* * *
Старый пан Иероним тяжело, со свистом, дыша задавленными астмой легкими, поднялся на четвертый этаж небогатого, густонаселенного дома. Нетерпеливо постучал в дверь квартиры костяшками пальцев, моля про себя святую Деву, чтобы ему поскорее открыли.
Дверь распахнулась: на пороге стояла немолодая женщина с руками в мыльной пене. Увидев нежданного гостя, она оробела.
- Пан Иероним?!
- Нет времени, пани Ганна, - сдерживая мучившую его одышку, проговорил старик. - Не спрашивайте откуда, но я знаю, что ваш муж в лесу.
Женщина побледнела и отрицательно замотала головой.
- То так, пани Ганна, так, - не обращая на это внимания, продолжал старый священник. - Найдите возможность передать ему, что немцы поймали некого Дымшу, Алоиза Дымшу. Запомнили? Друзья вашего мужа просили всех, кто был с ним связан, немедленно уйти из города. Немедленно!.. Прощайте, пани Ганна.
Минут через пятнадцать после визита ксендза пани Ганна бежала по улице к базару. Там в торговых рядах она отыскала средних лет крестьянина и что-то прошептала ему на ухо. Тот быстро свернул свою немудреную торговлю и, закинув на тощее плечо котомку из домотканого сурового полотна, потерялся в узких переулках города…
* * *
Мальчик прибежал к задним дверям казино "Турмклаузе" после полудня. Он нетерпеливо приплясывал на месте, дожидаясь деда. Наконец тот вышел, с улыбкой положил свою высохшую руку на теплую голову ребенка:
- Проголодался, Янек?
Внук знаком попросил его наклониться и жарко зашептал. Лицо у слушавшего его старика потемнело, губы поджались:
- Скажи маме, чтобы немедленно шла к Голяновским. И ты с ней!
- Мама уже там. Мы быстро собрались, - мальчик смотрел на деда взрослыми, полными слез глазами. - Пойдем с нами?!
- Я приду, приду, - глядя поверх его головы, сказал старик. - А ты беги скорей к маме, Янек. Тебе здесь не место.
Быстро поцеловав внука и почти оттолкнув его от себя, он запер дверь и поднялся на второй этаж; пройдя по коридору, без стука вошел в один из номеров.
- Дымшу взяли! С минуты на минуту они могут быть здесь.
Сидевшая у стола женщина в накинутом на плечи теплом платке резко встала.
- Уходим! Все сжечь!
- Поздно, - с горечью сказал старик. Под окнами остановились машины с немецкими солдатами.
- Задержите их, любой ценой! - женщина метнулась к деревянной кровати, сняла шарик, украшавший одну из ее ножек, и вытащила из тайника пачку тонких бумажных листков, свернутых трубкой. Поднесла к ним пламя зажигалки. - Что вы стоите, скорей! - прикрикнула она на мэтра.
Тот, достав из шкафа автомат и пару гранат, вышел в коридор. На первом этаже уже были слышны резкие немецкие команды. Старик вставил обойму, передернул затвор и, дождавшись, пока на верхней ступеньке лестницы появится фигура в серо-зеленой шинели, дал по ней очередь…
* * *
Бергер приехал, когда все было уже конечно. Войдя в двери казино, предупредительно открытые перед ним солдатом, он увидел согнанных в угол официантов, поваров, посудомоек и бледных посетителей, охраняемых автоматчиками. На лестнице, ведущей на второй этаж, лежали еще неубранные трупы двух солдат. В разбитые стекла влетал легкий ветерок, унося запах горелой бумаги и порохового дыма. Наверху слышался голос Ругге, отдававшего приказания.
Оберфюрер присел в зале за столик и снял фуражку. К нему подошел Байер. Нижняя губа у начальника СС и полиции еще больше отвисла, обнажив желтоватые зубы нижней челюсти, в углах рта запеклась слюна.
- Как успехи? - приглаживая рукой свои редкие волосы, спросил Бергер.
- Живым никого не взяли, - Байер покачался на носках, словно раздумывая: добавить еще что-нибудь или лучше промолчать. Потом продолжил: - Каналья метрдотель успел убить двух солдат, а баба стреляла из пистолета через запертую дверь и жгла бумаги.
- Передатчик нашли? - Бергер побарабанил пальцами по крышке стола.
- Нет.
- Вот видите, как много ошибок наделал абвер, - задумчиво проговорил оберфюрер. - Теперь им и поговорить не с кем, кроме Дымши, который и так выпотрошен. Канарис прав: надо учиться на ошибках других. У нас таких промахов быть не должно. Учтите: всех взять живыми. Кроме этой, как ее…
- Ксении? - услужливо подсказал Байер.
- Да, - поморщился Бергер. - Кроме этой девки.
У Конрада хорошее будущее, а жены эсэсовцев должны иметь чистую арийскую родословную, подтвержденную документально с начала девятнадцатого столетия. Не стоит ему портить карьеру. И ей, думаю, лучше исчезнуть сразу, не мучаясь. Это по-рыцарски в отношении противника. Я не воюю с женщинами, но если они враги рейха, то их уничтожают… Прикажите подать кофе. И посмотрите, что делается наверху.
Бледный до синевы официант в белой куртке принес оберфюреру кофе. Прибор, поставленный на поднос, тонко позванивал - у официанта сильно дрожали руки.
* * *
Старый мэтр был еще жив. Он лежал в луже собственной и чужой крови около стены, почти рядом с лестницей. Когда его прошило автоматной очередью, он, потеряв сознание, упал, и все решили, что старик мертв; но сейчас, придя в себя, он и сам не мог понять - жив он еще или уже приобщился к пребывающим на небесах? А может быть, он в аду - иначе отчего так колет и жжет в груди и боку, почему каждый вздох дается с таким трудом, словно тебя пронизывают мириады раскаленных игл, а в легкие после мучений и неимоверных усилий проходит жалкий глоток воздуха? Или все же это рай - в ушах звон, словно на праздник бьют в колокола.
Старику показалось, что он еще молод и колокола звонят в честь его свадьбы… Хотя нет, это же день конфирмации дочери Анели. Вот и она сама, с букетиком в руках, одетая в белое длинное платье, выходит из костела среди таких же молодых и красивых девушек. И все они поют высокими прекрасными голосами, похожими на ангельские; играет орган, звонят колокола… Это звенит кровь, уходя из тела и унося с собой жизнь, - понял старик, с трудом приоткрывая заплывший глаз.
Сквозь кровавую пелену и предсмертную муть он увидел, как рядом с его лицом остановились ярко начищенные сапоги. Сделав неимоверное усилие, старый мэтр чуть повернул голову и взглянул выше.
Черные бриджи, светлые канты, серебряное шитье на рукавах мундира, туго обтянувшего вислый живот, глаза навыкате, полуоткрытый мокрый рот с оттопыренной нижней губой. Эсэсовец?
Pyкa старика медленно поползла под грудь. Там - он это совершенно точно знал - лежала граната, которую он хотел бросить в немцев, но не успел. Выдернуть кольцо и откинуть руку с гранатой от себя, чтобы его уже почти мертвое тело не прикрыло этого эсэсовца от визжащих острых кусков стали, со страшной силой разлетающихся при взрыве…
- Эй, кто там! Подойдите! Кажется, он шевелится! - крикнул Байер.
"Подойдут еще?.. Как хорошо!.. - успел подумать старик, непослушными пальцами нашаривая кольцо гранаты. - Их будет больше…"
Генрих Ругге, осматривавший комнату, где около деревянной кровати лежало тело женщины, накрытое большим теплым платком, недовольно поморщился:
- Полицейские уже здесь? Без них ничего не обходится. Пусть кто-нибудь подойдет, раз он так этого хочет…
Старику наконец удалось выдернуть кольцо. Теперь оставалось только выпростать из-под себя руку с гранатой. И можно умереть…
Сейчас май, а осенью будут справлять "задушки". Первого ноября, в день поминовения всех усопших, зажгут на могилах свечи, поставят букеты белых хризантем; и его внук Янек придет, зажжет в память деда свечу, может быть, даже принесет цветок. Но куда? Кто знает, где будет его могила?..
Как же трудно вытащить руку с гранатой из-под своего тела, ставшего тяжелым и неподвижным, как дубовая колода. А ведь остались какие-то доли секунды…
Байер сам помог ему. Он хотел видеть - исказил ли страх лицо умирающего? Почти всю жизнь сам проведя в страхе, он привык искать его приметы в других, особенно прощающихся с жизнью, - это тем более интересно. Приятно сознавать, что кто-то может бояться больше тебя, и насладиться этим, пусть и недолго.
Начальник СС и тайной полиции поднял ногу в начищенном сапоге и небрежно повернул старика на бок. Увидев, что тот держит в окровавленной руке, Вилли Байер успел отшатнуться и повернулся, чтобы бежать по лестнице вниз, подальше от этого проклятого поляка, который хочет утянуть его с собой… Но было поздно.
Ему показалось, что огромная доска, утыканная острыми гвоздями с размаху ударила по спине, подняла в воздух и завертела, бросив в темно-багровую, резко сужающуюся воронку.
Старый мэтр почувствовал только тупой толчок в грудь, и гулко, в последний раз, ударил колокол в его голове: прощальным, погребальным звоном…
* * *
Бергер пил кофе, сидя за столиком: он как раз ставил чашечку на блюдце, когда шальной осколок гранаты разнес ее вдребезги, оставив в его пальцах только тонкую ручку; густая жижа плеснула в лицо и на мундир; тут же гpохнул взрыв и туго заложило уши. Казалось, совсем беззвучно посыпались на пол осколки оконного стекла, впустив в зал свежий ветер с улицы.
Оберфюрер достал платок и старательно вытер лицо. Подкочил шарфюрер Клюге.
- У старика была граната! Убит начальник СС и тайной полиции!
- Черт знает что! - Бергер бросил грязный платок на стол и поднялся. - Кто его будет замещать?
- Гауптштурмфюрер Франц Фельдхубер! - вытянулся Клюге.
- Через полчаса я жду его у себя. - Бергер взял фуражку и пошел к выходу. Приостановившись, он полуобернулся к следовавшему за ним по пятам шарфюреру. - Передайте ему: пусть не мешают здесь абверу. А этих, - он кивнул в сторону охраняемых автоматчиками задержанных, - расстрелять!
- Всех? - на всякий случай осведомился Клюге.
- Всех, - раздраженно ответил оберфюрер. - И еще сто жителей города. Мужчин!
* * *
- Вы спрашиваете меня, не хочу ли я истребить целые нации? Да, примерно так. Природа жестока, поэтому и мы должны быть жестокими. Если я могу бросить цвет германской нации в ад войны, не испытывая никакой жалости перед пролитием драгоценной германской крови, тем более я имею право устранить миллионы представителей низшей расы, которые размножаются как черви!
Наэлектризованная выкриками фюрера толпа заревела "Хох"! Пронзительно запели фанфары, возвещая об окончании митинга, оркестры заиграли бравурные марши. Под дробный рокот барабана и звук шагов слаженно марширующей железной пехоты рейха, мужской хор запел:
…И если весь мир в развалинах будет лежать,
К черту! Нам на это наплевать!
Мы все равно дальше будем маршировать,
Потому что нам сегодня принадлежит Германия,
А завтра - весь мир! Завтра - весь мир!
Шмидт повернул ручку громкости, и марш, рвущийся из динамика рации, заполнил всю машину. Дымша, сидевший на заднем сиденье между двух дюжих охранников, еще больше съежился. Темнеющий впереди лес и безлюдная дорога наводили на мрачные мысли о последних часах бренного бытия. Зацепиться за жизнь не поможет и то, что он все рассказал Ругге, абсолютно все. Если бы ему верили, разве повезли бы на место встречи в наручниках?
- Фюрер окончил речь. Поставьте рацию на нужную волну, - приказал сидевший впереди Ругге. Шмидт послушно выполнил приказание. Наступила тишина.
Машина свернула на проселок и, переваливаясь на ухабах, поползла ближе к лесу. Дымша покрылся потом, чувствуя, как его капли щекочуще стекают по небритой щеке, противно ползут за воротник.
- Я всегда был против коммунистов, - ни к кому не обращаясь, пролепетал смертельно бледный Алоиз. Никто ему не ответил.
Наконец автомобиль остановился. Ругге вышел, размял ноги. Охранники выволокли Дымшу, сняли с него наручники. Он с трудом растер багрово-синие полосы, осязавшиеся на запястьях от стальных браслетов.
- Перестаньте трястись! - брезгливо бросил ему абверовец. - Сейчас мы даем вам бон шанс, как говорят французы. Пойдете на место встречи с людьми из лесной банды. Нам они нужны живыми. Место встречи окружено, поэтому не вздумайте попытаться скрыться или подать им какой-нибудь сигнал.
Дымша с трудом понимал, что говорит Ругге. Его лицо казалось Алоизу белым пятном с темными провалами глазниц - лицом смерти. Но вдруг и вправду удастся вывернуться, в который раз поменять хозяев, и снова можно будет жить, пусть и не так, как мечталось совсем еще недавно, но зато жить. Жить!
- Я сделаю все! - быстро сказал Дымша. - Но они могли видеть машину.
- Нет, отсюда до места встречи далеко. Надеюсь, все пройдет хорошо, - усмехнулся абверовец и сел рядом с Шмидтом в авто.
Через несколько секунд лишь тонкий запах бензиновой гари да оставшиеся на влажной лесной почве следы протекторов напоминали об автомобиле.
Дымша огляделся - впереди, насколько хватал глаз, только деревья и заброшенная, заросшая травой дорога между ними. По ней ему предстояло идти. Подполковник сказал, что до места встречи далеко. Но сколько - километр, два, пять? А если вильнутъ в сторону - кто отыщет его в этом дремучем лесу?
Сзади раздался шорох, и Дымша быстро обернулся. Из-за кустов появился немец, одетый в маск-костюм и вооруженный автоматом; он жестом приказал двигаться вперед.
Вот оно что - абверовец и тут не оставил его без присмотра. Поведут к месту встречи, как бычка на веревочке - ни сорваться с этого крючка, ни вильнуть в сторону, ни оборвать веревку…
Первый шаг дался с великим трудом. Потом стало немного легче. Конвоиров было не видно и не слышно, но Дымша знал - они здесь, рядом. Дожил пан Алоиз: помимо собственной воли превратился в живца, на которого ловят нужную абверу крупную рыбу. Может быть, зря он начал говорить после задержания в кабинете начальника абверкоманды? Но что оставалось делать - ждать, пока начнут ломать тебе кости? И еще фактор внезапности, проклятая собака, прыгнувшая на него из открывшейся двери, автоматная очередь над головой, а от улик не отпереться - вскрытый сейф, разбросанные таблицы, фотоаппарат. Надо было еще на свою беду пристрелить собаку Ругге, в которой тот души не чаял!
Дорога незаметно вывела к поляне с кучей выбеленных солнцем и ветрами жердей, небрежно сваленных на опушке, - видно, на зиму ими огораживали сметанное в стога сено. Среди изумрудной травы разбросаны желтые пятна цветущих одуванчиков, сверху падает ажурная тень листвы, вокруг тишина и сонный спокой - вот оно, место встречи с людьми из леса.
Дымша немного постоял в тени деревьев, не рискуя выходить на открытое пространство и внимательно вглядываясь в сумрачный лес. Придут ли те, с кем он должен встретиться, и где засада немцев? Теперь все его враги - и те, и другие! Если бы было оружие! "Бон шанс" - вспомнил он слова Ругге. Они показались просто неприкрытой издевкой: о каком шансе здесь можно говорить? Как немцы собираются захватить людей из леса? Сколько их придет и сколько человек поставил абверовец в засаду?
Осторожно пройдя краем опушки, Алоиз не заметил ничего подозрительного. Вот только не слышно пения птиц - улетели? Сколько он еще может протоптаться здесь? Ну почему он сразу не придушил тогда проклятую ведьму в комнате на втором этаже казино; почему не скрылся, не забился в щель, откуда его не выковырять ни тем, ни другим? Запутался, пожадничал, испугался?
На другой стороне поляны неожиданно появился человек в поношенной одежде с немецким автоматом в руках. Призывно помахав Дымше рукой, он подзывал его к себе.
Подойти или подождать, пока тот сам решиться приблизиться. Прыгнуть на него, вырвать автомат и попытаться убежать в лес. В никуда, просто убежать и все, а потом станет видно, как быть.
Человек с автоматом снова молча поманил Алоиза к себе. Тот в ответ сделал такой же жест и, словно намереваясь сойтись с неизвестным посредине поляны, сделал шаг из-под тени деревьев на освещенное солнцем пространство.
Короткая автоматная очередь - и Дымша, еще не успевший ничего понять, повалился в желтые одуванчики, пятная их кровью из прошитого пулями тела.
Он уже не видел и не слышал, как ожил вдруг лес, затрещали автоматы, ухнули взрывы гранат; упал убитый мужчина в поношенной одежде, но его товарищи, отстреливаясь, отошли в глубь леса и затерялись в чащобе и болотах, оторвавшись от погони…