! Припадочная. Я ее на дороге подобрал после аварии, с проломленной башкой. Аж мозг был виден! И сам вылечил. Я для нее луч света в темном царстве. И она без меня тут же деморализуется - все жрет. И ничего с этим не сделать, потому что на привязи она воет, а в наморднике гадит.
- Она и без намордника гадит.
- Бывает, - легко согласился он. - Я лужу вытру, Ленка, тащи тряпку. У нее от страха эпилептические припадки с недержанием мочи. А это что за дрянь тут валяется?.. О боже, зубы! Козюленька, покажи зубки! - он полез суке в рот, пересчитал зубы и просиял. - Это не ее!
- Это мамины! - надрывно зашептала Ленка, косясь на ванную. - А твоя собака их сожрала!
- Я склею! - пообещал Умница. - Тут же полно хороших клеев!
Ленка махнула рукой:
- Какое там склею! Теперь придется снова делать!
Дверь ванной жалобно скрипнула.
- Да уж! - легко и весело согласился Умница, развязывая рюкзак.
Придется! Это уж как пить дать. Как же маме кушать без зубов? Ну, здесь ведь с этим проблем нет - полно стоматологов понаехало - пойдет и вставит.
- Дурак, - страшным шепотом объявила Ленка, - у нее же теперь жених!
Как она завтра на свидание пойдет?
- Жених!? - восхитился Умница.
- Тише. В Израиле это нормально - здесь женятся в районе двадцати и семидесяти. Такая статистика. И ты со своей сукой можете ей всю жизнь испортить!
- Ну уж, - заморгал Умница, - так уж и всю. Во всяком случае, первые семьдесят лет ей испортил не я, - он вытащил из рюкзака связку копченой колбасы и потянул носом. - Спорим, у вас тут такой не делают? Давайте чай пить! А маме мы на мясорубке прокрутим и на хлеб с маслом намажем. Где тут у вас мясорубка, я прокручу!
- Сегодня будет вместе со всем багажем, - пообещала Ленка. - Мы тянули до последнего - чтобы уже в новую квартиру. Даже штрафы платили за хранение. Мы ведь всего несколько дней, как в Маалуху переехали…
- Некстати, - заметил Умница. - Нам ведь теперь всех наших созвать надо.
Позвоните, чтобы привезли завтра. Но сначала позвоню я, а то все по работам расползутся…
Судя по количеству звонков, их клуб самодеятельной песни прибыл сюда в полном составе, как на гастроли.
- Умница, прекрати! - каждый раз требовала Ленка. - Ну посмотри, куда ты людей тащишь!
- Поздно, поздно отменять, - отмахивался Умница. - Алло, Лелю пожалуйста.
Куда звоню? В Хеврон. Это Хеврон? Ну вот. Ты ей кто? Друг? И я ее друг, Фима Зельцер, она тебе про меня рассказывала?..
- Елка?! Здесь?! - ахнула Ленка. - На территориях?!
Действительно, трудно было представить Елку Смирнову донских казачьих кровей среди самых крутых поселенцев.
- Как она туда попала? - заверещала Ленка.
- Еще не знаю, мне только что Капланчики телефон дали, - констатировал Умница. - Она уже пару недель тут. Проводил ее туристкой к Капланчикам, а она уже и не у них… То ли поссорились, то ли рыжие тут нарасхват…
Ленка обиженно засопела:
- Капланчики мой телефон знают - тоже куда-то пропали…
- Все, все будут. Ты, Леночка, лучше бы что-то приготовила, жрать же все захотят. Ты ведь наших знаешь - им лучше жрать дать, а то они сами найдут…
Умница так ловко управлялся с Ленкой, что я с горечью осознал последние двадцать лет супружеской жизни можно было провести гораздо спокойнее.
- А ты, Боря, лучше бы за бутылкой сгонял - все-таки столько не виделись, - снизошел он и до меня.
- Для кого лучше? - поинтересовался я, не собираясь обеспечивать алкоголем всю эту шестидесятчину.
- Для людей лучше, Боря, - доступно объяснили мне.
* * *
… К полудню в доме царил багажный карнавал. Казалось, что любимый фарфор заменил Софье Моисеевне челюсти. Ленка и Левик с визгами: "Это же мой, мое, мои" носились по комнатам. Ленка - между кухней и прислоненным к стенке в коридоре зеркалом (обязательно разобьется, ну и пусть). Левик нагромождал свои вещи во всех углах. Теща втихаря вила гнездышко в лучшей комнате. Умница, в обнимку с термосной китаянкой, дрых в полкомнате на раскладушке. Козюля отдыхала под ее брезентом.
Казавшиеся до переезда такими необходимыми полкомнаты, оказались вдруг "собачьей конурой", "карцером", "склепом, куда мне еще рано, потерпите совсем немного" и "массажным кабинетом". Никто не хотел губить в этом месте ни свою юность, ни свои последние годы, ни лучшие годы жизни, ни, тем более, зрение. И я решил полюбить Умницу за то, что он спас семью.
Сидя посреди всего этого бардака, я испытывал мучительные предотъездные эмоции - а чего было их не испытывать - вещи те же, люди те же, даже квартира похожа. Нет, серьезно, каким идиотизмом было посылать этот багаж. Я с таким трудом втиснулся в новую жизнь, уже не оглядываюсь с ужасом по сторонам, уже научился опознавать окружающее, и вдруг на меня падает ком прежнего существования под кодовым названием "мит'ан", что на иврите по бедности или лаконичности, в общем - по совместительству, означает еще и "заряд". И теперь этот заряд разносит вдребезги мою надежду на новую жизнь в новой квартире, и осколками падают на меня старые боксерские перчатки, семейные фотоальбомы, хрусталь, деревянные прищепки, велосипед, ленкина шуба, моя шапка-ушанка, клизма, ртутный прибор для измерения давления, противочумный костюм (пенсионный подарок теще от коллектива), стерилизатор с набором шприцев и игл, альпинистское снаряжение, долбанный ленкин КСП и трижды долбанная тещина люстра, которая прочно ассоциируется с гимном Советского Союза - столько лет просыпался под ними. Зря я вообще тут сидел и созерцал барахло, потому что в итоге тоскливо зарычал:
- Эта люстра здесь висеть не будет!!!
На что Софья Моисеевна значительно сказала:
- А пошему тогда эта штенка будет штоять ждешь? Это не логишно, Боря.
Люштра ни в шем не виновата. Не надо было тащить шюда вше эти вещи.
Пока я ловил ртом воздух, чтобы сформулировать подоступнее кто безостановочно хватался перед отъездом то за сердце, то за буфет и клялся, что честно наживал все это, прибежал Левик и устроил истерику, что ему негде хранить лыжное снаряжение - в холле мама с бабушкой против, а на мирпесете испортится, и если ему и его горным лыжам нет места в родительском доме, то он может и в пнимию…
- В нашей шемье, - зашипела Софья Моисеевна, - вшегда ижъяшнялишь на прекрашном рушшком яжыке. Или на шиштом идиш. А ты говоришь на кошмарном шалате.
Я подмигнул Левику и напомнил:
- Шел с Шушей по шоссе…
Левик прыснул, теща приняла это на свой счет и быстро сориентировалась - стала звонить подругам и громко спрашивать о "штоматологе, штобы шамый хороший, пушть дорого, но быштро".
2. "Возьмемся за руки, друзья."
Напрасно я надеялся, что нормальные люди не потащатся перед шаббатом на вечеринку. Я забыл, что славный ленкин Клуб отличался целеустремленностью и упорством, а главным делом жизни считал плыть против течения, впрочем, выбирая речки поспокойнее, а виды поромантичнее. Как-то счастливо они сформировались, и что самое интересное - нравились мне по одному, во всяком случае прежде. Ленка очень нравилась. А когда на ней женился, было ощущение, что женился на всем их КСП. С утра до вечера в доме пели, пили и трепались.
Нет, пожалуй до Афгана мне все это нравилось, а после уже раздражало. А теперь вообще… на чужом пиру похмелье…
… Вувос сумрачно проглотил и налил снова. Как вовремя возник Вувос сегодня! Хорошо сидим на кухне, вдвоем. В приоткрытую дверь доносится трендеж.
Мы с Вувосом, не сговариваясь, свалили с побережья. Он - в Кирьят-Арбу. Притащил на участок обшарпанный "караван", устроил вокруг скульптурный дворик, сам лепит и детишкам дает. И "Галиль" у него вороной, в смысле - вороненый. А "Форд" гнедой. Вестерн. А теперь вот и я в Маалухе поселился. Заезжает он ко мне всегда кстати, как получается лишь у людей, которых всегда рад видеть. Мы с ним почти друзья.
- Как там Номи? - спрашиваю я.
- Растет, как кактус меж камней и соседей. По-русски еле понимает…
Я тупо осмотрелся. С полудня кухню переполнял через край Совок с расписными разделочными досками, матрешками, самоваром и прочим "а-ля Рюс".
Из холла продолжалось:
- …евреи - это четвертое измерение русской души. У русских все духотворчество продолжалось в неизмеримых географических пространствах, а у нас в историческом времени. И наоборот - у них почти никакой истории, у нас - почти никакой земли. Поэтому именно русское еврейство, или наоборот русские геры несут эйнштейновский релятивизм в примитивную ньютоновскую механику духа прочих народов и общин..
- Капланчик, у тебя прямо чакры вдруг открылись… Просто интеллектуально-духовный прорыв в следующий энергетический уровень, пискнула Ирочка, моя между прочим родная племянница и единственная здесь родственница, воспитывавшаяся с пеленок как дочь КСП, что не помешало ей вырасти дурехой, правда очень экзальтированной и самоуверенной.
- Ты что, после брит-милы сублимируешь? - поинтересовался Архар.
- От брит-милы я чудом увернулся позавчера, когда на циркулярной пиле работал…
Елка зашлась в своем знаменитом смехе, и Вувос решил взглянуть:
- Ладно, допивай и пойдем в народ. Песни слушать и девок смотреть.
Как по заказу Умница затянул:
- У нее был папа вертухай…
Допили что было в рюмках и в бутылке. А Умница допел коду:
- … так что в спальне есть у нас глазок…
- Хорошая песня, - одобрил Вувос.
- Это из его раннего. Скоро он запоет: "Ее любили лишь токсидермисты".
- Вот и пошли, - оживился Вувос. - Давно я с интеллигентными людьми не общался…
Интеллигентные люди встретили нас с присущим им юмором:
- Боря! Подаккомпанируй на полицейском свистке…
- Боря, а как на иврите "пройдемте"?
- Борь, а кому лучше служить - коммунистам или сионистам?
Последняя реплика принадлежала Елке. Вувос уважительно посмотрел на ее ноги и ответил за меня:
- Все мы служим одним и тем же - навозом для удобрения этой земли для выращивания сабр.
Тут народ осознал, что я-то никуда не денусь, а этот бородач в кипе и с автоматом может скоро улизнуть. Поэтому должно было завязаться собеседование - на некоторые лица уже выползли полуулыбки, сигнализировавшие: гнусный вопросец готов. Но неожиданно Капланчик сорвал пир вампиров истеричной репликой:
- А я не желаю ни быть навозом, ни быть с навозом! Жрите свое дерьмо сами!
Тут миролюбивый Умница снял мощным аккордом напряжение и завел:
- Ее любили лишь таксидермисты…
Козюля трогательно подвывала, а после концовки "…за калиткой рыдал некрофил" она вроде даже прослезилась. Удивительной эмоциональной лабильности собака. А затем Тамарка, жена Капланчика, напротив всегда отличавшаяся эмоциональной стабильностью, заявила, что ей по-фигу завещали ей эту землю или не завещали, что она лично ее не просила и удобрять ее не хочет. Тем более - не желает всю жизнь платить налог на наследство.
- Нет, земля-то вообще очень красивая, - робко возразила Елка.
- А тебе бы лучше помолчать, - посоветовала Тамарка. - Сидим здесь в дерьме, только и разницы, что там за гроши в клавиши тыкала, а здесь за гроши этикетки наклеиваю.
- Ну, положим, гроши все-же разные, - миролюбиво протянул Архар.
- А пальцы одинаковые! - отрезала жена Капланчика. - Они тут в магазинах пальцами в хлеб тычут! Даже для видимости вилок нет!.. Надо бежать от всего этого левантизма! А эти религиозные паразиты…
Новое слово "левантизм" вдохновило Умницу на экспромт:
Провалилась в жопу клизма,
Все олим его считают
Жертвой левантизма…
- Неужели назад хотите? - ахнула Ленка.
- Ну нет, - засмеялся Капланчик. - А вот на запад, в Новый Свет…
- Америка, - сказал Вувос. - Страна неограниченных возможностей. Можно убить человека и остаться на свободе… - тут он споткнулся о мой ласковый взгляд и смущенно объяснил мне, - в смысле, суд оправдает…