- Масса Мизинец, - послышался вдруг у него за спиной тихий, тоненький голосок.
От неожиданности Мизинец даже подпрыгнул на месте и резко повернулся.
В темноте проступило маленькое черное личико с огромными, сверкающими в темноте глазами. На худенькой босоногой фигурке мешком висел залатанный мужской свитер.
- Ты что это не спишь, парень? - бросил в темноту Мизинец.
- Пожалуйста, сэр, пойдите наверх и купите у Небесной для дяди Бада две порции небесного порошка.
- А почему ты сам не хочешь пойти?
- Я бы пошел - только ведь она мне не продаст. Скажет, мал еще.
- Почему ж тогда дядя Бад не сходит?
- Ему плохо - вот он меня и послал. Он опять веру утратил.
- Ладно, давай деньги.
Мальчик протянул ему два зажатых в потной ладошке долларовых банкнота.
Мизинец обогнул беседку и постучал в заднюю дверь коттеджа.
- Кто там? - раздался изнутри чей-то срывающийся голос.
- Это я, Мизинец.
В прихожей на мгновение вспыхнул свет, щелкнул замок, дверь распахнулась, и в дверном проеме возникла фигура дряхлого, седого как лунь старика в синей холщовой ночной рубахе. В правой руке старик сжимал поблескивавшую в темноте двустволку.
- Как дела, Святой? - вежливо приветствовал его Мизинец.
- Скрипим понемножку, - еле слышно ответил старик. Впечатление было такое, будто он стоит не рядом, а в другом конце комнаты.
- Я хотел подняться наверх к Небесной.
- Ноги есть - подымайся. - Казалось, голос старика доносится из подвала - такой он был низкий, далекий.
Мизинец почтительно хмыкнул и, пройдя через кухню, поднялся по задней лестнице на чердак. Небесная, бесформенная, одетая в какое-то тряпье, восседала на высоком, похожем на трон стуле, подальше от света.
У ее ног на носилках лежал больной.
Небесная была исцелительницей, и Мизинец не осмеливался заговорить с ней, пока она ворожит.
- Все будет у тебя хорошо, - мурлыкала она своим старческим, надтреснутым голоском, в котором слышалась еще былая мелодичность. - Все будет хорошо - главное, веру обрести.
Она раскачивалась на стуле под размеренную, ритмичную музыку.
- Я обрел веру, - слабым голосом отозвался лежавший на носилках больной.
Небесная сползла со стула и опустилась перед носилками на колени.
Ее худая, прозрачная, похожая на клешню рука поднесла к лицу больного серебряную ложечку с каким-то белым порошком.
- Вдыхай! - велела она. - Вдыхай небесный порошок в самое сердце.
Больной приподнял голову и послушно, четыре раза подряд, глубоко, с каждым разом все глубже, вдохнул порошок полной грудью.
Небесная снова опустилась на свой трон.
- Теперь ты поправишься, - торжественно пропела она.
Мизинец терпеливо ждал, пока исцелительница соизволит обратить на него внимание. Прерывать сеанс строго запрещалось.
Небесная гордилась тем, что исцеляла старинными, испытанными методами: прибегала к помощи старомодных, пьющих джин музыкантов, заставляла своих пациентов танцевать старомодные медленные танцы. Это считалось первой стадией исцеления, которую Небесная называла "деинкарнацией".
Коротышка Ки появился пятнадцать лет назад, а Стиральная Доска Уортон гораздо позже. И тот и другой давно пережили свое время. Коротышка Ки был виртуозным пианистом, а Стиральная Доска Уортон сидел рядом с ним, зажав между ногами стиральную доску, и бренчал на ней кроличьими костями. Оба пили джин. Только им во всей "небесной клинике" разрешалось пить джин. Они вообще жили в свое удовольствие, зато Небесной приходилось трудиться изо всех сил, исцелять больных, которые приходили к ней за небесным порошком - кокаином.
- Чего тебе, Мизинец? - неожиданно спросила она.
Альбинос вздрогнул, он не подозревал, что Небесная его увидела.
- Ты должна помочь мне, Небесная, - прохрипел он. - Я попал в беду.
Она подняла на него глаза:
- Тебя избили.
- Как ты заметила в такой темноте?
- Белизна с тебя сошла, вот и заметила, - буркнула Небесная и, спохватившись, добавила: - Если тебя отделала полиция, проваливай. Я с фараонами связываться не намерена.
- Это не полиция, - уклончиво сказал Мизинец.
- Тогда потом поговорим. Сейчас мне некогда.
- Я к тебе еще по одному делу. Мальчишка просит две порции небесного порошка для дяди Бада.
- Я молокососам кокаин не продаю, - отрезала она.
- Так это ж для дяди Бада. Хочешь - я сам ему передам.
- Давай деньги, - с нетерпением сказала Небесная.
Он протянул ей два доллара.
Небесная с отвращением посмотрела на смятые бумажки:
- Я, к твоему сведению, больше кокаином по доллару не торгую. Тем более глубокой ночью. - И, вытащив откуда-то из-за пазухи маленький бумажный пакетик, Небесная протянула его Мизинцу: - Передашь это Баду и скажешь, что одна порция стоит теперь два доллара. Всего за доллар исцелиться хотят, - проворчала она, - не понимают, что цены с каждым днем растут.
- И еще, - нерешительно проговорил Мизинец. - Мне самому наркотик нужен. Смерть как нужен.
- Вот и ступай к своему дружку, - отрезала Небесная. - Он тебя ссудит.
- Он мне больше не друг. Он за решеткой.
Небесная заерзала на троне:
- Только не говори мне, что ты вместе с ним в переделку попал. Если тебя разыскивает полиция, я сама тебя выдам, учти.
- Когда Джейка забирали, меня рядом не было, - уклончиво сказал Мизинец.
Небесная пристально смотрела на него, как будто видела в темноте.
- Так и быть, - смягчилась она, - спустись вниз и возьми из кролика таблетку. Но только одну - там двойная порция. И смотри, закрой кролика как следует. Шприц у меня в ящике.
Когда Мизинец направился к двери, Небесная крикнула ему вдогонку:
- И не думай, что тебе удалось меня провести. Я еще с тобой разберусь. Будет время - поговорим.
- У меня тоже к тебе разговор есть, - сказал Мизинец.
Лежавший на носилках подергивался в такт музыки.
- Мне хорошо, - пропел он голосом новообращенного. - Господи, как мне хорошо. Небесная, я обрел веру. Истинную веру.
Левой рукой Коротышка Ки что было сил колотил по басам, а пальцы правой, едва касаясь клавиш, бегали взад-вперед по всей клавиатуре. Стиральная Доска Уортон барабанил обеими руками по своей доске, утробно урча, словно боров в окружении свиней. В неподвижном, душном воздухе стоял терпкий запах пота, распухших лимфатических желез.
Но Мизинцу было безразлично, что играют, чем пахнет. Он с трудом сдерживал слезы, думая только о том, как бы поскорее сесть на иглу. Он спустился по лестнице и прошел по коридору на кухню.
В темноте маячила фигура Святого с двустволкой.
- Я сейчас вернусь, - сказал ему Мизинец. - Божественная послала меня в крольчатник.
- Какая мне разница, кто тебя куда послал, - отозвался Святой, отпирая дверь. Его голос звучал, как из преисподней.
Негритенок в мужском свитере ждал Мизинца в беседке. Он смотрел на пышные гроздья винограда, но сорвать хотя бы одну ягоду не решался.
- Ну что, масса Мизинец, принесли? - робко поинтересовался он.
Мизинец вытащил из кармана бумажный пакетик:
- Вот, отдашь дяде Баду и скажешь, что теперь это стоит вдвое дороже. Небесная предупредила, что даром никого исцелять не собирается, так ему и передай.
Мальчик нехотя взял порошок. Он знал: дядя Бад побьет его за то, что он принес ему только одну порцию, но делать было нечего.
- Да, сэр, - сказал он, повернулся и растворился во мраке.
Когда мальчик ушел, Мизинец направился к крольчатнику, просунул между прутьями руку, одной рукой схватил кролика за уши, а другой ловко отлепил у него между ног изоляционную ленту и выдернул похожую на затычку в умывальнике длинную резиновую пробку с маленькой металлической ручкой.
Кролик не шелохнулся; он не мигая смотрел на Мизинца огромными, расширенными от страха глазами. Мизинец сдавил кролику живот, и оттуда выпала маленькая металлическая капсула. Мизинец сунул капсулу в карман брюк и снова заткнул кролика пробкой.
Интересно, есть ли у Небесной другие тайники? Хотя он был ее племянником, единственным живым родственником, она никогда ничего ему не говорила. Скорее этого кролика съест, чем выдаст свои секреты!
В кухне он опять обменялся любезностями со Святым.
- Пойду в комнату Небесной, на иглу сяду.
- По мне, хоть на раскаленную сковороду садись, - проворчал, будто из дымохода, Святой. - Я тебе не священник, чтобы передо мной исповедаться.
Мизинец знал, что Святой прикидывается: если не предупредить его, куда идешь, он такой крик подымет - на всю жизнь запомнишь.
Трясущимися от возбуждения руками он выдвинул верхний ящик бюро. Игла для инъекций лежала среди множества шприцев, термометров, булавок, заколок, щипчиков, ножниц, шнурков и старомодных бутылочек с разноцветными ядами, которых хватило бы, чтобы отравить целый полицейский наряд по борьбе с наркотиками. В углу, на столе с мраморной крышкой, стояли спиртовка, старенький чайник для заварки и поднос с грязными пробирками. Чайная ложка торчала из сахарницы, стоявшей на ночном столике у кровати.
Мизинец зажег огонь под спиртовкой и прокалил на пламени иглу. Затем высыпал из алюминиевой капсулы в чайную ложечку белый порошок кокаина и героина, растопил его на огне, набрал жидкость в шприц и, держа иглу в правой руке, вколол еще совсем теплый наркотик в вену левой.
- А… - едва слышно произнес он, чувствуя, как наркотик всасывается в кровь.
После этого Мизинец потушил под спиртовкой огонь и положил шприц обратно в ящик.
Двойная порция подействовала моментально. В кухню он возвращался, словно по воздуху.
Мизинец знал, что Небесная еще не освободилась, и решил пока перекинуться словом с ее старым охранником.
- Ты когда это чревовещать научился, Святой? - спросил он.
- Слушай, парень, я свой голос так давно выблевал, что сам не знаю, где он теперь, - ответил Святой. Казалось, он говорит из комнаты, где Мизинец только что побывал. Неожиданно он рассмеялся своей же собственной шутке: - Ха-ха-ха. - Впечатление было такое, будто смех раздается откуда-то со двора.
- Смотри, если каждый день блевать, можно и совсем голоса лишиться, - сказал Мизинец.
- А тебе-то какое дело? Я что, собственность твоя, что ли? - обидевшись, проворчал Святой замогильным голосом.
Наверху Коротышка Ки вновь импровизировал левой рукой, а правой, вероятно, держал за горлышко бутылку джина. Стиральная Доска Уортон, должно быть, трясется под музыку, гремя, точно скелет, костями, и ждет, когда надо будет вступить самому.
Мизинец прислушался к равномерному шарканью ног по деревянному полу у себя над головой. Теперь все опять стало ясно. Он знал, что ему делать. Только бы не опоздать.
5
Наконец клиенты разошлись.
Небесная сидела на кровати в розовой ночной рубашке с оборками и кружевами. Парик она еще не сняла, и на плечи спадали длинные, вьющиеся, отливающие в темноте синевой искусственные волосы.
Она была так стара, у нее было такое сморщенное, высушенное, изрезанное морщинами личико, что она походила на обезьяну. Белки у нее отливали эмалью, зрачки были цвета выцветшей охры с белыми пятнышками; во рту же красовались идеально подогнанные, белоснежные искусственные зубы.
В молодости лицо и руки Небесной были черными, однако за пятьдесят лет каждодневного втирания отбеливающего крема заметно посветлели, приобрели цвет свиной кожи. Тощие локти, торчавшие из-под коротких рукавов ночной рубашки, были лиловыми, а пальцы восковыми и такими хрупкими, что казались прозрачными.
В одной руке, отставив как положено мизинец, она держала чашку дымящегося чаю "Сассафрас", а в другой - маленькую изящную пенковую трубку с длинным искривленным мундштуком и резной головкой. Небесная курила марихуану - мелко толченные корешки конопли - единственный порок, которому она предавалась.
Мизинец сидел рядом, на обитом зеленой кожей табурете, и нервно теребил свои похожие на окорок белые руки.
В тусклом свете стоявшего у постели ночника с розовым абажуром разбитое белесое лицо Мизинца окрасилось в экзотический цвет какого-то неведомого морского чудовища.
- С чего ты взял, что они собираются его прикончить? - спросила Небесная низким, слегка надтреснутым голосом.
- Чтобы заполучить его ферму в Гане, - плаксиво отозвался Мизинец.
- Ферму в Гане! - пренебрежительно хмыкнула она. - Если у Гаса есть ферма в Гане, то у меня - место в раю.
- У него действительно есть ферма. Я сам бумаги видел.
- Даже если у него и есть ферма, во что я ни за что не поверю, как можно заполучить эту ферму, убив его? Объясни мне.
- Да он ведь жене эту ферму завещал.
- Жене! Она такая же его жена, как ты - его сын. Если они его пришьют, ферма перейдет к его родственникам - если таковые найдутся.
- Она - его жена. Честное слово. Я видел свидетельство о браке.
- Все-то ты видел. Ну ладно, убили они его, и что дальше? На ферме ведь они все равно жить не смогут - туда легавые первым делом нагрянут.
Мизинец понял, что номер с фермой не прошел, и решил переменить тактику:
- Не из-за фермы убьют, так из-за денег. Заберут его денежки и смоются.
- Деньги, ты тоже скажешь! Я слишком стара и у меня слишком мало времени, чтобы выслушивать всю эту дребедень. У Гаса в жизни гроша ломаного не было.
- Нет, деньги у него есть. Много денег. - Мизинец отвернулся, голос у него переменился. - Его жена, та, что в Северной Каролине жила, в Файетвилле, умерла и оставила ему большую табачную плантацию. Гас эту плантацию продал и разбогател.
Небесная затянулась, затем, опустив трубку на колени, отпила из чашки и с издевкой посмотрела на Мизинца своими старыми, выцветшими глазами.
- Скажи лучше, зачем ты мне голову дуришь? - заметила она, выпуская из легких дым.
- Я тебе голову не дурю. И не думал даже.
- А чего ж тогда несешь ахинею про какую-то там жену, ферму, про наследство? Ты, видать, не в себе.
- Да это чистая правда, - сказал Мизинец, отводя глаза. - Клянусь.
- Клянется он! Сколько я знаю Гаса, он никогда себя брачными узами не связывал. Если же ты думаешь, что на свете найдется хотя бы одна идиотка, которая оставит ему что-то после своей смерти, то ты ничего в женщинах не смыслишь.
- Одна вещь у него все-таки есть, - доверительно сообщил Мизинец. - Он взял с меня слово, что я никому не скажу, но что они ищут, я знаю.
Небесная ядовито улыбнулась:
- Чего ж ты тогда сам у него эту вещь не отнимешь, раз она такая ценная? Тебе бы, нищему, она пригодилась, а? - В ее голосе зазвучали иронические нотки.
- Не могу ж я Гаса грабить. Он единственный, кто не причинил мне зла.
- Раз ты так его оберегаешь, забрал бы у него эту вещь - пусть бы они тогда тебя, а не его грабили и убивали.
На лице Мизинца появилось выражение полного отчаяния. Полбу струился пот, в глазах стояли слезы.
- Ты вот сидишь тут и шутишь, - укоризненно проговорил он своим плаксивым голосом, - а его, может, уже и в живых нет.
Небесная медленно поставила чашку на ночной столик, опустила трубку на колени и испытующе посмотрела на альбиноса. Что-то его явно тревожит. И тут, к своему удивлению, она неожиданно поняла, что Мизинец говорит совершенно серьезно.
- А я разве плохо с тобой обращалась? - притворно ласково произнесла она. - Разве я не относилась к тебе как к родному сыну?
- Конечно, мэм, конечно, - с готовностью согласился он. - Но ведь Гас меня приютил, сыном называл.
- Разве я не повторяла тебе, что ты мой единственный наследник? - настаивала она. - Разве я тебе не говорила, что после моей смерти все мое будет твоим?
- Верно, но сейчас-то ты мне не помогаешь.
- У тебя не должно быть от меня никаких секретов. Бог тебя за это накажет.
- Никаких секретов у меня от тебя нет, - плаксивым голосом проговорил Мизинец. Вид у него был затравленный. - Просто я дал слово молчать.
Она подалась вперед и пристально, в упор посмотрела на него своим гипнотическим взглядом:
- Эта вещь в сундуке?
В этот момент ее глаза были похожи на два огненных шара.
- Нет, я ее видел не в сундуке.
- В мешке?
Он почувствовал, что долго сопротивляться не сможет.
- Нет, не в мешке.
- Спрятана в доме?
Он отрицательно покачал головой.
- В чулане?.. Под полом?.. В стене?
От ее жгучего взгляда у него закружилась голова.
- Нет, там тоже нет.
- С собой носит? - догадалась она.
- Да, мэм, в поясе. - Выдерживать на себе ее испепеляющий взгляд он был больше не в силах.
На ее желтом, сморщенном, как чернослив, лице изобразилась глубокая мысль.
- Значит, драгоценности, - заключила она. - Он украл драгоценности. Бриллианты?
Мизинец подался вперед и глубоко вздохнул.
- Это не драгоценности. Это карта, - произнес он. - Карта закопанных в Африке сокровищ.
Ее глаза, казалось, сейчас выскочат из орбит.
- Карта сокровищ! И ты до сих пор, как ребенок, веришь в закопанные сокровища?
- Я понимаю, это звучит смешно, но дело обстоит именно так, - упрямо повторил он.
Небесная еще раз устремила на него пронзительный взгляд, от которого он сник окончательно.
- Ты сам-то эту карту видел? - спросила она после паузы.
- Да, мэм. Сокровища закопаны на берегу реки, в том месте, где река впадает в море.
- На берегу реки! - Ее глаза сверкнули. Мозг лихорадочно работал. - А откуда он эту карту взял?
- Не знаю. Она у него всегда была.
Ее глаза сузились.
- Когда он тебе ее показывал?
Мизинец ответил не сразу.
- Вчера вечером.
- Только ты один знаешь про эту карту?
- Его жена и африканец тоже знают. Гас собирался отдать ее грузчикам, которые должны были сегодня утром приехать за сундуком. Хотел отправить эту карту в Гану, чтобы здесь ее не украли. Но я знаю: эта женщина и африканец собираются убить Гаса и забрать карту до прихода грузчиков - может, они его уже убили.
- Почему ж тогда ты не остался с ним и не защитил его?
- Я ему предлагал, но он отказался - сказал, что у него дела. И ушел - неизвестно куда. Вот я и дал сигнал пожарной тревоги.
- На какое время вызваны грузчики?
- На шесть утра.
Небесная вытащила из-за пазухи старинный амулет с часами на тонкой золотой цепочке. Часы показывали 5.27.
Она вскочила с кровати и начала быстро одеваться. Первым делом она сорвала с головы черный парик и вместо него напялила седой.
- В ящике бутылка с зеленой жидкостью, - сказала она. - Можешь воспользоваться. Это тебя успокоит, а то ты от кокаина какой-то дерганый стал.
Пока Мизинец кололся, она поспешно оделась, не обращая на него никакого внимания.
Поверх многочисленных нижних юбок Небесная надела широкое платье, черные туфли на низком каблуке и длинные, до локтя, черные шелковые перчатки. Маленькую, тоже черную, соломенную шляпку она приколола к седому парику длинной металлической заколкой.
- Иди заводи машину, - велела она Мизинцу.