Сашка зажмурилась, как котенок. Ей одной, единственной из всех на свете, разрешалось появляться в кабинете отца внезапно, без предупреждения. Она одна могла рассчитывать на его ласку в любое время дня и ночи, когда бы ей ни заблагорассудилось ее получить. Отец - суровый и всегда занятый для других - при ее появлении "расплывался в сироп", откладывал свои дела и, похоже, с удовольствием погружался в пучину ее проблем. Однажды, года три назад, в этом самом кабинете он решал с ней какую-то жутко сложную задачку по физике. И все это время в приемной толпились важные дяди, которых он вытурил из-за своего стола, прервав совещание. Сознание своего превосходства по части отцовской любви и опеки заставляло Сашкино сердце гордо биться.
- Помнишь, как ты звонил тогда декану физмата МГУ и просил решить мою задачку, - промурлыкала она.
- Что-то припоминаю, - он легонько похлопал ее по спине. - По-моему, он ее так и не решил.
- Точно. Тогда ты позвонил министру образования, наорал на него и заставил решать его самого.
- Да? - он отстранил ее, заглянув в глаза с тревожной внимательностью. - Но ведь ты уже кончила школу. Неужели опять проблемы с обучением, детка. На дворе же каникулы.
- Папа! - она даже возмутилась. - Разве я не могу приехать к тебе просто так, потому что соскучилась? Мы же не виделись двое суток.
Он обнял ее одной рукой за плечи и подвел к окну.
- Сколько лет тут околачиваюсь и все не перестаю восхищаться этой красотой! - он вздохнул скорее грустно, чем восторженно.
Под ногами раскинулась огромная, затянутая пеленой Москва. Дальние границы города терялись в сероватой дымке.
- Ты одна?
- He-а. В дом приехал шеф-повар и тут же принялся ворчать, что чего-то там не купили для его коронного блюда. Кажется, какой-то травы. Галя засобиралась в японский супермаркет, ну и мы с Серегой увязались. Так что поехали на моей машине. И Рябой с нами, разумеется. Он ждет в приемной, Галю отвезли в магазин, а Серега сидит в машине. Я ненадолго, просто хотела тебя увидеть, вот и все.
- И все? - усмехнулся Аркадий Петрович, недоверчиво взглянув на дочь.
Но та лишь хлопнула огромными ресницами:
- Ага.
- Серега, - повторил отец, - Сергей Коновалов… - И вдруг спросил: - Как он тебе?
- В каком смысле?
- Он тебе нравится или, может быть, что-то больше?
- Больше? - она покраснела, упрямо не отрывая взгляда от окна.
- Да-да. Именно об этом я давно хочу тебя спросить. Ты любишь его?
- Ну нет, - усмехнулась Сашка. - Да и потом… - Она вдруг совсем смутилась, невнятно пролепетав: - в общем, не знаю… Мне нет и двадцати…
- В твои годы я уже по уши втюрился в твою маму, - заметил он. - Серега - хороший парень. Но он не тот, кто тебе нужен. Он не единственный.
- Единственный?
- Если ты знаешь мужчину добрых десять лет и до сих пор не можешь дать ответ, любишь ли ты его, значит, ты его не любишь. Значит, он не единственный.
- А ты сразу же полюбил маму?
- На ней было сиреневое платье… - голос отца стал тихим и задумчивым, - с белым воротничком. И на руке у нее блестели маленькие часики. Знаешь, у твоей мамы были очень тоненькие руки. Как у балерины. Она стояла в нотном магазине, в руке держала ноты и смотрела в них не отрываясь… морщила лоб и не шевелилась, просто застыла посреди огромного зала. А вокруг сновали люди, но она не обращала на них внимания. Она слышала то, чего никто не слышал, - она слышала музыку, написанную в нотах.
Сашка повернулась к нему, ошарашенная. Никогда отец не рассказывал ей о матери так: спокойно и отрешенно. Он смотрел перед собой, и казалось, что сейчас он видит вовсе не крыши и здания московских улиц под своими ногами, а тот самый зал книжного магазина и ту самую девушку в сиреневом платье с белым воротничком, в которую заново влюбился спустя столько лет. Глаза его блеснули в желтом жестоком солнце.
- Ты помнишь? - прошептала она.
Он кивнул, дрогнувшей рукой медленно вытер лицо и хрипло ответил:
- Я помню каждое мгновение нашей жизни. Каждое мгновение застыло в моей голове маленькой цветной фотографией. Мы прожили с ней двадцать счастливых лет, из которых я помню каждую секунду. Вот что называется любовью.
- Но такое встречается нечасто, - вздохнула Сашка. - Вам просто повезло.
Он повернулся к ней, обнял и крепко прижал к себе:
- Распахни свое сердце, детка. Твой единственный где-то рядом. Будет жаль, если он толкнется в закрытую дверь.
* * *
- Она приехала! Она приехала! О-о! - Вован Паршин на сей раз изменил своей привычной сдержанной отстраненности и влетел на кухню, крича и размахивая руками так, что кухарка Галя испуганно подскочила к полке со специями, чтобы придержать закачавшиеся баночки.
- Совсем сбрендил, - буркнул Скупой, не прекращая поглощать искусно приготовленное Галей фондю. Чтобы никто, кроме него, не покусился на это лакомство, он подвинул горшочек с горячим сыром к себе поближе.
Остальная компания разместилась вокруг большого стола, наблюдая за ним с умилением. Серега грыз зеленое яблоко. Больше ему на обед ничего не досталось. Впрочем, ничего он больше и не хотел - жара стояла страшная, горячее просто в горло не лезло. Сашка была с ним солидарна. А Андрею Фокину, как всегда, было на все плевать. Он никогда ничего особенно не хотел, даже голод его не мучил: вот такой был счастливый человек Андрей Фокин. Возмущалась поведением Скупого только кухарка Галя - добрая и очень скромная женщина. Но она справедливо решила, что раз уж молодая хозяйка дома позволяет своему гостю такую вопиющую бестактность за столом, то не ей, кухарке, делать ему замечание. Поэтому она лишь поджала губы и тихо возненавидела невоспитанного Скупого.
При бурном появлении Паршина все вздрогнули. Серега выбросил яблоко, вскочил со стула и ринулся на улицу. Сашка последовала за ним. И Галя тоже. Впереди себя она толкала все еще размахивающего руками Паршина, так как очень опасалась оставлять его среди бьющихся предметов. С криками и визгами все подлетели к парадной лестнице дома, у которой уже стоял "Мерседес", посланный Аркадием Петровичем в Шереметьево за сестрой. Двери его были открыты Игнат - садовник и привратник по совместительству - занимался тем, что вытаскивал из багажника объемистый кожаный чемодан. Виктории рядом с машиной не было.
- Где она? - взволнованно выдохнула Сашка и растерянно оглянулась.
- Да в дом уже вошла, - добродушно отозвался Игнат.
- Вы бы хоть погудели, - упрекнула она шофера, который молча курил в сторонке.
Тот равнодушно пожал плечами.
- Вика! - Сашка понеслась вверх через две ступеньки. - Вика!
Из раскрытых дверей холла послышались мастерски взятые аккорды. Затем шторы колыхнулись от дуновения ветра, и донеслись плавные переливы шопеновского ноктюрна.
Сашка зачарованно перешагнула порог и замерла. На нее тут же налетел и замер Серега. Остальные подтянулись уже более осторожно.
У черного рояля, в пересечении световых лучей сидела хрупкая Виктория. Она самозабвенно перебирала клавиши. Музыка лилась из-под ее пальцев так естественно, будто она с ней родилась.
Сашка моментально вспомнила ту самую Викторию, которая являлась на званые приемы и покоряла абсолютно всех. Ту Викторию - в черном открытом платье, с забранными назад черными волосами и с длинным мундштуком в тонких пальцах. И не важно, что вместо того роскошного платья сейчас на ней был оливковый дорожный костюм, не важно, что волосы ее были не гладко зачесаны в пучок, а обрамляли ее узкое лицо аккуратным каре, она все равно была так прекрасна, что все вошедшие затаили дыхание, боясь потревожить ее странный музыкальный покой. Боялись развеять это видение совершенной женской красоты и природной гармонии.
Она взяла последний аккорд. Виктория вздохнула и наконец повернулась к дверям.
- Вика! - выдохнула Сашка и сделала ей навстречу неуверенный шаг.
- О боже, Александра! - Виктория встала и, улыбаясь, протянула руки. - Здравствуй, племянница.
Встреча была бурной. Оправившись от первой неловкости, молодежь наперебой кричала Вике что-то восторженное. Вова Паршин от избытка чувств даже прыгал вокруг и размахивал руками. Кухарка Галя просто беззвучно плакала, утирая глаза уголком фартука.
Виктория тепло поцеловала Сашку и обняла всех остальных. И Серегу, которого знала лишь нескладным подростком, и даже Паршина, которого видела впервые в жизни.
- Я теперь год мыться не буду, - восторженно выдохнул Серега, все еще сжимая тонкие пальцы Виктории в своих руках.
Такая пылкость была для него большой редкостью. В свои двадцать три он привык изображать гордую неприступность, соответствующую статусу богатого и влиятельного человека, коим он уже почти являлся.
- Я тебя умоляю, - улыбнулась Виктория и, приложив, похоже, немалые усилия, отстранилась от него. - Я обещаю обнимать тебя каждый день, только не забывай принимать душ. - Она повернулась к Александре: - Так вы теперь друзья?
- Более чем, - фыркнула та.
Виктория, разумеется, поняла, что Саша хотела сказать, но виду не подала. Она вообще принимала мир таким, каким ей его предлагали, не вдаваясь в подробности чужой жизни. А поэтому, раз Сашка дружит с Серегой, даже находя эту дружбу вынужденной от безысходности, - что ж, в конце концов, это ее дело. Виктория отнесется к другу своей племянницы именно как к другу, без всяких скидок на это фырканье.
- А я о вас много слышал! - вклинился в паузу Володя Паршин. - Лидия мне так много рассказывала!
- Лидия? - переспросила Виктория. - А она тоже здесь?
На что Сашка пожала плечами:
- И да и нет.
- Как же это может быть?
Племянница округлила глаза и перешла на заговорщицкий шепот:
- Теперь она поселилась в Виолиной части дома!
Виктория понимающе кивнула, представив на мгновение красочную картину семейных баталий.
- Сегодня ты ее еще увидишь, - добавила Сашка.
- Не-а, - посерьезнел Паршин. Он всегда становился предельно сосредоточенным, когда речь хотя бы вскользь заходила о Лидии. - Сегодня у нее интересная встреча. Она собирает материал для будущего романа.
- Не может быть! - усомнился Серега. - Если учесть специфику ее романов…
- Я бы попросил! - взревел Паршин, но, покосившись на гостью, тут же притих, добавив уже совсем еле слышно: - Быть корректным.
- Ну, конечно! - Сереге было чихать на возмущение литературного агента. Он и бровью не повел, продолжая в том же нахальном тоне: - Если учесть специфику ее, с позволения сказать, романов, то важная встреча, должно быть, носит глубоко интимный характер.
- Сереж, в самом деле! - Сашка дернула его за штанину шорт.
Она не любила, когда начинали обсуждать недостатки человека у него за спиной. Да еще в семейном кругу. Тем более Лидкины недостатки, у которой их было явно больше, чем достоинств. И вообще, она была человеком уязвимым. К тому же Серега не тот человек, который имеет право кидать камень в другого. Сам по уши в камнях.
- Сашка, милая моя! - Виктория нежно обняла ее. - Ты все такая же добрая. Как я тебя люблю!
При этом Серега стух, конечно.
Тут Виктория сочла своим долгом повернуться к Паршину:
- Так вы тот самый потрясающий литературный агент, о котором мне много писали?
- Ну… - Володя смутился, от чего пошел красными пятнами (обычное для него явление. Он часто смущался и посему почти всегда ходил "пятнистым"). - Стараюсь как могу…
Сашка только ухмыльнулась.
"Интересно, где это в моих письмах она усмотрела эпитет "потрясающий"? Мне помнятся совсем иные характеристики, коими я награждала Вована".
* * *
Ужин проходил в теплой, семейной атмосфере. За большим столом собрались все. Аркадий Петрович восседал во главе и с усталым умилением глядел на сестру. Он даже ничего не ел. Иногда в его глазах мелькала загадочная грусть, на бледных губах плавала задумчивая улыбка, а его квадратная ладонь то и дело потирала седой затылок. Он всегда тер затылок, когда слишком уставал за день или если его мучили головные боли. Это знали все, но отец терпеть не мог быть слабым или больным, поэтому родные скрывали свою осведомленность, делая вид, что ничего не замечают. Сегодня он выглядел действительно неважно. Сашка, бросая на него робкие взгляды, заметила, что он не просто бледен. Щеки его были уж совсем неживого серого оттенка, глаза стали большими и блестящими, нос заострился, вообще лицо как-то нездорово вытянулось книзу, а под подбородком явственно обозначился кадык.
"Наверное, опять обострение язвы", - волнуясь, решила она.
Посоветовать отцу заняться своим здоровьем или хотя бы прилечь было совершенно невозможно. Он даже не станет уверять, что здоров. Он разозлится и надуется - вот и все. И, конечно, не примет совет.
Сашка глянула на Виолу, которая тоже хмурилась, изредка посматривая в сторону отца. На ее долю выпадает самое трудное - именно ей придется уговаривать папу показаться врачу. А отец сначала смешает ее с грязью, а уж потом отвергнет "наглые приставания".
"Может, Викторию попросить?" - Сашка улыбнулась тетке.
Та как раз заканчивала довольно забавный рассказ о недавнем вступлении своего мужа в какой-то чересчур элитный клуб игроков в поло. По ее словам, Сэму пришлось пожертвовать двумя лучшими жеребцами из своей конюшни, чтобы "американские буржуа" приняли его за своего. Ну и теперь, разумеется, он для них свой в доску.
- Как интересно, - Борис хмыкнул. - У нас, чтобы тебя приняли в элитное общество, нужно пожертвовать как минимум нефтяной скважиной.
- Вы вообще живете другими мерками, - Виктория подмигнула брату. - Два скакуна чистых арабских кровей - это же тьфу, смешно, право!
За столом завязался оживленный спор.
- Как тебе дом? - спросил хозяин и ласково улыбнулся гостье.
Сашке опять показалось, что сделал он это через силу.
"Господи! Ну если так болит, что же над собой издеваться-то!"
- Дом превосходный. Такой классический Юг, я бы сказала, - со знанием дела оценила Виктория, потом скосила глаза в сторону и закончила невинным голоском: - Только вот в цивилизованном мире, чтоб так жить, совсем не обязательно держать в кулаке всю огромную страну. На Юге такой дом имеет каждый университетский профессор.
- Понеслось, - вздохнула Виола, - села на любимого конька.
- Что поделаешь, дорогая, кони - теперь моя стихия.
- Да разве речь только о доме?
- Нет, ну профессор, конечно, не живет в постоянном страхе, не проводит все сутки в офисе и уж точно не ходит в туалет с тремя телохранителями.
- А как насчет отдыха на Канарах или в Швейцарских Альпах? - съехидничал Серега.
- Профессор-то может себе это позволить. Я имею в виду отдых.
- Но не в своем же особняке.
- Зато в своей жизни, - Виктория обвела аудиторию хитрым взглядом и сочла нужным пояснить: - Его жизнь и его достаток принадлежат ему, и только ему. А как насчет вашей жизни и вашего достатка?
- Ой, перестань, ради бога! - не выдержала Виола. Она скривилась так, словно засунула в рот дольку лимона.
- Будет вам, - поддержал ее Аркадий Петрович и вдруг совершенно искренне повеселел. - Вика, скажи лучше, что ты думаешь по поводу приема в твою честь?
- Приемы в свою честь я очень люблю, ты же знаешь.
- Вот и славно, - он тяжело поднялся из-за стола. - Два дня вам на подготовку. В воскресенье и устроим. Вы простите меня, - он кивнул всем присутствующим разом, - у нас по-прежнему не принято обсуждать дела за ужином. А как правильно заметила моя сестрица, мы себе не принадлежим. Во всяком случае, мы с Виолеттой. Пойдем в кабинет, детка.
Виола, преисполненная гордости за то, что отец подчеркнул их общность, живо вскочила со стула и понеслась в кабинет отца на полусогнутых.
- Это теперь до самой полуночи, - тоскливо протянула Сашка.
- А ты, значит, не в деле? - участливо обратилась Виктория к оставшемуся Борису.
Тот пожал плечами:
- Видимо, меня оставили тебя развлекать.
- Ну и славно, - Виктория хлопнула ладонями по скатерти и тоже поднялась. - Кофе вы пьете по-прежнему в гостиной?
* * *
Виола сжала руки, а глаза ее наполнились мольбой:
- Папа, позволь мне поговорить с тобой еще раз!
Мамонов поморщился и склонился над бумагами, приняв крайне неприступный вид.
- Папа!
- Вот уже который раз ты начинаешь этот бессмысленный разговор, - буркнул он. - Когда же тебе надоест?
- Папа! - она села за стол и робко посмотрела на него. - Объединение - это не во вред, а на пользу.
Аркадий Петрович протяжно вздохнул, но ответил:
- Мне не нравится твой проект. И не нравится, что ты за моей спиной собрала представителей моих компаний. Не нравится!
- Почему же за спиной? Председателем собрания будешь ты.
- Не понимаю, зачем тебе вообще понадобилось это собрание. Я не изменю своего решения даже перед лицом смерти, потому что объединение всех моих компаний под одной крышей означает создание холдинга и уменьшит наши доходы ровно вдвое! Как бизнесмен я не могу пойти на такой шаг в трезвом уме и твердой памяти. Нужно спятить, чтобы такое совершить, понятно?!
- Но зато ты легализуешь свой бизнес, - тихо заметила дочь.
- Да. А зачем? Чтобы меня сжевали в конце концов. Пока мои предприятия работают по отдельности, все идет отлаженно и спокойно. А стоит объединиться, как я столкну лбами чуть ли не половину всех конкурентов, которые существуют в нашей стране, да еще и из-за границы прихвачу.
- Но ты станешь чуть ли не самой мощной экономической силой. Тебе будет многое подвластно.
- Мне и так почти все подвластно, - Аркадий Петрович кашлянул, - власти у меня предостаточно. А стоять на пьедестале мне не хочется. Слишком заметен, могут скинуть.
- И что будет на собрании?
- Выпьем пива и разойдемся.
- Но папа!
- Хватит об этом, - рявкнул Мамонов. - Ты берешься за то, о чем не знаешь.