– Да, – твердо сказала я, в глубине души надеясь, что победила в этой небольшой дуэли, – так кто же это, Игорь Семенович?
Он разочаровал меня своим упрямством.
– Я не могу вам назвать его, – не глядя на меня, пробубнил он.
– Хорошо, – вздохнула я все же не без некоторого удовлетворения, – по крайней мере, мы представляем себе примерное направление, в котором нужно проводить поиск.
Буторин перевел свой выступающий подбородок на меня, потом на Мамедова, затем снова на меня и встал со стула.
– К сожалению, у меня больше нет времени, мы можем встретиться позже, если это будет необходимо".
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
* * *
После ухода министра Вершинина и Мамедов некоторое время сидели молча, потом Валентина Андреевна закурила и встала из-за стола. Алискер тоже поднялся, подошел к шкафу, на котором стояли цветные картонные папки для бумаг, выбрал одну из них и, проделав в листах договора отверстия дыроколом, нацепил их на металлические стерженьки папки и, закрепив, поставил на место.
Вершинина, дымя сигаретой, подошла к электрочайнику, наполнила его на треть водой из стоящего рядом прозрачного кувшина и щелкнула рычажком выключателя. Пока закипала вода, она положила в чашку кофе и сахар, зажав сигарету кончиками губ.
Наконец, осторожно поставив полную чашку на рабочий стол и обойдя его, она плавно приземлилась на кожаный стул. Алискер повторил вершининские манипуляции с кофе с той лишь разницей, что он приземлился в кресло прямо у столика с чайником.
– Ну что, Валентина Андреевна, начнем? – Мамедов вопросительно посмотрел на начальницу.
– Начнем, Алискерчик, – Валандра попеременно делала глоток кофе и затягивалась сигаретой, – ты прямо рвешься в бой! Значит так: во-первых, займись помощниками Буторина, во-вторых, девушками, только без амура, – она строго посмотрела на Мамедова, – в-третьих, семейство Буторина… – Вершинина глотнула кофе, – и, в-четвертых, милицейский наряд. Думаю, что для начала достаточно. Только с ментами – поосторожнее. Лучше бы с ними встретиться в неформальной обстановке, так сказать, за рюмкой супа.
– Я же не пью, Валентина Андреевна, – Мамедов развел руками.
– Зато они наверняка. Впрочем, не буду тебя учить, ты и сам все знаешь.
Мамедов допил кофе и пружинисто вскочил на ноги.
– Ну, я пошел.
– Визитку возьми, – Вершинина сдвинула золотой прямоугольничек к краю стола.
Валентина Андреевна проводила взглядом выходившего Алискера и набрала номер Коломийца.
С ним она познакомилась во время одного из расследований, связанных с убийством молодого перспективного спортсмена. Иван Кузьмич, несмотря на свое высокое положение, оказался человеком довольно приятным в общении, не кичился своей должностью и воспылал к Вершининой отнюдь не отцовскими чувствами. Правда, дальше обедов в отдельном кабинете одного из городских ресторанов дело пока не заходило, но Валентина Андреевна знала, что в небольшой просьбе он ей не откажет.
Страшно обрадовавшись ее звонку, он огорчился, что не сможет встретиться прямо сейчас, но сказал, что закажет столик в известном ей заведении на три часа.
– Вас это устроит? – с надеждой поинтересовался Иван Кузьмич.
– Я обязательно буду.
* * *
Узнав Вершинину, метрдотель, дородный мужчина лет сорока пяти, в костюме и ослепительно белой сорочке с "бабочкой", усадил ее за изысканно сервированный столик и, сказав, что Иван Кузьмич будет с минуты на минуту, вышел, мягко прикрыв за собой дверь.
Коломиец действительно не заставил себя долго ждать. Войдя в комнату, он, наклонившись, поцеловал Валентине Андреевне руку и преподнес изящную алую розу, почти бутон, на длинном крепком стебле.
"Приятно, черт возьми, когда за тобой ухаживают", – подумала Вершинина.
– Благодарю вас, Иван Кузьмич, какая прелесть! – она взяла розу и вдохнула ее тонкий, едва различимый аромат.
Коломиец недавно перенес серьезную операцию, но держался подтянуто и молодцевато. Короткие, волнистые, тщательно уложенные волосы не были еще тронуты сединой, хотя ему перевалило за пятьдесят. У Коломийца было приятное, открытое лицо, широкий "крестьянский", как обозначила его Вершинина, лоб, живые умные глаза и четко очерченные полные губы.
– Иван Кузьмич, здравствуйте, рады вас видеть. Как обычно? – уважительно, чуть наклонив голову вправо спросил тихо вошедший официант, высокий, худощавый шатен с гладко зачесанными назад волосами.
– Ты, Женя, вкусы мои знаешь… – авторитетно произнес Коломиец, усаживаясь поудобнее, – главное, чтобы мясо не пересохло, а за остальное я спокоен.
Ловко развернувшись на пятках, официант удалился также бесшумно, как и вошел.
Иван Кузьмич перевел лукавый взгляд на Валандру.
– Я взял на себя смелость заказать те же блюда, которые были в прошлый раз, вы не против?
– Ни в малейшей степени, – улыбнулась Вершинина, стараясь вложить в эти слова все обаяние, на которое была способна.
– Итак, о чем же мы будем беседовать? – вкрадчиво произнес Коломиец, растекаясь в блаженной улыбке.
Ивану Кузьмичу нравилось одновременно разыгрывать роль заботливого отца и галантного кавалера.
– Иван Кузьмич, как это ни банально звучит, мне опять нужна ваша помощь. – Вершинина кокетливо и виновато улыбнулась.
– Валечка, можно я буду вас так называть? – игриво спросил он и после легкого утвердительного кивка Валандры, продолжил: – Вы ведь знаете, что мне трудно вам отказать… Но что, если нам вначале немного поговорить о нас самих, о погоде, о планах на будущее, о том, как мы проводим досуг, чтобы, так сказать, найти точки соприкосновения, вы не возражаете?
Принесли заказ. Женя наполнил фужеры.
– Спасибо, – сухо поблагодарил Коломиец и принялся протирать приборы салфеткой.
Когда официант, который, скорее, напоминал персонаж театра теней, вышел из кабинета, Иван Кузьмич пристально посмотрел на Вершинину, как бы испрашивая у нее ответа на свое предложение.
"Обаятелен, старый лис, – ничего не скажешь!"
– С превеликим удовольствием побеседую с вами, Иван Кузьмич. Вы очень интересный человек, – польстила она государственному мужу, – ничто так не расширяет кругозор, как общение с незаурядными людьми. Ну, может, только книги или путешествия… Хотя Ларошфуко недвусмысленно говаривал: "Куда полезнее изучать не книги, а людей".
Вершинина чувствовала, как приятно ее невинная лесть щекочет самолюбие Коломийца, лицо которого, как он ни старался это скрыть, озарилось удовлетворенной улыбкой.
"Лесть – это фальшивая монета, которая имеет хождение только благодаря нашему тщеславию", – вспомнила Валандра другой афоризм Ларошфуко.
– Ну что вы, чем же я так интересен? – с наигранной скромностью пропел Коломиец.
– Иван Кузьмич, – Вершинина шутливо погрозила ему пальчиком, – "уклонение от похвалы – это просьба повторить ее".
– Это опять ваш Ларош… – замялся Коломиец.
– …фуко, – помогла ему вынести на свет божий фамилию моралиста Валандра.
– Да, да… – поторопился согласиться Коломиец, – вот, например этот Ларош… фуко, чем он занимался?
Вершинина чуть со смеху не покатилась. Делать нечего, придется разжевать Кузьмичу, кто такой Ларошфуко и чем он прославился, коптя небо.
Они уже вплотную приблизились к десерту, когда более-менее подробно обсудили ряд культурно-жизненных тем, как то: чтиво, проблема взаимопонимания полов, влияние просвещения на изысканность манер, преображающее влияние изысканных манер на мужчин и женщин в процессе развития их обоюдного интереса друг к другу, а также роль вышеназванных манер в стимуляции полового и общечеловеческого влечения высоких, но слегка закомплексованных натур (к числу которых Кузьмич поспешил себя отнести), отдых вдвоем и порознь, преимущества и недостатки первого и второго способов, семейная жизнь как источник быстропроходящих радостей и непреходящая ценность в плане воспроизводства себе подобных, как твердая опора и галлюцинирующий маяк посреди гибельной вселенской круговерти и т. д., и т. п.
– Иван Кузьмич, – Вершинина подумала, что пора, наверное, направить разговор в нужное русло, – вы ведь знаете Буторина?
Коломиец удивленно поднял брови.
– Знаю, конечно. Он что, замешан в каком-то кровавом убийстве?
– Он ни в чем не замешан, просто я хотела у вас узнать, как у человека, который в курсе кулуарных дел, происходящих в нашем правительстве… – тут она понимающе улыбнулась.
Иван Кузьмич заинтересованно посмотрел на ее, молчаливо предлагая продолжать.
– Я предполагаю, что там постоянно происходит какое-то движение. Я имею в виду, кто-то идет на повышение, кого-то перемещают вниз, все эти рокировки происходят по какому-то плану, ведь так?
– Вы очень догадливы, Валечка, – снисходительно улыбнулся Кузьмич.
– А вы в курсе предполагаемых перемещений?
– Ну, может быть, не всех, но…
– Понятно. Тогда ответьте мне, если это, конечно, не является государственной тайной, на чье место может претендовать Игорь Семенович?
– Ну, какие от вас могут быть тайны, – он прикоснулся к ее плечу, – он один из претендентов на место Воронина, третьего зама губернатора. Но так как Воронин крепко сидит на своем месте, по-видимому, Буторину еще долго быть министром.
– Вы сказали, один из претендентов. А кто же – другой.
– Вениамин Ильич Морозов, – генеральный директор ОАО "Турбина". Он крепкий хозяйственник, сумел поднять такой огромный завод. По мне, так он гораздо лучшая кандидатура, чем Буторин, но в списке он стоит под номером два.
– Значит, если по каким-либо причинам место Воронина освободится…
– …его тут же займет Буторин, – закончил за Вершинину Коломиец.
* * *
По дороге в милицейское общежитие Толкушкин заглянул в продуктовый магазин. Он решил для пущей убедительности прихватить с собой пару бутылок водки и каталку колбасы. Деньги на эти необходимые покупки были выделены ему "сердобольным" Мамедовым. За месяц стажировки Толкушкин зарекомендовал себя как сообразительный и расторопный малый, готовый в любое время выполнить любое поручение.
Вершинина была довольна, что остановилась на его кандидатуре. Нынешнее задание давало широкий простор его воображению: он должен был проникнуть в милицейское общежитие, где под видом журналиста намеревался вступить в беседу со стражами закона, проживающими в нем.
Толкушкин был очень горд своей миссией, говорившей о несомненном доверии к нему со стороны Вершининой и позволявшей ему в полной мере проявить свое умение перевоплощаться, блеснуть красноречием и артистическим талантом. Он любил театр, принимал живое участие в школьной самодеятельности и к тому же прекрасно владел пером.
Выйдя из супермаркета, Валера сел на троллейбус и, проехав шесть остановок, оказался перед двумя блоками кирпичных девятиэтажек, где обитали как холостые, так и обремененные семейными узами блюстители порядка.
Наручные часы показывали без семи четыре. Если учесть, что Андронов всю ночь патрулировал спящий город, а потом был задействован в дачном происшествии, то он, по всей видимости, находился сейчас в своем "трехкоечном нумере".
Подслеповатая старушка, беспокойно шамкая вставными челюстями, шустро выбежала из-за своей конторки и преградила Толкушкину дорогу своим тщедушным тельцем.
– Куды прешься-то, соколик, – ласково поинтересовалась она у слегка оторопевшего Толкушкина, который едва успел переступить через порог.
От наблюдательного Толкушкина не могло укрыться то обстоятельство, что чем мельче человек по должности и по росту, тем агрессивнее он относится к простому обывателю. Валера расплылся в самой обаятельной улыбке, приберегаемой им для особо важных случаев и особо вредных старушек, каковой несомненно являлась данная особа.
Он достал из кармана припасенное специально для такого случая удостоверение в алом коленкоровом переплете и сунул ей под нос.
– Внештатный корреспондент газеты "Комсомольская правда", с особым заданием, – прошептал он ей в ухо. – Вы должны мне помочь.
Бабуля несколько отпрянула, уважительно и недоуменно воззрясь на Толкушкина.
– Как ты сказал, соколик? – старушка вся обратилась в слух и пока Валера повторял ей, с ее лица не сходило вдумчиво-сосредоточенное выражение.
Она уже готова была помочь, ей только нужно было время, чтобы "въехать". Наконец, оставив обычную стариковскую подозрительность и проникнувшись гражданским долгом, она спросила:
– Вам к кому?
– Господин Анненков порекомендовал мне поговорить со старшим сержантом Андроновым, – торжественно произнес он.
– Сейчас, соколик, я мигом, – она суетливо забежала за перегородку и, нацепив очки, ожесточенно начала листать журнал, – третий этаж, триста восьмая комната.
– Спасибо, бабуля, – Толкушкин было направился к лестнице, но старушенция снова тормознула его.
– Сынок, фамилию-то я твою не разобрала, положено записать.
– Толкушкин, бабуля. Валерий Толкушкин.
Он взбежал на третий этаж и прошел в конец коридора, чье тусклое пространство, как "ливневка" после дождя, наполнялась отзвуками голосов, включенных радиоприемников, телевизоров и передвигаемой посуды. С кухни тянуло запахом тушеной капусты.
Валера остановился перед обшарпанной деревянной дверью, когда-то выкрашенной светло-голубой краской и громко постучал.
– Кто там еще? – раздался недовольный заспанный голос.
Валера толкнул дверь, которая со скрипом открылась и заглянул внутрь.
– Мне бы Андронова увидеть, – улыбаясь, спросил он.
– Ну, я Андронов. Что дальше?
Почесывая всклокоченную голову, на кровати сидел крупный русоволосый парень в сатиновых "семейных" трусах в горошек и удивленно смотрел на Толкушкина.
"Нумер" был действительно трехкоечный, но две другие кровати, стоящие вдоль стен, были не заняты. Прямо у двери гудел поцарапанный холодильник, дверка шкафа висела на одной петле, возле стола, загроможденного горой немытой посуды, валялось два стула.
– Очень приятно, господин Андронов, – масляно улыбаясь, произнес Толкушкин, – я так вас и представлял. Прямо герой нашего времени!
– Че-го, че-го? – грубо, но уже не так уверенно протянул Андронов.
– Ох, простите я не представился, – затараторил Толкушкин, – внештатный корреспондент газеты "Комсомольская правда" Валерий Толкушкин, готовлю материал о молодых работниках правоохранительных органов. Встретиться с вами мне порекомендовал Григорий Иванович Анненков.
– Анненков? – тупо уставился на Толкушкина Андронов.
– Да, да, начальник городского отдела полковник Анненков, вы что не знаете его?
– Е-мое, – Андронов снова почесал голову, – я-то думал, ты про Темку говоришь.
Толкушкин объяснил себе его тотальную непонятливость тем, что Андронов еще не совсем проснулся.
– Про какого Тему вы говорите? – переспросил в свою очередь Толкушкин.
– Да про одноклассника моего, Артема Анненкова, – пояснил Андронов.
– Знаете что, Павел, – Толкушкин достал из пакета бутылку "столичной", – если у вас нет возражений, мы бы могли продолжить наше интервью за дружеским, так сказать, столом. Повторяю, если у вас нет возражений.
– Так бы сразу и сказал, – лицо Андронова начало расползаться в блаженной улыбке.
* * *
Едва я успела дописать наш с Алискером разговор с Буториным (после сытного обеда с Коломийцем мысли на удивление быстро шевелились), раздался телефонный звонок.
– Вершинина слушает.
– Валентина Андреевна, сообщаю с места событий, – пародируя ультра серьезную манеру телекорреспондентов, приступил к докладу Антонов. – Буторин отъехал от здания администрации и направляется в сторону Волги, следую за ним. Какие будут распоряжения?
– Перестать дурачиться и продолжать наблюдение, – строго сказала я.
– Вас понял, – рапортовал Антонов-старший.
– Держи меня в курсе, Саша.
Я положила трубку и закурила. Через несколько минут в кабинет ввалился Мещеряков. Заметив коломийцевскую розу, он хитро сощурился.
– Ну, наконец-то, Валентина…
– Что наконец?
Он молча кивнул в сторону томящейся в бутылке из-под текилы розы и расплылся в улыбке.
– Тайный воздыхатель или явный? – Мещеряков беспокойно заморгал.
Он, надо сказать, постоянно изводил меня по-отечески нудными советами. Я тысячу раз цитировала ему иронические и едкие замечания Лароша по поводу глупой людской привычки советовать что-либо и советоваться о чем-либо, но Михал Анатолича с "завидным" постоянством не хотел лакомиться плодами изощренной французской мысли. Моя "неустроенная" личная жизнь не давала ему покоя.
– Это я сама себе подарок сделала, нравится? – попыталась вывернуться я.
– Меня на мякине не проведешь, Андревна, – Мещеряков плюхнулся в кресло, – я – тертый калач.
– Да знаю, знаю…
– Что там у тебя с Буториным? – резко сменил тему Мещеряков, изменившись в лице, – человека до сердечного приступа довела! А если бы он здесь копыта отбросил?
– Трудный клиент, Миша, – пожаловалась я.
– Что значит "трудный"? – Мещеряков буравил меня недобрым взглядом, – он нам деньги платит и не малые, а ты не можешь общий язык найти.
– Деньги деньгами, но и свое лицо иметь нужно, – хотя я и ожидала этого нагоняя, но недовольный тон Мещерякова задел меня.
– Да ты понимаешь, как он нам подгадить может? Могла бы попридержать свою гордость.
– Гордость, Миша, или есть или ее нет. А из-за того, что он – министр, я ему задницу лизать не обязана!
– Да кто тебя просит задницу лизать?! – разошелся Мещеряков, – надо просто уметь работать с людьми!
– Ах, значит я не умею с людьми работать? – полезла я на рожон, – в таком случае, я увольняюсь!
– Погоди ты, – махнул рукой Мещеряков, – уволишься, с кем я работать буду?
– С людьми, Миша.
– Ну, не горячись, – пошел он на попятный, – давай лучше о деле поговорим, – вперился в меня своими бесцветными глазами-буравчиками Мещеряков.
– Можно и по делу, – я встала и чтобы успокоиться начала прохаживаться по кабинету. – Нам удалось вытрясти из Буторина, что на кассете компромат на одного из высокопоставленных чиновников из обладминистрации, предположительно на Воронина.
– Ого, – прищелкнул языком Михаил Анатольевич, – ну-ну.
– Оперативность преступника или преступников (кража заняла не более пяти минут) наводит на мысль, что похититель знал, что искать и где.
– Следов не осталось?
– Буторин не сразу обнаружил пропажу и сначала заявил, что ничего не украдено, когда же выяснилось, что исчезла кассета, он в милицию естественно заявлять не стал, а пришел сразу к нам. Ребята говорят, что визуально следы обнаружить было невозможно, во всяком случае – снаружи. А внутри, конечно, все затоптали.
– Кого подозреваешь? – с профессиональной лаконичностью спросил Мещеряков.
– Воронина, – усмехнулась я.
– Может быть, ты не далека от истины, – теребил нижнюю губу Анатолич, – конечно, сам в дачу он не лазил, а мог кому-то поручить это. Нужно поработать в этом направлении.