Колычев улыбнулся. Опустив поднос, он подошел к фотографии на стене. Мужчина со стертым от времени лицом, женщина, несколько девочек в дореволюционных платьях.
- Одна из них моя бабка, тут, правда, не разберешь - какая. Она говорила, но я не уверен в ее памяти. Старушка умерла пятнадцать лет назад. Какая Вам разница, общаться с живой или мертвой? Шучу, не уходите.
Карина направилась к двери, но чуть задержалась.
- А это - Бергер. - Колычев ткнул пальцем в мужчину на фотографии. - Вы, наверное, плохо читали мой сценарий. Он мой прадед. Видите ли, Бергер отравил всю семью, но младшей дочери в тот день не было дома. Гостила у тетушки. Это ее и спасло. Вот только не знаю: на ее счастье или нет? Род-то продолжился…
- А Вы об этом жалеете? - спросила Карина, подходя и вглядываясь в какие-то обреченные лица на фотографии.
- Иногда, - серьезно ответил Алексей. Затем неожиданно сильно притянул ее к себе, прошептав: - Не уходи, ты нужна мне…
"…Убивец бежал из особняка в сильно приподнятых чувствах, не разбирая дороги, а очухался только на мосту. И я с ним. То бишь, как бил он фигуркой мальчика с лютней и луком князя по башке непутевой, так и припустил с ней, окровавленной. Потом лишь сообразил, что с орудием убийства стоит, облокотись на перила, да в полынью смотрит. "Бедный Курт, лежать тебе на дне реки до лучших времен!" - сообразил я. А чем эти-то времена плохи? Самое раздолье: всюду помрачение умов, всюду злость, подлость, предательство, всюду кровь проступает, того и гляди - потоками хлынет. Смешно человек сделан - цирк горит, а он над клоунами хохочет; его топят, а ему щекотно; у него душу крадут, а он торгуется… Ну, бросил тот дурак меня в прорубь, как старца царского, а я в лед вмерз, так до весны и пролежал, пока меня ребятишки, что на санках катались, не нашли.
В смуте, которая шла, сменилось несколько хозяев: мальчишка кухаркин, чуть не оторвавший лук с лютней; его отец-хам, толкнувший меня заезжему купцу за мешок овса; трактирщик, в чьем заведении тот пьяный купчик меня и оставил, поскольку спускать уже было больше нечего. Обчистили через две недели, на радость революции, и самого трактирщика - толпа продовольственные склады громила, и ему досталось, под шумок. Какой-то контуженный дезертир, вцепившись в меня скрюченными пальцами, уволок в свою конуру под чердаком. Все его имущество состояло из солдатской шинели, винтаря с примкнутым штыком и портретика голой распутной девки. Зачем я ему понадобился - один черт знает! Он ставил нас рядышком и скалил желтые зубы.
- Ну шо, раздуем мировой пожар? - бормотал дезертир, целясь из ружья то в фотографию, то в меня. - Бах-бух, кончены! Ужо дождетесь… - и грозил при том пальцем.
Уходил солдат со двора рано, а возвращался за полночь. В окне мелькали бродячие звериные стаи с красными бантами, сухо потрескивали выстрелы, девка рядом закатывалась от восторга.
- Дура сифиличная, тебе-то что до всего этого?
- Как же! Гуляем… Сыграй что-нибудь на своем струменте, парнишка…
Оказывается, была она когда-то женой этого солдатика: его - на фронт, а ее ростовщик богатый утешил, пока не надоела. А там и по рукам пошла, поскольку изначально с гнильцой была девка, есть такие, что с детства на передок слабы, сами перед мальчишками стелются, просят огонек в паху потушить. Эх, солдатик, кого ты в невесты брал, не видел, что ли? Очутилась она в дешевом борделе, горе не беда, Ивана своего не помнит, а он только к ней и тянулся все четыре года, пока грязь в окопах месил. Надоело, все побежали - и он тоже. Ни царя, ни Бога - все можно, все позволено! Удерживающего в России нет, а это и страшно, и… сладостно. К жене, к жене - новую жизнь строить! Задержался в Москве, товарищи уломали его заглянуть к девкам. Ну, пришли. Перед ними альбомчик с фотками выставили. Глянул солдат на одну распутную - и обмер.
- Эту вот! - сказал, ткнув пальцем. Дальше - ясно. Все старо в мире, и любовь, и смерть. Нету других сюжетов в истории человечества: либо большая война, либо малая, на двоих, но всюду кровь. Счастливы лишь дети, только народившиеся, еще бесполые ангелы, безгрешные даже от предчувствий любви, не ведающие страстей, а потому, коли их и забирает внезапно смерть, то отпускает чистые души - к Нему. Мне их не взять. А только начнут взрослеть, только начнут подглядывать и сгорать, только начнут мыслить об этой тайне, возжелают впервые - тут и поджидает пропасть. И все остальные бездны - уже от греха первородного. Так есть, так было. И будет до самой гибели человечества.
Солдат ее штыком заколол, а сам в весеннюю слякоть вышел. Был он контуженный с фронта, повредился в уме еще больше. А кругом все такие, кто на чем сдвинулся, так что незаметно. И вот ведь что интересно: в России смута разом всех охватывает - от верного царева слуги до калеки нищего. Общинная страна-то. А потом трезвеют и начинают расхлебывать. Или сидят сиднем и ждут народного спасителя. А вместо него один самозванец явится, второй, третий, потом лже-пророки косяками, как сельдь, пойдут, прочие мудрецы заморские… Благодатная почва, сей, что хочешь.
Скучно мне было в каморке с этой девкой глупой.
- Мальчик хорошенький, дай закурить, а я тебе покажу кое-что.
- Видел я твои прелести! Отстань.
- У-у какой у тебя железный! - хохочет. - Всю ночь сможешь.
Солдат как-то пришел не один, а с рыжим и вертлявым, похожим на собачий хвост. Увидел он меня и аж затрясся.
- Выбрось, немедленно выбрось, - кричит, - эту буржуазную нечисть. Мы, анархисты, отрицаем всякую сущность бытия! Тем более, искусство живописи с ядовитым креном! - Оказался он таким же психом, как все. - А фотку с девкой оставь, - добавил.
Так и очутился я на помойке, рядом с выгребной ямой…"
Назойливый звонок в дверь вывел Галю из оцепенения.
- Мама! - испуганно прошептала она, присев на корточки и собирая в охапку брошенную одежду, А Гера стоял над ней совершенно спокойно, словно издеваясь над ее страхами. Даже посвистывал.
- Ты что, очумел? Одевайся! - Сейчас ей хотелось убить его, а еще лучше если бы он был картонный - выбросить в окно.
- Пойду открою, - сказал Гера, - звонят же.
- Идиот! - прошипела Галя, успев схватить его за руку. - Ты же голый!
- Ну и что? Твои родители не видели этого? - Он выпятил живот. - Для тебя, может, и новость, а другим не привыкать.
Между ними завязалась борьба, в результате которой оба полетели на пол. Галя оказалась сильнее, наверху, прижимая его грудь коленом и не давая вырваться. Она еще больше раскраснелась, тяжело дыша. А звонок все не умолкал. Но теперь они уже не обращали на него внимания, словно привыкнув.
- Сдаешься? - грозно спросила она.
- Еще чего! - Гера ловко, как змея, вывернулся из-под нее, толкнул в бок. И они покатились по ковру. Как в любой войне, удача перешла на его сторону, и Гера распял ее руки. Наступило перемирие. Их лица были в нескольких сантиметрах друг от друга. И Галя первая поняла, что игра зашла слишком далеко. Могло произойти то, чего она и ждала в своих ночных фантазиях, и боялась. Она чувствовала его тело, плоть, которая вдруг стала упираться в бедро. Колени ее сомкнулись, пробежала острая дрожь.
- Пусти! - сказала она, вывернувшись, ударив по руке, потянувшейся вниз, к ее межножью. Сладкое наваждение исчезло.
- Дура! - отреагировал Герасим, сев на колени. - Я же тебя не насилую, была охота!
- Тебе еще подрасти надо. Утенок!
- Растут огурцы на грядках, а я зрею. Не видишь, что ли?
- Вот и зрей дальше, без меня. И вообще, мы еще дети…
Галя, вскочив на ноги, уже поспешно одевалась. Ее примеру последовал и Гера, прыгал на одной ноге, пытаясь справиться с джинсами.
- Ну кто там все трезвонит, как пономарь? - выкрикнул он от злости. - У твоих родителей ключей нет?
- И слава богу, что дома забыли, - ответила Галя, поправляя волосы. - Лезь под кровать.
- А мы уроки делаем, книжки читаем, телевизор смотрим.
- Тогда сиди тихо. И не высовывайся.
- Ладно, товарищ генерал. Ты там построже с ними…
За дверью стоял Герин отчим, вдавив указательный палец в кнопку звонка. Казалось, что эта маленькая кнопка и не дает ему упасть, поскольку глаза его были закрыты, а сам он раскачивался, как молодой тростник.
- Это я! Дядя Вова! - очнулся он, когда опора вдруг исчезла, а перед ним обрисовалась девочка. - А мамка где? Дома? Наставили тут порогов…
- Вам чего? - спросила Галя, пытаясь вытолкнуть его обратно.
- Хозяйка нужна! Дело у меня… Пусть деньги дает - в счет долга, забубнил тот. - Давай поторапливайся, зови скорее. Меня люди ждут.
- Нет никого дома. Уходите. - Галя беспомощно оглянулась, не зная, что предпринять.
- Тогда… вещами возьму, - сказал отчим.
Войдя в квартиру, он осмотрелся. Пока в поле зрения попали лишь детские фигурные коньки, висевшие на крючке. Галя уже полгода не ходила в секцию, но с ноября занятия должны были возобновиться. Дядя Вова деловито повесил коньки себе на плечо.
- А лыжных ботинок нету? - озабоченно спросил он. - Классно за грибами ходить.
- Вам не стыдно? - Гале и плакать хотелось, и разбирал смех. - Взрослый человек, а ведете себя, как полный идиот!
- Цыть, соплячка! Щас ухо крутану.
Гера, наконец, вышел из комнаты, ему надоело ждать и прислушиваться. Рядом с отчимом он выглядел хрупким цыпленком, а дядя Вова отчего-то стал наливаться краской.
- Ты… чего здесь? - буркнул он недовольным голосом.
- Верни коньки, - сказал Гера, подходя ближе.
- Я спрашиваю: чего тут делаешь, гаденыш?
Отчим качнулся, пытаясь схватить пасынка, но тот ловко увернулся из-под руки, очутившись за его спиной. Толкнул - и дядя Вова налетел на трюмо, лезвия коньков ударились об зеркало, посыпались осколки.
- Ну я тебя сейчас! - Отчиму удалось поймать Геру за ворот рубашки. Он занес над его головой кулак. Посыпались удары…
- Прекратите! - закричала Галя. Она уже успела вернуться из комнаты.
Оба они застыли, увидев в ее руках пистолет. И в этот момент прогремел выстрел.
8
Осторожно, словно боясь разбудить старика, Драгуров приподнял его кисть, пытаясь нащупать пульс. Рука была холодной и морщинистой, как гусиная лапка. "Веселенькое дельце!" - подумал Владислав, тревожно оглядываясь. Слабый огонек свечки колыхался, грозя потухнуть в любую секунду. Перспектива остаться в полной темноте наедине с покойником не радовала. А помочь Белостокову было уже ничем нельзя. Старик вышел из игры. Наверное, отказало сердце. Или несчастный случай?
Тут только Драгуров обратил внимание на то, что в комнате царит беспорядок. В прошлый раз здесь было более прибрано, что ли, по крайней мере, казалось, что каждая вещь стоит на своем месте - как того хочет хозяин. Теперь некоторые куклы из его коллекции валялись на полу, одна полка с рогатыми игрушками-чертями была даже сорвана, словно Александр Юрьевич, прежде чем упасть, ухватился за нее. Или это сделал не он? И запах… Противный кисло-сладкий запах, смешанный с дурманящей мутью, как из чана с наркотическим зельем. Владислав почувствовал, что у него начинает кружиться голова, болезненно заныли виски. Он поспешил на кухню, проверил газовую плиту, но все конфорки были отключены. И тем не менее ощущение каких-то болотных испарений продолжало оставаться. Дом старый, прогнил насквозь, возможно что угодно… Находиться здесь дальше было бессмысленно и опасно. Надо уходить.
Владислав вернулся в комнату, пребывая в некоторой растерянности. Он вспомнил о металлическом мальчике с лютней и луком, оставленном здесь накануне. Фигурка так и стояла на столе, будто Белостоков не прикасался к игрушке. Теперь уже не узнать. Первым желанием было уйти, оставить все как есть. Но металлический мальчик должен вернуться к хозяину. И лучше, если это произойдет как можно скорее. Драгуров шагнул к столу и чуть не упал, будто двигался на ватных ногах. Сознание еще ясное, а все тело - чужое, отказывается повиноваться. Понятно, почему свалился старик… Действительно, что-то произошло с трубами… Впрочем, какая разница? Хотелось точно также прилечь на пол, рядом с мертвым телом, и уснуть. Владислав даже не заметил, что огарок свечи погас. В темноте перед ним продолжали вырисовываться очертания предметов. Блестела на столе металлическая фигурка. Неожиданно, сквозь равнодушное спокойствие, ему показалось, что он узнает в ней свою дочь. Словно она вошла в эту игрушку, превратившись в мальчика с лютней и луком, и теперь глядит на него, улыбается, наблюдает, ждет чего-то…
- Галя? - произнес он, поперхнувшись. И вырвавшийся звук ненадолго вернул его в реальный мир. Быстрее, вон отсюда!..
Драгуров схватил фигурку, побрел к двери, едва не споткнувшись о тело Белостокова. В коридоре он сорвал с крючка хозяйственную сумку, бросил туда, на картофельную шелуху, металлического мальчика, переступил через порог. На лестничной клетке дышать было немного легче, хотя и тут ощущался приторный запах. Держась за перила, Драгуров побрел вниз.
На улице стало лучше, в лицо ударил холодный ветер, Владислав набрал полные легкие воздуха. Пошатываясь, зашагал в сторону метро, больше не оборачиваясь на старый дом и не вспоминая об оставленном мастере. У него еще мелькнула мысль вызвать милицию, но потом он решил, что на старика все равно наткнется кто-нибудь из соседей. Какая разница, кто обнаружит труп? Сейчас это не играет никакой роли.
Драгуров поехал не домой, а обратно в мастерскую. Он и сам бы не смог объяснить, почему поступил именно так. Возможно, он даже не отдавал себе отчета, куда едет. А очнулся только тогда, когда вставил ключ в замочную скважину.
- Вот ведь история! - растерянно пробормотал он, увидев выгнувшего спинку котенка. - Выходит, я снова здесь?
На некоторое мгновение ему даже показалось, что он никуда и не уезжал, а Белостоков сидит спокойненько у себя дома и пьет чай. Но его хозяйственная сумка - с ним, а в ней - металлический мальчик. Котенок Никак прыгнул на эту сумку, выпустив когти.
- Раз уж я вернулся, не купить ли чего-нибудь съестного - для тебя и меня? - произнес Владислав. Странно, но ему вовсе не хотелось ехать домой. Не было и желания позвонить. В конце концов, они могут поужинать и без него. А он имеет полное право… напиться! Эта неожиданная идея пришлась Драгурову по душе. Может он хоть раз в жизни подпортить свою репутацию трезвенника? И повод достаточно убедительный: смерть Александра Юрьевича. Тут надо помянуть как следует, по полной программе.
Владислав вышел из мастерской, основательно отоварился в ближайшем магазине и съестным, и питьем. Когда он вернулся и подошел к двери, то вдруг почувствовал, что внутри кто-то есть. На порог пробивалась узкая полоска света, а в замочной скважине торчал ключ, который он, уходя, позабыл вынуть. Толкнув дверь, он произнес:
- Снежана?.. - И увидел ее в углу мастерской, сидящей на диване и прижимавшей котенка к груди.
Глава восьмая
1
Карина смотрела на этого "соломенного" человека с недоумением и досадой, ощущая на губах вкус его поцелуя, - все произошло так неожиданно… Она не успела оттолкнуть Алексея. Может быть, и не хотела? Теперь и он стоял перед ней с какой-то виноватой улыбкой, а взгляд вновь ускользал, словно блуждал в лабиринте.
- Неужели ты думаешь, что я пришла сюда только затем, чтобы заняться с тобой любовью? - насмешливо спросила она.
- А разве нет? - нагло ответил Алексей. Секунду спустя он уже потирал щеку, а пыл его несколько остудился.
Карина на всякий случай отступила к стене.
- Квиты, - сказал сценарист. - Может быть, заключим договор? Не прикасаться друг к другу до поры до времени. Еще не наступил срок. Ты не готова.
- Вы все-таки невозможный пижон, - ответила она. - Сама не пойму, почему я все еще здесь.
- А Вам нравится.
Они снова перешли на "вы", будто выставив перед собой щиты и спрятав оружие в ножны. Карина посмотрела на старую фотографию, притягивающую взгляд.
- Бергер… - начала она, а Колычев перебил:
- Вот именно - Бергер. Вы хотите понять сценарий, чтобы войти в роль, - и не можете. А без меня Вам не обойтись. Ведь я - автор. Честно говоря, Коля Клеточкин тоже ни черта не смыслит, его привлекает лишь внешняя фактура, сюжет. Он хочет выразить что-то свое, и пусть старается. Думаю, он толковый режиссер, но главную идею ему не поднять. Не тот масштаб.
- Вы бы подсказали. Коля такой умный. Что мешает?
- Ему - нет. Вам, пожалуй, скажу. - Колычев прошелся по комнате, заглянул в пишущую машинку, усмехнулся, искоса поглядывая на Карину. - Идея в общем-то не нова… Апокалипсис, пришествие антихриста. Вернее, то, что перед этим. Гибель мира связана не с глобальной катастрофой. Наоборот, со всеобщим благоденствием. Знаете, что самое страшное? Мы даже не поймем, что уже попали в другое время, в другой мир… Иную форму существования. Мы будем имитировать сами себя, поскольку и антихрист - великий имитатор. Это его главный принцип: имитировать добро и зло, справедливость и несправедливость. Он будет прельщать притворным благоговением и смирением, кротостью и любовью, благоразумием, умом, силой, лаской, постоянством, крепостью семейных уз, совершать чудеса и знамения. Он станет угождать всем - и угодит. Потому что его примут за Бога. Расплата - душа, и вот уже человек превращается в зверя, готового служить ему до конца дней.
- Есть время и есть вечность, - произнесла Карина, когда он умолк. - То, о чем Вы говорите, неизбежно произойдет, я знаю. Но даже если оно продлится тысячу лет, все это - лишь временно. В Вечности записано иное - там все неизменно и последовательно. В конце пути будет спасение. Но мы говорим о том, чего не может понять никто, не только Коля Клеточкин. Это не дано представить. Нужно либо верить, либо отрицать. И поэтому наш разговор лишен смысла. Нет, поправилась она, - не смысла, а конечного результата, истины. Вернемся к вашему Бергеру.
- Я бы на Вашем месте оставил его в покое, - усмехнулся Колычев. - Он промелькнул - и исчез. Он всего лишь задал поступательный ход этой Игре. Наделал кукол и распределил "роли". Они - те слуги, которые выполняют волю грядущего лже-мессии. Вот о чем я вам толкую.
- И Вы сами верите во все это? - с сомнением спросила Карина.
- Я художник, - сказал Колычев. - У меня творческая фантазия. Кроме того, Бергер - реальное лицо, он, в конце концов, мой прадед. Конечно, многое мне пришлось выдумать, дополнить… Но почему бы и нет? А вдруг действительно существует где-нибудь некая одушевленная кукла, вернее, "оживленная" без души, которая разрушает все и всех? Вы разве мало встречали подобных людей? Да их сейчас море!
- А почему… - Карина запнулась, понимая, что он говорит правду. - Почему Селена убивает близкого ей человека?
- Подошли к цели. - Алексей потер ладони, словно обрадовался чему-то. Это ли мне Вам объяснять?
- И все же?
- Потому что каждому хочется совершить нечто подобное.
- Кажется, у меня был знакомый психотерапевт, - сказала Карина.
Пуля ушла в стену, прямо над головой отчима, а Галя от испуга выронила пистолет.
- Это… чего? - ошарашенно спросил дядя Вова, покрутив головой. - Ты… того это…
Гера поднял с пола "Макаров" и четко произнес:
- Теперь топай отсюда. Быстро. Шевели клешнями. И забудь дорогу сюда. Иначе убью.