Рассеянно посмотрев налево, я без какой-либо опаски вступил на проезжую часть и, воспользовавшись паузой в движении по моей стороне улицы, быстро, почти бегом попытался проскочить к разделительной полосе. Я никак не мог ожидать, что из-за большого телевизионного автобуса - кажется, их называют лихтвагенами, - который стоял у тротуара метрах в пяти от меня, вдруг вынырнет несущаяся на большой скорости машина. Но именно так и случилось: запыленная красная "ауди" с тонированными стеклами мчалась прямо на меня. По инерции я сделал еще два-три шага вперед, пересек полосу и тут же, чуть было не оказавшись под колесами "волги" из встречного потока, рванулся назад. Завизжав тормозами, шикарная иномарка вильнула к обочине, крутанулась вокруг оси и с размаху ударила задним крылом о фонарный столб, возле которого то ли пережидала движение, то ли читала объявление немолодая женщина с зонтиком и хозяйственной сумкой. Сшибла ее машина или только задела, я не разглядел - увидел уже лежавшее боком на бордюре тело с неестественно, "блошкой" подогнутыми ногами, высыпавшиеся из сумки пестрые пакетики печенья и кочанчик капусты. Раскрытый выцветший зонтик отлетел в сторону метра на четыре и еще покачивался, словно большая выдыхающаяся юла. Почему-то именно эту деталь отметило в тот злополучный миг мое сознание, видимо, изо всех сил противившееся воспринимать жуткую реальность того, что только что произошло.
Дальнейшее развитие событий запечатлелось в моей памяти кадрами немого синематографа - какими-то рваными, нервно дергающимися фрагментами. Широко раскрытый рот перепуганной мороженщицы - крика не слышу… Мальчишка, оглядываясь на бегу, машет рукой, кого-то зовет… Вот и я… Ватными ногами я шагаю к этой несчастной… Вот распахивается дверца заднего салона "ауди"… Я наклоняюсь… Чьи-то могучие руки обхватывают меня сзади за поясницу… Я инстинктивно вырываюсь, от сильного удара по шее темнеет в глазах, сознание на какое-то мгновенье отключается… Но только на мгновенье: когда меня грубо запихивают в машину, я уже в состоянии как-то контролировать себя и потому не предпринимаю никаких попыток к сопротивлению…Автомобиль, словно на старте ралли, с рыком срывается с места, я болезненно ударяюсь затылком о что-то металлическое, установленное у заднего окна, и, слабенько охнув, окончательно прихожу в себя. Вернее, обретаю способность реально оценить ситуацию и, выражаясь языком редактируемых мною наукообразных брошюр, назвать ее составляющие адекватными их сущности именами.
Я ощущаю, как лихорадочно пульсирует мой мозг. Да, да, я - виновник дорожного ЧП, которое, похоже, стало трагедией для незнакомой мне женщины с зонтиком.
Сейчас я убегаю с места происшествия, хоть и не по своей воле, меня насильно увозят они. Кто - они? Их трое - двое впереди, третий рядом со мной. Я вдвое старше любого из них, этих загорелых мордоворотов с одинаково подбритыми затылками, однотипно одетых. Мой мускулистый сосед в узкой черной майке и пестрых "бермудах", на его корешах - расстегнутые до пупа расписные рубашонки.
Желтая цепь на бычьей, мокрой от пота шее водителя мутно отсвечивает, нахально лезет в глаза. В машине невыносимо душно, но стекла опущены только на два пальца - люди, подхватившие меня словно худого котенка с тротуара, предпочитают быть невидимками для водителей и пешеходов. Я слышу, как время от времени они обмениваются отрывистыми репликами, смысл которых не доходит до моего сознания. Я просто фиксирую звуки и шкурой ощущаю бьющийся в их интонациях страх:
- Сразу на седьмую?
- Охренел?! А краску?
- У Джиги навалом, жми!
- Переулком, Серый, переулком надо!..
- Не учи, блин, ученого… Кровянки вроде не было? А?!!
- У той-то?… ее знает, не глянул…
- Жмурика нам еще не хватало, падла…
- А Джиге, Джиге… Кто ему доложит?.. Толян, может, ты, Толян, а?!
- Да пошел ты…
Мат, мат, мат - через каждое слово, иногда ничего кроме… Я даже не пытаюсь запоминать, куда они меня везут - понимаю, что куда-то к Волге. "Ауди" петляет по улочкам между дач, сердце лихорадочно стучит. Но мне жгуче приятно, что эти крутые смертельно перепуганы. Куда больше меня, хотя уж мне-то, казалось бы, есть чего опасаться. Явные бандиты, по меньшей мере рэкетиры, уносят меня, как лиса петушка, черт знает куда, чтобы расквитаться за аварию. Но оцепенение уже проходит, и я решаюсь подать голос:
- Зачем вы меня везете? Если вы…
Договорить не успеваю: мой сосед больно бьет меня в локтем в солнечное спелетение.
- Узнаешь, сука! Заткнись!
- Еще спрашивает, - оборачиваясь и обдавая меня густым водочным перегаром, сипло выдыхает амбал, сидящий рядом с водителем. Его маленькие, глубоко запавшие глаза бегают по моему лицу, в них откровенная ненависть.
- Ништяк, ништяк… - цедит сквозь зубы худощавый цыгановатый водила. - Подразберемся…
- Собственно, в чем я…
Твердая потная лапища сжимает и тотчас отпускает мое лицо. "Смазь", вспыхивает воспоминание детства, у дворовых блатарей это называлось "смазь"…
- Бороду выдеру… папаша! Сказано тебе - заткнись!
"Проезд 6" - успеваю прочитать я, когда "ауди" внезапно сворачивает с просеки налево. Заборы с прильнувшей к ним пожелтевшей муравой, неказистые и добротные дачки, снова заборы… Смуглый сбрасывает скорость - дорога здесь грунтовая, с засохшими колеями. Машина останавливается в клубах вяло окутываюшей ее пыли.
Парень в черной майке вываливается из кабины и вперевалку бежит к последней в переулке калитке, сливающейся с облупленным зеленоватым забором. Сует зубчатую железку в щель, поворачивает и, навалясь, распахивает ворота. Запыленная "ауди" вздрагивает и с радостным рыком собаки, которую хозяева наконец пустили домой, бросается во двор. Мотор умолкает, сзади слышен стук поспешно захлопнутых ворот. Все. Приехали.
- Давай, борода, выходи!..
Я никак не нащупаю ручку дверцы. Чертовы иномарки!.. Уже выбравшийся из машины парень в черной майке заглядывает в кабину и, презрительно матюкнувшись, выдергивает меня за руку наружу.
- Иди за ним! - Толчок в спину совсем не дружеский.
Узкий проход меж изгородями, увитыми краснеющей малиной, ведет к деревянному домику с неказистым гнилым крыльцом. Я покорно бреду следом за коренастым увальнем, он на ходу стаскивает с бугристых плеч потемневшую от пота рубашку.
В двух шагах сзади меня шаркает шлепками мой амбал. Но дойти до крыльца мы не успеваем.
- Никак у нас гости? - раздается хрипловатый баритон откуда-то сбоку.
Мы останавливаемся и дружно, как по команде "равняйсь!", поворачиваем головы направо.
Из глубины яблоневого сада к ограде направляется, вытирая тряпкой ладони, невысокий сутуловатый человек примерно моего возраста - пятидесяти ему явно нет. Замызганные спортивные штаны, далеко не чистая майка, растоптанные кроссовки… В темных курчавых волосах красиво серебрится седая прядь, словно высветлена специально. Но непохоже, чтобы этот простоватый дяденька, глазки которого добродушно щурятся на нас из-под кустистых бровей, был завсегдатаем парикмахерских. Типичный дачник, вся светская жизнь его, конечно, проходит здесь, в обществе ему подобной огуречно-баклажанной профессуры, озабоченной если не гусеницами, то паршивым напором воды. Батрача на собственном участке, я время от времени удостаиваюсь их мудрых советов.
- Что за приятель, а, Максим?
Слабенький и все ж таки различимый акцент… "Лицо кавказской национальности", это несомненно. Как-то не вяжется с садово-огородной идиллией.
- Из-за этой падлы тачку гробанули! - зло выплевывает коренастый и оглядывается на меня. - И бабу сбили… На Советской Армии…
- Тю-тю-тю-тю!.. - останавливает его "типичный дачник" и недовольно дергает чуть крючковатым носом. - Не так сразу, парень! Ведите в саклю, джигиты вонючие, я сейчас…
- Слушай, Джига, в перекраску сразу бы… - подключается торопливо приблизившийся к нам водитель. - Заднее крыло тоже, блин…
Худощавое лицо хозяина дачи еще более заостряется, легким жестом, будто капли с пальцев стряхнул, он заставляет заткнуться разболтавшегося шофера. Я замечаю, что все трое сдрейфили не на шутку. Улыбочка этого Джиги в сочетании с быстро перебегающим по нашим лицам жестким взглядом, видать, ничего приятного им не сулит.
* * *
В маленькой квадратной комнате с оклеенными голубенькими обоями стенами и щелястым полом мебели совсем негусто. Похожая на грубый топчан кровать без спинок, три некрашеные табуретки, светло-желтый старообразный комод с полукруглой горкой. За мутными от пыли, а может от времени, пластинками стекол белеют пятна чайных чашек. После знойной духоты только что, видимо, политого дворика здесь довольно прохладно. Пахнет яблоками и еще чем-то кислым, напоминающим азиатские ароматы айрана и старой овчины. Максим подбородком указывает мне на табурет и садится сам, Толян заглядывает в нижний ящик комода, роется в нем, звякает бутылками, по звуку - пустыми.
Ждали мы Джигу недолго - ровно столько, сколько ему понадобилось, чтобы умыться. Что договариваться о чем-либо с моими похитителями - пустое дело, мне было понятно: их реакция на его слова и мимику сказала мне все. Шестерки…
Или как там зовут их на сегодняшнем сленге - "торпеды", "бойцы"? Они сделают все, что прикажет сутулый кавказец с эффектной прядью. Вот только что он скажет? На душе было пакостно, история, в какую я влип, не сулила мне ничего хорошего. Я успел заметить вмятину на заднем левом крыле "ауди", глубокую и широкую - на всю толщину столба. Подлежит ли оно теперь ремонту? Если придется менять, то… Страшно представить, в какую сумму выльется такая починка.
Когда Джига вошел в комнату и сел на застланную лоскутным одеялом кровать, по лицу его нельзя было прочитать ничего похожего на раздражение или недовольство. Напротив, судя по тому, как хозяин дачи весело ощерился, он, казалось, был в хорошем, вполне добродушном настроении. Возможно, сегодняшние сельхозхлопоты были в чем-то особенно успешны, по крайней мере, садясь, он потирал руки с видом много и в охотку поработавшего человека. Мы трое сидели на табуретках вокруг застеленного нечистой клеенкой стола, водитель, заглянув на минутку, ушел копаться в машине. До прихода Джиги я помалкивал, Толян с Максимом, вяло матерясь, вполголоса препирались из-за цвета краски, в какую стоило бы перекрасить машину. Но, когда вошел старшой, сразу умолкли, как младшеклассники при виде учительницы. Мне показалось странным, что они не вскочили с мест.
- Вот теперь мы спокойненько побеседуем, - доброжелательно проговорил Джига и с удовольствием осмотрел еще влажные ладони. И - остро, словно финкой ткнул, взглянул на меня.
- Как все случилось, бородач ты наш замечательный, можешь мне не рассказывать, Шурик уже изложил. Чуть не плачет, бедолага, так ему мою тачку жалко. Я его, правда, успокоил маленько - не ты, мол, виноват, не тебе ее и выправлять. А ты как считаешь, борода-бородушка? Что, разве я так уж и не прав?
Парни с острым интересом смотрели на меня: что скажу? Но я ожидал именно такого поворота разговора и уже успел приготовить, как мне представлялось, достойный ответ.
- Давайте определим степень вины, - произнес я, стараясь придать интонациям максимальную значительность. С такой несколько усталой, почти равнодушной интонацией солидные начальники ответствуют поднадоевшим кляузникам. - Да, верно, я был неправ - улицу пересекают у светофора. Но если нетрезвый водитель жмет на газ там, где люди - ну, привыкли, что ли, ее переходить?.. Да к тому же еще неожиданно выскакивает из-за автобуса, как черт из табакерки, то, знаете ли…
- Стоп, стоп!.. Не продолжай, не надо, - мягко, почти ласково прервал меня Джига и беззвучно рассмеялся. - Ты ведь ни при чем, да ведь? Ну, привык там переходить, не менять же привычку, как никак - вторая натура, верно? А если Шурик не знал о ней, так пусть и раскошеливается на лимоны. А то и в тюрягу садится - старушка-то, чего доброго, копыта откинула… Согласен, согласен…
Только вот очень уж знать хочется, что за птица ты такая, чтоб твои привычки для нас законом были? Может, мы с ребятками нарвались на тебя себе на горе?
Извиняться придется?
- Неважно, кто я и что… И извиняться, конечно, надо мне, а не вам. И все-таки хочу заметить…
- Закрой хлебало! - собрав улыбчивые морщинки у глаз, негромко прикрикнул Джига. - Максимка, пошуруй-ка насчет ксивы, какая ни есть. Мотнул головой в мою сторону и, упираясь руками, по-стариковски медленно поднялся с кровати.
Мой сосед по машине вскочил с места куда резвее. Ухватив железной лапищей локоть, он рывком поднял меня с табурета и лапнул - раз! два! задние карманы джинсов. В обоих было - в правом сегодняшний гонорар, в левом служебный пропуск в типографию Дома печати.
- Да ты что это?! - дернулся было я, но рука качка так стиснула локоть, что мне почудился хруст косточек. - Отпусти, сам достану! - крикнул я, изогнувшись от боли.
- Да, пусть он сам… - с сочувственным вздохом проговорил Джига.
Я выложил на стол влажную пачку денег, темно-красные корочки.
- Спрячь! - с пренебрежением поморщился кавказец, кивнув на мои рублишки. Взяв пропуск, он раскрыл его, отнес чуть дальше от глаз и внимательно всмотрелся в фотографию. Беззвучно зашевелил бледными губами, вчитываясь в текст: Ф. И. О., должность, прищурился, разбирая, что там такое на круглой печати.
- Писака, значит, - пробормотал он. - В газетке?
- Нет. В книжном издательстве. Редактор.
- Редактор? Ишь как… Выходит, начальник?
- В издательстве редактор - это рядовой сотрудник. Так что не начальник.
- Жа-аль, - протянул Джига задумчиво. - А может, и не жаль. Даже проще.
- Что проще?
Я протянул руку за пропуском. Он с интересом посмотрел на мою ладонь, покрутил головой и усмехнулся. Сунул пропуск в задний карман.
- Я ж тебе не мент, документы не проверяю. - Джига укоризненно поцокал и опять покачал головой. Небрежным движением пальцев ссадил с табурета Толяна и уселся рядом со мной. Положил локти на стол и приблизил смуглое, нездорово пористое лицо вплотную к моему.
- Однако, крепко ты нас наколол, редактор, - заговорил он, обдавая меня чесночным дыханием. - Посуди сам. Новую тачку из-за тебя разбили, чинить придется. Мелочь, а все же… А вот если баба концы отдала, тогда худо тебе.
Совсем худо. Небось, ищут уже, как думаешь, а?
- Не знаю, вероятно… - неуверенно пробормотал я.
А что тут скажешь?
- Ты не знаешь - я знаю. Свидетели были? Не вспомнишь?
- Разве что мороженщица. Мальчишка еще… Не заметил, может, еще кто.
- Вот-вот - еще кто… Ну, ладно, машину мы пока спрячем, наша забота. А вот со сбитой бабой… Придется тебе пошуровать по больницам. А то и в морг заглянуть. Живая она или нет, сообщишь мне сегодня же. Бумажку прилепишь на тот самый столб возле телевидения. Объявление: пропала, мол, болонка. Если белая - поймем, что живая, ничего страшного, а черная - в морге. Или при смерти. Все понял?
Я кивнул. Сейчас надо соглашаться со всем. Что будет дальше, посмотрим.
- Не все, наверное, не все… - Джига негромко рассмеялся, и меня аж замутило от чесночного смрада. - Тебя бы стоило, говоря откровенно, об стенку размазать, да видел небось кто-то, как мои пацаны тебя увезли. Так что живи, счастливчик. За машину рассчитаешься чуть позже, успеется. А с бабой время терять нельзя. Если узнаешь, что она насмерть, придумай, как засветиться в милиции. Приди с заявлением, что вот, мол, видел, как по твоей вине ее машина сшибла. Расскажешь, как тебя какие-то мужики увезли. А потом врезали как следует и выбросили из машины по дороге на Управленческий. Опишешь тачку: малиновый "форд", госномер точно запомнить не успел, но готов голову дать на отсечение, что были на нем цифры… Ну, скажем, 8 и 4… И что не нашей области номера, на этом стой железно - там, где на них "rus", какие-то другие три цифры, не наши 63. Скажем, 74 или 97. Тут можно и напутать, главное - чужие, кто-то проездом. Опишешь тех, кто в этом "фордике" был, дашь приметы…
Не перегни палку, негров не описывай, пусть малость на Толяна с Максимкой походят - кто-то их хоть мельком, да видел. Но тебе веры больше, ты тех мужиков хорошо разглядел, в случае чего легко узнаешь. Пускай фоторобот делают и ищут в свое удовольствие. Вот теперь все.
- Верните пропуск, - попросил я и внутренне содрогнулся: до того жалким показался мне собственный голос. Нет, страха не было, было тоскливо и мерзко от одной только мысли о том, чем мне придется в ближайшее время заниматься.
Хотя… Есть ведь еще вариант: выложить в милиции все начистоту. Кто знает, может, морда этого кавказца красуется на стендах "Их разыскивает милиция"?
Тогда мне будут просто благодарны.
Он словно прочитал мои мысли.
- Только ты, редактор, даже и не подумай меня наколоть, - почти ласково произнес Джига, тыльной стороной ладони задирая мой подбородок и ввинчивая насмешливо холодный взгляд мне в глаза. - Если стукнешь, погорят пацаны, я - чистый, не подкопаешься. Меня не тронут, переживу. А вот за тебя, редактор, я тогда и дохлого таракана не дам. Учти, Феликс Михайлович, народ мы не шибко интеллигентный.
- Я все понял. Верните пропуск, зачем он вам? Что надо обо мне знать, знаете.
- Ишь!.. - Джига весело рассмеялся и оглянулся на поддержавших его глумливым гыканьем подручных. - А твой портрет, редактор? Что же мне твою физиономию карандашом рисовать, когда пошлю человеков тебе башку отворачивать? Ксиву другую получишь, а эта и нам сгодится.
Логика в его словах, конечно, была. Но легче от сознания этого мне не стало.
- Я уж не предупреждаю тебя, редактор, что про мою дачу ты должен забыть напрочь. Не был ты здесь, меня не видел сроду. Надо будет, мы тебя найдем.
Ясно?