Понятно, что эта речь уже на следующий день появилась в пакистанских газетах под аршинными заголовками и с самыми злыми комментариями. Узнав о том, что наговорил большой руководитель в Дели, Виктор Иванович велел отвечать на все звонки пакистанцев, которые действительно начались один за одним, что его нет ни дома, ни на работе, и сам весь день не высовывал носа за ворота посольства. "Нету меня, и все тут! Говорите, что я на дачу в Марри уехал и что телефон там сломался", - распорядился он. Выждав сутки, чтобы хоть немного охладить пакистанские страсти, Виктор Иванович был наконец вынужден "объявиться" в посольстве и проследовать в МИД по вызову рассвирепевших пакистанских властей, которые ему теперь приходилось просить о помощи. Всю дорогу до МИДа посол уверял тогда Андрея Васильевича, а скорее, самого себя, что ничего страшного, мол, не произойдет, однако у самых ворот министерства не удержался и спросил молодого коллегу: "Что сейчас, по вашему мнению, все же будет?" "Я думаю, Виктор Иванович, - честно, но бестактно признался Андрей Васильевич, - что вам сейчас будет "по самые помидоры"". Так - и получилось - Юнус-хан, обычно весьма вежливый, обходительный и хорошо расположенный к России человек, на этот раз с трудом сдерживал одолевавшие его чувства и, яростно поглядывая на посла, настойчиво вопрошал: "Почему, ваше превосходительство? Не будете ли вы добры объяснить, чем вызваны слова вашего лидера, который не так давно заявлял, что станет строить отношения с нами и с Индией на равной основе? Что такое случилось, я не понимаю?" Виктор Иванович тоже не постигал, с какой стати этот лидер обрушился на Пакистан, но, конечно, признаться в этом не мог, а отделывался заверениями, что это-де все индийская пресса врет и приписывает нашему руководителю свои собственные злобные измышления.
"И чего он теперь так негодует? - удивлялся Андрей Васильевич гневным тирадам посла, требовавшего от Юнус-хана немедленной помощи в эвакуации российского посольства из Кабула. - Сами себя ставим в идиотские ситуации, а потом нам всем миром должны помогать из них героически выпутываться. Ведь писали мы в Москву, что замирения в Афганистане не видать, Кабул будут обстреливать и что в первую очередь несдобровать нашему посольству. Нет, не вняли, а вместо того чтобы заранее подумать о возможной эвакуации, сразу после свержения Наджиба взяли да и прислали в Кабул лично господина министра иностранных дел России, который пощеголял в моджахедской шапочке да и поставил задачу поскорее наладить контакт с новой властью, чтобы восстановить наш уничтоженный престиж. Кто же после этого посмел бы даже заикнуться об эвакуации? Ну и чего в итоге добились? По посольству хекматияровцы каждый день ракетами садят, все дороги из Кабула перекрыты, ооновцы и другие, кто поумнее, уже удрали. Как, хотелось бы знать, могут нам помочь пакистанцы, и зачем им вообще это надо, раз мы сами с ними никакого дела иметь не желаем. Будем опять упирать на полюбившийся нам со времен Горбачева гуманитарный аспект? Подайте, дескать, бывшей великой державе…"
Терпеливо выслушав Виктора Ивановича, клокотавшего по приказу родины справедливым гневом на Хекматияра и всех, не желающих нам помочь в эту трудную минуту, Юнус-хан поспешил заверить, что сделает все возможное, и добавил:
- Поймите, ваше превосходительство, что Хекматияр, который, как вы утверждаете, обстреливает ваше посольство, нам не подчиняется. Он готов прислушиваться к нам только тогда, когда это ему выгодно. По Кабулу он стрелять не перестанет, что бы мы ему ни говорили, пока там будут сидеть его враги, Раббани и Масуд. Ракеты неуправляемые, огонь ведется издалека, по площадям, и попадает не только по вашему посольству, но и по другим тоже. Война есть война, господин посол, и я очень сожалею, что посольство России оказалось в эпицентре роковых событий, хотя этого можно было избежать. Сейчас главное, на мой взгляд, как можно скорее определить наилучший возможный вариант эвакуации - либо по воздуху, либо по суше, как сюда добрались ооновцы. Думаю, что вам не помешало бы с ними поговорить.
- Поговорим! - пообещал Виктор Иванович и опять вскипел: - Ооновцы эти уверяли нас, что помогут в случае непредвиденных обстоятельств, а сами первые и сбежали, не поставив нас в известность. Впрочем, мой сотрудник к ним сейчас же и съездит. Андрей Васильевич! Вы слышали?
"Опять двадцать пять! - подумал Андрей Васильевич. - Ну кто нам сказал, что ооновцы или кто-нибудь еще станет спасать нашу шкуру, если она у них у самих одна-единственная. Задали орлы-ооновцы драпа, понятное дело. Не с нами же им было ехать, до первого моджахедского поста, где бы их вместе со всей посольской публикой и шлепнули бы под горячую руку. Все равно, интересно, как они оправдываться будут?"
Через час Андрей Васильевич уже беседовал с военным советником ООН полковником Николсом, который только что благополучно вернулся из Кабула и поэтому испытывал явное смущение в обществе российского коллеги, сто семьдесят соотечественников которого так и остались сидеть под обстрелом в афганской столице. Он объяснил ситуацию:
- В общем-то совсем недалеко, всего около пятидесяти километров, но вдоль дороги между Баграмом и Кабулом идут ожесточенные бои, и проехать туда сейчас просто нельзя. Все же, поскольку аэропорт Кабула подвергается частым и неожиданным обстрелам и эвакуация оттуда в силу этого весьма рискованна, можно было бы подумать над тем, чтобы перебросить ваше посольство вертолетами в Баграм. Здесь тоже никаких абсолютных гарантий безопасности нет, но по баграмскому аэропорту, по крайней мере, пока не стреляют, так что можно было бы попробовать посадить самолеты там и вывезти людей.
- А как вы сами выбрались? - спросил Андрей Васильевич.
- По суше, через Джелалабад, а оттуда в Пакистан. Надо сказать, доехали с большим трудом. Дорога разбита настолько, что по ней могут пройти лишь машины с большим дорожным просветом.
- У вас с просветом, я полагаю, все в порядке было? - кольнул Андрей Васильевич полковника.
Тот пропустил мимо ушей иронию и продолжал:
- К счастью, да. Самое же неприятное, что нас не один десяток раз остановили - почти на каждом посту, несмотря на то что мы шли под ооновским флагом. Остановят, в машины залезут и спрашивают: "Шурави аст?" - то есть: "Русского везете?" Вы это обязательно имейте в виду, поскольку спрашивали они нас не из праздного любопытства. Колонна машин у нас получилась довольно длинная, и двигались мы очень медленно, а один раз попали даже под обстрел. Представьте - пост, моджахед подает сигнал "стой!" и первые несколько автомобилей, которые его видели, встали как вкопанные, последующие тоже остановились, но не сразу, а те, что шли в самом хвосте колонны, так и продолжали катить дальше, догоняя нас. Вот с поста и ударили по ним очередью из автомата, но, слава Богу, ни в кого не попали, и, разобравшись, отпустили. Ясно, что этот маршрут вам никак не годится.
- Что же нам все-таки делать? Как вы думаете? - спросил Андрей Васильевич.
- Трудно сказать. Наверное, лучше через Баграм, но только делать это надо очень быстро, пока еще есть хоть какой-то шанс, - сказал Николс и стал в мельчайших деталях показывать по карте, кто и по кому стреляет в Кабуле и его окрестностях.
* * *
Смеркалось, когда Андрей Васильевич приехал на званый ужин к знакомому корреспонденту одной из ведущих индийских газет. Индиец, носивший звучное имя Рамалингамсвами, и без того чересчур подвижный и немного нервный человек, был в тот вечер явно не в себе. Рассаживая гостей по местам по мере прибытия и угощая их орехами, чипсами и прочим мелким лакомством, он тут же устремлялся к входной двери и плотно запирал ее. Впустив последнего гостя, он с видимым облегчением щелкнул язычком замка и задвинул засов, а потом оживленно начал приличный случаю разговор, озираясь, однако, через плечо на дверь и окна и вздрагивая при малейшем шорохе с улицы. Андрей Васильевич поддерживал тухловатую беседу с другим индийцем - ооновским представителем в Кабуле по вопросам водоснабжения и канализации, который счел за благо убраться от греха подальше из афганской столицы в тихий Исламабад и уже год мирно коптил там небо за приличную ооновскую зарплату.
Специалист по кабульской канализации являл собой достойного представителя мощного и влиятельного племени международных чиновников из различных организаций, действовавших под эгидой ООН. Все вместе они составляли единую бюрократическую машину, занятую выколачиванием миллионов долларов из стран-доноров на свои программы помощи Афганистану - здравоохранение, образование, борьба с наркотиками и прочее. С обострением войны в Афганистане почти вся эта публика перебралась в Исламабад, где и жила весьма безбедно, тратя полученные средства на собственные нужды - большие зарплаты, командировки в Европу и США, составление громоздких отчетов, проведение семинаров и совещаний. Эта идиллия продолжалась довольно долго, пока даже у самых терпеливых доноров не стал возникать вопрос - чем же эти господа все-таки заняты? Денег просят много, но сами и носа не кажут в Афганистане, мирному населению которого делается все хуже и хуже. Из некоторых западных столиц стали раздаваться предложения - а не сократить ли их совсем, раз толку от них все равно никакого?
Всполошенный открывшейся перспективой потерять хорошо насиженное место, представитель генсекретаря ООН в Афганистане и Пакистане, хитрый и изворотливый грек, решил предпринять энергичные шаги и стал упрашивать послов ряда западных стран непременно съездить вместе с ним в Кабул и там, на месте, лично убедиться в том, что президент Раббани контролирует ситуацию в стране, а значит, сможет эффективно распорядиться международной помощью в интересах страдающих мирных жителей. Раз так, то ни помощь, ни международные организации сокращать вовсе не надо, а наоборот, не мешало бы их даже увеличить!
Сказав что-то о том, что это еще, мол, неизвестно, отдаст ли Раббани помощь мирным жителям или своим боевикам, или просто продаст ее на сторону, послы неохотно, но вняли уговорам ловкого грека и выехали небольшой группкой в Кабул, где были приняты для беседы афганским вождем. Раббани был в ударе, говорил горячо и так убедительно, что послы даже начали кивать головами: правильно говорите, ваше превосходительство, мы обязательно сообщим в наши столицы о необходимости увеличить вам помощь. В общем, все шло очень хорошо, пока собеседники не переместились на лужайку перед президентским дворцом, чтобы попрощаться. Церемония проводов, к сожалению, надолго не затянулась - не успел Раббани пережать все дипломатические руки и еще раз выразить надежду на взаимопонимание, как в сотне метров от дворца, громко ахнув, в воздух взметнулся черный султан ракетного разрыва. В воздухе противно заныли и зашелестели осколки, потом грохнул еще взрыв, другой… и пошло-поехало! Охрана судорожно сомкнулась вокруг президента и поспешно утащила его в недра дворца, в бомбоубежище, а их превосходительства во главе с представителем генсекретаря ООН испуганной стайкой шарахнулись в сторону своих автомобилей и тут же умчались прочь из Кабула, не желая более представлять собой мишень для хекматияровских молодцов.
Как ни странно, неудачный визит в Кабул не возымел для грека никаких неприятных последствий. Он по-прежнему остался сидеть в Исламабаде и вместе с десятками других ооновских чиновников продолжал украшать своей особой многочисленные дипломатические рауты в пакистанской столице, охотно обсуждая последние газетные сплетни о положении в охваченном пламенем войны Афганистане.
Андрей Васильевич с сочувствием наблюдал за дергавшимся хозяином, который все более напоминал ему киплинговского мангуста Рикки-Тикки-Тави, ожидавшего, что в любой момент из зарослей сада на него набросится кобра Нагайна или ее муж Наг. Рамалингамсвами можно было понять - для любого индийца, а особенно журналиста пребывание в Пакистане, с которым Индия воевала трижды за последние сорок пять лет, было сопряжено с реальной опасностью. Не проходило и полгода, чтобы в Исламабаде или Дели не ловили какого-нибудь представителя противоположной стороны - дипломата, журналиста или даже посольского повара - по обвинению в шпионаже и подрывной деятельности. Каждая поимка - за дело или просто так, - невзирая на всякие международные конвенции о неприкосновенности дипломатических и прочих лиц, сопровождалась немалыми неприятностями - избиением упомянутых лиц, допросами, протестами, обвинениями и контробвинениями по схеме "сам дурак!", общим обострением отношений и так далее. В конце концов доведенные до полного исступления всеми этими скандалами, которые стали всерьез угрожать полным разрывом дипломатических связей, а там, не дай Бог, и войной, обе стороны в торжественной обстановке подписали "кодекс поведения" в отношении дипломатов. Суть этого исторического документа, если не обращать внимания на маловразумительную преамбулу, в которой выражалось взаимное деланное изумление по поводу сложившейся ситуации, и словесную шелуху, рассыпанную ровным слоем по всему тексту соглашения, сводилась к более-менее внятному обещанию никогда и ни при каких обстоятельствах впредь не допускать членовредительства пойманных дипломатов, а просто, ласково пожурив их вербальной нотой, высылать на родину.
Как следует из векового опыта человечества, теплые заверения подобного рода обычно являются верными предвестниками очередных крепких побоев. Пакистанцы и индийцы также не составляли исключения из этого универсального правила - не успел упомянутый документ, как выражаются бюрократы, "дать сок", то есть полежать хоть немного в пыльной темноте архива, как пакистанская контрразведка перехватила индийского советника прямо у ворот собственного дома и изрядно прошлась по его физиономии и ребрам. На следующее утро Андрей Васильевич с любопытством и содроганием, представляя себя на месте индийца, просматривал фотографии в пакистанской прессе, показывавшие в различных ракурсах разукрашенного синяками советника, который лежал на какой-то грязной кушетке, приоткрыв рот и выпучив глаза, словно только что вынутый из воды карась. Именно об этом печальном эпизоде и повествовал сочувственно охавшему Андрею Васильевичу подсевший к нему Рамалингамсвами, отхлебывая при этом на нервной почве из стакана крепчайший виски так часто, что косел прямо на глазах. Рамалингамсвами доверительно сообщил, что не далее как сегодня индийцы прищучили двоих "настоящих, видите ли, Андрей, настоящих" пакистанских шпионов и поступили с ними согласно обычаю. "Ну да, - подумал Андрей Васильевич. - То-то ты и дергаешься весь вечер. Не хочешь небось, чтобы пакистанцы в свою очередь набили из тебя чучело индийского шпиона для практических занятий в своей разведшколе". Памятуя о том, что дом Рамалингамсвами наверняка был напичкан сверху донизу подслушивающими устройствами, при помощи которых пакистанцы с интересом прислушивались к каждому слову, Андрей Васильевич в знак солидарности с хозяином очень тихо обругал власти страны пребывания и задумался, что бы еще сказать такого ободряющего.
"А, вот это ему понравится!" - решил он и сказал:
- Знаете, господин Рамалингамсвами, я тут на днях ходил с нашим советником Сидоровым в МИД по совершенно пустяковому поводу - просили поддержать российского кандидата на выборах в какую-то ооновскую организацию. Всего разговору получилось на пару минут, встать и сразу уйти как-то невежливо, а что еще сказать, господин Сидоров никак не мог придумать. У пакистанца тоже как заклинило - сидят оба грустные, упорно молчат и чай пьют. Сидоров все же нашел наконец подходящую тему и говорит: "А я недавно в Лахор ездил!" Пакистанец, которому дальше молчать тоже неловко было, обрадовался и спрашивает: "Прекрасно! Ну, и как вам Лахор понравился?" "Очень на Дели похож! - изрек Сидоров. - Я бы сказал больше - типичный индийский город". Представляете? Пакистанец даже затрясся от огорчения и долго с обидой выспрашивал у Сидорова, с какой стати он решил, что жемчужина Пакистана Лахор стал вдруг индийским городом? Господин Сидоров, по-моему, хотел сквозь землю провалиться.
Индиец довольно засмеялся.
- Еще бы, ведь он ему на любимую мозоль наступил! Это все равно как если бы Саддам Хуссейн сказал эмиру Кувейта, что его столица - типичный Багдад! Или, например…
Рамалингамсвами вздрогнул одновременно с внезапно грянувшим звонком в дверь.
- Кто бы это мог быть? - встревоженно спросил он у Андрея Васильевича и тут же, хлопнув себя ладонью по лбу, с облегчением сказал: - Совсем забыл! Ко мне ведь еще один гость должен приехать. Минутку!