* * *
Таранов вышел из транспортной прокуратуры, перешел улицу Комсомола и сел в "Ниву". Короткий разговор со следаком оставил двойственное и крайне неприятное впечатление. Таранов ни на секунду не мог заставить себя поверить в версию Борисова. Он помнил, как сам учился работать с ножом… Не такое уж это легкое дело. Даже если оставить вопрос о психологической подоплеке удара ножом… черт их, этих малолетних наркоманов с судимостями, знает, – может, они совсем отмороженные! – даже если оставить этот нюанс за скобками, то все равно: убить человека ножом с одного удара не так-то и легко. Тем более – в сердце. Удар должен быть не только точным, но и сильным. Дилетант явно не сумеет. Да и пытаться не будет – дилетанты чаще всего пытаются ударить в живот – это проще. Неужели следак с большим опытом работы этого не знает? Знает. Обязан знать. Но ему так удобнее: есть два наркомана с судимостями, которых видели на платформе… и кольцо. Кольцо – это, конечно, аргумент… если оно действительно принадлежало Славке.
Таранов сидел в машине, мял пальцами сигарету и думал. Он думал: а что было бы, если бы он показал следаку запись на пачке? Запись железно доказывала, что у Славки была назначена встреча с этим неизвестным "Викт. Пал.". И вполне возможно, что "Викт. Пал." как-то причастен к одному-единственному удару ножом в сердце.
Что было бы, спросил себя Таранов, если бы я показал пачку из-под "Невских" следаку? И сам себе ответил: ничего. У следствия уже есть подозреваемые. Они задержаны, и незачем придумывать ерунду. Ранее судимый наркоман – самый подходящий клиент… В СИЗО на них нажмут, и они сломаются. Вероятнее всего, одного пустят свидетелем. На таких условиях он легко даст показания на своего кореша…
Нет, никакой другой подозреваемый следователю Борисову не нужен. У него уже есть убийца. Но мне этот "Викт. Пал." необходим позарез.
Таранов прикурил, завел движок и поехал к Славке домой.
* * *
На звонок долго не открывали… странно. Днем, после возвращения Ивана из гаража, договорились, что он заедет. Поговорить с Рыжиком насчет поездки на озеро. Он хотел сразу решить тот вопрос, но Лида сказала: спит еще, не надо ее будить, Таран. Ей и так досталось… Лида была нетрезва, и он спросил: "Ты что, выпила?" – "Что, боишься, что сопьюсь?" – "Нет", – ответил он, хотя думал по-другому. Выпить Лидия Викторовна любила.
Иван позвонил еще раз, потом еще. Потом он пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. Но в этот момент раздался звук отпираемого замка. Дверь открылась. На пороге стояла Рыжик. Тоненькая, в черных джинсах и черной же футболке. Когда Иван увидел ее, он на мгновение ощутил тревогу. Словно сердце упало куда-то вниз. Он не мог себе объяснить, откуда взялось это чувство…
– Здравствуй, Рыжик… я вот звоню, звоню… Думал, вас нет.
– Здравствуй, дядя Ваня, заходи. Мама прилегла, а я музыку слушала.
Таранов вошел, разулся, снова наткнулся взглядом на Славкины тапки… Через мой труп, говорил, посмеиваясь, Славка, только через мой труп… Вот оно, Слава, как повернулось-то.
– Проходи в мою комнату, дядя Ваня.
Он сделал несколько шагов к правой двери. Дверь в большую комнату была приоткрыта, оттуда доносился храп. Он мельком взглянул: на неубранном столе стояли две чашки. Из одной пять часов назад он пил кофе. Стояла стопка и две бутылки. Одна пустая, другая полупустая. Лида спала на диване, похрапывала. Задравшийся халат открывал полные загорелые ляжки. Он быстро отвел взгляд.
Комната Ирины была небольшой, метров двенадцать-тринадцать. Здесь стоял диван, обычный двустворчатый шкаф, кресло и письменный стол с самодельным вращающимся стулом на колесиках. Славка сделал его сам, когда такие только-только начали входить в моду. На столе стоял простенький двухкассетный "Филипс", на стенах висели колонки, книжные полки и несколько цветных постеров. Все, кроме постеров, было ему знакомо: и куклы, и корешки книг, и старый глобус на подоконнике… И висящая высоко, у потолка, фигурка парашютиста под белым куполом. Эту фигурку он сам Рыжику и подарил. Он посмотрел на постеры. Они были яркими и – одновременно – мрачными. На фоне крепостных развалин в окружении факелов, цепей, крестов стояли какие-то странные длинноволосые люди… Почти все в черном. В коже, в заклепках, цепях и шипах… с мечами… с кинжалами. Некоторые загримированы под вампиров или мертвецов.
Все надписи на постерах были на английском или на неизвестном Ивану языке. Он предположил, что это шведский или, скорее, норвежский… Веяло могилой, оккультизмом дурного пошиба и еще чем-то. Он не стал задумываться – чем именно.
– Что это? – спросил он, кивая головой на постеры.
– А-а… это группы. Ты их не знаешь.
– Тебе нравится?
– Да.
– Хеви-металл? Рок?
– Нет, ну что ты… Это совсем другое направление, совсем другая эстетика и философия.
– MURDER, – прочитал он одно из названий. – Что же это за философия, Рыжик?
– О чем ты хотел поговорить, дядя Ваня? – спросила Ирина, игнорируя вопрос. Голос звучал более низко, чем обычно, и Рыжик выглядела возбужденной. Внезапно Таранов подумал, что Ирина – тоненькая, в черном, с яркой рыжей шевелюрой – похожа на факел. На догорающий факел… Вот откуда пришла тревога.
– Видишь ли, Рыжик, – начал он. Он уже продумал весь разговор загодя. Но считал, что в нем примет участие Лида… сейчас Лида храпела за стеной. – Видишь ли, Рыжик…
– Вижу, – сказала она. – Ты пришел меня спасать.
– Ну зачем так? Славка… отец… приходил ко мне, рассказал о твоей проблеме, Рыжик.
– Как это мило, – сказала она и хихикнула. Таранов осекся. Он посмотрел Ирине в глаза и понял, что она не в себе.
– Рыжик, ты что, укололась?
– Нет, сняла кумар на ноздрю.
– Как? – спросил он. Она снова хихикнула и сказала:
– Ты знаешь, что такое похмелье, дядя Ваня? – Таранов кивнул. – Так вот, кумар – это самое крутое похмелье, умноженное на сто. Или на тысячу. Впрочем, все не так, и объяснить я тебе не смогу. Это нельзя объяснить. Если сам не испытаешь, то никогда не поймешь. И тяга к этому сраному порошку в тебе сидит страшная, непреодолимая.
– Ты же переломалась, Рыжик. Я знаю, мне отец рассказывал. Зачем же ты опять?
– Я же говорю: ты не поймешь. Ты просто не знаешь этой тоски.
– Погоди! – Иван поднял руку. – Погоди. Меня учили не так. Ежели есть проблема, то она формулируется. А потом определяются пути ее решения. Суть проблемы нам с тобой ясна: ты больна, Рыжик. Значит, будем лечиться. Так?
– Бред все это, дядь Вань… где ты видел вылечившегося нарка? – спросила Ирина серьезно. С плакатов вокруг смотрели морды мертвецов. Скалились.
– Но ведь лечат!
– Брось. Одного из ста, может, и вылечат. За бешеные бабки.
– А мы и говорим сейчас про одного-единственного человека – про тебя, Рыжик. А бабки пусть тебя не волнуют. Бабки найдем.
– О, да ты богатенький папик, – сказала она с какой-то знакомой интонацией. Он попытался понять… и его обожгло воспоминание. С той же интонацией и почти те же слова произнесла молодая проститутка на платформе в Ручьях. Он подумал: а что, если и Рыжик?
…Нет! Нет, этого не может быть. Она же почти ребенок.
Он быстро задавил эмоции и сказал:
– Ладно. Скажи мне просто: ты хочешь бросить?
– А кто же не хочет?
– Наверняка есть какие-то центры, где лечат наркоманию… Я узнаю.
– Чего узнавать? Их полно сейчас. "Детокс", клиника Бехтерева.
– Бехтерев – фирма с мировым именем, – кивнул Иван. – Я позвоню, справлюсь…
– Чтоб к ним попасть, – равнодушно сказала Ирина, – нужно сначала три недели не торчать, дать организму очиститься.
– Так в чем вопрос? Завтра же едем ко мне на Городно. Я же в отпуске, Рыжик. Ты же помнишь, как там здорово? Озеро, лес, тишина. Ты помнишь, как мы щуку поймали с тобой?
А она вдруг заплакала. Она бросилась на диван и заплакала. Вампиры на плакатах скалились. Ивану казалось, что они радуются и готовятся сожрать очередную жертву. И уже наполовину сожрали. Они обступили похожую на догорающий факел девочку со всех сторон и гримасничают… Нет, ребята, так не пойдет. Так не пойдет, ребята.
Рыжик перестала плакать так же внезапно, как начала.
– Правда? – спросила она. – Правда, мы поедем на Городно?
– Конечно, Рыжик. Завтра же и поедем.
– И мы там будем три недели?
– У меня отпуск месячный. Сейчас он только начинается.
– Там я смогу справиться, дядь Вань. Я знаю одну девчонку, она скинулась. Она в Бехтерева поставила химзащиту и уже почти полгода не торчит. А потом можно продлевать.
– А мы чем хуже той девчонки? – спросил Иван.
– Мы не хуже… Слушай, а Лешку мы можем взять?
– Лешку? А, это тот парень, который тебя втянул…
– Нет, – ответила она тихо, – это я его втянула.
– Как? – переспросил Иван.
– Так… так вышло. Он хотел мне помочь… да только сам подсел.
– Вот оно что… Давай возьмем Лешку, если он, конечно, сам захочет, – сказал Иван. – Места всем хватит, а вам веселее будет.
– Он захочет, конечно, он захочет.
– А как его родители на это посмотрят? – осторожно спросил он.
– А никак… они синяки оба. Если Лешка сдохнет, они и не заметят. Им главное – нажраться.
– Ладно, все равно я должен с ними поговорить. Телефон-то у них есть?
– Есть, конечно. Записывай.
– Я запомню, – ответил Таранов с улыбкой. Мертвецы на стенках уже не казались такими зловещими. Он мысленно повторил семь цифр номера и решил, что позвонит вечером.
– Ладушки, Рыжик… Собирай вещи, а завтра в семь утра я за тобой заеду. Уже через пять часов будем на месте.
– Я сейчас Лешке позвоню, – сказала она.
– Позвони, – ответил майор Таранов и подмигнул парашютисту под потолком: Порядок, братан? – Порядок, Таран, ответил парашютист, видали мы всех этих вампиров! И делали их, как хотели.
– Позвони, – сказал Таранов, – а теперь я, Ириша, пойду… Нужно кое-что закупить и машинке небольшую профилактику сделать. А в семь утра я под окном. Лады?
– Лады, дядь Вань. В семь утра.
Таранов не знал, что вернется в квартиру Мордвиновых гораздо раньше.
* * *
Он сделал все дела, что наметил, загрузил вещи в "Ниву". Осталось только бросить утром в багажник пакеты с мясом и сосисками. Вечером он несколько раз набирал номер Лешки… никто к телефону так и не подошел. Ну ладно…
Чтобы нормально выспаться, ему нужно было выпить двести граммов водки, но с утра предстояло садиться за руль, и он не стал пить.
Снилось, как всегда, одно и то же: "Ирокез" UH-1 с желтыми глазами фар в подбрюшье, и очереди, вспарывающие песок совсем рядом, то слева, то справа, то впереди… Он метался, как заяц, бежал и понимал, что от вертушки не убежишь и жив он до сих пор только потому, что с ним просто играют, что стрелку и пилоту хочется поразвлечься. Били в спину прожектора, его собственная непроглядно-черная тень – длинная, когда "Ирокез" его немного отпускал, и совсем короткая, когда нагонял, зависая, – бежала впереди. Поблескивала справа черная вода речки, вертолетные лопасти рубили влажный горячий воздух, пот заливал глаза, а легким не хватало воздуха… Грохотал сверху шестиствольный "вулкан".
Проснулся он от собственного крика. Так было каждую ночь, если он не мог принять "профилактической" дозы. Голый, покрытый потом, Таранов сел на диване. За окном шел ливень. Вода падала плотным вертикальным потоком. Часы показывали 03.46. Таранов закурил. Он знал, что после перекура сможет спокойно доспать до звонка будильника. Он встал, подошел к распахнутой двери балкона. Бесшумно опрокинулась чашка кормушки, прыгнула, покачиваясь, вверх. Бутылка с зерном отмерила порцию пшена… Странно, подумал Иван, Славка говорил: раз в сутки. А прошло всего часов десять.
Потом он услышал стук дождевых капель о дно чашки и понял, что виноват дождь. Стало весело.
Когда он собрался лечь, зазвонил телефон.
Истеричный Лидкин голос закричал, что Ирина умирает.
– Ты слышишь, Таран? Она умирает! Она сейчас умрет.
– Не ори, – сказал он грубо, – вызывай "скорую", дура.
– Я… я уже. Она сейчас умрет, Таран. Приезжай скорее.
* * *
Он гнал машину, и фонтаны воды взлетали, обрушивались на лобовое стекло вместе с дождем. "Дворники" едва успевали отгребать воду. Пустой город стремительно набегал, расступался и оставался позади. И снова набегал.
Когда он подлетел к подъезду, там уже стояла "скорая", чистенькая и нарядная. В кабине горел свет, и видно было немолодого водилу с книжкой в руке. Иван выскочил под несколько ослабевший ливень и вбежал в подъезд. Бегом поднялся на этаж. Дверь оказалась не заперта, и он вошел в прихожую.
Из Рыжиковой комнаты выглянула женщина в белом халате. Иван подошел поближе. Рыжик неподвижно лежала на диване, у стола сидел молодой мужчина. Он тоже был в белом халате и что-то писал. Лида стояла у окна. Плечи крупно вздрагивали. Скалились мертвецы на стенах. Он вновь посмотрел на Рыжика… и понял.
– Что? – спросил он у женщины в белом. – Что?
– Поздно, – сказала она безразлично. – Смерть до прибытия. Передозировка.
Иван опустился на корточки возле двери, прислонился к косяку и прикрыл веки.
– Вы отец? – спросила медсестра.
Он ничего не ответил. Он сидел и молчал. Сверху скалились вампиры.
Глава седьмая
ВИЗИТ К ЛЮДОЕДУ
Из квартиры Мордвиновых Иван вышел в половине седьмого. Было очень свежо, чисто и прохладно, в водостоках журчала вода, блестели листья деревьев. Ничего этого он не замечал. В квартире на третьем этаже лежала девочка, похожая на сгоревший факел. Тихо, занудно выла нетрезвая женщина. Оставлять ее одну не следовало, но сил слушать этот однообразный вой тоже не было никаких… "Мамуля, бабуля, дядя Ваня и Лешка, простите меня за все. И ты, папа, прости. Я перед всеми вами виновата. Я ухожу. Ирина"… "Дядя Ваня, если ты сможешь, помоги Лешке. Он совсем один. Рыжик".
Таранов сел в "Ниву"… "У них это называется "золотой приход", – сказал врач. – В милицию мы сообщим". Солнце било в лицо, застилало все желтым. Над лужами поднимался еле заметный парок. Под потолком комнаты с мертвецами на стенах висел одинокий парашютист. Его расстреляли еще в воздухе.
Таранов закрыл глаза, но от этого ничего не изменилось. Залитый утренним солнцем мир был все так же страшен. Он никуда не делся. Чирикали воробьи. Да что же это такое? "У них это называется "золотой приход"".
Э-э, нет, ребята, так не пойдет. Иван Таранов открыл глаза. Он уже знал, что будет делать.
Чирикали воробьи, дробилось в лужах солнце, по улице шел высокий парень в черных джинсах и черной рубашке. За спиной нес рюкзак. Таранов закурил, вылез из машины и прислонился к покрытому каплями крылу. Теперь он точно знал, что нужно делать. Когда парень поравнялся с "Нивой", Таранов выпустил струйку дыма и сказал:
– Алексей, иди-ка сюда. Разговор есть.
* * *
На площадке было шесть квартир. Нужная им сто седьмая находилась рядом с лестницей, и это облегчало задачу – можно было спрятаться за стеной, метрах в полутора от двери. Как только Витек откроет Лешке дверь, Таранов выскочит и свалит его. В том, что это получится, он нисколько не сомневался. Он побывал в подъезде утром, сразу после разговора с Лешкой. Осмотрел все и даже провел тренировочную атаку… Все выходило в цвет, правой ногой он нормально достанет Витька хоть в пах, хоть в голову… Лучше, пожалуй, в пах… или в живот. После удара в голову долго ждать, пока он очухается. Тут главное, чтобы Лешка в последний момент не подвел…
Таранов покосился направо. Алексей Малков сидел рядом, бледный, мрачный. Он выглядел старше своих семнадцати, но был тощ и нескладен. Волосы доставали до плеч.
– Волнуешься, Леша? – спросил Таранов.
– Чего волноваться? – вопросом ответил Лешка.
– Это точно. Как только он откроет дверь, ты, главное, сделай шаг назад-вправо – и все. Остальное – моя забота. А ты уходи и жди меня в машине. Все понял?
– Понял… вы его убьете?
"Нет, я объясню ему, что торговать наркотиками нехорошо. Я скажу ему: ни-и-зя… Он осознает, заплачет и раскается. И больше никогда не будет".
– Ты можешь не ходить, Леша, – сказал Таранов. – Я ведь все понимаю.
– Я пойду. Не хочу, чтобы этот гад жил.
Таранов промолчал. Он понимал, что втравил парня в совершенно омерзительное дело. Утешало только то, что Лешка ничего не увидит. Позвонит в дверь, дождется, пока барыга откроет, и сразу уйдет. Хотя… разве это что-то меняет?
…Таранов вспомнил их утренний разговор.
– Алексей, иди-ка сюда. Разговор есть.
Длинный, нескладный парень с волосами до плеч прищурился, потом настороженно подошел.
– Я Иван, – протянул Таранов руку и улыбнулся. Никто не знает, какой ценой далась ему эта улыбка. – Ирина тебе наверняка обо мне говорила.
Лешка неуверенно протянул ладонь. Рукопожатие его было слабым. Он не сказал ни "здравствуйте", ни "очень приятно". Он выглядел растерянным.
– Садись в машину, поговорим.
– А… где Ира?
– Вот об этом и поговорим, – сказал Иван как можно веселее. Он боялся, что не сдержится и заорет: "золотой приход"! Ты понял? Ирина ловит "золотой приход"!
– Куда мы едем? – спросил Лешка, когда Таранов тронул машину.
– Тут рядом… надо кое-что из жратвы купить.
Они действительно остановились метров через двести. Таранов коротко и очень жестко рассказал правду. Сначала Лешка впал в оцепенение. Потом заплакал. Таранов сидел, курил и ждал, пока он успокоится… Ждать пришлось долго. Но спешить было уже некуда. Дробилось в лужах солнце, по улице спешили на работу люди, и никому не было дела до мужчины и юноши в зеленой "Ниве". Никому не было дела до мертвой девочки с рыжей шевелюрой… И до убитого шесть дней назад Славки тоже никому дела нет.
А потом Лешка плакать перестал, и Таранов начал его расспрашивать. Это было тяжело. Мучительно тяжело. Несколько раз Лешка замыкался в себе, несколько раз порывался уйти.
– Вот что, брат, – жестко сказал Таранов наконец, – ты можешь уйти. Твое право, держать не буду. Но мне нужен Витек. Я должен до него добраться. И я думал, что ты мне поможешь.
И тогда Лешка заговорил… Витек – сволочь. Сволочь! Барыга! Я его убью… – Где он живет? – В первом корпусе, квартира сто семь. А тебе зачем? – Да так, в гости хочу зайти. – Он гостей не принимает. Он осторожный, гад. – Это ничего, меня примет. Я вежливо попрошу. Он с кем живет? – Один. – Что же – всегда один? Дружки, может, какие ходят? Или бабы? – Не-е, этот людоед один. Все говорят – людоед. А тебе зачем?
– Я ж говорю: в гости хочу зайти, – сказал Таранов.
– Я пойду с тобой, – неожиданно произнес Лешка.