Николь знала, что Джорджетт никогда не предаст своего мужа, знала она и другое: Джорджетт не чужды сострадание и объективность. Иначе она не стала бы тратить свое свободное время на спасение от смерти осужденных преступников.
- Моего отца убили люди, поддерживающие тесные отношения с твоим мужем. Мои братья и я располагаем доказательствами того, что твой муж брал взятки у этих людей.
Слова Николь вызвали у Джорджетт шок. На несколько секунд она лишилась дара речи, кровь бросилась ей в лицо.
- Как ты смеешь, - прошептала она. - Мой муж скорее умрет, чем нарушит закон.
Николь не удивила реакция Джорджетт. Она и раньше не сомневалась, что Силк пользовался у жены абсолютным доверием.
- Твой муж - не тот человек, за которого себя выдает, - продолжила она. - И я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Я только что прочла досье моего отца, полученное от ФБР. Я очень его любила, но теперь я знаю, что у него были от меня секреты. Точно так же, как у Курта есть секреты от тебя.
И Николь рассказала Джорджетт о миллионе долларов, который Портелла перевел на банковский счет Силка, о деятельности наркоторговцев и киллеров, работающих на Портеллу, которая могла осуществляться лишь с молчаливого благословения ее мужа.
- Я не рассчитываю, что ты мне поверишь. Но я хочу, чтобы ты спросила у мужа, правда ли это.
Если он тот человек, каким ты его рисуешь, он тебе лгать не станет.
Джорджетт ничем не выдала охватившего ее смятения.
- Зачем ты мне все это рассказываешь?
- Потому что твой муж объявил вендетту моей семье. Он намерен позволить своим сообщникам убить моего кузена Асторре и захватить контроль над семейным бизнесом. Это должно произойти завтра, на макаронном складе моего кузена.
При упоминании макарон Джорджетт рассмеялась.
- Я тебе не верю. - Она встала. - Извини, Николь. Я понимаю, ты расстроена, но нам больше нечего сказать друг другу.
В тот же вечер в просторной спальне дома, в который переехала их семья, Силку пришлось пережить самые страшные мгновения своей жизни.
После обеда он и его жена сидели в креслах, читали. Внезапно Джорджетт отложила книгу.
- Мне надо поговорить с тобой о Николь Априле.
За все годы их совместной жизни Джорджетт никогда не задавала мужу вопросов, касающихся его работы. Она не хотела нести ответственность за сохранение в тайне государственных секретов.
Она знала, что эта часть жизни Силка не должна ее касаться. Иногда, лежа рядом с ним в постели, она задумывалась над тем, как он выполняет порученную ему работу. Какими путями добывает информацию, какие использует методы, чтобы убедить подозреваемых дать показания. И перед ее мысленным взором всегда возникал идеальный федеральный агент, в отглаженном костюме, белоснежной рубашке, с копией Конституции, торчащей из заднего кармана брюк. В глубине души она понимала, что это фантазия. Что ее муж - человек решительный, целенаправленный, готовый на многое ради того, чтобы раздавить своих врагов. Но старалась не думать о реалиях.
Силк читал детективный роман, третий в сериале о профессиональном киллере, который хотел, чтобы его сын стал священником. После вопроса Джорджетт он тут же закрыл книгу.
- Я слушаю.
- Николь мне сегодня кое-что рассказала о тебе и расследовании, которое ты проводишь.
Я знаю, ты не любишь говорить о своей работе, но она выдвинула очень серьезные обвинения.
Ослепляющая ярость охватила Силка. Сначала они убили собак. Потом уничтожили дом. И наконец замарали отношения с женой. И лишь когда сердцебиение чуть успокоилось, самым спокойным голосом он попросил жену подробно передать ему разговор с Николь.
Джорджетт слово в слово повторила сказанное Николь, не сводя глаз с лица мужа. На нем не отразилось ни удивления, ни ярости.
- Спасибо тебе, дорогая, - поблагодарил ее Силк после того, как она замолчала. - Я понимаю, как тяжело дался тебе этот рассказ. И очень сожалею, что тебе пришлось через это пройти. - Он встал и направился к двери.
- Куда ты пошел? - спросила Джорджетт.
- Мне надо прогуляться. И подумать.
- Курт, дорогой? - в голосе Джорджетт явственно слышались вопросительные интонации. Ей требовались заверения в том, что в словах Николь нет ни грана правды.
Силк давно уже дал себе клятву, что никогда не солжет жене. Если в она настаивала на том, что хочет знать правду, он бы ей все рассказал, независимо от последствий. Но он надеялся, что она все поймет и решит, что лучше прикинуться, будто этих секретов не существует вовсе.
- Ты можешь мне что-нибудь сказать?
- Нет, - ответил Силк. - Я готов для тебя на все. Ты это понимаешь, не так ли?
- Да. Но я хочу знать. Ради нас и нашей дочери.
Силк видел, что выхода нет. Осознавал, что, скажи он правду, Джорджетт уже не будет смотреть на него, как прежде. В этот момент ему более всего хотелось размозжить голову Асторре Виоле.
Мог ли он сказать жене: я брал взятки только потому, что этого хотело ФБР? Мы закрывали глаза на мелкие преступления, чтобы раскрывать крупные? Мы нарушали некоторые законы, чтобы добиться выполнения других, более серьезных?
Он знал, что такие ответы только рассердят ее, и слишком любил и уважал жену, чтобы пойти на такое.
Молча Силк вышел из дома. А когда вернулся, Джорджетт притворилась спящей. Он уже принял решение: следующей ночью он встретится с Асторре Виолой и сполна воздаст ему за все.
Эспинелла Вашингтон не пылала ненавистью ко всем мужчинам, но не могла не удивляться тому, как часто они ее разочаровывали. Они все были такими… бесполезными.
После убийства Хескоу ее коротко допросили два сотрудника службы безопасности аэропорта, которые приняли на слово ее версию событий.
80 тысяч долларов, приклеенных к телу Хескоу, еще более убедили копов в том, что Эспинелла кругом права. Они решили, что эти деньги послужат им премией за дополнительную работу, связанную с уборкой помещения. Пачку заляпанных кровью купюр они дали Эспинелле, которая приплюсовала их к 30 тысячам, полученным ранее от самого Хескоу.
Она знала только два способа использования денег. Три тысячи долларов сунула в карман, остальные положила в банковскую ячейку. Мать получила от нее подробные инструкции: если с ней что-нибудь случится, деньги из ячейки, более трехсот тысяч, должно положить на банковский счет на имя дочери. С тремя тысячами она приехала на такси на угол Пятой авеню и Пятьдесят третьей улицы, где вошла в самый модный в городе магазин товаров из кожи и на лифте поднялась на третий этаж.
Женщина в дорогих очках и костюме в мелкую полоску взяла деньги и проводила ее в одну из комнат, где Эспинеллу ждала ванна, благоухающая маслами, импортированными из Китая. Минут двадцать она отмокала под тихую музыку, дожидаясь прихода Рудольфе, инструктора сексуального массажа.
За двухчасовой курс Рудольфе брал три тысячи долларов. Этим он очень гордился, потому что его почасовая оплата была выше, чем у знаменитых адвокатов. "Потому что они вас трахают, - говорил он своим полностью удовлетворенным клиентам с сильным баварским акцентом и легкой улыбкой на губах, - а я доставляю вам удовольствие".
Эспинелла услышала о Рудольфе во время облавы на проституток, которая проводилась в элитных отелях города в рамках борьбы за общественную нравственность. Консьержу одного из них уж очень не хотелось давать показания под присягой, и он рассказал ей о Рудольфе. Эспинелла подумывала о том, чтобы арестовать его, но однажды встретилась с Рудольфе, воспользовалась его услугами и решила, что лишать женщин такого удовольствия - куда как большее преступление.
Наконец он постучал в дверь, спросил: "Можно войти?"
- Я рассчитываю на это, котик, - ответила она.
Рудольфе вошел, оглядел ее.
- Отличная глазная повязка.
Во время первого сеанса Эспинелла удивилась, когда Рудольфе вошел в комнату голым.
- А чего одеваться, если потом придется раздеться? - удивился он, высокий, мускулистый, с татуировкой тигра на правом бицепсе, густой светло-русой порослью на груди. Волосы на груди особенно ей нравились, они выгодно отличали Рудольфе от моделей в глянцевых журналах с ощипанным, выбритым, блестящим от масла телом, то ли мужчин, то ли женщин. Сразу и не скажешь.
- Как жизнь? - спросил он.
- Лучше не спрашивай, - ответила Эспинелла. - Скажем так, мне необходим курс сексуальной терапии.
Рудольфе начал со спины, добрался до шеи, потом перевернул ее, помассировал грудь и живот. И когда начал поглаживать промежность, Эспинелла уже тяжело дышала, а ее "дырочка" сочилась влагой.
- Почему другие мужчины не могут делать того же? - с удовлетворенным вздохом спросила Эспинелла.
Рудольфе уже собирался перейти к основной части, массажу языком. Вопрос этот он слышал многократно, и его самого изумляло количество сексуально неудовлетворенных женщин.
- Для меня загадка, почему другие мужчины не могут делать то же самое. А что ты думаешь по этому поводу?
Ей не хотелось прерываться, но она чувствовала, что Рудольфе хочется поболтать, прежде чем перейти к главному.
- Мужчины - слабаки. Все основные решения принимаем мы. Когда играть свадьбу. Когда заводить детей. Мы ими правим и используем там, где они могут хоть что-то сделать.
Рудольфе улыбнулся.
- Но при чем тут секс?
Эспинелле хотелось, чтобы он вернулся к прерванному занятию.
- Не знаю. Это всего лишь теория.
Рудольфе вновь начал ее массировать, неторопливо, ритмично. Без устали. И всякий раз, когда он поднимал ее на вершину блаженства, она представляла себе, какая чудовищная боль ждала следующей ночью Асторре Виолу и его головорезов.
"Макаронная компания Виолы" занимала большой кирпичный склад в Нижнем Ист-Сайде на Манхэттене. Работало там больше сотни человек.
Из больших джутовых мешков они выгружали на конвейер импортированные из Италии макароны, которые потом автоматически сортировались и расфасовывались по коробкам.
Годом раньше, вдохновившись журнальной статьей, в которой описывалось, как небольшие компании резко увеличивали свою рентабельность, Асторре нанял консультанта - выпускника Гарвардской школы бизнеса. Молодой человек предложил Асторре вдвое увеличить отпускную цену, переименовать макароны в "Спагетти дядюшки Вито" и уволить половину сотрудников, заменив их временными рабочими, которые получали бы вдвое меньше. Получив последнюю рекомендацию, Асторре уволил консультанта.
Кабинет Асторре располагался на последнем этаже, в углу помещения размером с футбольное поле. Вдоль стен выстроились фасовочные машины из нержавеющей стали. Дальний торец занимала погрузочная площадка. Видеокамеры контролировали как подъезды к зданию, так и внутренние помещения, чтобы Асторре, не выходя из кабинета, мог отслеживать, кто приходит и приезжает на склад, и контролировать производственный процесс. Обычно склад закрывался в шесть вечера, но в этот день Асторре оставил на работе пять своих самых квалифицированных сотрудников и Альдо Монцу. Он ждал гостей.
Накануне, когда он рассказал Николь о своем плане, она яростно возражала.
- Во-первых, ничего не выйдет. А во-вторых, я не хочу становиться соучастницей убийства.
- Они убили твою телохранительницу и пытались похитить тебя, - напомнил Асторре. - Я не могу сидеть сложа руки, когда опасность висит над нами дамокловым мечом.
Николь подумала об Элен, потом вспомнила споры с отцом за обеденным столом, который определенно сказал бы, что месть - святое дело.
Что смерть подруги не должна остаться безнаказанной, а защита семьи - ее первейшая обязанность.
- Почему мы не можем обратиться к властям? - спросила она.
- Слишком поздно, - отрезал Асторре.
И теперь он сидел в своем кабинете, живая приманка. Спасибо Граззелле, он знал, что Портелла и Тулиппа в городе: приехали на совещание.
Конечно, он не мог гарантировать, что разговор Николь с Рубио заставит их заглянуть к нему, но он надеялся, что они предпримут еще одну попытку убедить его, прежде чем начинать войну.
Он предполагал, что его обыщут, а потому оружия при нем не было, за исключением стилета, спрятанного в специальном кармашке, вшитом в рукав.
На мониторе Асторре увидел шесть человек, входящих в здание со стороны погрузочной площадки. Своим людям он отдал приказ спрятаться и не нападать до его сигнала.
Среди шестерых он узнал Портеллу и Тулиппу.
Потом они исчезли с монитора, зато он услышал приближающиеся к его кабинету шаги. Асторре знал, что Монца и его люди успеют прийти на помощь, если Портелла и Тулиппа попытаются его убить.
Тут Портелла позвал его.
Он не откликнулся.
Мгновение спустя Портелла и Тулиппа возникли в дверях.
- Заходите. - Асторре встретил их теплой улыбкой. Поднялся из-за стола, чтобы пожать им руки. - Какой сюрприз. В такой час ко мне редко кто заглядывает. Я могу вам чем-то помочь?
- Да, - буркнул Портелла. - Мы устроили большой обед, но у нас закончились макароны.
Асторре раскинул руки.
- Мои макароны - ваши макароны.
- А как насчет твоих банков? - мрачно бросил Тулиппа.
Вопрос не застал Асторре врасплох.
- Пришло время поговорить серьезно. Сегодня мы ударим по рукам. Но сначала позвольте показать вам фабрику. Я ею очень горжусь.
Тулиппа и Портелла недоуменно переглянулись. Они не знали, как на это реагировать.
- Ладно, только не затягивай экскурсию, - ответил Тулиппа, гадая, как вышло, что такой клоун до сих пор жив.
Асторре вывел их из кабинета. Увидев четверых мужчин, стоявших у двери, подошел к ним, каждому пожал руку, сказал пару теплых слов.
Тем временем люди Асторре держали всех на мушке, ожидая его команды открыть огонь. Монца расположил троих стрелков на мезонине, остальных - за фасовочными машинами.
Медленно текли минуты, Асторре подробно рассказывал гостям об используемых технологиях. Наконец Портелла не выдержал:
- Слушай, мы уже поняли, что ты прикипел душой к этой фабрике. Так почему тебе не доверить нам управление банками? Мы готовы сделать тебе еще более выгодное предложение. Кроме того, ты будешь получать часть прибыли.
Асторре уже собрался дать команду открыть огонь, как вдруг загремели выстрелы. С мезонина вывалились трое его парней и лицом вниз упали на бетон. Асторре тут же нырнул за ближайшую фасовочную машину.
И уже оттуда увидел, как высокая черная женщина с зеленой повязкой на глазу подбежала к Портелле и схватила его за шею. Ткнула стволом винтовки в толстый живот, потом отбросила ее, выхватила револьвер.
- Всем бросить оружие, - приказала Эспинелла Вашингтон. - Быстро. - Никто не шевельнулся, и она не стала медлить ни секунды. Дважды выстрелила Портелле в живот. А когда он согнулся пополам, врезала рукояткой револьвера по зубам.
Потом схватила Тулиппу.
- Ты будешь следующим, если мне не подчинятся. Это будет называться око за око, мерзавец.
Портелла знал, что без медицинской помощи он протянет лишь несколько минут. Свет уже начал меркнуть у него перед глазами. Он распластался на полу, тяжело дыша, цветастая рубашка окрасилась кровью.
- Делайте, что она говорит, - прохрипел он.
Телохранители Портеллы подчинились.
Он не раз слышал разговоры о том, что смерть от ранения в живот - самая мучительная. Теперь он понимал, что утверждения эти недалеки от истины. Каждый вздох вызывал укол в сердце. Мочевой пузырь перестал ему подчиняться, и на новых синих брюках появилось мокрое пятно. Он попытался сфокусировать взгляд на черной женщине, которая стреляла в него. Вроде бы он видел ее впервые. Попытался спросить: "Кто ты?" - но язык не ворочался. Последней в голове мелькнула сентиментальная мысль: кто скажет Бруно, что он умер?
Асторре мгновенно понял, что произошло. Он никогда не сталкивался с детективом Эспинеллой Вашингтон, но видел ее фотографии в газетах и телевизионных программах новостей. Выйти на него она могла только через Хескоу. А это означало, что Хескоу мертв. Смерть скользкого посредника не опечалила Асторре. Он мог выдать кого угодно, лишь бы остаться в живых. И от того, что он теперь покоится среди своих цветов, никому хуже не стало.
Тулиппа понятия не имел, почему эта разъяренная фурия приставила револьвер к его шее.
Вопросы обеспечения безопасности он доверил Портелле и на этот вечер отпустил своих телохранителей. Досадная ошибка. Америка - такая странная страна, сказал он себе. Никогда не знаешь, откуда ждать беды.
И когда Эспинелла царапнула по коже мушкой, Тулиппа дал себе слово, в случае, если выживет и сможет вернуться в Южную Америку, ускорить создание ядерного арсенала. Он решил приложить максимум усилий, чтобы взорвать всю эту гребаную Америку, а прежде всего Вашингтон, скопище наглых, самодовольных политиков, и Нью-Йорк, в котором полным-полно безумцев вроде этой одноглазой суки.
- Итак, - процедила Эспинелла, тряхнув Тулиппу, - ты предлагал нам полмиллиона за то, чтобы мы разобрались с этим парнем, - она указала на Асторре. - Я с удовольствием это сделаю, но гонорар возрастет вдвое. С одним глазом мне придется приложить больше усилий.
Курт Силк весь день наблюдал за складом. Сидя в синем "Шеви" с пачкой жевательной резинки и последним номером "Ньюсуик", он ждал хода Асторре.
Приехал он один, не желая вовлекать других федеральных агентов в операцию, которой предстояло поставить крест на его карьере. А когда увидел Портеллу и Тулиппу, его охватила злость.
Он сразу раскусил маневр Асторре. Если Портелла и Тулиппа нападут на него, Силку не останется ничего другого, как защищать подонка: этого требовал от него закон. Асторре останется на свободе с безупречной репутацией, никого не выдав, ничего не сказав о своей противоправной деятельности. А долгие годы упорной работы Силка принесут нулевой результат.
Но когда Силк увидел Эспинеллу Вашингтон, проскользнувшую в здание с автоматической винтовкой в руках, Силка охватил страх. Он слышал о том, что устроила Эспинелла в аэропорту. Полицейская версия показалась ему подозрительной. Что-то не складывалось.
Он проверил, заряжен ли его пистолет, в нем еще теплилась надежда, что он сможет рассчитывать на ее помощь. Прежде чем вылезти из автомобиля, Силк решил связаться с Бюро. Достал сотовый телефон, набрал номер Бокстона.
- Я нахожусь рядом со складом Асторре, - сказал он. И услышал стрельбу. - Иду на склад.
Если что-то пойдет не так, скажи директору, что я действовал по собственной инициативе. Разговор записывается?
Бокстон запнулся, не зная, как отреагирует Силк, узнав, что все разговоры с его номера записываются автоматически. Началось это с того самого момента, как возникла угроза его жизни - Да.
- Хорошо. Заявляю, что ни ты, ни любой другой сотрудник ФБР не несет ответственности за то, что я сейчас делаю. На складе находятся три известных главаря организованной преступности и детектив нью-йоркской полиции, преступивший закон. Все они вооружены.
- Курт, дождись прибытия подкреплений, - прервал его Бокстон.
- Нет времени. И потом, это мое дело. Я должен довести его до конца. - Он подумал о том, чтобы сказать несколько слов Джорджетт, но решил, что не стоит впутывать посторонних в сугубо личные проблемы. Пусть за него скажут его дела. Отключив трубку, он вылез из кабины и только тут заметил, что автомобиль его стоит под знаком "Стоянка запрещена".