От звука выстрела и вида падающего с машины великана все на мгновение замерли. У всех промелькнула одна и та же мысль: альбинос убит. Каждый реагировал на это по-своему, но оцепенение на какую-то долю секунды охватило всех - и полицейских, и пожарных, и детективов.
Молчание прервал Гробовщик.
- Нельзя убивать человека только за то, что он дал ложный сигнал тревоги, - сказал он стрелявшему.
Но полицейский не собирался убивать великана и поэтому воспринял упрек Гробовщика близко к сердцу.
- Ты бы молчал! - огрызнулся он. - Кто убил человека только за то, что тот воздух испортил, а?
Изрезанное шрамами лицо Гробовщика перекосилось от ярости. Эта история, единственное позорное пятно на его биографии сыщика, до сих пор не шла у него из головы.
- Ты врешь, ублюдок! - закричал он, и в темноте угрожающе блеснул вороненый ствол револьвера.
- Ты что, спятил, Эд? - крикнул другу Могильщик; он успел схватить его револьвер за дуло и отвести ствол в сторону, а самого Гробовщика повернуть к себе лицом. - Держи себя в руках. Это же шутка.
- Эти двое черномазых совсем спятили, - прохрипел полицейский, которого, в свою очередь, крепко держали за руки сослуживцы.
- Никакая это не шутка, - буркнул Гробовщик, но сопротивляться Могильщику, который оттащил его в сторону, не стал.
В свое время Гробовщик действительно убил человека, но не за то, что тот испортил воздух, а потому, что попытался плеснуть сыщику в лицо духами. Гробовщик выстрелил, решив, что во флаконе не духи, а кислота: однажды его уже обливали кислотой, о чем свидетельствовали многочисленные швы на лице. Могильщик понимал, что спорить с белыми полицейскими бесполезно: в полиции ведь знали, как в действительности было дело, и перевирали эту историю нарочно, чтобы Гробовщика подразнить.
Перепалка продолжалась не больше минуты, но за это время великан успел уйти. Со стороны Риверсайд-драйв парк был ухоженным и хорошо просматривался, однако, плавно спускаясь под гору, туда, где проходила шестирядная Западная автомагистраль, а за решеткой тянулась железная дорога, по которой из Нью-Йорка шли товарные поезда, превращался в настоящие джунгли.
Полицейский услышал, как великан продирается сквозь густой кустарник, и закричал:
- Он побежал к реке!
Погоня возобновилась. В историю об ограблении и убийстве не поверил никто.
- Пусть сами его ловят, - не без злорадства сказал Могильщик.
- Пусть, я не против, - откликнулся Гробовщик. - Он так далеко оторвался, что им его все равно не поймать.
Могильщик снял фетровую шляпу и отер ладонью пот, выступивший из-под коротко остриженных курчавых волос.
Они обменялись взглядом людей, привыкших за много лет совместной работы понимать друг друга с полуслова.
- Думаешь, тут что-то есть? - спросил Могильщик.
- Попробуем выяснить. Вот будет фокус, если за то время, пока разыгрывалась вся эта комедия, кого-то действительно грабили и убивали.
- Представляю, какой тогда подымется шум. Гробовщик подошел к газону, посмотрел на карлика, нагнулся и пощупал ему пульс.
- Ну, что скажешь про своего дружка, Джейк?
- Он никуда отсюда не денется. Еще успеешь с ним поговорить, - сказал Могильщик. - Пошли. Ведь не исключено, что этот полоумный верзила по кличке Мизинец говорил правду.
2
К этому времени Риверсайд-драйв окончательно пробудилась от сна. Из выходящих на улицу темных окон высовывались похожие на привидения испуганные жильцы; квартиры окнами во двор, наоборот, были ярко освещены, как будто только что началась война.
Дом, который искали детективы, оказался девятиэтажным кирпичным зданием со стеклянными дверьми, за которыми виден был тускло освещенный вестибюль. Дверь была на ночь заперта. Рядом с блестящей хромированной табличкой "Управляющий" торчала кнопка звонка. Гробовщик уже протянул к звонку руку, но Могильщик, покачав головой, его остановил.
Несмотря на то что улица была забита пожарными и патрульными машинами, полицейскими в форме и пожарными в касках, выглядывавшие из окон жильцы смотрели на двух чернокожих с нескрываемой опаской.
Гробовщик заметил это и сказал:
- Они, наверно, приняли нас за взломщиков.
- Аза кого, по-твоему, они должны принять двух цветных, которые забрели ночью в белый район? - усмехнулся Могильщик. - Если б я в это время суток увидел в Гарлеме двух белых, то наверняка решил бы, что они блядей ищут.
- И был бы прав.
- Не больше, чем жильцы этого дома.
Справа от подъезда за железной оградой протянулась в обход дома узкая бетонная дорожка. Ограда была заперта.
Могильщик схватился за верхнюю перекладину, поставил ногу на среднюю, подтянулся и перелез через ограду. Гробовщик последовал его примеру.
Откуда-то сверху послышался злобный шепот, но сыщики решили им пренебречь.
Пройдя по бетонной дорожке футов сто, они увидели подвальное зарешеченное окно, откуда, отражаясь фиолетовым квадратом на стене соседнего здания, пробивался свет. Сыщики на цыпочках подошли к окну и, встав на колени, заглянули внутрь.
Комната была забита скарбом, оставшимся от многих поколений квартиросъемщиков. Чего здесь только не было! По стенам громоздились комоды, высокие и низкие, а между ними стояли мраморные статуэтки, напольные часы, декоративные тумбы в виде жокея на лошади, пустые клетки для птиц, аквариум с разбитым стеклом и три изъеденные молью чучела, два - беличьих и одно, полинявшее, - совы. У окна стоял круглый обеденный стол, окруженный ветхими стульями и покрытый выцветшей красной шелковой занавеской. В простенке между двумя дверьми, одна из которых вела на кухню, а другая - в спальню, возвышался старинный орган, на котором были расставлены фарфоровые безделушки. Напротив органа, один на другом, стояли два телевизора, а на верхнем - еще и допотопный радиоприемник. Почти вплотную к этой пирамиде, чтобы можно было не вставая включать и выключать телевизор, были придвинуты диван и два кресла, из которых торчала вата. На крытом линолеумом полулежали вытертые циновки.
На низком комоде стояла лампа синего цвета, а на обеденном столе - красного. В душном воздухе едва слышно стрекотал стоящий на высоком дубовом комоде маленький вентилятор.
Телевизор был выключен, а радио работало. Шла программа для полуночников, из металлического динамика раздавался голос Джимми Рашинга. "Старая, как мир, любовь в сердце моем…" - пел он.
На диване, вполоборота, повернув голову к столу и похотливо улыбаясь, сидел с бутербродом в руке молодой негр в грязно-белой чалме и в длинном пестром балахоне.
Вокруг стола, сжимая в руке высокий стакан с темным ямайским ромом, танцевала хорошенькая мулатка в платье, очень похожем на мешок с прорезями для рук и головы. Это была высокая, худощавая женщина с узкими бедрами сборщицы хлопка и большими, налитыми грудями кормилицы. Она шаркала босыми ногами по циновкам и вздрагивала всем телом. Спереди из ее "мешка" то и дело показывались худые острые коленки, сзади, точно у курицы, что откладывает яйца, - узкие, подрагивающие ягодицы, а сверху, словно рыльца голодных поросят, выглядывали готовые выпрыгнуть наружу тугие груди.
У мулатки было длинное скуластое лицо с плоским носом, тяжелым подбородком и узкими желтыми глазами. На плечи падали густые, волнистые, густо смазанные бриолином черные волосы. Танцуя, она время от времени делала африканцу глазки.
Могильщик постучал в окно.
Мулатка вздрогнула и вылила ром на шелковую занавеску.
Первым увидел сыщиков африканец. Его зрачки побелели.
Затем, повернувшись к окну, заметила их и мулатка. Ее большой широкий рот с полными губами скривился от злобы.
- Убирайтесь отсюда, черномазые, а то полицию вызову, - закричала она глухим, срывающимся голосом.
Могильщик вынул из бокового кармана пиджака кожаный, на войлочной подкладке бумажник и показал ей свой полицейский жетон.
Мулатка помрачнела.
- Черномазые легавые, - злобно сказала она. - Только и умеете, что шлюх гонять. Чего вам надо?
- Войти, - сказал Могильщик.
Она посмотрела на стакан рома с таким видом, словно не знала, для чего он нужен, а потом, помолчав, сказала:
- Вам здесь делать нечего. Мужа все равно дома нет.
- Ничего, с тобой поговорим.
Она повернулась к африканцу. Тот заерзал на диване, явно собираясь ретироваться.
- Ты тоже останься. Поговорим с вами обоими, - сказал Могильщик.
Мулатка снова повернулась к окну и, прищурившись, окинула сыщиков быстрым взглядом:
- А он-то вам зачем сдался?
- Где дверь, женщина? - оборвал ее Гробовщик. - Вопросы будем задавать мы.
- Сзади, где ж еще, - буркнула она.
Сыщики пошли в обход дома.
- Давно я не видел такой хорошенькой киски, - заметил Гробовщик.
- А мне такой и задаром не надо, - заявил Могильщик.
- Не зарекайся.
Сыщики спустились по ступенькам в подвал, к выкрашенной в зеленую краску двери. На пороге, уперев руки в бока, их поджидала мулатка.
- Что-то случилось с Гасом, да? - спросила она. Впрочем, тревоги в ее желтых глазах не было. Зато был грех.
- А кто такой Гас? - спросил Могильщик, остановившись на последней ступеньке.
- Это мой муж, управляющий.
- А что с ним могло случиться?
- А я почем знаю? Это уж вас надо спросить. Не зря же вы здесь ночью шастаете… - Она осеклась, ее желтые глазки-щелочки злобно блеснули. - Только бы эти белые скупердяи не обвинили нас в воровстве. Специально, чтоб мы не смогли уехать в Гану, - добавила она своим глухим развязным голосом. - С них ведь станется.
- В Гану?! - воскликнул Могильщик. - В Африку? Вы уезжаете в Гану?
На ее лице появилось самодовольное выражение.
- Говорю же, в Гану, сколько можно повторять.
- А кто это "мы"? - поинтересовался Гробовщик, выглядывая из-за плеча Могильщика.
- Я и Гас, кто ж еще.
- Пошли в квартиру, там разберемся, - сказал Могильщик.
- Если думаете, что мы что-то украли, то вы пришли не по адресу, - сказала мулатка. - Нам чужого не надо.
- Пошли, пошли.
Она резко повернулась и двинулась по ярко освещенному коридору с побеленными стенами, вобрав голову в квадратные костистые плечи и вертя маленькими крепкими ягодицами, которые, точно головастики, сновали у нее под платьем.
У стены, рядом с шахтой лифта, стоял массивный темно-зеленый сундук, на котором значилось: "Пароход "Королева Мария". Не кантовать". Ручки сундука были перевязаны веревкой.
Сыщики переглянулись. С каждой минутой становилось все интереснее.
Оказалось, что забитая рухлядью квартира домоправителя выходила прямо в вестибюль. Войдя, они увидели, что африканец сидит на кончике стула со стаканом рома в руке и дрожит мелкой дрожью.
Радио было выключено.
Мулатка повернулась закрыть за собой дверь, и тут в дверях кухни появилось чудовище.
У обоих сыщиков от ужаса зашевелились на голове волосы.
Сначала им показалось, что это львица. У зверя были золотистая шерсть, огромная голова, стоящие торчком уши и сверкающие глаза. Таинственный зверь зарычал, и только тогда стало ясно, что это не львица, а громадная собака.
Гробовщик выхватил револьвер из кобуры.
- Она не укусит, - с презрительной улыбкой процедила мулатка. - Привязана цепью к плите.
- Вы что, с собой ее везете? - не скрывая удивления, спросил Могильщик.
- Это не наша собака. Ее хозяин - негр-альбинос по кличке Мизинец, он на Гаса работает.
- Мизинец, значит. Не твой ли он сын? - ввернул Могильщик.
- Мой сын! - Мулатка взорвалась. - Сколько ж мне, по-твоему, лет? Да он, если хочешь знать, старше меня.
- Почему ж тогда он называет твоего мужа отцом?
- А я почем знаю? Никакой Гас ему не отец. Муж где-то подобрал его и над ним сжалился.
Гробовщик незаметно толкнул Могильщика вбок, показав ему глазами на четыре коричневых чемодана из искусственной кожи, которые стояли у стены под обеденным столом.
- А где Гас? - спросил Могильщик.
Мулатка опять насупилась:
- Откуда я знаю. Пошел, наверное, на пожар поглазеть.
- А он, случаем, не за наркотиками отправился? - сделал предположение Могильщик, вспомнив карлика Джейка.
- Гас?! За наркотиками?! - Мулатка задохнулась от возмущения. - Нет у него такой привычки. Нет и никогда не было. К чему он привык, так это в церковь ходить. - Она помолчала и добавила: - Наверно, спустился в каптерку за сундуком, а его кто-то в коридор выставил.
- У Гаса, говоришь, такой привычки нет? А у кого есть? - не отставал Гробовщик.
- У Мизинца. Он героин употребляет. Я точно знаю.
- А откуда у него на героин деньги?
- Почему ты меня об этом спрашиваешь?
Могильщик перевел взгляд на перепуганного африканца.
- Что этот человек здесь делает? - внезапно спросил он.
- Это африканский вождь, - с гордостью сказала мулатка.
- Охотно верю, но на мой вопрос ты не ответила.
- Он продал Гасу ферму.
- Какую еще ферму?
- Соевую плантацию в Гане, куда мы едем.
- Твой муж купил у африканца соевую плантацию? - недоверчиво переспросил Гробовщик. - Что-то не верится.
- Покажи ему паспорт, - сказала африканцу мулатка.
Африканец выудил паспорт из складок своего балахона и протянул его Могильщику.
Могильщик не обратил на паспорт никакого внимания, зато Гробовщик взял его и, прежде чем вернуть владельцу, долго, с любопытством изучал.
- Я одного не пойму, - сказал Могильщик и, сняв шляпу, почесал голову. - Откуда у вас такие деньги берутся? Твой муж на зарплату домоуправляющего покупает в Гане плантацию, Мизинец героином балуется…
- Откуда деньги у Мизинца, я понятия не имею, - сказала мулатка. - А у Гаса незаконных доходов нет. Его жена умерла и оставила ему в Северной Каролине табачную ферму, а он ее продал.
Могильщик и Гробовщик опять переглянулись.
- А я думал, его жена - ты, - сказал Могильщик мулатке.
- Да, сейчас - я, - с победоносным видом ответила та.
- Выходит, он - двоеженец?
- Уже нет. - Она захихикала.
Могильщик покачал головой:
- Везет же людям.
С улицы послышался рев моторов: пожарные машины возвращались в гараж.
- Где был пожар? - спросила мулатка.
- Пожара не было, - ответил Могильщик. - Это Мизинец дал ложный сигнал тревоги. Он хотел вызвать полицию.
Из узких желтые глаза мулатки сделались величиной с миндаль.
- Вот как? А зачем ему понадобилась полиция?
- Говорит, что вы вместе с этим африканским вождем грабили и убивали его отца.
Ее лицо приобрело землистый оттенок, а африканец, вскочив на ноги, как будто его укусила в задницу оса, начал что-то быстро лопотать в свое оправдание на непонятном, гортанном английском языке.
- Да заткнись ты! - в сердцах перебила его мулатка. - Гас сам с ним разберется. Альбинос поганый! Сколько мы ему добра сделали, а он, скотина, подгадить нам норовит. Да еще накануне отъезда!
- А зачем ему было на вас наговаривать?
- А затем, что он африканцев на дух не переносит. Завидует им. У него ведь кожа ни то ни се, даром что негр.
Могильщик и Гробовщик не сговариваясь покачали головами.
- Давайте разберемся, - сказал Могильщик. - Сегодня ночью альбинос по кличке Мизинец дал ложный сигнал тревоги, сообщил, что горит Риверсайдская церковь, в результате чего сюда съехалась половина всех нью-йоркских пожарных и вся полиция района. Спрашивается, почему он это сделал?
- А все потому, что негров с темной кожей не любит, - съязвил Гробовщик.
- Почему же, интересно, он невзлюбил негров с темной кожей? От жары, что ли?
В этот момент раздался длинный, пронзительный звонок в дверь. На кнопку звонка жали с таким остервенением, как будто пытались вдавить ее в стену.
- Кого еще черти принесли? - буркнула мулатка.
- Может, это Гас? - предположил Гробовщик. - Может, он ключ потерял?
- Если этот придурок снова пожарных вызвал, пусть лучше мне на глаза не попадается, - пригрозила мулатка.
Она вышла в вестибюль и в сопровождении обоих сыщиков поднялась по лестнице к входной двери.
Сквозь стекло они увидели наряд полиции.
Мулатка распахнула дверь.
- Чего вы тут забыли? - крикнула она.
Белые полицейские с интересом оглядывали чернокожих сыщиков.
- Жильцы жалуются, что возле дома ошиваются двое подозрительного вида цветных, - громко, с вызовом сказал один из полицейских. - Вам об этом что-нибудь известно?
- Подозрительные цветные - это мы, - сказал Могильщик, предъявляя свой полицейский жетон. - Это мы здесь ошиваемся.
Полицейский покраснел.
- Простите, ребята, - сказал он. - Наша вина: надо было сначала эти жалобы проверить.
- Бывает, - сказал Могильщик. - В такую жару мозги ни у кого не работают.
Могильщик и Гробовщик ушли вместе с полицией и отправились в сторону церкви посмотреть, что с Джейком. Но его на газоне не было. Сидевший в патрульной машине полицейский сообщил, что карлика увезли в больницу.
Пожарные уехали, но у тротуара еще стояло несколько патрульных машин: полицейские безуспешно прочесывали парк в поисках альбиноса-исполина по кличке Мизинец.
Гробовщик взглянул на часы:
- Двенадцать минут третьего. Эта история уже битый час длится.
- Бары закрылись, - сказал Могильщик. - Надо бы, прежде чем сдавать дежурство, заглянуть в Долину, ты не находишь?
- А как же Джейк?
- Никуда твой Джейк не денется. Давай-ка сперва прокатимся - посмотрим, что еще в этом пекле творится.
И они вразвалочку направились к своему маленькому черному седану. Со стороны их можно было принять за двух фермеров, которые впервые приехали в столицу.
3
В полицейский участок они вернулись только в половине четвертого утра.
А все из-за жары.
Даже в половине третьего ночи Долина, район Гарлема в низине, к востоку от Седьмой авеню, напоминала раскаленную сковороду. Асфальт нагрелся и разбух, от него в воздух подымался нестерпимый жар, а атмосферное давление прибивало этот жар обратно к земле - как крышку от стоящей на огне кастрюли.
Цветное население Долины бодрствовало даже в это время суток - в перенаселенных многоквартирных домах, где каждая каморка стоила целое состояние, на улицах, в ночных барах, в борделях, вело жизнь, приправленную пороком, болезнями и преступлениями.
Над этой раскаленной сковородой в жарком, неподвижном воздухе низко стоял густой, терпкий запах шашлыка, опаленный волос, выхлопных газов, гниющего мусора, дешевых духов, немытых тел, разрушенных зданий, собачьих, крысиных и кошачьих испражнений. Запах виски и блевотины. Запах бедности - застарелый и высушенный.
Полуголые люди сидели у открытых окон, толпились на черных лестницах, шаркали взад-вперед по тротуарам, носились по ночным улицам на разбитых машинах.
Из-за жары невозможно было спать, из-за разлитого в воздухе греха - любить, из-за шума - мечтать о прохладных водоемах и тенистых аллеях. В ночном воздухе надрывались, стараясь перекричать друг друга, бесчисленные радиоприемники, оглушительно визжали возившиеся на улицах кошки; тишину разрывали истерический смех, какофония автомобильных гудков, грубые ругательства, громкие споры, истошный визг поножовщины.