Андрей Кивинов - один из самых читаемых писателей России, автор нашумевших бестселлеров. Все его произведения - смешные, исключительно честные и поэтому скандальные детективы о работе криминальной милиции.
Андрей Кивинов
Танцы на льду
После произвольной программы всегда идет показательная. И чтобы попасть во вторую, надо хорошо отработать первую.
В очередной раз вынужден предупредить, что описанные события - плод фантазии и ничего общего с реальностью не имеют.
Здрассте… Вот такое неоригинальное начало. А зачем выделываться? Любят, знаете ли, некоторые: "Кровавая заря вставала над грязным городом, и бесконечным эхом разносилось по пустынным улицам карканье вечно голодных ворон. Дикий, душераздирающий вопль пронзил пространство пущенной стрелой, и те, кто его услышал, поплотнее закрыли окна, потому что такой вопль мог прозвучать только в самом запредельном кошмаре…"
Я, как видите, проще. Простой такой, нормальный мужчинка. Следующим неоригинальным шагом будет наше знакомство. Без всяких предварительных церемоний и комментариев. Без постепенного раскрытия характера и потаенных глубин души. Перебьемся. Душа у меня, наверное, есть, но раскрывать ее не стоит. Я-то в вашу не лезу. Да, так вот, звать меня Юрой, как Гагарина, фамилия Робингудов… Шучу, Иванов. От роду мне двадцать три, живу с мамой и папой, не женат, ориентация - без отклонений (сейчас данный пункт анкеты получил широкое распространение, поэтому я сразу ставлю все на свои места). Политически неграмотен. Вот уже десять дней, после окончания средней школы милиции, работаю во благо Министерства внутренних дел.
Три предыдущих года министерство вбивало в мою головушку азы криминалистики и оперативно-розыскной деятельности, уголовного и административного права, а в мое тело - основные теоремы рукопашного боя и строевой подготовки. Насколько удачно - покажет ближайшее будущее. На данный момент судить о моих академических способностях преждевременно.
Короче говоря, получив направление, я прибыл в территориальный отдел милиции уже в должности крутого, как мне казалось, оперуполномоченного уголовного розыска и был любезно встречен своими будущими коллегами. Всего лишь любезно, потому как в той же школе милиции и в многочисленных кинофильмах мне ни разу не намекнули, что, вливаясь в коллектив, необходимо проставляться, а я как идейно подкованный и твердо уверенный, что в наших органах служат сплошные трезвенники, не проставился.
Вообще в первые десять дней работы мои представления о людях нашей благородной профессии постепенно начали сползать в какую-то непонятную сторону. Вследствие того, что реальность, как оказалось, чуть-чуть не совпадала с тем, чем меня пичкали целых три года.
К примеру, опер Витька Черненко, к которому меня прикрепили как молодого специалиста и в кабинет которого я вселился, за десять дней появился в отделе всего два раза.
В первое появление он рассказал мне пару бородатых анекдотов, после чего исчез, предупредив, что, если его будут искать, он ушел в рейд.
Второй раз я застал его как-то утром по приходу на работу, Витька лежал на диване прямо в своем черном расклешенном пальто со следами ботинок в районе талии. Мне удалось рассмотреть, что следы оставлены продукцией фабрики "Ленвест". Кабинет пропитался гремучей смесью из Витькиного перегара, вони папиросных окурков и аромата разлагающейся дохлой мышки за батареей.
Вероятно, ночью Витька вернулся к порту приписки, чтобы отдохнуть и снова уйти в туман. "Корабли постоят и ложатся на курс…" Когда он проснулся, я осторожно спросил, в чем заключается суть его рейда. Черненко в ответ потряс головой, закурил "беломорину" и простонал:
- Все в нормале, старик, все в нормале…
В школе милиции нас учили, что, действительно, в самых благовидных целях рейды должны проводиться регулярно. При этом составляется адресная программа, производится расстановка сил и средств, ну и все такое прочее.
Витькина адресная программа была записана в его распухшем блокноте, потому как, уходя в рейд, он звонил по разным телефонам, спрашивая какую-то Люду.
Заглянувший следом за мной начальник отдела строго-настрого отчитал Черненко:
- Виктор Геннадьевич, это безобразие. Не к лицу сотруднику уголовного розыска матерно оскорблять дежурного офицера на пороге отдела. В следующий раз, если придешь ночью, он тебя не пустит. И будет прав.
Витька слабо парировал:
- А к лицу дежурному офицеру наступать на руки сотруднику уголовного розыска?
Витька считался самым опытным опером в отделе, хотя ему не было и тридцати, а мои новые коллеги пояснили, что если Черненко ушел в рейд, то так оно и надо, не следует к нему приставать, Витька знает, что делает. Также мне сообщили, что он является тонким психологом и в "расколе" подозреваемых ему нет равных во всем министерстве. В данном, наверняка неоспоримом факте я еще не имел удовольствия убедиться, хотя страшно желал посмотреть, как работают настоящие профессионалы.
Впрочем, чтобы не утомлять вас длинной прелюдией об особенностях милицейской практики, я перейду сразу к теме, а мои открытия в реалиях профессии буду доводить по ходу. Это гораздо нагляднее.
Сейчас я трясусь на переднем сиденье БМП - боевой машины полиции, - в УАЗике то бишь, сжимая еще не озябшими пальцами короткоствольный десантный автомат и сурово глядя вперед.
Три минуты назад, зайдя в дежурную часть получить свой первый в жизни материал, я испытал принцип Судьбы. Наукой пока не доказано существование этого принципа, но он, несомненно, присутствует. К примеру, если ты дежуришь, но в нужный момент сидишь на горшке или вышел на обед - это не Судьба, а если не дежуришь, но заходишь забрать материал, это как раз она, Судьба. Именно в нужный момент - в тот самый, когда на пульте загорается лампочка ввиду срабатывания сигнализации в сберкассе.
А тут уж без разницы: дежуришь, не дежуришь, на горшке, не на горшке - автомат в руки и ура. Побыстрее. Подмога прибудет позже, а ты пока немедленно реагируй.
В любом случае я доволен. Это мой первый боевой выезд. И легкий мандраж охватил организм не от страха перед, возможно, вооруженным преступником, а от боязни сделать что-то неправильно и показать свою профессиональную несовместимость.
Автомат упирается откидным прикладом в колено и снимается с предохранителя. Я от всей души жалею, что меня не видят мои бывшие одноклассницы и подружки. Типаж - коммандо. Даже в армии я не выглядел так благородно.
Расстегнутая черная куртка, заправленные в высокие ботинки джинсы, шапочка на глаза и, конечно, боевое оружие настоящего мужчины. Классика в черном.
Прямо по газону водитель выруливает на финишную прямую.
- Прижмись, прижмись, - отрывисто бросаю я сержанту. - Спугнем! Надо по уму.
Сержант тормозит и выключает мигалку. Я выскакиваю на снег и, пригнувшись к земле, бегу мимо продуктовых ларьков к сберкассе. Главное - тактика. Неожиданность - сестра удачи. Сберкасса на втором этаже здания.
Я ловко, по-кошачьи перепрыгиваю через перила и, сбив железную урну, влетаю внутрь. Правая рука передергивает затвор, глаза адаптируются к полумраку.
Темп, темп. Но и голова тоже. Перед стеклянными дверьми стратегическая остановка. На секунду-другую. Выбор позиции и мишени для стрельбы. Мишени в зале не наблюдается. Не исключено, что мишень за стойкой - потрошит сейф. Поэтому еще раз спокойствие. Непринужденно толкаю дверь и захожу в зал рядовым, гражданским посетителем. Как насчет подписки на "Охоту и рыболовство"? Автомат не прячу - некуда. У крайнего окошечка стойки - очередь из старушек, за столиком - мужичок, плюющий в чернильницу. Щелканье калькуляторов, треск кассовых аппаратов, звуки радио.
Не убирая пальца со спускового крючка, подхожу к центральному окошечку. Женщина лет сорока виртуозно лупит пальцами по здоровому калькулятору. Заметив мою тень, протягивает руку в колечках к окошку:
- Давайте квитанцию.
Квитанции нет, есть автомат. Не дождавшись первого, дама поднимает голову и видит второе. Плюс шапка на глаза и классика в черном.
Я хочу шепотом спросить, где бандиты, но не успеваю.
Дама безразлично делает полоборота в кресле и кричит куда-то в открытую дверь:
- Маша! Опять сигнализация сработала! В конце концов, ты вызовешь когда-нибудь техника? Вы извините, молодой человек, Бога ради, замучали, наверное, вас.
Молодой человек слегка озадачен. С одной стороны, хорошо, обошлось без жертв, но с другой… Ладно б молодой человек был "в синей форменной фуражке с цифрой "три" на медной бляшке", но ведь у нас "классика в черном". У молодого человека что, на лбу написана профессия? Получается, написана, несмотря на атрибутику. Прямо так и написана: Юра Иванов, оперуполномоченный уголовного розыска. Белым по черному.
- Молодой человек, вы платите или нет?
Я поворачиваюсь. Маленькая бабуля в огромных плюсовых очках протягивает к окошку квитанцию и пару червонцев.
- И уберите свой автомат.
"Нет, я не плачу! - кричит мой внутренний голос. - Я пришел рассказать о новой жевательной резинке "Спортлайф" без сахара!"
Остальные в зале не обращают на меня ровно никакого внимания. Как будто и нет меня! Знаете, что хочется сделать? Если честно? Дать залп в оштукатуренный потолок и заорать:
"А ну, на пол, труха навозная! Ключи от сейфов на стойку! Живо…"
Из радио хрипит Луи Армстронг. Плавно и нежно. Песня про прекрасный мир. И волшебную любовь.
Я опускаю автомат и понуро бреду к выходу. Сержант уже подогнал машину к парадному подъезду. Урну кто-то поднял.
- Что, Юрок, опять у них ложный вызов?
- Почему ты решил?
- Да по десять раз на дню сюда ездим.
Я зло падаю на сиденье.
- Я тебя и предупредить не успел. Ты прямо орлом выглядел. Как я в молодости. Патрон из патронника вынь, пожалуйста.
Вернувшись в отдел, я сдаю автомат, получаю тот самый, первый материал и иду к себе его изучать. Изучение занимает полчаса, и прочитанное не вызывает у меня никаких вопросов, кроме одного - почему материал отписали именно мне? А из этого вопроса следует еще один: что мне теперь с этим делать?
Посоветоваться с наставником я не могу, наставник, как я уже заметил, рейдует, а в одиночку даже при наличии всех студенческих конспектов мне ни за что не разобраться. Поэтому, чтобы не напахать сгоряча, придется идти к заместителю отдела по оперативной работе, то есть к моему непосредственному шефу Сергею Михайловичу Зимину, которого оперы зовут просто Михалыч. Михалыча, несмотря на еще довольно молодой возраст, в отделе уважают, потому что сам он вышел из простых постовых милиционеров, знает все тонкости службы и понимает, где сто́ит спросить строго, а где можно не затевать ненужного разговора. Кроме того, я узнал, что Михалыч никогда не прятался за спины оперов и всегда вытаскивал их из различных каверзных ситуаций, принимая удар на себя.
Когда я с материалом в руках объявился на пороге его кабинета, то помимо шефа застал там опера Васю Громова, амбала парня, веселого нрава и поведения. Вася сидел на диване, в чем-то оправдываясь перед Михалычем и разводя в расстройстве здоровенными руками. Михалыч же, положив на свой шефский стол деревянный стул, усиленно работал молотком.
- Михалыч, ну не специально я, ты ж пойми… Стулья, наверное, старые, труха сплошная.
- Нечего, нечего на стулья пенять. Я замечаю странную закономерность: как ты что-то раскрываешь, так у меня ломается очередной стул. Почему ты не работаешь в своем кабинете?
- У меня тесновато, сам же знаешь, Михалыч.
- В таком случае бери с собой стулья, они у тебя железные. - Михалыч врезал по гвоздю молотком, прибивая ножку.
- Да кто ж знал-то?! - Вася в сердцах хлопнул ладонью по коленке. - Я ему кодекс показываю, смотри, говорю, сколько тебе светит, а под ним хлоп - стул и ломается…
Михалыч наконец обращает внимание на меня:
- Что тебе, Юра?
- Да вот, по материалу посоветоваться.
- Хорошо, присядь… Значит, Василий Андреевич, так. Еще один стул сломаешь, с кодексом там или без кодекса, очередную квартальную премию отдашь на покупку мебели. Ясно?
Вася горестно вздыхает:
- Ясно.
- Кстати, что там возбудили?
- Сто восемь, часть два. Полные обморозки, Михалыч. Спортсмены херовы. Днем в спортзале по грушам лупили, а по ночам на практику выходили. На "куклах" работали. Увидят мужичка поддатого и давай его месить по всем правилам кикбокса. За две ночи два трупа. Я, в общем-то, не из-за того, что они не кололись, кодекс показывал - там и так с доказухой порядок, а просто по жизни обидно… Что им эти мужики датые сделали?
Михалыч ставит стул, проверяет его на прочность мощным нажатием и, убедившись, что ремонт произведен успешно, задвигает предмет мебели в ряд собратьев по гарнитуру.
- Все равно завязывай, Василий.
Вася согласно кивает и, еще раз вздохнув, покидает кабинет начальника.
- Когда меня выпрут из органов, я устроюсь в мастерскую по ремонту мебели, - усмехается, глядя на меня, Михалыч.
Я понимающе киваю, хотя никак не могу взять в толк, почему, когда человеку показывают кодекс, под ним должен сломаться стул.
- Ну, что у тебя за материал?
Материал отписан мне начальником отдела, и Михалыч, вероятно, не в курсе происшествия.
Я кладу на стол несколько листков, сцепленных скрепочкой.
- Ты мне на словах объясни.
- Ситуация такая. Некий мужичок с металлургической фамилией Блюминг покупал сегодня в универмаге галстук…
- Так.
- Купив галстук, он пошел на выход, но в дверях поскользнулся на замерзшей луже и, падая, разбил головой стекло витрины. Продавцы на всякий случай вызвали милицию, хотя Блюминг никуда и не пытался скрыться. Он тут же возместил ущерб, и претензий к нему работники универмага не имеют. Но наши постовые все-таки привезли его сюда, а участковый составил протокол осмотра витрины и записал объяснения.
- Молодцы, дело знают.
- Вот, собственно, и все. Я почитал объяснение Блюминга - он ничего не скрывает. Так получается, что состава преступления тут нет.
- Э, э, ты не торопись. Где это ты насчет состава прочитал? В учебнике, что ли?
- Да тут и без учебника ясно, что мужик разбил стекло нечаянно, поскользнувшись. Я зашел уточнить, как мне материал списать и можно ли отпускать Блюминга.
- Эх, молодо-зелено… Ты не переживай, все такими были когда-то. С чего ты решил, что этот Блюминг нечаянно упал?
- Ну, там же лужа… И в протоколе отмечено.
Михалыч быстро пробегает глазами листочек, комкает его и бросает в корзину.
- Вот и нет никакой лужи. Он и не падал вовсе. А будучи в пьяном виде, из хулиганских побуждений нахамил продавцам и разбил стекло. Что это у тебя с лицом? Аллергия? Тавегильчику хочешь?
- А он вот, а они…
- Короче, в чистом виде двести шестая часть первая. Уголовное дело вряд ли возбудим, но "протокольную форму" слепим.
Для никогда не сталкивавшихся с родным законодательством граждан поясняю, что "протокольная форма" применяется к лицам, совершившим какие-нибудь мелкие проступки, когда можно обойтись без длительного следствия, а отправить материал прямо в суд. Санкции там, как правило, штрафные, и в тюрьму человек не садится. Но самое главное, как я уже успел понять из своей небольшой практики, "протокольная форма" идет в положительный баланс раскрываемости наряду с раскрытыми кражами, грабежами и убийствами. То есть, грубо говоря, мы получаем дополнительную "палку".
- Сергей Михалыч, но он же говорит, что нечаянно… И свидетели…
- Ну что ты заладил как попугай - нечаянно, нечаянно…
Еще два листочка с показаниями продавщиц летят в корзину.
- Мало ли что он говорит. Поначалу никто не признается. Поэтому материал тебе отписали, а не участковому. Чтобы ты поработал и все довел до ума.
- А как? Как я заставлю его сказать, что он по пьяни, да еще специально…
- Не волнуйся ты. Может, форточку открыть? Ну, как хочешь. Для начала сходи в универмаг, возьми с директора заяву. Так и так, просим принять меры к неизвестному, разбившему стекло в универмаге. Больше не расшифровывай. Также возьми справку о стоимости стекла. Перепиши протокол осмотра, только чтоб лужи не было. Потом этот Блюминг… Конечно, просто так он НЕ ПРИЗНАЕТСЯ. Надо его подработать. Немножко на него накопать говнеца.
- Что значит накопать, Сергей Михайлович? В каком смысле?
- Экий ты, Юра, непонятливый. Чему вас в школе-то учили? В прямом смысле. На каждого человека всегда можно что-нибудь накопать. При желании. И на тебя, и на меня, и уж тем более на какого-то Блюминга. Чем он занимается?
- Директор общества закрытого типа "Фаворит".
- Запомни, Юрий. У нас в городе только одно настоящее общество закрытого типа, все остальные - целиком или наполовину - липовые.
- Какое же?
- "Кресты". Тюрьма такая на Арсенальной. Так что любого "Фаворита" можно сделать аутсайдером. Короче, поле твоей деятельности не ограничено, все зависит от фантазии и азарта. Можешь покопать на личном фронте. В общем, копай где угодно, лишь бы к моменту вашей следующей встречи ты располагал на Блюминга таким компроматом, что он будет готов написать, как разбил не только стекло, но и лица всего персонала, а также имел умысел взорвать универмаг к чертям собачьим. Времени у тебя дней десять, так что не затягивай.
- А если не получится?
- Получится, получится. Ты молод, энергичен, не то что Васька, которого от стула не оторвешь. Подключи налоговую, ОБЭП. Все эти "Фавориты" одним миром мазаны. Внешне - просто сказка, а внутри… Иногда дерьмо распознаешь только вляпавшись в него. Так что действуй, хватит в кабинете сидеть. Ты опер, а не домохозяйка. И главное, никого не бойся. Пусть тебя боятся.
- А если все-таки не получится?
- Ты еще и не начинал, а уже плачешь. Ну, если не получится, просто спишешь материал в архив. Действительно за отсутствием состава. Хотя жалко. У нас на этой неделе два "глухих" разбоя, а в плюсе мы ничего не дали. Поэтому, Юра, ты уж постарайся.
- А сейчас его отпускать?
- Ну, разумеется. Держать его в камере, пока ты будешь копать, не имеем права. По закону.
Если бы вы видели сейчас мое лицо, то поняли бы - я слегка ошарашен. На лекциях по криминалистике я видел себя суперсыщиком, преследующим коварного маньяка, представлял себя Шараповым в логове бандитов или Джеймсом Бондом в обществе фотомодельки. А тут такой облом. Ни Бонда, ни модельки… Какой-то Блюминг, какое-то стекло. И ни на грамм романтики.
- И вот еще что, погоди-ка минутку. - Михалыч открыл сейф. - У тебя своих "людей" пока нет, поэтому я передам тебе на связь кое-кого из наших.
Он порылся в многочисленных папках и достал листочек с данными, затем переписал их на маленькую бумажку и протянул мне.