Кто же переснял документы? Русские? Вряд ли, скорее всего, работа англичан. Тогда успех во Франции будет обеспечен, а русские все равно доберутся до дезинформации по другим каналам - она уже начала самостоятельную жизнь и теперь многие разведки будут покупать и перепродавать эти сведения друг другу. Прекрасно!
Уже усевшись в автомобиль, Бергер вдруг вспомнил, как ему рассказывали про высказывания Байера. Тот с самым серьезным видом заявлял:
- Я хороший человек, потому что меня любят собаки.
Оберфюрер засмеялся, чем немало озадачил водителя, не знавшего, как на это нужно отреагировать…
* * *
- Ты можешь отказаться. Это опасная игра: не успеешь оглянуться, как сорвешься и окажешься в лапах гестапо.
Сторож устало прикрыл глаза. Ксения посмотрела на его постаревшее за один день лицо с темными тенями под глазами. Сегодня он совсем не такой, как обычно, осунувшийся, давно не бритый. Где-то пропадал долго-долго: с середины дня и до поздней ночи. Теперь это действительно очень долго, потому что можно просто пойти на базар и больше никогда не вернуться. Ксения догадывалась, где он был, и от этого ее уважение к сторожу еще больше упрочилось.
- Я согласна, - твердо сказала девушка.
- Торопишься, - поднял на нее воспаленные глаза сторож. - Подумай, все взвесь. Потом придется уйти, бросить все и уйти. Возможно, навсегда.
- Разве я больше не солдат "подземной армии"? - ответила вопросом Ксения. - Разве я не думала еще тогда, давая свое согласие?
- То так, - вздохнул сторож.
Жуткое время. Ей бы танцевать, любить, выйти замуж, родить красивых детей, стать счастливой матерью и женой. Но вместо этого…
- Подумай, - повторил он. - А сейчас иди. Извини, я очень устал.
Ксения кивнула и пошла к двери. Задержавшись на минутку у порога, бросила взгляд на сторожа. Тот, уронив голову на руки, лежавшие на столе, дремал. Она вышла, тихо притворив за собой дверь.
* * *
Дорога до парка, окружавшего бывшее имение-замок Пилецкого, показалась Ксении странно короткой и длинной одновременно. Короткой потому, что она страстно желала отдалить тот миг, когда придет на место, станет там ходить, оглядываться - вдруг это получится очень неуклюже, подозрительно, бросится кому-нибудь в глаза? Не хотелось сознаваться самой себе, но было очень страшно, аж пересохло во рту и появилась противная, мелкая дрожь во всем теле, просто-таки нервный озноб. Езус Мария! Сейчас бы стакан молока, теплого, с чуть розоватой пенкой. Или нет, лучше холодного…
Длинной дорога была от невеселых дум. Что ждет впереди, нет, не в парке, а вообще впереди, в ее жизни? Уж так устроен человек: никак не может он прожить одним днем, все время стремится заглянуть в будущее и страшится этого, словно стоя на краю глубокой пропасти осторожно смотрит вниз, боясь сорваться с крутизны. Захватывает дыхание от высоты, легко кружится голова, но смотришь, стараясь разглядеть - что же там, под обрывом? Что?
О плохом думать не хотелось, и она гнала эти мысли прочь от себя. Уйти после выполнения задания, но куда? Наверное, в лес или, может быть, еще дальше? Хорошо, она сделает так, как прикажут, куда надо будет, туда и пойдет. А бедный старый седой чудак, искренне, всей душой верящий в Бога и людскую добродетель, смущаемую дьяволом? Что станется с ним после их ухода?
Но вот и парк, заросший, давно не чищенный от поваленных ветром стволов и сухих сучьев; еле приметная тропинка вела вглубь, туда, где за деревьями прятался небольшой пруд. Когда-то он был чистым, светлая вода отражала звезды, высыпавшие на небе по вечерам, хотелось опустить руку в воду, зачерпнуть ладонью пригоршню звезд и бросить их на себя. Как же давно все это было, как давно…
Почки уже лопнули, выклюнулись первые листочки - изумрудно-зелененькие, клейкие, еще не развернувшиеся до конца из трубки, - они не могли шуметь на ветру, набегавшем на парк с разных сторон.
"Кружаный ветер, к дождю", - подумалось Ксении.
Она немного посидела на садовой скамье - сырой, с облупившейся голубой краской на досках сиденья и спинки. Вокруг никого - только шорох ветра в ветвях, да едва слышный звук окарины из замка: наверное, кто-то из немецких солдат развлекал товарищей незамысловатой мелодией, напоминающей родные края. "В глуши зеленой чащи я помню старый дом", - выводила далекая окарина.
Поднявшись, Ксения пошла дальше, заставляя себя не оглядываться каждую минуту по сторонам - ведь убедилась же, что кругом никого.
Через несколько минут она подошла к нужному месту - там все было именно так, как описал ей сторож: небольшая поляна с бугром посередине, - видимо, бывшей клумбой - три старые ели с чуть порыжелой темно-зеленой хвоей густых, опущенных книзу лап, и чуть в стороне разбитая ротонда с некогда белыми, а теперь грязно-желтыми колоннами. Девушка направилась к ней. Тихо поднялась по ступенькам, разворошила ногой кучу мусора у подножия одной из колонн. Открылась темная щель между основанием колонны и каменными плитками пола ротонды. Оглянувшись по сторонам, Ксения пригнулась и пошарила рукой в щели. Там было пусто.
Ничего? Напрасно она шла, напрасны ее страхи и тягостное ожидание момента, когда следовало взять нечто из тайника? Что это, она не знала, а сторож не сказал: может быть, сюда должны положить спичечный коробок с запиской или капсулу, а может быть, и какой-то другой, неизвестный ей предмет, который надо обязательно принести сторожу?
Ясно одно - предмет небольшой, иначе он просто не поместится в щели. Наверное, те, кто должен передать загадочную посылку, просто не успели или не смогли воспользоваться тайником. Значит, придется проделать этот путь еще раз, а может быть, и не раз.
Она тщательно подгребла носком туфельки прошлогодние прелые листья и мусор, закрывая щель. Осмотрелась - вокруг все так же тихо и пустынно. На душе сразу стало легче. Весело сбежав по ступеням, Ксения быстро пошла обратно, мимо старых елей, мимо садовой скамьи с облупившейся голубой краской.
Огромный черный пес появился перед ней бесшумно и совершенно неожиданно. Ксения от испуга слегка вскрикнула и схватилась рукой за грудь.
Собака, облизав морду длинным розовым языком, уставилась на нее янтарно-коричневыми злыми глазами. Девушка подняла pyкy, и пес глухо зарычал, показав клыки.
Ксения отступила, подняла тонкую хворостину - ненадежная защита, конечно, но все же. Шерсть на загривке у пса вздыбилась, он зарычал громче.
- Пошел! - девушка хотела замахнуться на него.
- Осторожнее, фройляйн! - раздался сзади мужской голос. - Сидеть!
Пес послушно уселся на тропе, не спуская горящих злобой глаз с Ксении. Она оглянулась. К ней не спеша приближался немолодой немецкий офицер. Подойдя ближе, он с улыбкой поднял руку под козырек. Во рту блеснули золотые коронки.
- Прелестная пленница!.. Что вы здесь делаете, фройляйн? Сидеть! - снова прикрикнул он на пса. - Не бойтесь, он без команды не бросается.
От этих слов Ксении стало не по себе.
- Я… Я гуляла. Мы всегда раньше здесь искали грибы, - она показала немцу хворостинку: не выдаст же собака, не доложит хозяину, что она только что подняла ее.
- Какие грибы столь рано? - полное лицо немца снова расплылось в улыбке. - Сознайтесь: наверняка фройляйн ходила на свидание? Угадал?
- Нет, - Ксения отбросила ветку. - Не угадали. Пан должен знать, что на свидания девушки ходят вечером.
- Вечером полицейский час. У фройляйн есть пропуск? - серые глаза немца не улыбались, они смотрели серьезно и пытливо. - Так какие грибы?
- Шампиньоны. Здесь их называют "печарки". Очень вкусно. А с продуктами стало тяжело.
- Что делать, война. Фройляйн где-нибудь работает?
- Нет. С работой тоже тяжело.
- Понимаю, понимаю, - покивал немец. - Извините, что мой пес испугал вас. Здесь никто не бывает, поэтому я отпускаю гулять его без поводка. Иди, познакомься с фройляйн, - с улыбкой обратился офицер к собаке. И добавил: - Не волнуйтесь, он не тронет.
Ксения с замершим сердцем стояла не дыша, пока огромный пес обходил ее кругом, чутко обнюхивая.
- Ну вот, - довольно усмехнулся немец. - Простите мой плохой польский и ваш невольный испуг. Всего доброго.
И он, не оборачиваясь, пошел по дорожке в глубь парка, легким свистом подозвав собаку.
Ксения торопливо, почти бегом, кинулась к шоссе, ведущему в город, радуясь, что неожиданная встреча закончилась для нее столь счастливо…
* * *
Генрих Ругге, заложив руки за спину, медленно шел среди деревьев, вдыхая аромат просыпающегося леса. Дар бегал рядом, снуя челноком слева направо и обратно; иногда он делал широкие круги вокруг хозяина, время от времени подбегая к нему и преданно заглядывая в глаза.
- Гулять! - отпускал его от себя абверовец.
Он думал, что все в мире подчинено определенным закономерностям. Случайности тоже вещь не простая, а очень и очень сложная, работающая то на тебя, то против тебя, и весьма важно обернуть каждую случайность в свою пользу, по крайней мере - попытаться обернуть.
Испуганная девушка в парке, которую остановил Дар, тоже случайность. Вот только какого рода - та, что за тебя, или та, что против? Зачем ей ходить сюда, в эти места, куда поляки избегают и нос показать, зная о расположенных в замке немецких учреждениях? Действительно искала грибы? Это недолго проверить - надо спросить Дымшу или Тараканова, они жили в этих местах, скажут. Но может быть, он все слишком усложняет, запутывает сам себя, привычно ища скрытый смысл в самых простых вещах?
Однако специально присланный из Берлина документ, хранившийся в его сейфе, был переснят. Может быть, Дар опять не зря встревожился? Стоит над всем этим подумать. Стоит!..
* * *
Ксения оказалась права - кружаный ветер надул к ночи дождь. Он пошел как-то незаметно, словно подкравшись: сначала брызнули на сухую землю отдельные редкие капли, потом припустило сильнее и, наконец, заморосило, как будто все вокруг подернуло рваным серым рядном.
Мелкие струи с тихим шуршанием сеялись на только-только начавший зеленеть лес, мочили корявые стволы, молодые деревца подлеска, незаметно, но очень старательно, распускали в жидкую грязь утоптанные тропинки.
Тараканов зябко передернул плечами - холодные капли попали за ворот маскировочной куртки. Под ногами начинало чавкать: идущий впереди Шмидт уже пару раз оскользнулся, тихо выругавшись сквозь зубы. Стемнело, а в лесу темнота казалась еще более густой, плотной - хоть режь ее, словно каравай, на куски, вместе с дождем.
Сзади, растянувшись цепочкой, шли еще шесть человек. Замыкал молчаливое шествие Алоиз, хмурый, чем-то недовольный, похожий в своем плаще с капюшоном на католического монаха неизвестного ордена. Тихо - только звук крадущихся шагов, шорох дождя да сипловатое дыхание.
Когда вышли к сосне, на которой был оборудован наблюдательный пункт, дождь приутих, ветерок слегка растащил тучи и проглянула бледная луна, бросив тусклый отблеск на оружие в руках шестерых. Дымша с явной неохотой подошел к стволу сосны, взялся руками за скользкие скобы - стоявший рядом Тараканов уловил исходивший от поляка запах вина. Незаметно для Шмидта сжав локоть Алоиза, Владимир Иванович легонько отодвинул его в сторону и сам полез наверх. Дымша, оценив благородство коллеги, слегка подсадил его, помогая преодолеть первые метры подъема.
- Приготовьтесь, - шепотом приказал Шмидт молчаливой шестерке.
Наверху Тараканова встретил порыв сырого ветра, бросившего в лицо мелкие капли влаги с хвои, показавшееся огромным пятно луны над головой и серебристый отблеск лунного света на поверхности недальней воды. Вспомнив свое вынужденное купание, Владимир Иванович невольно поежился - черт бы побрал совсем этого Дымшу: если бы он сейчас в таком состоянии полез наверх, то наверняка сломал бы себе шею. С чего только насосался спиртного? Добывает же его где-то, потому что пьян постоянно, особенно в последние дни. Что с ним происходит?
Тараканов поднял бинокль и, напрягая глаза, вгляделся сквозь окуляры в сопредельную сторону. Вот светлая полоска воды, потом темная - берега, еще темнее - свежевспаханная русскими контрольно-следовая полоса, за которой кажущаяся в призрачном лунном свете седой трава луговины и черная мрачная стена леса. От нее отделились три фигуры и медленно двинулись вдоль полосы. "Пограничный наряд", - понял Владимир Иванович. Вот они вошли в полосу лунного света, на мгновенье остановились, глядя в сторону немецкого леса, потом пошли дальше. Тараканову показалось, что он даже сумел различить лица пограничников под широкими козырьками фуражек. Впрочем, это, скорее всего, игра фантазии.
Неожиданно дождь припустил с новой силой. На луну натянуло серое облако, и все вокруг опять погрузилось во тьму.
Нащупав полевой телефон, Владимир Иванович крутанул ручку.
- Наряд прошел.
- Гут, - как всегда коротко отозвался Шмидт. - Спускайтесь.
Внизу было совсем темно. Курить Шмидт не разрешил. Шестерка неизвестных нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Гауптман заставил каждого попрыгать, проверяя, не гремит ли что-нибудь из снаряжения. Тараканов, стоявший рядом, пытался разглядеть лица, но, скрытые полуопущенными капюшонами, они казались размытыми светлыми пятнами.
- Пять минут страха - и вы на той стороне, - по голосу можно было понять, что Шмидт улыбается. - С вами Бог!
Шестерка неслышно растаяла в мокрой темноте. Ни шороха, ни хруста ветки под ногой, ни всплеска воды.
Тараканов шагнул к сосне, но Шмидт удержал его:
- Темно.
- Русские уже справили Первое мая, - откашлявшись, заметил Дымша.
- В праздники они охраняют границу еще сильнее. Лучше переходить сегодня, после праздника, - пояснил Тараканов.
Он ждал распоряжений. Подняли поздно вечером, велели собраться и срочно вывести к границе группу. На опушке леса они увидели грузовик. Около него курили несколько человек. Потом пошли. Командовал Шмидт. Что теперь, когда те ушли, зачем мокнуть?
- Зачем мокнем? - словно подслушав мысли Тараканова, поинтересовался Дымша.
- Ждем, - ответил Шмидт.
Дымша опустился на корточки возле сосны и глубже натянул на голову капюшон. Повозился, и через несколько секунд послышалось бульканье. Тараканов, прислонившись к стволу спиной, поднял голову вверх, но там, кроме летящих с неба мелких капель дождя, ничего - ни звезд, ни луны. Шмидт прохаживался маятником - пять шагов туда, пять обратно. Через час он разрешил курить.
На исходе четвертого часа ожидания, когда уже успели изрядно промокнуть и начали мерзнуть, из ближних кустов мигнули фонариком, и на полянку вышли четверо из шестерки неизвестных. Шмидт шагнул к ним.
- Как?
- Нормально, - на немецком ответил один из вернувшихся.
- Дайте флягу! - требовательно протянул к Дымше руку гауптман. Взяв фляжку, он отвинтил колпачок и запрокинул ее над открытым ртом. Потом пустил ее по кругу. К пану Алоизу она вернулась пустой
- На сегодня все. Возвращаемся! - гауптман был явно доволен.
* * *
Сегодня Марчевский впервые попал в личные апартаменты Ругге, расположенные рядом с его кабинетом. С интересом разглядывая обстановку жилища начальника абверкоманды, - зачастую вещи могут очень многое сказать о своем хозяине и его привычках, - пан Викентий отметил, что в жилых комнатах нет шкафов с винтовками, полочек с оптическими прицелами, рабочего стола с бумагами. Комнаты Ругге выглядели типичным жилищем немецкого бюргера - с вышитыми готическими буквами салфетками, уютным диваном, рядом с которым лежал коврик для собаки, двумя большими креслами, располагавшими к приятной беседе, аккуратной стопкой газет на журнальном столике и кофейным сервизом на большом обеденном столе, покрытом плюшевой скатертью. Все сияло чистотой, словно только что вышло из стерилизатора.
Войдя, пан Викентий не увидел хозяина. Тот был в ванной: оттуда доносилась его довольное покряхтывание и урчание пса. Осторожно ступая по натертому до зеркального блеска паркету, мимо Марчевского прошел в ванную комнату солдат, неся в обеих руках ведра с водой.
- Идите сюда, альтергеноссе! - позвал Ругге.
Марчевский осторожно подошел, приоткрыл дверь. Подполковник мыл собаку, поставив ее в большое корыто. Раздетый до трусов, мокрый и босой, он с явным удовольствием намыливал своего Дара, тихо поскуливавшего под мускулистыми руками хозяина.
- Близко не подходите! - предупредил немец. - Он любит отряхиваться. Рискуете испортить костюм… Здесь грязно, могут появиться блохи, приходится его мыть.
- Понимаю, понимаю, - вежливо покивал пан Викентий, наблюдая, как перекатываются под кожей Ругге уже изрядно заплывшие жирком, некогда хорошо натренированные мышцы.
- Поставьте ведра, - приказал Ругге солдату, - и можете быть свободны… Так вот, господин Марчевский, я принял ваш совет.
- О чем вы, Генрих? - недоуменно поднял брови поляк.
- О маршруте группы. Идея показалась мне стоящей - русские со времен царей, в которых текла изрядная доля немецкой крови, приучены свято соблюдать границы. Не только государственные, но и внутренние - власти одной области редко суются в дела властей другой, без согласования этого наверху. Издержки тоталитарного режима! Поэтому, если наших людей и засекли, то пока чекисты утрясут между собой эти проблемы, можно далеко уйти на территорию другой области, сесть на поезд и затеряться в азиатских просторах.
- Здесь Европа, при чем тут Азия? - не понял Марчевский.
- Вся Россия - Азия! - сердито отрезал Ругге. - А русские - азиаты! Коварные и злобные скифо-славяне. Не согласны?
- Я над этим как-то не задумывался, - вполне искренне ответил поляк.
- А вы подумайте, почитайте Розенберга: он жил в России и знает, что и как там делается. Будьте добры, подайте мне мыло.
- Да не это, возьмите в комнате, на маленьком столе кусок темного мыла. Надо промыть хорошенько, чтобы не чесался.
Марчевский вернулся в комнату. Действительно, на журнальном столике, рядом с аккуратной стопкой газет лежал кусок дегтярного мыла. Протянув к нему руку, пан Викентий невольно застыл - рядом на спинке стула висел мундир абверовца, из кармана лежавших поверх него щегольских бриджей свешивалась связка ключей. Рискнуть или нет? Генрих Ругге способен на любые проверки и провокации, но такого шанса может больше не представиться.
Молниеносно достав из кармана перочинный нож пан Викентий раскрыл его, отрезал ровную тонкую пластинку от бруска мыла и прижал ее с обеих сторон к сейфовому ключу. Еще мгновенье и сложенный пополам обмылок с оттиском ключа исчез в кармане его пиджака.
- Нашли? Посмотрите за газетами! - крикнул из ванной немец.
- Нашел, нашел! - успокоил его Марчевский, подавая мыло.
- Будем надеяться на удачу? - весело сверкнул золотыми коронками абверовец. - Если получится, походатайствую о вашем поощрении. И возьмем этот метод на вооружение.
- Признателен за лестную оценку моих скромных заслуг, - вежливо склонил голову пан Викентий.
- Ну, не корчите из себя гимназистку, - хохотнул Ругге, тщательно вытирая пса мохнатым полотенцем. - Скромные заслуги… Нам еще предстоит много работать с картотекой. Судьбы цивилизации придется решать не на Западе, а на Востоке, поверьте моему чутью. Выпьете кофе?