Из внутреннего кармана заношенного плаща он вытащил небольшой черный
футляр с логотипом известной немецкой фирмы, извлек из его нутра бинокль, по
размеру не больше театрального, и приник к его окулярам.
То, что Будимир Стефанович увидел, смутило его чрезвычайно. Смутило и
встревожило. В желтом авто не было пассажиров. Только водитель, вернее –
водительница, а значит… Значит, это не совпадение.
Он бы мог еще поверить в стечение обстоятельств, если бы все три
дурынды упаковались в этот дурацкий тарантас, намотавшись до тошноты между
подржавлеными жестяными прилавками и расстеленными на утрамбованный грунт
старыми покрывалами с россыпью нелепого барахла на них.
Но в автомобиле сидела она одна. Две другие отстали? Не захотели так
рано покидать этот ЦУМ на выселках? Или перегрызлись, и она их просто грубо
бросила добираться самим на электричке?
Всю дорогу до Кольцевой Додик крутил головой, нервируя своего водителя.
Желтая "Сузуки" не отлипала. Нехорошо. Или все же совпадение?
– Куда дальше? – спросил водила угрюмо, но Додик уже знал, куда дальше.
Есть одно место. И если все происходящее осознанная акция, то скоро это станет
ясно. Лучше перебдеть.
Увы, его подозрения оправдались. Петляя по лабиринтам Северного
Тушина, настырная "Сузуки" не отпускала машину с Додиком на борту дальше,
чем на квартал, старательно повторяя все ее маневры. Будимир Стефанович
больше не нервничал, а лишь мрачно улыбался тонкими губами, в очередной раз
приметив через замызганное заднее стекло желтую полированную "морду".
Наконец, чумазая "Нива" вырулила на нужную Будимиру улицу и
притерлась к бордюру напротив нужного для него дома. Будимир быстро
расплатился и выскочил на тротуар, застегивая портмоне и озираясь.
Преследовавшая его желтая машина сходу просвистела мимо, но метров через
десять резко затормозила, останавливаясь.
Додик немножко попозировал, стоя на месте и провожая задумчивым
взглядом поджарый зад улепетнувшей подмосковной "Нивы". Теперь главное,
чтобы "староста группы" его отследила и взяла под прицел.
Когда Додик учился в МАИ, в их группе была вот такая же староста,
неподкупная и свирепая коммунарка, за которой не ухаживал ни один пацан, но
все прогибались, чтобы она не поставила жирной шариковой ручкой два часа
прогула в журнал посещаемости и тем самым не навлекла гнев и карательные
меры сурового декана Сушкова Михаила Ильича.
Да, это так, Додик посещал и окончил сей престижный по прошлым
временам вуз. Не блистая в учебе, он весьма преуспел в комсомольской карьере,
поочередно управляясь с делами то культурно-массового, то физкультурно-
спортивного секторов в комитете комсомола их факультета.
И даже жениться успел на пятом курсе. Вообще, женат он был дважды.
Первый раз – по тщеславию, второй по корысти. Но жены возле него не
удержались, поскольку сильно Додик менялся по прошествии короткого времени
после внедрения в семью. Не то чтобы желал верховодить там, где и без него
крутой тесть, но почтения требовал. Первую семью это смешило, вторую
возмущало, но ни та, ни другая долго его выступления терпеть были не намерены,
и Додик из них последовательно выбыл.
Потом была гражданская жена из простушек, но в то время он уже нашел
свое главное увлечение, забирающее много сил, а главное, денег. Терпеть такие
расходы из семейного кошелька жена-простушка не захотела. Сначала, правда,
она притворялась, что разделяет с Додиком его хобби, но ее притворства надолго
не хватило. Походив одну зиму в перештопанных сапогах и не найдя в бюджете
средств на новые, когда наступила вторая, жена послала Додика с его любовью к
великим голландцам и хлопнула дверью. Он не переживал. Теперь он один и
счастлив.
"Кажется, схватилось", – удовлетворенно отметил про себя Додик, встретив
заполошный взгляд "старосты", таращившейся на него из кое-как
припаркованного авто, и быстрым шагом направился через дорогу. Его целью была
вон та блочная пятиэтажка, выселенная и подготовленная к сносу. Он хорошо знал
этот объект.
Оказавшись на другой стороне улицы, Додик еще раз оглянулся. Упертая
"коммунарка" спешно выбиралась из машины с явным намерением продолжать
погоню и настигнуть. Или все-таки проследить?
"Отличненько, – сказал он себе, мысленно потирая руки. – Она на хвосте.
Хорошая девочка, управляемая. Тут-то мы тебя с хвостика и сбросим."
Чтобы подстегнуть ее охотничий рефлекс, Додик даже изобразил из себя
сильно куда-то спешащего и, как бы с оглядкой и опаской, направился в сторону
огороженной жиденькими перилами лестнички, расположенной в торце
пятиэтажки. Лестничка из шести ступенек вниз оканчивалась дверью, ведущей в
огромный, почти во всю площадь опустевшего дома, подвал, который домовитые
бывшие жильцы превратили в коллективный подземный сарай, разбив его
посекционно.
Само здание выглядело жалко и страшно. Многих стекол оно уже лишилось,
дверей в подъезды не было вообще. Смотреть на эти серые стены, рамы без
стекол, отбитые косяки дверей и мрачные провалы пустых подъездов было
отчего-то жутковато даже солнечным субботним днем и при густом скоплении
пешеходов.
Но у Будимира Стефановича нервы были крепкие. Кроме того, он здесь
бывал и не раз. Они с покойным чудаком Алексом все здесь хорошо отработали. И
Додик помнил этот подвал, который своим нависающим потолком и тесными
проходами между фанерными хлипкими стенками, огораживающими каждое из
частных сарайных владений, и кургузыми штакетничками дверей, плохо
скрывающими от посторонних глаз ящики с картошкой на зиму или лишние в доме
тазы и лыжи, сильно смахивал на общагу в преисподней.
Ближе к центру подвала сей сюрреалистичный картонный лабиринт
внезапно упирался в фундаментальную бетонную стену, имеющую посередке
нормальную, а не решетчатую дверь, довольно прочную, с задвижкой и
проушинами под солидный амбарный замок. Сам замок, естественно, давно уже
отсутствовал, как отсутствовал и его напарник – врезной, на месте которого зияла
рваная дыра, забитая скомканной газетой.
За дверью обнаруживалось прямоугольное помещение с "глухими" стенами,
наподобие некоего бункера или огромной шлюзовой камеры, хотя для шлюзовой
камеры оно было великовато да и не к месту, особенно если учесть, что со всех
сторон "бункер" был окружен все тем же извилистым самостройным коридором.
Функциональное назначение данного помещения, которое было в метров
тридцать квадратных, не меньше, определить было затруднительно, так как оно
внутри себя ничего конкретного не содержало, если не считать пустой
пластмассовой тары из-под пивных и винных бутылок, растерзанных картонных
коробок и какого-то грязного тряпья. У противоположной стены имелся, правда,
высокий металлический стеллаж, сильно ржавый, но все еще крепкий, однако, по
наполнению его полок тоже нельзя было сделать каких-либо выводов – кроме
неровных стопок пожелтевших газет на полках ничего не лежало и не стояло.
Стеллаж был придвинут к стене не вплотную, а с небольшим промежутком и
как бы вкривь, чтобы уж совсем не перекрывать еще одну капитальную дверь,
выводящую на вторую половину подвала.
Эта половина скрупулезно копировала первую, и в торцевой ее части, как в
зеркальном отражении, имелась такая же дверь на улицу, правда, лестница вверх
была не шести, а четырех ступенек за счет неровностей местного ландшафта.
Раньше, пока в доме жили люди, и подвал был посещаем, он освещался
редкими слабенькими лампочками, но сейчас от них остались висеть одни голые
шнуры без патронов, да и от электричества дом был давно отключен.
После того как жители пятиэтажки, получив ордера и ключи, разъехались по
новостройкам и забрали из своего подземного сарая ценные тазы, здесь какое-то
время тусовались мужики из бомжей, они и блюли в своих интересах сохранность
дверей и запоров. Тех мужиков тоже уже нету, поскольку они перебрались на
другой объект по причине, от них не зависящей, а вот двери и задвижки пока
сохранились. По крайней мере, Додик на это очень надеялся. Да и задвижка ему
нужна была всего только одна, чтобы отвязаться, наконец, от этой настырной
девки, прицепившейся к нему, как жвачка к рифленой подошве.
И наказать маленько. Слегка, для острастки, чтобы больше к нему не лезла,
дура долбанная. Будимиру Стефановичу стало изменять его всегдашнее
уравновешенное спокойствие. Он начинал сердиться.
Его план был прост и потому заранее успешен. Додик заманит долбанную
дуру по извилистой кишке подвального лабиринта в заброшенный "бункер",
скоренько выберется из него через дверь, скрытую стеллажом, потом выскочит на
улицу через второй подвальный выход, по верху пробежится обратно, вновь
спустится в подвал и запрет "бункер" с этой стороны, задвинув на двери задвижку,
а ежели задвижки не случится, то подопрет дверь каким-нибудь ящиком
потяжелее.
Когда эта дура все-таки найдет впотьмах и на ощупь незапертую дверь, а
потом набродится в страхе и ужасе по узким фанерным коридорам в поисках
лестницы, ведущей к дневному свету, Будимир Стефанович будет у себя дома
варить на полдник пельмени, и никто никогда не сможет пригласить его к
следователю – ни в милицию, ни в полицию. По крайней мере, по этому делу. По
делу глупого Алекса.
Осеннее солнце, с трудом протискивающееся сквозь узкие, в один кирпич,
оконца под самым потолком, почти не справлялось с задачей освещения, и Додик
зашипел, больно зашибив косточку голеностопа о какой-то подло торчащий выступ
трубы.
Ему еще основательно мешал пластиковый пакет, в который он, торопясь
свинтить с "блошиного", засунул новый каталог оптики из Нидерландов и
металлическую коньячную фляжку. Фляжку капризный Кузьмич не взял у него
сегодня на реализацию, а каталог дал ему почитать Руслан. Пакет не то, что
мешал, пакет раздражал, но приходилось терпеть и приноравливаться. Каталог он
непременно должен вернуть в следующую субботу, а то Руслан на дерьмо изойдет.
Припадая на обиженную ногу, он вновь зашагал между разнокалиберными
убогими клетушками то ли сараев, то ли кладовок, которые напоминали сейчас
опустевшие стойла для скота, и размышлял со злой досадой, сколько же времени
напрасно потратил на эту стерву, просто любопытную и назойливую стерву,
сколько литров бензина сжег, и вот теперь снова она доставляет ему неудобство.
Он прислушался и разобрал осторожные шаги по крошащимся бетонным
ступенькам лестницы, потом скрипнула петлями потревоженная входная дверь,
после он услышал, как зашуршал мелкий мусор под подошвами чьих-то ботинок.
Все идет по плану. Отлично. Это она, натыкаясь на углы и простенки, осторожно
пробирается следом.
Он подумал: "И ведь не трусит". А потом еще подумал, что это как раз
странно. Мысль заставила его насторожиться.
Не кинется обычная офисная фифа в темный подвал полуразрушенного
дома вслед за незнакомым мужиком, пусть даже и безобидным с виду. Не пойдет,
ни за какие коврижки не пойдет, пусть даже она патологически любопытна. Не та
мотивация. В данном случае, любопытство – не та мотивация…
Тогда почему эта настойчиво преследовала его от самой "блохи"? Почти не
скрываясь, кстати. И ломанулась за ним сюда, в страшное для любой
представительницы бабского пола место, где темно и можно встретить кого-нибудь
поужаснее, чем крысы?..
Зачем ей все это? Неужели только для того, чтобы добыть Будимира и
припахать его в качестве свидетеля защиты для малахольной падчерицы
Поляничева? Вот, кстати, странный дружеский дуэт, совершенно невозможный.
Но если все дело в подруге и ее проблемах, то почему вся эта голливудская
гонка происходит без ее участия? И зачем было, в таком случае, упорно висеть на
хвосте, если можно просто подать сигнал клаксона, попросив водителя "Нивы"
остановиться, или окликнуть Додика погромче, возможности были?
Или тут… своя игра?
Додик почувствовал неприятный холодок страха, пробежавший из-под
"ложечки" вверх к яремной впадине и выше, горло щекотно сдавили невидимые
зябкие пальцы. Он вспомнил свои прежние недавние опасения насчет вот этой
самой белобрысой дряни, из-за которой он провалил почти готовое дело.
Почему он забыл свои опасения?! Решил, что это просто "стечение
обстоятельств". Не слишком ли часто они стали так неудачно стекаться? Додику
стало совсем нехорошо. Мысли паническими всполохами заметались в
межвисочном пространстве.
Кто эта девка? На кого работает? На ментов? Ерунда, тогда бы его "Ниву"
остановили на первом же посту ГИБДД. Или не ерунда? Или она человек
диспетчера? Если это так, то трогать ее нельзя, никак нельзя. Но диспетчер не
говорил, что чем-то недоволен, и условия, поставленные Будимиром, его вполне
устроили. Диспетчер не знает Додика в лицо, значит не может подослать к нему
специалиста! Да и на специалиста эта моль не тянет. Тогда кто?
Кто она такая и что ей нужно, придется выяснять как-то иначе.
И тогда он подумал: "А выясним".
Не обращая больше внимания на боль в щиколотке и шорохи позади, Додик
ускорил шаг и вышел к бетонной стене "бункера". Первым делом убедился, что
дверь в порядке, а засов на месте. Молодцы, бомжики, спасибо, ребятки, не
сломали.
Вошел внутрь и, освещая себе путь маленьким фонариком-брелоком,
который постоянно носил с собой на связке ключей, пробрался к серой громадине
металлического стеллажа, протиснулся между гулким коробом и бетонной стеной.
Вторая дверь тоже висела на петлях, закрывая проем, удача. Додик медленно и
аккуратно прикрыл ее за собой и так же медленно, стараясь поменьше шуметь,
задвинул ржавую задвижку.
В скудном свете окошек-бойниц приметил неподалеку перевернутый кверху
дном какой-то деревянный короб, на который пристроил свою ручную кладь.
Временно. Все это временно, потом он свое имущество заберет обратно.
Теперь, главное, скорость. Пока эта девка не опомнилась, не почуяла
ловушку и не сбежала. Потому что планы Будимира Стефановича на ее счет
поменялись.
Алина вздрогнула. Сердце холодным молоточком застучало по ребрам. Но
она взяла себя в руки и в абсолютной темноте нащупала перед собой ржавую
жесть дверной обшивки. Толкнула. Никакого результата. Налегла всем телом – то
же самое. Тогда она принялась в нее колотить.
– Господин Додонов! Это вы так шутите? Откройте, мне нужно с вами
поговорить!
За дверью глухо послышался смешок. Потом зашуршала скомканная бумага,
освобождая рваную дыру в двери, оставшуюся на месте выломанного с "мясом"
врезного замка. Потом Алина услышала доносящиеся через прореху слова.
– Э-э-э… не волнуйтесь, деточка, – задребезжал суетливый тенорок, – вас,
кажется Алина зовут? Да, Алина Леонидовна, припоминаю. Мы сейчас с вами
поговорим немножко, и все кончится. Мне ведь, представьте, тоже поговорить с
вами нужно. Надо же, как наши интересы совпали.
И опять смешок.
Алина решила покамест не заостряться на том факте, что этот тип назвал ее
по имени-отчеству. После разберемся, на поверхности. Сейчас не стоит
отвлекаться на несущественное.
– Так говорить неудобно! – выкрикнула она в дверь, – Давайте лучше
снаружи поговорим. Хотите, в кафе посидим? Или в сквере на скамеечке…
– Приятно, когда столь молодая девушка приглашает тебя в кафе, – снова
хихикнули по ту сторону двери. – Но вы знаете, в другой раз. Да, в другой раз,
непременно. Сегодня мне немножко некогда. Вы не обиделись?
– О чем вы хотели со мной говорить? – мрачно спросила Алина, вытягивая
из джинсового кармана мобильник.
– Зачем вы преследовали меня, дорогуша? – тон поменялся и стал
надменно-холодным.
– Я вам уже объяснила. Мне нужно задать вам несколько вопросов. А вы
убежали. Пришлось бежать вдогонку.
– Да? – шутливо удивился собеседник. – И о чем вопросы?
– Ну, первый, это скорее не вопрос, а просьба. Не могли бы вы подтвердить
следствию, что в день убийства Поляничева видели у дверей его квартиры некую
девушку, и при этом она туда не заходила?
– Простите, я что-то не совсем…
Алина сама уже сообразила, насколько бестолково изложила свою просьбу,
за что и рассердилась на себя моментально. Понятно же, что одной фразой всего
не объяснишь, не надо так суетиться. Она продолжила уже спокойнее:
– Эта девушка – Рита, моя подруга. Ее подозревают в убийстве отчима,
Поляничева Александра. Вы ведь его знали? Поляничева?
– Алекса?.. Почему знал? Я его знаю. Вы говорите, убили Алекса? Какая
жалость. Нет, в самом деле, весьма и весьма жаль, очень положительный был
товарищ. Но что у него есть падчерица – нет, не знал. И не знаю. Вернее, теперь
уже знаю, благодаря вам, милая. Печальная история, – тенорок вздохнул с
сожалением. – Но что делать, ведь у следствия, вероятно, есть веские причины,
чтобы подозревать именно ее…
– Если вы подтвердите, что она не входила в квартиру в тот день, когда
Поляничев был убит, то подозрения с нее снимут!
– Я?! – театрально поразился Додонов. – Но как это возможно? Как я могу
подтвердить то, очевидцем чему не был? Тем более, откуда мне знать, когда убили
бедного Алекса?
Алина запнулась. А что она, собственно, ожидала? Теперь придется среди
жильцов тети Тамариного дома искать свидетелей, которые видели этого хорька
Додонова в подъезде или около, запомнили его и смогут опознать, чтобы он уж
точно не сумел отвертеться. А если не найдут? А если не найдут, то все, трындец,
как любит выражаться ее грубый папка. Ничего-то эта сволочь подтверждать не
станет.
– Выпустите меня, мне домой надо, – хмуро произнесла она.
– Простите, милая, но я не верю, что вы гнались за мной через всю
московскую область только за этим. Вам придется признаться, в чем ваш интерес.
– Когда дверь откроете, тогда и скажу, – нелюбезно пробурчала Алина.
– Да ну?! – весело удивился Додик. – А давайте наоборот. Вы говорите, а я
открываю, идет?
– Да нечего мне вам говорить! Я вам все сказала!