успокоившийся Додонов, – Некоторое время он был еще жив. А потом он стал уже
мертв. Не надо было так меня обижать и пугать тоже было не надо. Я не герой,
меня пугать опасно.
И он тихонечко засмеялся. Так, что Алине сделалось страшно. За последние
минуты она подзабыла про страх, начала надеяться, что еще сможет как-то
договориться с этим неврастеником, как-то заговорит ему зубы, как-то умаслит или
обхитрит. Когда она услышала этот его смех, то поняла, что он прошел свою
точку возврата.
– Видите ли, уважаемая Алина… Он вздумал мне угрожать. Нет, ему не
нужны были деньги. Я же говорю – придурок. Он орал, что пойдет в полицию и все
расскажет про мои дела. Напрасно я возился с ним. Люди не знают благодарности.
Он ревел, как ишак. Вы представляете себе ишака, деточка? Он ревел, что это
была последняя капля. Как будто я силой заставлял его на меня работать. У меня
ведь бизнес, вы понимаете. В каждом бизнесе свои правила и свои условия игры.
Если у тебя нету прибыли, то и бизнеса у тебя никакого нету, вы согласны, Алина
Леонидовна? Мне нужен товар, постоянно нужен новый и качественный товар и, по
возможности, даром. Чем меньше затрат, тем больше дельточка, согласны?
Главное, этот Алекс не был никогда моралистом. Иначе бы он и пару дней со мной
не продержался. Да разве сейчас есть где-то моралисты с такой-то безработицей?
Тех грошей, что ему хозяин лавки платил, только на пиво и курево хватало, вот и
подрядил я его информацию сливать, если какая-нибудь ценная вещь на горизонте
забрезжит. Там среди нищих старух попадались экземпляры. И он со мной
работал, долго, год почти, если не больше. Придурок он был, а не моралист, вот
что я вам скажу. Сейчас я вам поясню, в чем дело. Мы ведь с вами никуда не
торопимся? А дело в том, что его идиотка-падчерица, а ваша, пардон, подруга,
доставляла ему некое аптечное средство. Алекс этой дурехе сказал, что плохо
засыпает, а ее маменька часто принимать сие лекарство ему не дает. Вот подружка
ваша еще и ему, помимо маменьки, капсюлки и приносила. Великолепное, надо
сказать, средство, весьма быстродействующее. Пока старички возятся и достают с
полки печенье, мы, а вернее, я, кидаю в их чаек таблеточку или две, по наитию,
этого препарата, и старичок через пяток минуток уже в отключке. Берем вещь и
уходим. Но это не всегда так, отнюдь, я же не маньяк. Это тогда только, если
упорствует старая сволочь и не желает продавать за мою цену. Заломит
несусветную, а откуда у меня такие деньги? Сам виноват, не надо было жадничать.
Напарничек мой все это прекрасно знал, потому что при сем присутствовал
неоднократно. И тут вдруг заявляет мне, что я урод или, как вы только что мне
напомнили, гнида. Обидно. Обидно, потому что несправедливо. А крышу ему
снесло как раз из-за этой проклятущей чернильницы. В тот раз Алекс был просто
пристрастен. Вот если бы я эту вещицу у какого-то незнакомого ему пенсионера
приватизировал, он бы не возбух даже на секунду. Получил бы свои комиссионные,
ни за что, надо заметить, и забыл бы уже на следующий день. А тут сразу
праведным гневом воспылал. Видите ли, я его школьную училку ограбил. Грозить
начал. А мне оно надо? Мне мой товар вернуть надо. Я и пришел к нему товар
вернуть.
Он опять умолк, собираясь с мыслями. Оживился:
– Послушай, лапушка, может, она все-таки у тебя, а? Скажи, где прячешь, а я
тебя выпущу. Честно, выпущу сразу же. Я же видел, как ты в руках держала
баночку, ту самую, которую Алекс прибрал. Чернильничку вставную, с крышечкой.
Ты из квартиры Алексовой выходила и баночку выронила. Надо же, какая она
прыгучая… Значит, и весь наборчик у тебя должен быть. Где же ему еще быть,
деточка? Только у тебя…
Алина молчала, не зная, что ответить. Потом спросила медленно:
– А почему вы решили, что она пропала? Может, она все еще там и
находится, в этом приемном пункте. У меня машина неподалеку, могу подвезти.
Хотите?
– Хитрая девочка… Нету ее там, я проверял. И дома у него проверял. Нету
нигде.
– Зачем же вы тогда его убили? – спросила наобум Алина. – Теперь вот не
узнаете уже, где эта вещь.
– Да? – заныл Додик. – А что мне делать оставалось? Набор он перепрятал,
а мне грозил все в полиции рассказать!.. И денег не хотел… Я ему говорю:
"Слушай, говорю, дружище, ну давай все забудем уже, ну не знал я, что ты так
среагируешь! Ну ты пойми, мне эта вещь нужна – зарез просто!" А он, как
заведенный, все "гнида" да "гнида". Я и решил, что нужно что-то кардинальное
предпринять. Так сказать, одним махом двух зайцев… Сначала, думаю, этого
обездвижу, а потом уж и товар найду.
– И как вы его… обездвижили?
– Ой, вы знаете, Алина, все получилось гениально, просто гениально. Он все
возбухал, все слюной брызгал, а я моментик улучил и приложил его по затылку
разделочной доской. Там у его коровы отличная разделочная доска стояла возле
мойки. Толстенная, из липы, похоже. Ну, он отключился, я его на кушетку отволок, а
потом влил в пасть микстурку. Он и уснул крепко-крепко. Знаете, Алина, в чем
гениальность решения? Я вам сейчас все объясню. Ой, я так рад, что могу этим с
кем-то поделиться!.. Трудно в себе держать, но приходится, это же секрет, в конце
концов.
Он перевел дыхание. Алина онемела. Это псих. Настоящий махровый псих,
которому место в палате с Гитлером и Наполеоном. Он, конечно, сейчас все ей
расскажет. А потом…
– Вы знаете, Алина Леонидовна…
– Откуда вам известно мое имя? – поторопилась перебить его Алина в
надежде на то, что он отвлечется от своих откровений, не станет выдавать ей свои
безумные секреты, выпустит на волю…
Он отвлекся.
– Ну как же… Вы ведь похитили у меня из-под носа часть комплекта. Я вас
на лестничной клетке видел возле Алексовой двери. И на какой машине вы отбыли
с территории двора тоже видел. И номерные знаки вашей "Сузуки" запомнил. У
меня отличная оптика, я очень люблю хорошую оптику и всегда имею с собой
какой-нибудь оптический прибор. Это моя страсть. Рассмотреть номерной знак с
такого расстояния посредством немецкой зрительной трубы не составляет никаких
проблем, абсолютно никаких, я вас уверяю. Узнал ваш адрес по базе, подстерег
утром, проследовал до места работы. У охраны бизнес-центра узнал, кто вы и из
какой фирмы. Там у вас очень разговорчивая охрана. Я даже денег им не
предложил, а они уже все мне про вас рассказали. Главное ведь, Алина
Леонидовна, как вопрос сформулировать, не так ли? Я его сформулировал
правильно. Я им сказал, что только что при парковке вы своим задом разбили
фару моему бедному "жигуленку", а потом послали меня на фиг, отказавшись
платить за ущерб. Выдали они вас с потрохами. Кажется, там вас не очень любят,
вы не находите?
Алине впервые стало грустно оттого, что ее, действительно, не слишком
любят сослуживцы. Но какие гады!.. Хотя их можно понять. Алина догадывалась,
что иногда перегибает палку, стараясь сохранить дистанцию, лицо и
независимость. Может быть, следует подумать об этом на досуге? Когда она
отсюда выберется, то обязательно подумает.
– Я следил за вами некоторое время. Надеялся, что таким образом прознаю
о ваших целях и сообщниках или о том, чье задание вы выполняли, выкрав у меня
товар. Следить за вами с раннего утра я смысла не увидел, так как быстро понял,
что вы проводите ночь только дома, а из дома – сразу на работу. А вот ваш досуг
после работы какое-то время меня занимал. Если бы не подонки, которые
испортили колеса у моего транспорта, я бы продолжил свое частное
расследование. Хотя, наверно, и не продолжил бы. Вы вели очень однообразную
жизнь, дорогая Алина. Не скучно вам было?
Алину передернуло, когда она услышала эти "вели" и "было". Как бы его
свернуть с опасной темы? И неужели она так ничего и не придумает, чтобы
выбраться из ловушки? В которую, надо заметить, она сама себя и загнала,
идиотка самонадеянная. Кстати, как это ни грустно, но пока все, что она в этом
направлении предпринимала, привело лишь к осложнению ее и без того
незавидного положения. Особенно удачным было последнее выступление на тему
"гниды". Вот и мни себя после этого умной, сильной, ловкой.
– Но мы отвлеклись, – встрепенулся Додик. – Позвольте я все-таки
продолжу. Я хочу немножко похвастаться, хоть хвастаться и нехорошо. Но я так все
замечательно придумал!.. Причем это случилось вдруг, буквально из ничего, на
ходу, в спешке! Сейчас поясню. Я поставил перед собой задачу накачать Алекса
именно теми таблетками, которые приносила ему его падчерица. Естественно, я
осведомлен, что у его теперешней жены есть дочь, я даже несколько раз ее видел.
Правда, издалека. Такая же корова, как и ее мать, только вдобавок еще и глупая.
Но не в этом дело. Мне нужно было, чтобы у полиции, если дело дойдет до
полиции, был легкий подозреваемый. А почему, скажите, я должен сам
подставляться? Наоборот, совсем наоборот, мне было необходимо себя
максимально обезопасить. На мысль эту навела меня сама дочурка. Дело в том,
что чуть не помешала она мне в тот день. И как я не заметил ее на подходе? Но
все к лучшему, надо полагать. Или, например, пришел бы я к Алексу десятью
минутами позже, а там уже эта красавица на кухне чай пьет. И дело не сделал бы,
и засветился бы по полной программе. Но провидение было на моей стороне. Так
вот, Алина Леонидовна, подхожу я к его двери, руку уже к кнопке звонка тяну, а тут
вижу, что кто-то по лестнице поднимается. Дверь-то у них в подъезде настежь, вот
я и не услышал, как кто-то вошел, однако вовремя увидел. А это, оказывается, она,
наша красавица, папаньку навестить пришла. Вы знаете, просто как озарение со
мной случилось, сразу понял, что сказать надо. "Я, – говорю ей, – давно уже тут.
Звоню, звоню, никто не открывает". Поверила, дочурка, вы представляете?
Дебилка. Она же должна была тогда трели слышать еще у подъезда, второй этаж
все-таки, не девятый! И окна на лестнице настежь! Но мне только на руку, что она
такая идиотка. Короче, ушла она, а я вверх на три пролета проскочил, соседа
изображать, по легенде. Ну а когда увидел из окна, что падчерица свалила, снова
на второй этаж спустился, в гости к Алексу. Конечно, в том, что никто меня на
лестнице не запеленговал, доля везения была, но я специально разгар рабочего
дня для своего дельца выбрал. Однако, снова отвлекся, прошу меня извинить.
Итак, каким же образом я мог бы выполнить задуманное, то есть накачать дорогого
Алекса хорошей дозой, гм, успокоительного? Тут мы приступаем к самому
основному. Следите за моей мыслью, Алина Леонидовна. Во-первых, я хорошо
понимал, что нельзя ни в коем случае допустить, чтобы остались всякие потеки от
жидкости на его морде и одежде, а они непременно появятся, если пытаться влить
пойло стаканом или прямо из бутылки, это раз. А если он, будучи в отключке, не
захочет широко пасть разевать, то ее придется разжимать силой. А наши
криминалисты такие дотошные!.. Сериал "След" смотрите? Найдут еще какой-
нибудь кровоподтек на его роже, зацепятся. Гематома от разделочной доски меня
мало волновала. Одной меньше, одной больше. У алконавта Алекса они не
переводились. А вот кровоизлияние на губе – это серьезно. Это два. А в-третьих,
влить-то я ее, может, и волью, но не факт, что она достигнет желудка. Хотя тут я,
возможно, и перестраховываюсь, но и двух первых пунктов достаточно, чтобы
задуматься. Понимаете теперь, какая непростая передо мной стояла задача? И
вот мне в голову приходит эта самая гениальная мысль. "Эврика!" – говорю я сам
себе и отправляюсь искать клизму, обыкновенную кружку Эсмарха, которая есть в
каждом доме. Обнаруживаю ее в шкафчике в ванной, ожидаемое место.
Остальное просто. Разбалтываю в бутылке водки всю пачку таблеток, я их с собой
принес, так, на всякий случай, а водка у него всегда стоит в холодильнике, затем
заправляю полученной микстурой клизму и накачиваю Алекса, пока он еще не
очухался. Достаю с полки и ставлю на стол рядом с початой бутылкой рюмку, а
упаковку от пилюль аккуратно помещаю в мусорное ведро. Что еще? Вроде все,
ничего не забыл. Впоследствии я, правда, несколько волновался, что на некоторые
нюансы могут обратить внимание, но все обошлось. Я, видите ли, после удачной
операции, решил немножко похозяйничать у них в квартире, вдруг, думаю, найду
свою вещь, но его коровища мои карты спутала. Вижу – тащится через двор,
сумками увесилась. Я ее из окна кухни засек. А у меня в руках в это время коробка
с какой-то рыболовной шнягой была – блесна, крючки, катушки. Должен же я был
все места проверить, вдруг придурок Алекс разобрал раритет на мелкие детали и
попрятал их по разным местам? Подошел с коробкой поближе к окну, там светлее,
ну и увидел толстуху. Вот я от неожиданности и просыпал всю эту хрень на пол. Но
собирать уже не стал, некогда. Все так и оставил. Схватил клизму, а она здоровая
дура, пол-литра, куда ее с собой брать? Я же на машине приехал, вышел из нее в
рубашке с коротким рукавом, пиджак в салоне оставил, брюки тесные, в карман не
сунешь. В первый момент попытался ее в карман запихнуть, но неудачно все
смотрелось, то здесь торчит, то там топорщится, а я еще и разнервничался из-за
спешки. И вот ведь проклятье, в руках тоже этот баскетбольный мяч не понесешь,
вдруг кто встретится на лестнице случайно, внимание обратит и запомнит. Пакет
какой-нибудь искать, чтобы туда ее сунуть и вынести, времени не было. Пришлось
в квартире оставить. А что? Хороший выход. Оставил я этот медицинский снаряд
на той же полке, откуда и взял. И ничего! Никто ничего не заметил! А может, мадам
и вливание себе через зад уже сделала от запора, тогда вообще все шито-крыто.
Гениально, вы согласны? Хотя надо бы наведаться как-нибудь, прибрать за собой.
Не всегда же вдовица дома пребывает.
Тут он вдруг спохватился.
– Ой-ой-ой, сколько времени-то уже! Мне домой пора. Извините, Алина
Леонидовна, вынужден вас оставить. Даже не знаю, что вам посоветовать в вашей
ситуации. Конечно, вам придется немножко несладко. Завтра уже прибудет техника
и начнет крушить стены, но поверьте, ничем помочь вам, увы, не могу. Но за
беседу спасибо. Да, большое спасибо. А дел-то у меня сколько накопилось на
завтра! Понедельник тяжелый день. Правда, для вас, дорогая Алина Леонидовна,
он будет потяжелее, и это меня как-то примиряет с действительностью.
– Завтра воскресенье – безучастно поправила его Алина.
– Что? – переполошился вдруг Додик. – Что ты сказала? Воскресенье? Не
понедельник разве?
Почему это его так взволновало?
Он забормотал озабоченно, что двое суток – все-таки не одна ночь,
ненадежно, мало ли… Вдруг все же кто забредет ненароком… Никаких гарантий,
никаких гарантий…
Алина не стала прислушиваться. Она присела прямо на холодный и грязный
бетон, прислонилась к холодной и грязной стене и приготовилась плакать. Не сию
минуту. Позже. Когда этот урод уйдет совсем. Сначала она вволю наплачется, а
потом подумает. Выход найдется. Ну не может никак она поверить, что это конец.
Не верится и все тут. Но поплакать все-таки нужно.
Она просто бодрилась. Верилось ей или не верилось, но ужас в груди
разбухал, мешая дышать, и Алина всерьез боялась, что трезвый ум потеряет
контроль над бедным испуганным сердцем, и она начнет метаться в злой темноте
и биться головой в глухие бетонные стены, не для того, чтобы покончить с
кошмаром поскорее, раскроив себе череп, нет, просто в приступе вопящего
отчаяния и страха.
Додик не уходил, почему-то медлил. Потом вдруг, что-то решив, принялся
выламывать, расширяя неровные края отверстия, на месте которого когда-то был
врезан замок и через которое они до сих так плодотворно общались. Он пыхтел,
что-то шипел себе под нос, пару раз ругнулся. Видимо, у него не все получалось.
Потом пробормотал: "Должна пролезть" и вновь обратился к Алине:
– Вы знаете, что я для вас придумал, Алина Леонидовна? Мне искренне вас
жаль, поверьте. Я представил себе, как вы двое суток будете находиться в этом
помещении, без света, без удобств. И будете ждать и прислушиваться к звукам.
Это же ад, настоящий и истинный ад! Я не хочу, чтобы ваши последние часы были
так трудны, я принесу вам свою микстурку. Очень советую. Я вам вот сюда
бутылочку просуну, а вы выпьете. Зачем вам, право, ждать такой жуткой кончины?
Это же действительно страшно и больно очень будет. Но особенно страшно, в
моем представлении. А микстурку мою выпьете, и уснете. Ничего не попишешь,
деточка, так надо. Ничего не попишешь. Я скоро.
И Алина услышала его удаляющиеся шаги. Потом стало тихо.
Женя Анисимов уже минут десять маялся возле ступенек магазина
"Продукты 24 часа", не зная, чего ему хочется больше: войти внутрь поглазеть на
витрину аптечного киоска и заодно пошарить глазами под упаковочными столами,
вдруг кто уронил мелочишко мимо сумки, или же остаться снаружи, подышать
воздухом, подождать, может, кто из ребят подвалит, а там видно будет.
Женя жил в этом доме с самого рождения. В двухкомнатной квартире. И в
настоящее время он в ней жил один. Молодой военный пенсионер, а также
несостоявшийся финансовый директор.
Возможно, именно поэтому раскрутить его на обмен-продажу с
последующим выездом в соседний подвал или на фиктивный брак с той же целью
пока еще не удалось никому. Хотя попытки были и будут, он реалист.
Раньше было не так, раньше он жил с семьей. Нормальная семья, не
пьющая. Мама, деда Коля и бабушка Таня.
Деда Коля работал инженером на машиностроительном заводе и много чего
мог делать дома руками. Да он все делал дома, всю мужскую работу. Такого даже
не водилось, что надо было вызывать водопроводчика или телевизионного
мастера.
Бабушка сначала была заведующей небольшим меховым ателье, где до
перестройки тачали шубы и дохи из искусственного меха под леопарда, а потом,
когда у ателье появилась молодая хозяйка, приняла ее предложение и осталась у