– Записки? – Хит приподнял брови и покачал головой. – Не знаю, о чем вы говорите… Эти книги забрали из магазина моей бабушки в 1989 году, и с тех пор они двадцать лет пролежали на чердаке. Единственный человек, который может что-то о них знать, это Лулу.
Эмми поморщилась.
– Я боялась, что вы так скажете. Едва ли мне стоит ее беспокоить, разве что… – Она замолчала, когда поняла, что вот-вот расскажет ему о голосах из прошлого, которые были главной причиной ее бессонных ночей с тех пор, как она обнаружила первую записку. Эти неизвестные влюбленные пробудили в ней чувства, которые она считала давно умершими.
Хит серьезно посмотрел на нее, и Мэгги снова показалось, будто он знает, что она собиралась сказать.
– Записки из прошлого – это как раз по вашей части. Вроде разговора с призраками, не так ли?
Ее мать говорила то же самое. Но призраки Пейдж были не мертвецами, а духами грядущих событий. Когда-то Эмми верила, что призраки ее младших братьев преследуют Пейдж не потому, что они умерли, а потому, что они символизировали конец той жизни, о которой она мечтала для себя.
Хит остановился возле кушетки, где лежала Джолин.
– Я не верю в призраков, – тихо сказал он, глядя на девушку.
Эмми отвернулась и пошла за ключами от автомобиля, лежавшими у двери, где Джолин выронила их. Хит осторожно взял свою бывшую невесту на руки и последовал за Эмми к седану "Ауди", стоявшему на улице. Он уложил женщину на заднее сиденье и постелил ей под голову сложенный пиджак, потом тихо закрыл дверцу.
– Спасибо, – с серьезным видом произнес он, и Эмми усомнилась в том, что он на самом деле не верит в призраков.
– Всегда пожалуйста, – ответила она и открыла дверцу со стороны водителя. Хит включил зажигание, помахал ей и выехал на улицу; покрышки громко шелестели по мокрой мостовой. Когда автомобиль скрылся из виду, Эмми побежала в дом и включила прожекторное освещение, а потом сняла туфли и вышла на задний двор.
Незнакомые звуки, которые раздавались на болоте, напоминали колыбельную на иностранном языке, с узнаваемой мелодией, но непонятными словами. Эмми направилась к бутылочному дереву, и ее ноги утопали во влажной траве.
Хит и Джолин все больше интересовали ее, и Эмми почувствовала странное возбуждение.
Эмми подошла к дереву и взяла бутылку, в которой лежала записка. Она встряхнула ее, но было очевидно, что внутри ничего нет.
Вернись ко мне . Она заплакала, вспомнив слова, которые говорила спустя долгое время после гибели Бена, преследуемая тенью жизни, которую они так и не прожили.
Она поставила бутылку на место и долго стояла во влажной, занесенной песком траве под звездным небом. Ночные болотные запахи окутали ее, словно теплая шаль, когда она созывала своих призраков, еще не готовая распрощаться с ними.
Глава 12
Фолли-Бич, Южная Каролина
Март 1942 года
Мэгги искала достаточно большие камни и раковины, чтобы удержать углы одеяла, которое она расстелила на пляже подальше от прибоя. Она нашла уютное место за скалами и редкими кустами, усеивавшими наименее обитаемую часть Фолли-Бич, откуда можно было видеть маяк на острове Моррис.
В уединении не было особой необходимости. Ни время года, ни сильные течения возле этой оконечности острова не могли привлечь купальщиков или отдыхающих, поэтому весь пляж находился в их распоряжении. Высокие волны разбивались о берег на жалких остатках острова Моррис, где когда-то располагался не только маяк, но домик смотрителя и другие постройки.
Длительная эрозия уже давно отделила остров Моррис от Фолли-Бич, оставив узкую бухту между двумя островами при отливе, но когда начинался прилив, бушующие воды поглощали песчаные отмели, и от острова Моррис оставался клочок суши, лишь ненамного больший, чем основание маяка.
Смотритель уехал, а другие строения были разобраны после того, как в 1938 году маяк был переведен на автоматическое управление. Специалисты инженерных войск возвели опорную стену вокруг фундамента для защиты от водной эрозии. Это было уединенное место, и Мэгги нравилось здесь бывать: всегда можно было посидеть в одиночестве и подумать, зная о том, что тебе никто не помешает. Местные жители не купались в окрестных водах из-за сильных течений, но летом, когда приезжало много отдыхающих, все равно иногда поступали сообщения об утонувших. Мэгги выросла с убежденностью в том, что неумолимая сила морских течений напоминает всем, кто умеет слышать, что человеческая плоть бренна, а океан вечен.
Она наблюдала, как песчаные крабы шевелятся в набегающих волнах и исчезают в крошечных норках, словно миниатюрные фокусники. В детстве, когда они с матерью искали морские стеклышки, яйца черепах и другие маленькие сокровища, оставленные морем, она часто наблюдала за причудливо-элегантными водорезами с красно-черными клювами. В этом месте воспоминания о матери буквально обрушивались на нее, а приливы напоминали материнское дыхание. Звуки океана были такой неотъемлемой частью ее жизни, что она не могла представить себя живущей где-то еще.
Именно поэтому она хотела устроить Питеру пикник на пляже. Из-за своей работы он все время переезжал из одного штата в другой, рекламируя товары, изготовленные на заводе его отца для гражданских и военных целей. Он регулярно присылал ей книги, к которым постепенно добавились длинные письма, где он рассказывал о том, куда они могут отправиться после окончания войны. Его слова завораживали Мэгги, заставляли ее задумываться о будущем, когда война уйдет в прошлое, и мальчики, которых она знала с детства, перестанут погибать на полях сражений в Европе и на Тихом океане. Она устроила этот пикник не только в честь приезда Питера, но и для того, чтобы он смог полюбить Фолли-Бич и понять, что как бы далеко они ни уехали, ее дом всегда останется здесь.
Мэгги поежилась и подняла отворот свитера. День выдался теплым не по сезону, но здесь, на пляже, где порывы ветра налетали из-за края острова, было намного холоднее. Как раз в тот момент, когда она укладывала последний камень, она услышала, как кто-то произнес ее имя. Резко повернувшись, она увидела Питера с туфлями и пиджаком в руках.
Мэгги направилась к нему сначала медленным шагом, но потом, не удержавшись, побежала. Питер широко улыбался, а в его волосах блестело солнце. Он тоже бросился навстречу Мэгги, бросил туфли на песок и крепко обнял ее. Их поцелуй был долгим и сладостным; его язык проскользнул между ее губами, а руки притянули ее ближе. Потом Мэгги почувствовала, как его пальцы прикасаются к ее лицу, губы ласкают ее глаза, щеки и шею, и поняла, что никогда не отпустит этого человека.
– Почему ты плачешь? – спросил Питер.
Мэгги удивленно распахнула глаза.
– Я… я не знаю. Наверное, потому что счастлива видеть тебя.
Она уткнулась лицом в шею Питера и услышала его вздох, когда он притянул ее к себе.
– Я тосковал по тебе.
Обняв друг друга, они побрели к одеялу, не обращая внимания на порывы ветра, хлеставшие в лицо. Мэгги застенчиво улыбнулась.
– Я была не уверена, что ты придешь. В письме ты сказал, что будешь на Фолли-Бич к полудню, но поскольку я не могла связаться с тобой, то понадеялась на лучшее и оставила у твоей домохозяйки записку, что буду здесь.
Когда он наклонился и поцеловал Мэгги, ей снова захотелось заплакать.
– И вот я здесь, – он посмотрел на большую плетеную корзинку для пикника. – Надеюсь, тут достаточно еды, потому что я голоден как волк. Я совсем обессилел, тоскуя о тебе.
Мэгги снова улыбнулась, прикусив нижнюю губу, потом опустилась на колени и начала распаковывать корзинку.
– Я принесла жареную курицу и кукурузный хлеб, но он не сладкий – сахара теперь не достать. Да и кока-колы не нашлось. Но я сделала ежевичный чай, думаю, очень вкусный, если это не покажется тебе нескромным.
Питер взял ее руку и поднес к губам для поцелуя.
– Если ты изготовила его собственными руками, то для меня он будет самым сладким.
Мэгги рассмеялась над его церемонностью и протянула тарелку с курицей и кукурузными лепешками, а потом стала наблюдать, как он ест, оставив собственную тарелку нетронутой. Она не верила, что Питер снова был рядом с ней после долгой разлуки. Он перестал жевать и отпил глоток чая.
– Разве ты не голодна?
Она кивнула, проглотила кусочек цыпленка и запила его чаем, не ощутив вообще никакого вкуса. Когда они покончили с трапезой, Питер скатал свой пиджак наподобие подушки, лег на спину и притянул ее к себе. Он поцеловал ее в затылок, и Мэгги показалось, что сейчас она умрет от удовольствия. Она крепко сжала его руку, лежавшую у нее на талии.
– Пожалуйста, не уезжай больше. С каждым разом переживать разлуку с тобой становится все труднее.
– Я знаю. И я не хочу расставаться с тобой, но идет война, и каждый должен заниматься своим делом. Хотя теперь я уверен, что война скоро закончится.
Мэгги повернулась к нему лицом.
– Ты говоришь так уверенно…
Он пожал плечами.
– Теперь, когда США сражаются вместе с Англией и ее союзниками, мне трудно представить, что дело затянется надолго.
– Надеюсь, что ты прав. Мне очень хочется, чтобы так и было.
Наклонившись, Питер поцеловал ее в нос и откинулся на одеяло.
– Расскажи мне здешние новости. Ничего не упускай: я хочу все это пережить вместе с тобой.
Мэгги с улыбкой уткнулась ему в грудь.
– Я уже говорила о том, что введены определенные нормы на покупку сахара, и боюсь, скоро дело дойдет до бензина. После полуночи нужно выключать свет, и в каждом доме повесили обязательные шторы для затемнения. Мы даже стали закрашивать верхнюю половину автомобильных фар, чтобы свет нельзя было увидеть со стороны океана.
Он положил подбородок ей на плечо.
– Неужели все так серьезно воспринимают немецкую угрозу?
– Да. Из Северной Каролины и Флориды приходили сообщения о людях, которые своими глазами видели, как немецкие подводные лодки подрывают грузовые суда. Потом на пляж выносило обломки. На месте затонувших судов остаются лишь нефтяные пятна.
– Береговая охрана что-нибудь предпринимает?
– Я знаю лишь то, что слышу по радио или читаю в газетах, а это совсем немного, потому что я не могу долго слушать плохие новости. Но, судя по всему, для борьбы с подводными лодками у нас есть лишь несколько недостаточно снаряженных катеров береговой охраны – весь американский флот сейчас сосредоточен на Тихом океане – воюют с японцами.
– Катера береговой охраны против немецких подлодок?
– Не знаю, есть ли в этом смысл. Миссис Эллсуорт на почте говорит, что этого слишком мало, поскольку немцы каждый день топят наши нефтяные танкеры. Мистер Айкс – он министр внутренних дел и отвечает за топливные ресурсы – считает, что если мы будем терять нефть такими темпами, как сейчас, то Соединенные Штаты окажутся в отчаянном положении. Это странно, ведь в газетах пишут, что танкеры перевозят лишь незначительное количество нефти, и ее потеря может лишь незначительно повлиять на отдельные районы страны.
Питер снова поцеловал ее в затылок.
– Трудно разобраться, кому можно верить.
– Но в Чарльстоне серьезно относятся к угрозе нападения с воздуха, – со вздохом продолжала она. – Власти укрепили крыши гостиниц мешками с песком и опубликовали в газетах адреса центров для беженцев и эвакуации раненых. Даже определили места для гражданских бомбоубежищ – и это в Чарльстоне! Даже здесь, на Фолли-Бич, каждую субботу во второй половине дня включается сирена воздушной тревоги, чтобы люди знали, что нужно делать в случае воздушного налета. Все это очень неприятно.
Питер немного помолчал.
– Такие серьезные меры… Но есть ли серьезный повод? Кто-нибудь на самом деле видел что-то угрожающее?
– Ничего такого, о чем я могла бы знать. Несколько человек действительно видели, как что-то взорвалось в море, но мы так и не выяснили, что это было, хотя на флоте говорят, что ведется расследование. Думаю, все считают, что лучше подготовиться заранее, чем пожалеть потом.
Над ними пролетела пара песчанок, чьи белые брюшки позволяли легко отличить их от других прибрежных птиц.
– Кэт ходит на курсы подготовки дежурных для корпуса наземного наблюдения. Думаю, что для нее это хорошо, в ее жизни появилась хоть какая-то цель. Она была такой… потерянной, когда умерла ее мать. А после гибели Джима все стало только хуже. Я просто…
Питер сжал ее руку.
– Просто что? – Его голос был ровным и обнадеживающим, как будто побуждая ее признаться в чем-то, что она не хотела признавать даже перед собой.
– Я хочу, чтобы она занялась чем-то полезным. Чтоб это не стало для нее позором или гибелью. Это не касается… тебя, – Мэгги закрыла глаза, радуясь тому, что успела вовремя отвернуться.
– Меня?
– Кэт очень красивая.
Питер наклонился к ее уху.
– Какое отношение это имеет ко мне?
Мэгги сглотнула, но не открыла глаза.
– Мужчин сильно влечет к ней. Они как будто ничего не могут с собой поделать.
Она почувствовала легкое давление на подбородке, когда Питер повернул ее лицо к себе, и открыла глаза.
– Милая Маргарет, неужели ты настолько слепа, что не замечаешь собственную красоту? Я практически не обращаю внимания на Кэт, когда ты находишься рядом. В моем сердце только ты, и там нет места для кого-то еще. Ты можешь мне поверить, Маргарет? Можешь?
Она кивнула, не в состоянии ответить: в горле стоял ком. Питер вытер ей щеки ладонью и нежно поцеловал в губы. Потом лег рядом, и Мэгги вздохнула, растворившись в теплоте его тела.
– Я тоже подумывала о том, чтобы записаться в корпус наблюдения, хотя бы для того, чтобы чем-то заниматься и не так сильно скучать по тебе.
Она почувствовала, как судорожно сжались его пальцы.
– Понимаю, я не имею права это говорить, но не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности. Когда я уезжаю, я хочу быть уверен, что ты находишься дома или в своем магазине, окруженная книгами. Не знаю, как я переживу, если буду знать, что ты рискуешь своей жизнью.
– Но я думаю, что никакой опасности нет. Ведь никто не видел немецкие подлодки или самолеты, правда?
Он снова сжал ее руку.
– Пожалуйста, Маргарет. Я прошу лишь о небольшом одолжении, чтобы я мог продолжать свою работу, не беспокоясь о тебе.
Она была искренне тронута его заботой.
– О, Питер, если ты действительно так считаешь, я найду другой способ послужить своей стране.
– Ты делаешь скидки военным, которые делают покупки в твоем магазине?
Мэгги кивнула.
– Значит, так ты служишь своей стране. Кроме того, разве Лулу не нуждается в твоей помощи? Она милая девочка, но даже мне понятно, как ей нужна твоя забота. Мы оба знаем, как трудно жить без матери.
В его словах присутствовала определенная логика, и Мэгги была готова согласиться. Ей было так хорошо в объятиях Питера, что она не хотела спорить и портить настроение. Должно быть, Питер чувствовал то же самое, потому что он снова обнял ее и спросил:
– Тебе что-нибудь нужно? Что-то такое, чего ты не можешь купить здесь, а я могу привезти тебе в следующий раз?
Мэгги немного подумала и покачала головой. Нежность и внимание Питера делали ее уверенной в себе и придавали смелости.
– Мне нужен только ты, – ответила она, улыбаясь собственным словам.
Питер рассмеялся.
– Ты сохранила старые газеты? Я хотел почитать их, чтобы узнать новости, которые пропустил.
– У меня их довольно много. Лулу собирает коллекцию бутылок для своих деревьев и оборачивает их газетами, чтобы они не разбились. – Мэгги повернулась к Питеру и серьезно добавила: – Я все время болтаю, а ты почти ничего не сказал. Расскажи обо всем, чем ты занимаешься. О тех местах, где ты бывал. Я хочу представить, как ты жил, пока мы были в разлуке. Так будет казаться, будто мы вообще не расставались.
Питер тяжело вздохнул и притянул ее к себе.
– Все это очень скучно, и если я буду рассказывать подробно, то утомлю тебя до слез, а сам засну от усталости. Достаточно сказать, что я отправился домой в Айову, где встретился с отцом и обсудил новые поставки – не только для военных, но и для гражданских. Сейчас открылся огромный рынок для штор затемнения, и он хочет, чтобы я разобрался с тканями и сделал подходящий выбор. Все остальное происходит как во сне: я сажусь в автомобиль и еду из города в город, просматриваю отчеты, беседую с бухгалтерами и задаю массу вопросов.
Он поцеловал ее в затылок.
– Маргарет, мы определенно можем придумать что-то получше, чем разговоры о скучных вещах.
Мэгги улыбнулась, наслаждаясь очередным долгим поцелуем, а потом поняла, что больше не чувствует ветра и холода. Питер сел, опираясь на локоть, и посмотрел на старый маяк, возвышающийся над окрестностью.
– Где живет смотритель маяка?
– Там больше нет смотрителя. Четыре года назад маяк автоматизировали и разобрали все окрестные постройки, чтобы строительный мусор не мешал швартующимся катерам. Грустно, что там теперь никого нет, правда?
Питер довольно долго рассматривал полосатое сооружение, прежде чем снова обратиться к ней:
– И ты говоришь, что можно до сих пор попасть внутрь?
– Конечно, но только во время отлива, иначе останешься внутри надолго. Хотя это не разрешается, но можно подняться на самый верх.
– Ты давно туда поднималась?
Мэгги закрыла глаза, радуясь тому, что отвернулась от Питера. В детстве она много раз приходила к маяку, поскольку одна из дочерей смотрителя была ее подругой, но когда выросла, то лишь один раз навестила маяк… вместе с Джимом. Он хотел посмотреть на океан с вершины маяка, и она отвезла его на остров Моррис. Они бегом поднялись по спиральной лестнице из кованого железа и вышли на смотровую площадку, тяжело дыша и смеясь над своим абсурдным ребячеством, из-за которого они едва не переломали шеи на крутой лестнице.
– Да, – ответила она. – Около года назад.
– Там все еще безопасно?
– Полагаю, что так. Раз в месяц к маяку причаливает катер, чтобы мастер мог проверить линзы и работу механизма, а для этого нужно подняться наверх. Сейчас дверь заперта, но последний раз я приезжала туда вместе с Джимом… с мужем Кэт. Это было еще до того, как он познакомился с ней, и мы… теперь это не имеет значения. Так или иначе, его отец изготавливал замки в Луизиане, и он мог вскрыть практически любой замок.
Мэгги перекатилась на спину и посмотрела на Питера. Его лицо заслоняло ее от солнца, он задумчиво смотрел на нее.
– Ты любила его?
Мэгги заглянула ему в глаза, которые сначала показались ей такими странными и которые теперь являлись ей во снах. Она медленно кивнула и, не сдержавшись, добавила:
– Но не так сильно, как люблю тебя.
Небо потемнело, когда облако закрыло солнце, а Питер продолжал смотреть на Мэгги сверху вниз с непроницаемым выражением лица.
– Любишь ли ты меня достаточно сильно, чтобы дождаться?
Она села и оперлась на локоть.
– Что ты имеешь в виду? Ты снова уезжаешь?
Питер отвернулся и покачал головой.