Не торопясь, Луис чиркнул спичкой и прикурил сигарету. Пламя продолжающей гореть спички почти растворилось в ярком свете солнца. И никто не заметил, как пальцы Мендосы опустили этот невинный лепесток огня в горло одного из кувшинов. Опустили в тот самый момент, когда Масиа уже неуклюже наклонился к открытой задней дверце автомобиля.
Ужасающей силы взрыв опустил черный занавес на ту картину действительности, которую запечатлел последний взгляд Мендосы. Дома в округе затряслись и зазвенели разбитыми стеклами. В наступившем через несколько секунд гробовом молчании бронзовые часы кафедрального собора начали быть полдень. Их звуки смешались с гомоном паники и недоуменными криками.
И только немногие, посвященные люди поняли: Луис Мендоса, продавец лимонада, сдержал данное им слово.
Фредерик Браун
Не оглядывайтесь
А теперь откиньтесь на спинку кресла и расслабьтесь. Попытайтесь испытать удовольствие, ибо это последний рассказ, который вы читаете в вашей жизни или почти последний. Закончив читать этот рассказ, вы не будете спешить встать из кресла, вы найдете причину не выходить из комнаты, из вашего дома, из вашего кабинета. Но рано или поздно вам придется это сделать. Там, снаружи, я буду вас поджидать. Или, вполне возможно, я буду значительно ближе к вам. Может быть, здесь, в этой комнате.
Вы думаете, что это всего лишь шутка. Вы полагаете, что это лишь литературный прием, чтобы заинтересовать вас этим рассказом. Что вы вовсе не интересуете меня. Продолжайте так думать. Но будьте объективны: признайте, что я заранее вас предупредил.
Харвей предложил пари, что я не смогу сделать это. Если он проиграет, то отдаст мне бриллиант такой же большой, как его голова. Теперь вы понимаете, почему я должен убить вас. И почему должен сказать вам заранее, как и зачем вас убью. Почему должен предупредить вас. Таковы условия пари. Условия, которые поставил мне Харвей.
Но сначала я расскажу вам о Харвее. Он высокого роста, красивый, обходительный и космополитичный. Он похож на Рональда Рейгана, когда тот еще не занимался политикой, а был киноактером. Но только Харвей чуть выше. Харвей одевается на миллион долларов. Но это не имеет большого значения. В обыкновенной робе он все равно выглядел бы впечатляюще. Какое-то обаяние есть в Харвее. Насмешливое обаяние. И это вы чувствуете, когда он смотрит на вас. Его взгляд заставляет мечтать о далеких сказочных местах, где много дворцов и прекрасной музыки.
Харвей встретил Джастина Дина в Спрингфилде, штат Огайо. Маленький, странноватого вида субъект, Джастин был гравером по профессии и работал в "Атлас принтинг компании". Ничем внешне не примечательный Дин по образу жизни и поведению являл собой прямую противоположность Харвею. В свои тридцать пять лет Джастин почти полностью облысел и носил очки, потому что испортил свое зрение, занимаясь высокохудожественной печатью и изготавливая редкие по красоте гравюры. Дин был отличным гравером, смею вас заверить.
Я никогда не спрашивал Харвея, как он оказался в Спрингфилде. Но он все-таки очутился там. Поселившись в "Кастл отеле", Харвей заявился в "Атлас компани" и заказал для себя визитные карточки. Случилось так, что Джастин был один в мастерской, и он сам выполнил заказ Харвея, который хотел, чтобы его карточки были наилучшими и гравированными. Харвей всегда желал все наилучшее.
Харвей, по всей вероятности, поначалу даже не заметил Джастина. В самом деле, почему он должен был это сделать? Но Джастин разглядел Харвея очень хорошо. И он увидел в этом человеке все то, чем он сам хотел обладать. И что у него, Джастина, никогда не будет. Потому что с этим надо родиться.
Джастин собственноручно изготовил пластины для визитных карточек и сам отпечатал их. Он проделал замечательную работу с тем, чтобы визитки полностью соответствовали облику такого человека, как Харвей Пренсис. Такое имя было отгравировано на каждой карточке, только оно - и больше ничего. Только очень важные люди имеют такие визитки.
Джастин очень художественно выгравировал полное имя заказчика тонкими, изящными линиями, использовав свободный курсивный стиль, вложив в каждую букву все свое мастерство. И это оказалось не напрасным. Ибо на следующий день, когда Харвей вновь заявился, чтобы забрать свои визитки, он взял одну, посмотрел на нее и спросил:
- Кто это сделал?
И маленький Джастин с гордостью сообщил ему, кто исполнил заказ. Харвей улыбнулся ему и сказал, что это - работа мастера. Он пригласил Джастина пообедать с ним вечером после работы в Голубом зале ресторана "Кастл отель".
Вот таким образом Харвей и Джастин познакомились. Но Харвей был осторожен. Некоторое время он выжидал, изучая Джастина. Затем, как бы между прочим, спросил его, может ли он изготовить пластины для печатания пяти и десятидолларовых банкнот.
Харвей сказал, что у него есть связи. Что он может оптом продавать фальшивые деньги людям, которые способны пустить их в оборот. И самое главное - Харвей знал, где можно приобрести бумагу с шелковыми нитями в ней, почти идентичную той, из которой изготавливаются настоящие деньги. Настолько схожую, что разницу мог определить только эксперт.
Джастин оставил свою работу в "Атласе". Он и Харвей отправились в Нью-Йорк, где на Амстердам авеню открыли маленькую типографию якобы для печатания визиток и поздравительных открыток. На самом дело они приступили к печатанию фальшивых денег. Джастин трудился напряженно, очень напряженно. Он никогда так не напрягался в своей жизни. Потому что помимо изготовления металлических пластин для печатания пяти и десятидолларовых купюр, ему приходилось выполнять и вполне законные заказы, чтобы оплатить расходы по организации нелегального бизнеса.
Он работал день и ночь почти год, изготавливая пластину за пластиной, каждый раз одну лучше другой, пока, наконец, не получились такие пластины, о которых Харвей сказал, что они - то, что нужно.
В этот вечер они отпраздновали творческий успех Джастина, поужинав в ресторане "Вальдорф-Астория", после чего совершили турне по ночным клубам Нью-Йорка. Харвею пришлось здорово потратиться. Но это уже не имело значения: они становились богачами.
Впервые в жизни тогда Джастин попробовал шампанского. Они выпили несколько бутылок. Дин совершенно опьянел и вел себя глупо. На следующее утро Харвей сказал ему об этом, но Джастин совершенно на него не обиделся. Харвей отвез его в свою комнату в отеле, уложил в постель, и Джастин с алкогольным отравлением провалялся в ней пару дней. Но это тоже уже не имело значения: они становились богачами.
Затем Дин стал печатать купюры, и они действительно разбогатели. Джастин уже не работал с прежним напряжением, отказывался от обычных заказов, объясняя клиентам, что он якобы перегружен и не успевает сделать все вовремя. Он выполнял лишь минимум заказов, чтобы не терять, как говорится, вывеску. А под прикрытием этой вывески продолжал изготовление фальшивых купюр, которые сделали его и Харвея богачами.
Постепенно Джастин познакомился с людьми, с которыми Харвей имел дело. Он встретился с Быком Мэллоном, здоровенным типом, похожим На быка и носившем соответствующее прозвище. Мэллон пускал изготовленные Джастиным фальшивые деньги в оборот. Лицо Быка никогда не улыбалось и не меняло своего непроницаемого выражения. Никогда. Исключая те минуты, когда Бык подносил горящие спички к подошвам голых ступней Джастина. Но это случилось позже, тогда, когда Мэллон хотел узнать, куда Джастин девал пластины.
Дин познакомился с другим приятелем Харвея - капитаном Джоном Уиллисом из полицейского управления, которому Харвей передавал значительные суммы фальшивых денег. Но это тоже не имело значение, поскольку этих денег хватало на всех. Поскольку Джастин и Харвей были богачами. Дин встретился также и с такими друзьями Прентиса, как известная звезда эстрады и владелец одной довольно солидной газеты. Он познакомился с другими важными, но менее значительными личностями.
Харвей, как догадывался Джастин, занимался различными аферами помимо дельца, которое вершилось в маленькой типографии на Амстердам авеню. Некоторые такого рода предприятия вынуждали Прентиса отлучаться из города, особенно по субботам и воскресеньям. В ту субботу, когда Харвея убили, Джастин так и не понял, что реально произошло. Просто Прентис уехал и не вернулся. О, Джастин понимал, что Харвея убили, понимал это хорошо. Ведь полиция нашла тело с тремя пулевыми отверстиями в груди. Труп был обнаружен в самом дорогом номере самого фешенебельного отеля в Олбэни. Словно сам Харвей Прентис выбрал это место, где должно лежать его мертвое тело.
Джастин реально знал только одно: накануне убийства Харвея, вечером, за несколько часов до того, как газеты сообщили о случившемся, в типографии раздался продолжительный телефонный звонок.
Дин снял трубку и услышал голос Харвея. Как обычно, этот голос звучал уверенно и весело. Но Харвей сказал:
- Джастин? Уничтожь пластины, бумагу, все. Немедленно. Я объясню, когда мы увидимся.
Прентис подождал, когда Дин ответил:
- Разумеется, Харвей.
- До скорого, дружище, - отозвался Прентис и повесил трубку.
Джастин быстро уложил в чемодан пластины, бумагу и пять тысяч долларов, только что изготовленных. Пластины он завернул отдельно. Затем Дин вышел на улицу.
Он предусмотрительно избавился от бумаги, фальшивых денег и пластин. Деньги завернул в бумагу и сжег все в инсенераторе большого отеля, где зарегистрировался под чужим именем, и где он и Харвей никогда не останавливались.
Металлические пластины сгореть, естественно, не могли. Поэтому Джастин отправился на пароме к Стейтен Айленду и где-то посредине бухты, стоя на палубе, незаметно выбросил завернутые в тряпку пластины за борт.
Затем, сделав все, что ему велел Харвей, причем, продуманно и хорошо, Джастин вернулся в отель, то-есть в тот отель, где он постоянно проживал, а не в тот, где он сжег бумагу и деньги. От усталости он свалился в кровать и уснул.
Утром Джастин прочитал в газетах об убийстве Харвея, и это потрясло его. Это показалось невозможным. Он не мог поверить. Он воспринял это как розыгрыш, который кто-то специально утроил для него. Воспринял как скверную шутку. Джастин знал, Харвей, несомненно, сможет вернуться к нему. И он оказался прав. Харвей действительно вернулся. Но это случилось позже. На болоте.
Как бы то ни было, Джастин хотел быть в курсе событий. Он взял билет на ближайший поезд в Олбэни и, вероятно, находился в этом поезде, когда полицейские явились в отель. Там же, наверное, они разузнали, что по телефону заказан билет на поезд, и поэтому уже ждали его у вагона на станции назначения.
Они доставили его в участок, и там очень долго продержали. Они не могли обвинить его в убийстве Харвея, поскольку было доподлинно известно, что он находился в Нью-Йорке в то время, когда Харвей был убит в Олбэни. Но они каким-то образом уже знали, что Харвей и он являлись совладельцами маленькой типографии на Амстердам-стрит. И предполагали, что он может навести их на тех, кто убил Харвея. Их также очень интересовало, не занимались ли Харвей и Джастин изготовлением фальшивых купюр. Это интересовало полицейских даже больше, чем само убийство. День за днем, днем и ночью они допрашивали Джастина Дина, задавали ему одни и те же вопросы, на которые тот не отвечал. Потому что не мог. Харвей этого не разрешал. Они не давали спать. И прежде всего хотели узнать, где находятся пластины.
Он почти хотел им сообщить, что пластины находятся в безопасном месте, куда никто и никогда не сможет добраться. Но не мог рассказать об этом, потому что это означало признаться в том, что он и Харвей занимались изготовлением фальшивых денег. Кроме того, он был уверен, что Харвей это бы не одобрил. Так ничего и не сказал полицейским.
Они обыскали типографию на Амстердам-стрит, но так и не обнаружили никаких улик. У них не было оснований содержать Джастина Дина под стражей, но он ничего не знал об этом.
И у него не было адвоката.
Все это время он хотел увидеть Харвея, однако полицейские не позволяли. Потом до них дошло, что, в сущности, он не верит в смерть Харвея. Они отвезли его в морг, показали мертвеца и сказали, что мертвец и есть Харвей. Джастин признал, что, возможно, это и так, хотя мертвый Харвей отличался от живого. Мертвый, он не выглядел таким великолепным. И Джастин, посмотрев на мертвеца, подумал, что перед ним Харвей. Но, подумав, все-таки не поверил в смерть Харвея.
После посещения морга он впал в оцепенение и не говорил ни слова, хотя полицейские держали его без сна на протяжении нескольких дней, направляя свет мощной электрической лампы прямо в глаза. Они не били дубинками или резиновыми шлангами, хотя почти беспрерывно хлестали ладонями по лицу, чтобы он не заснул. Через какое-то время Джастин перестал ориентироваться в окружающей обстановке и уже не мог отвечать на вопросы, даже если бы он захотел.
Прошло еще какое-то время, и он очутился в кровати в белой комнате. И все, что он пережил, показалось ему каким-то кошмаром, во время которого он постоянно звал Харвея. В его сознании царила ужасная каша: он не мог уяснить до конца, мертв все-таки Харвей или нет. Однако постепенно наступило прояснение. Джастин осознал, что не должен оставаться в этой белой комнате. Он должен выбраться из нее, чтобы разыскать Харвея. И, если Харвей мертв, Джастин хотел убить всех тех, кто убил Харвея. Потому что Харвей поступил бы точно таким же образом, если бы кто-либо убил Джастина.
Итак, Дин стал притворяться и вести себя соответственно пожеланиям врачей и медицинских сестер, и, наконец, они отдали ему одежду и выпустили на свободу.
Джастин постепенно становился все умнее и умнее. Он думал: "Что бы Харвей велел мне сделать?" Джастин знал, что за ним будут следить, потому что они думают, что он приведет их к пластинам. Ведь никто не знал, что они лежат на дне гавани. Поэтому из Олбэни Джастин направился в Бостон, а затем уже пароходом в Нью-Йорк.
Прежде всего он направился в типографию. Он проник туда через боковую дверь только после того, как убедился, что помещение не охраняется. В типографии все было перевернут и разгромлено. Очевидно, они очень усердно искали пластины.
Но, конечно, Харвея в типографии не оказалось. Джастин вышел оттуда и из телефонной будки позвонил в их отель. Ему ответили, что Харвей уже не живет в отеле. Будучи очень умным, и, чтобы не дать повода догадаться, кто звонит, Джастин попросил подозвать к телефону Джастина Дина. И ему ответили, что Джастин Дин тоже больше не живет в отеле.
Затем он нашел другую телефонную будку и оттуда решил позвонить некоторым друзьям Харвея. Он позвонил Быку Мэллону первому, потому что Бык был их другом. Он назвался и спросил, не знает ли Бык, где Харвей.
Но Мэллон вроде бы не придал значения этому вопросу. Он слегка взволнованным голосом спросил у Джастина:
- Фараоны заполучили пластины, Дин?
Джастин ответил, что нет, что он не сказал им, где пластины, и снова поинтересовался, где Харвей.
- Ты чокнулся или шутишь? - спросил Бык.
Но Джастин вновь повторил свой вопрос.
Тон Мэллона изменился и он сказал:
- Где ты находишься?
Джастин объяснил.
- Харвей с нами. Он вынужден скрываться, но с ним все в порядке, если это тебя интересует, Дин. Никуда не уходи, мы подъедем и заберем тебя.
Они действительно очень скоро подъехали на автомобиле - Бык Мэллон и еще двое. Они сообщили, что Харвей скрывается в Нью-Джерси и что они едут прямо туда. Поэтому он поехал с ними, находясь на заднем сидении между двумя подручными Быка, которых он не знал. Мэллон вел автомобиль.
Они подобрали его часов в четыре дня, и Бык гнал машину весь вечер и большую часть ночи, гнал очень быстро и, должно быть, уехал значительно дальше Нью-Джерси, по крайней мере, в Вирджинию, если не в саму Калифорнию.
Небо слегка начинало сереть на востоке, предвещая рассвет, когда автомобиль остановился у покосившейся лачуги, очень похожей на охотничий домик. На много миль вокруг не было другого жилья. Даже приличной дороги, ведущей к этой лачуге, не было. Только узкий проселок, по которому могла едва проехать легковая автомашина.
Они провели Джастина в лачугу и привязали его к стулу, сообщив, что Харвея здесь нет, но якобы Харвей им пообещал, что Джастин расскажет, где находятся пластины. И добавили, что Джастин не уйдет из лачуги, пока не скажет, где пластины.
Джастин не поверил им. Понимал, что они обманули, что Харвей не сказал бы ничего подобного. Но это не имело значения, что касается пластин. Также не имело значения и то, что он сообщит, где эти пластины находятся. Они все равно не могли отыскать их и не могли сообщить в полицию. Поэтому он сказал правду и сделал это весьма охотно: пластины на дне гавани.
Но ему не поверили. Они сказали, что он лжет и спрятал эти пластины. Они стали пытать его, чтобы заставить заговорить. Били, кололи ножами, поджигали подошвы его ступней горящими спичками и зажженными сигаретами, загоняли иголки под ногти. Устав, они отдыхали и задавали ему вопросы. И, когда он мог говорить, он говорил правду. Но они по-прежнему не верили и поэтому снова пытали.
Так продолжалось несколько недель. Джастин не знал, как долго. Но это продолжалось очень долго. Однажды они куда-то уехали на несколько дней, оставив Джастина связанным, без еды и воды. Наконец, они вернулись, чтобы начать все сначала И все время, пока его пытали, Джастин надеялся, что Харвей придет и выручит его. Но тогда Харвей еще не пришел.
В конце концов то, что происходило в лачуге, закончилось. Однако Джастин не знал об этом. Бык и его дружки решили, что он умер. Может быть, они были правы. Или почти правы.
Джастин пришел в себя в болоте. Он лежал на самом краю отмели, за которой начиналась настоящая трясина. Его лицо торчало из воды. Он слегка повернулся, лицо оказалось под водой - это-то и привело его в чувство. Нет, Мэллон и его подручные определенно думали, что он мертв. Они бросили его в болото, но тело оказалось на мелководье, и он не утонул. И, очевидно, в последнем проблеске сознания повернулся на спину, выставив лицо из воды.
Я не помню, долго ли Джастин провалялся в болоте. Но, вероятно, долго. Я могу лишь вспомнить какие-то обрывки происходившего там. Сначала я не мог двигаться. Просто лежал в стоячей воде. Когда стемнело, мне стало очень холодно. Помню, мои руки стали потихонечку двигаться. И я немного выполз из воды.
Какое-то время я лежал в грязи, но ноги находились в воде. Я заснул или вновь потерял сознание. Когда открыл глаза, поднималась серая пелена рассвета… И вот тогда Харвей появился. Думаю, я звал его, и он, должно быть, услышал.
Харвей возник в нескольких шагах от меня, как всегда безупречно одетый. Он стоял на самой трясине. Его рассмешило то, что я такой слабый, что лежу как бревно в грязи и грязной воде. Я встал на ноги. И внезапно боль исчезла.
Харвей приблизился. Мы пожали друг другу руки, и он сказал:
- Пойдем, Джастин. Тебе следует выбраться из этого болота.
Я так обрадовался тому, что он пришел, что немного расплакался. Он, увидя мои слезы, вновь рассмеялся и сказал:
- Обхвати меня за плечи. Тебе будет легче идти.
Но я не сделал этого, потому что весь был покрыт грязью и болотными водорослями. А он, Харвей, выглядел великолепно в своем белом из тонкой шерсти костюме. Как будто только что сошел с обложки журнала мод.