Сомнительные заведения Марселя и Ниццы - не самое подобающее место для добропорядочного семьянина, а легкомысленная танцовщица - не самое подходящее общество. Он вернется домой, но все изменится… ("Побег аристократа")
Обаяние Эли Нажеара улетучилось вместе с растраченными деньгами, так что Сильви начинает проявлять интерес к голландскому финансисту, не подозревая, что несчастный влюбленный замышляет убийство… ("Постоялец")
Содержание:
-
ПОБЕГ АРИСТОКРАТА 1
-
ПОСТОЯЛЕЦ 25
-
Примечания 50
Жорж Сименон
Побег аристократа. Постоялец
ПОБЕГ АРИСТОКРАТА
Персонажи и события, о которых здесь рассказано, полностью вымышлены и не имеют ни малейшего отношения к каким-либо реальным лицам, ныне живущим или умершим.
1
Было пять часов дня, самое начало шестого - большая стрелка часов едва начала склоняться вправо, когда мадам Монд ворвалась в приемную полицейского комиссариата вместе с волной ледяного воздуха - дело происходило 16 января.
Она, должно быть, выскочила из такси или, может, из частного автомобиля, черной стремительной тенью пересекла улицу Ларошфуко, вне всякого сомнения, споткнулась на скверно освещенной лестнице, а дверь толкнула так властно, что заставила всех изумленно оглянуться на грязно-серую створку, снабженную системой автоматического закрывания. Медлительность, с которой та возвращалась на место, по контрасту с мадам Монд выглядела до того смехотворной, что простолюдинка в платке, без шляпы, которая, так и не присев, томилась в очереди уже больше часа, подтолкнула одного из карапузов, цепляющихся за ее юбку, и шепнула ему:
- Иди закрой дверь.
До этого вторжения все шло обычным порядком, по-свойски. По одну сторону балюстрады располагались нижние чины в полицейской форме или попросту в пиджаках, кто строчил, кто грел руки у печки; по другую ждали посетители, стоя или сидя на длинной скамье у стены; когда очередной, раздобыв нужную бумагу, направлялся к выходу, прочие на шаг приближались к цели, а первый освободившийся клерк поднимал голову. И хотя пахло здесь неважнецки, две лампы под зеленым абажуром светили тускло, однообразное ожидание и чернила с фиолетовым отливом, которыми надо было заполнять анкету, наводили уныние, все воспринимали это мирно; нет сомнения: если бы непредвиденная катастрофа на какое-то время отрезала комиссариат от внешнего мира, люди, собравшиеся здесь, в конце концов зажили бы сообща, словно некое племя.
Никого не задев, женщина прошла мимо очереди и встала впереди - вся в черном, с очень белым, густо напудренным лицом, разве что нос слегка отливал синевой под слоем пудры. Пальцами, затянутыми в черные перчатки, жесткими, словно из мореного дуба, и уверенными, как клюв хищной птицы, она рылась в сумочке, не бросив ни взгляда вокруг. Все ждали, все уставились на нее, она же простерла над балюстрадой руку с визитной карточкой:
- Не угодно ли доложить обо мне комиссару? Будьте так любезны.
Хотя, кажется, времени разглядеть ее было достаточно, это не давало ничего, кроме самого общего впечатления.
- На вдову похожа, - пояснил чиновник, зайдя в полную сигарного дыма контору полицейского комиссара, по-соседски болтающего с секретарем-распорядителем одного из музыкальных театров.
- Одну минуту.
И тот, вернувшись, прежде чем сесть на свое место и взять протянутую ему пачку документов, эхом повторил:
- Одну минуту.
Она осталась стоять. Обе ее ноги в изящной обуви на неимоверно высоких каблуках, вне всякого сомнения, упирались в грязный пол, но, тем не менее, создавалось впечатление, будто она, как цапля, стоит только на одной. Пришедшая никого не замечала. Ее неподвижный взгляд, устремленный в пустоту, быть может, холодно, свысока созерцал клочья пепла, выпадающего из печки, а губы подергивались, как у старух в церкви, бормочущих молитвы.
Но вот дверь отворилась. Появился комиссар:
- Мадам?..
Закрыв за ней дверь, он указал на стул, обитый зеленым сукном, сам же, держа в руке ее визитную карточку, неторопливо прошелся по своему кабинету в стиле ампир, потом сел и произнес отчетливо вопрошающим тоном:
- Мадам Монд?
- Мадам Монд, да. Я живу на улице Баллю, дом 27-бис.
И она устремила полный ядовитой иронии взор на раздавленную в пепельнице сигарету комиссара - та слегка чадила, недотушил.
- Соблаговолите сообщить, чем я могу быть вам полезен?
- Я пришла уведомить вас, что мой муж исчез.
- Очень хорошо… То есть… гм… прошу прощения.
Придвинул блокнот, взял посеребренный автоматический карандаш.
- Итак, вы сказали, что ваш супруг…
- Мой муж исчез три дня назад.
- Три дня… Значит, это случилось 13 января.
- Именно: 13 января я видела его в последний раз.
Ее каракулевое манто распространяло легкий аромат фиалок, и тонкий носовой платок, который она теребила затянутыми в перчатки пальцами, был пропитан теми же духами.
"На вдову похожа", как выразился секретарь.
Стало быть, все же не вдова или, по крайней мере, определенно не была ею вплоть до 13 января, ибо на это число муж у нее еще имелся. Комиссару подумалось, что эта дама заслуживает вдовства, - странная мысль, с чего бы, кажется?
- Прошу меня извинить, но я не знаком с господином Мондом, я всего несколько месяцев как получил назначение в этот квартал.
И он выжидающе замер, готовый записывать.
- Моего мужа зовут Норберт Монд. Вы, несомненно, слышали об экспортной и посреднической фирме Монда, конторы и склады которой находятся на улице Монторгёй?
Комиссар утвердительно кивнул, впрочем, скорее из вежливости.
- Мой муж родился в том же особняке на улице Баллю, где мы живем и поныне. Он всегда там жил.
Комиссар снова отвесил легкий поклон.
- Ему было сорок восемь лет… Кстати, мне вдруг пришло в голову: он исчез в тот самый день, когда ему исполнилось сорок восемь…
- В день рождения, тринадцатого… И у вас нет никаких предположений?
Надутая мина непреклонной посетительницы без слов возвестила ему, что о предположениях речи быть не может.
- Полагаю, вы хотите, чтобы мы предприняли розыск?
Ее пренебрежительная гримаска могла с равным успехом означать, что это само собой разумеется или, напротив, не имеет для нее абсолютно никакого значения.
- Скажем, вот что… В этот день, 13 января… Прошу прощения, что задаю такой вопрос, но… Не было ли у вашего мужа каких-либо причин желать смерти?
- Ни малейших.
- Его финансовое положение?..
- Фирма Монд, основанная в 1843 году его дедом Антоненом Мондом, - одна из самых солидных в Париже.
- А в спекуляции ваш муж не мог пуститься? Или проиграться? Он не игрок?
Черные мраморные часы на камине за спиной комиссара на веки вечные остановились в пять минут первого ночи. Почему именно ночи, это же могло случиться и днем? Но при взгляде на них почему-то всегда приходила мысль именно о полуночном часе. Рядом тикал громогласный будильник, он-то показывал точное время и находился в поле зрения мадам Монд, но она все-таки снова и снова, выворачивая свою длинную жилистую шею, поглядывала на крошечные часики, висевшие у нее на груди в виде медальона.
- Коль скоро мы исключаем денежные затруднения… У вашего супруга, мадам, едва ли можно предположить наличие каких-либо забот интимного свойства, но все же… Извините, если я вторгаюсь…
- У моего мужа не было любовницы, если вы это имеете в виду.
Есть ли любовник у нее, он спросить не осмелился. К тому же такое допущение было бы слишком неправдоподобно.
- А проблемы со здоровьем?
- Никаких. Он в жизни не болел.
- Хорошо… Превосходно… Очень хорошо… Не могли бы вы описать, как ваш муж проводил время в тот день, 13 января?
- В семь утра он встал, как обычно. Он всегда и ложился, и вставал рано.
- Простите, но… у вас общая спальня?
Сухое, злобное "да" выпало у нее изо рта, будто она держала его в зубах, как камень.
- Он встал в семь и отправился в свою ванную комнату, чтобы наперекор… ладно, неважно… чтобы выкурить свою первую сигарету. После чего спустился…
- А вы оставались в постели?
Еще одно твердокаменное "да".
- Вы разговаривали?
- Он каждое утро говорит мне "до свиданья".
- И вы не вспомнили, что это был день его рождения?
- Нет.
- Так, вы сказали, он спустился…
- Он позавтракал у себя в кабинете. Это комната, где он никогда не работает, но держится за нее. Там большие готические окна, украшенные витражами. Меблирована в несколько вычурном стиле.
Похоже, она терпеть не могла ни пристрастия мужа к готике, ни витражей. Или мечтала о каком-то ином применении этой комнаты, а он упорствовал, сохраняя ее в качестве кабинета.
- У вас много прислуги?
- Чета привратников, но эту работу в основном исполняет жена. Муж - дворецкий. Еще у нас есть кухарка и горничная. Не говоря о Жозефе, это шофер, но он женат и живет отдельно. Я обычно встаю в девять, но сначала даю Розали указания, что делать в течение дня… Розали моя горничная. Она поступила ко мне на службу еще до моего замужества… Второго замужества.
- Значит, господин Монд - ваш второй муж?
- Первым был Люсьен Гранпре, он четырнадцать лет назад погиб в автомобильной катастрофе. Каждый год для собственного удовольствия участвовал в автопробеге "24 часа Ле Мана".
В общей приемной люди, ожидающие в очереди, ерзая на засаленной скамье, снова и снова передвигались на одно место вперед, а кто-то тем временем робко, едва приоткрыв дверь, выскальзывал наружу.
- Короче говоря, в то утро все шло как обычно?
- Именно. Около половины девятого я услышала, как отъехала машина, отвозившая моего мужа на улицу Монторгёй. Разбирать почту он желал непременно сам, потому и отправлялся в контору так рано. Его сын ушел пятнадцать минут спустя.
- Выходит, у вашего мужа есть сын от первого брака?
- Так же, как у меня. У него еще и дочь, она замужем. Какое-то время эта пара жила с нами, но теперь переехала на набережную Пасси.
- Очень хорошо… Прекрасно… Ваш муж действительно прибыл в свою контору?
- Да.
- К полднику он вернулся домой?
- В это время он почти всегда посещает ресторан у Центрального рынка, это недалеко от его работы.
- Когда вы начали беспокоиться?
- Вечером, около восьми.
- Так что, выходит, с утра 13 января вы его больше не видели?
- Я звонила ему вскоре после трех часов дня, просила послать ко мне Жозефа с машиной, мне надо было съездить за покупками.
- По телефону он говорил с вами нормально?
- Нормально.
- О том, что он намерен вернуться домой попозже, речь не заходила? Он не намекал на возможность какой-нибудь поездки?
- Нет.
- Иными словами, он просто-напросто не явился вечером к ужину? Так?
- Так.
- А в котором часу он покинул улицу Монторгёй?
- Около шести. Мне он об этом не говорил, но я знала: у него была привычка, вместо того чтобы сразу отправляться домой, заходить на улицу Монмартр и выпивать стаканчик портвейна в баре "Сентра".
- В тот вечер он там был?
- Это мне не известно, - с достоинством обронила она.
- Позволительно ли мне осведомиться, мадам, почему вы только сегодня, то есть спустя три дня, решили сообщить нам об исчезновении господина Монда?
- Я все время надеялась, что он вернется.
- У него были в обычае отлучки подобного рода?
- Раньше с ним такого не случалось.
- А чтобы его внезапно вызвали по делам в провинцию - этого тоже не бывало?
- Никогда.
- И тем не менее вы ждали целых три дня?
Не отвечая, она в упор смотрела на него маленькими черными глазами.
- Полагаю, вы сообщили об этом тревожном обстоятельстве его дочери, той, которая, как вы говорили, замужем и живет на набережной Пасси?
- Да она сама только что заявилась ко мне в дом! И повела себя так, что я была вынуждена указать ей на дверь.
- Стало быть, вы не ладите с падчерицей?
- Мы не встречаемся. По крайней мере, последние два года.
- Но ваш муж продолжал видеться с ней?
- Это она приставала, бегала к нему в контору, когда ей нужны были деньги.
- Если я правильно понял, недавно они снова потребовались вашей падчерице, и она отправилась к отцу на улицу Монторгёй, чтобы их попросить. Он ведь ей не отказывал, я полагаю?
- Да.
- Там-то ей и сказали, что господин Монд куда-то пропал.
- Вероятно.
- И она бросилась на улицу Баллю.
- Где рвалась в кабинет, норовила порыться в ящиках.
- Что, по-вашему, она рассчитывала там найти?
Молчание.
- Короче, если предположить, что господин Монд мертв, хотя лично мне это представляется маловероятным…
- Почему?
- …маловероятным. Тем не менее возникает вопрос, оставил ли он завещание. На каких условиях был заключен ваш брак?
- На условиях раздельного владения имуществом. У меня самой есть состояние, собственный дом на авеню Виллье…
- Как ваш пасынок воспринял исчезновение отца?
- Никак. Он на это не отреагировал.
- Он по-прежнему живет на улице Баллю?
- Да.
- Перед своим исчезновением ваш муж отдавал какие-либо распоряжения? Относительно своего бизнеса, к примеру. Нужны ведь, наверное, какие-то оборотные средства, чтобы дело не застопорилось…
- У господина Лориса, кассира, есть право подписи.
- Он проверил состояние банковских счетов? Все как всегда?
- Нет. Это совершенно точно. Тринадцатого января около шести вечера муж посетил банк.
- Разве в этот час он не должен уже закрыться?
- Для обычной публики - да. Но не для него. Клерки работают допоздна. Он вошел через служебный вход. И снял с текущего счета триста тысяч франков - все, что было.
- Таким образом, уже назавтра кассир столкнулся с ошеломляющей проблемой?
- Не назавтра, нет. В тот день не предполагалось значительных операций. Только вчера, когда потребовалось выплатить некоторую сумму, он обнаружил, что средства были изъяты.
- Если я правильно понял, ваш муж исчез, не оставив денег ни на нужды бизнеса, ни вам с детьми на жизнь?
- Не совсем так. Основная доля его состояния, выраженная в акциях и других ценностях, хранится в его банковском сейфе. Так вот: за последнее время оттуда ничего не изымалось, директор меня заверил, что муж даже не заходил туда. Что касается ключа, он по обыкновению хранится дома, в ящичке его письменного стола.
- А доверенность у вас имеется?
- Да.
- Ну, если так… - Он не позволил себе небрежно пожать плечами, но в интонации нечто подобное невзначай проскользнуло.
- Я обратилась в банк. Обещала кассиру передать средства в его распоряжение. Но мне было отказано в доступе к сейфу под тем предлогом, что я, согласно установленному правилу, не могу доказать, что мой супруг жив.
Комиссар облегченно вздохнул, рука сама невольно потянулась к портсигару. Теперь все ясно. Наконец-то.
- Значит, вы хотите, чтобы мы произвели расследование?
В ответ снова - один безмолвный взгляд в упор. Затем дама встала. Изогнув шею, покосилась на свои часики.
Еще мгновение, и она прошествовала через приемную, где тетка в платке, клонясь влево под тяжестью младенца, которого держала на руках, смиренно объясняла, что мужа у нее вот уже пять дней как взяли за драку, а в доме-то ни гроша…
Мадам Монд процокала каблуками по тротуару, испещренному красными отблесками фонаря, висящего над входом в полицейский участок, остановилась, шофер Жозеф распахнул дверцу автомобиля, учтиво придержал, захлопнул, и она назвала ему адрес своего поверенного, с которым рассталась час назад. Теперь он ждал ее снова.
Все то, что она рассказала комиссару, было правдой, да только правда подчас фальшивее любой лжи.
Господин Монд проснулся в семь утра и бесшумно, не позволяя прохладному воздуху проникнуть под одеяло, соскользнул с кровати, где недвижно возлежала его супруга. Он всегда так поступал. Каждое утро притворялся, будто думает, что она спит. Не зажигая лампу у изголовья, огибал широкое ложе в потемках, чуть заметно прочерченных тоненькими полосками света, сочащегося сквозь щелки в ставнях. Со шлепанцами в руках босиком крался к выходу. Однако знал: стоит ему бросить взгляд на подушку и он увидит маленькие черные глаза жены.
Добравшись до ванной, он наконец глубоко, шумно вздыхал, до отказа открывал краны и тотчас включал в сеть электробритву.
Он был дородным. То, что называется "крупный мужчина", так будет точнее. Его светлые волосы поредели, но, вздыбившись хохолком после сна, придавали его румяной физиономии что-то ребяческое.
Все то время, пока он, бреясь, смотрелся в зеркало, даже его глаза - голубые - сохраняли по-детски удивленное выражение. Будто каждое утро, очнувшись от сна, в котором наш возраст исчезает, господин Монд недоумевал, увидев в зеркале мужчину средних лет, чьи веки уже помяты, а под внушительным носом топорщится маленькая щеточка бледно-рыжих усов.
Чтобы кожа под бритвой натянулась, он корчил гримасы. И неизменно забывал, что ванна наполняется, и кидался закручивать краны, только услышав шум льющейся через край воды, который через дверь достигал также и ушей мадам Монд.
Покончив с бритьем, он еще какое-то время смотрел на себя, испытывая от этого занятия удовольствие пополам с горечью. Ему никогда уже не стать прежним толстым простодушным мальчишкой, жаль, но он старался не морочить себе голову раздумьями о том, что больше не молод, жизнь клонится к закату.
В то утро, войдя в ванную, он вдруг вспомнил, что ему исполнилось сорок восемь. Ни больше ни меньше. Ему сорок восемь лет. Без малого пятьдесят. Он почувствовал себя утомленным. Потягиваясь под струями горячей воды, он старался изгнать из своих членов усталость, накопившуюся за столько лет.
Он был уже почти совсем одет, когда трезвон будильника, раздавшись у него над головой, возвестил, что его сын Ален сейчас тоже встанет.
Господин Монд не спеша закончил одевание. В заботах о своем туалете он был тщателен. Любил одежду безукоризненную, чтобы ни лишней складочки, ни пятнышка, белье накрахмаленное, но вместе с тем мягкое; на улице и в конторе ему случалось с удовлетворением любоваться блеском своих штиблет.