- А я его на строительство не допускал. Занимался Валера снабжением: отнеси-принеси, отвези-привези. Строитель из него, как из меня врач-гинеколог… К тому же и поработал Сичков в Школьнинске от силы полгода…
- Почему же Анохин вдруг перевел его в Болтево?
Родилов состроил максимально хитрую гримасу.
- Наивняк ты, Баба-Катя, беспросветный. Учти на будущее одну руководящую истину: чтобы избавиться от бездари и лодыря, есть самый верный и короткий путь. - Сиюминуткин горделиво выпрямился, поднял по-профессорски на уровень моих глаз палец, выждал немного, накачивая мое внимание, и продолжил. - Рас-хва-лить! Понял, новобранец? Вот я и разрисовал Катьку и Валеру в таких красках, что наш кадровик захлебнулся от радости и помчался докладывать подполковнику. Не люди у меня получились - святые иконы, на которые впору молиться. Анохин вызвал - отдавай мастера и нормировщицу. Я - на колени: не отбирайте, план рухнет, убытки подпрыгнут, сооружения развалятся. Даже всплакнул. Катьку сразу отобрали, после и о Валере вспомнили… Я сделал вид - головой поник, участок, мол, пострадает… Но ради укрепления наших доблестных Вооруженных Сил…
- И Анохин поверил?
- А разве можно мне не поверить?..
От избытка скромности Генка явно не умрет! Ну, да черт ним, с хитрецом, пусть вытанцовывает на здоровье.
Вопросы, вроде, все… Хотя, закину-ка я еще одну блесну - авось, поймаю еще пару "щук". Желательно пожирней и поувесистей.
- Куркова Сергея Сергеевича не знаешь?
- Куркова?.. Не упомню… Знаешь что, Баба-Катя, звякни мне через пару деньков. Кой у кого поспрашиваю. Имеются в Школьнинске такие ребятишки - все обо всех знают… Опиши поподробней своего Куркова, я запишу.
На свет Божий появилась толстая, амбарная книга в коленкоровом переплёте. Из другого ящика письменного стола - набор фломастеров, ручки и карандаши.
Я никогда не занимался составлением фотороботов, только слышал о принципе их создании. И проконсультироваться не с кем. Генка нетерпеливо ожидает, окидывая меня подозрительными взглядами.
- Ну, раздвоенный подбородок, - неуверенно начал я "рисовать портрет" инструктора. - Блондин. Косая чёлка. Глаза чуть прищурены. Всё.
- Не густо. С такими приметами добрая половина поселковых мужиков разгуливает. На всякий случай, поговорю с чиновниками поселковой администрации, поспрашиваю в отделении милиции.
Разговор прервал приезд капитана Арамяна. Как всегда, весёлого, словоохотливого, эмоционального человека.
- Почему грустные, а? Зачем - трезвые? Такой день, вах, такое событие!
- Правильно говоришь, друг! - закричал Сиюминуткин, жестом преуспевающего фокусника извлекая из-под стола бутылку коньяка. - Стоит, треклятая зазнобушка, только глаза начальству мозолит. Сейчас выпьем за здравие. Потом я помчусь в чайнуху, разведаю боеготовность, а вы с Вахом поговорите тет-а-тет… Добро?
Выпили. Подмигнув на прощание мне за спиной Ваха, Генка убежал. Арамян походил по вагончику, громко топая сапогами. Будто простукивал пол кабинета, проверяя его на прочность. Поправил на стенах портреты и картины, полюбовался на них… Удивительный человек ни минуты покоя, всегда и везде находит себе работу.
- Почему молчишь, Дима, а? Зачем раздумываешь? Давай свои вопросы - на все отвечу, ни одного не пропущу. Ведь друг ты мне… Вах, какой друг!
Короче, ничего нового о Сичкове я так и не выведал. Кажется, он ни к агентам разведки, ни к сыщикам не имеет ни малейшего отношения.
Для чистоты проводимого мною эксперимента его можно со спокойной совестью вычеркнуть из списка подозреваемых. Единственная закорючка - не понятная дружба с Курковым и пьянка, после которой не пахнет алкоголем. Я обязан крепко подумать и найти этому факту правдоподобное объяснение… И все же…
Поколебался я, подумал и… не вычеркнул мастера. На всякий случай. Пусть числится если не в графе подозреваемых лиц, то хотя бы в числе непонятных. Так будет спокойней и мне, и… Малееву.
Что же касается Куркова, то Вах набросал мне столько разноцветных шаров - впору запутаться
Оказывается, в поселке Славянка жила-поживала женщина с дочкой. Вдовой, вроде, не значилась, но и мужа ее никто не видел. Сам по себе такой факт ни о чем не говорит - мало ли женщин скрашивает свое одиночество незаконнорожденным ребенком?
Вах даже фамилию женщины запомнил - Егорьева, Матрена Федоровна Егорьева. И дочка - Ольга. Все сходится.
Запомнил все это Арамян не случайно - один из прорабов - сейчас невозможно сказать, кто это был конкретно - пристроил свою соседку, Матрену Федоровну, уборщицей в контору участка. Лишних людей Вах принимал неохотно - в штате уборщица не значилась, придется платить по липовым нарядам, а в смысле липы начальник участка проявлял максимум осторожности.
Опытный прораб нажал на сентиментальную струну характера своего начальника. Тот сдался.
Работала Матрена Федоровна старательно - не только полы мыла, но пылинки со столов сдувала, двери-окна ежедневно терла с ожесточением. Взрослая дочь помогала матери…
Все шло, как надо, стороны были довольны друг другом.
И вдруг в прошлом году объявился муж Матрёны Фёдоровны… Курков, точно - Курков!
Вах буквально захлебнулся от восторга.
- Вот память, понимаешь! Пятый год я в Славянском гарнизоне, а все помню, всех знаю… Ну, похвали, дорогой, не скупись, пожалуйста! От ласкового слова облака расходятся, солнце выглядывает, понимаешь? Мой дед сто сорок годков живет на свете, а почему? Хвалили его, поливали ласковыми словами, будто растение водой… Очень прошу, похвали…
Я похвалил. Не жалко. Особенно, учитывая сведения, которые Вах выдал. Никогда не думал, что может быть, такая удача. Неприятности - да, они преследуют меня по пятам, а удачи, как правило, прячутся по подвалам и чердакам.
Но полученную информацию не мешает углубить, расширить, сделать максимально объемной… Как это любит говорить наш главбух - удачи нужно ловить за хвосты, и привязывать покрепче, ибо они имеют привычку неожиданно исчезать. Так же неожиданно, как и появляются.
- А чем пояснила Матрена Федоровна долгое отсутствие и неожиданное появление супруга?
- А почему она должна объяснять, - ощетинился Арамян. Даже редкие черные волосы на круглой голове поднялись дыбом. - Что вы за люди такие вредные, а? Ну, сам подумай, Баба-Катя, почему женщина обязана оповещать жителей гарнизона о причинах неожиданного её вдовства, а? Не было мужа или был он раньше - появился, живёт, дочка папой называет - что плохого? Может, в заключение побывал человек, может, в море плавал - кому какое дело… Или поехал на Север и сгинул, обнимаясь с белой медведицей, утонул, замерз… Слышал краем уха: Матрена Федоровна свечки ставила за упокой… Может, Куркова имела в виду, а?
Вот тебе и малоопытный сексот! - возгордился я. Вопросы - четкие, острые, будто ятаган янычара. Слышал бы Малеев - удивился, своим ушам не поверил бы.
То, что я услышал от Ваха - было правильно, всё ложилось в строку и в рифму… Впрочем, как не раз говорил Малеев, анализировать не дело сексота. Подслушал, подсмотрел - факты на стол, ими другие займутся, аналитики. А ты - обычный филер, стукач.
Несмотря на увлечение слежкой, во мне еще жило отвращение к этому роду деятельности. Уцепилось десятком коготков в душу, и терзало ее день и ночь.
Но все это - эмоции. Главное - вскрыт, будто банка с консервами, Сережкин, изучен и отброшен и сторону. Более или менее понятен мне Сичков. Сейчас примемся за хитроумного инструктора производственного обучения. Да так, чтобы перья с него осыпались, открывая мне человеческое нутро "подследственного"…
2
Юбилей удался на славу. Гостей собралось столько, что пришлось накрывать второй стол. Они, будто птицы, перед которыми сыпанули горсть крошек, набросились на еду и питье. Благо, на столах были далеко не крошки. Тарелки с красной икрой соседствовали с малосольной кетой и балыком. Крупная, посыпанная луком сельдь - с многочисленными видами колбас и ветчины. Вызывающе краснели соленые и свежие помидоры, топорщилась зелень, манили к себе упругие огурцы. Винегреты стояли рядом с салатами. С ними соседствовали янтарные куски масла. Тушеная козлятина, медвежатина, зайчатина.
Спиртное было представлено несколькими видами водки, коньяка, вин.
Среди гостей самые почетные места занимали, конечно, Анохин и Дедок. За отдельным столом горделиво сидели начальник рыбоохраны, егеря, местная гражданская власть. Тут же были и гарнизонные начальники во главе с генералом, командиром дивизии.
Короче, изобилие на столах подчеркивалось изобилием нужных людей. Теперь понятно, откуда взялись медвежатина с козлятиной, где добыты икра и балык, из какой оранжереи взяты цветы… Все-таки Сиюминуткин - талантливый руководитель, которому можно только позавидовать.
Кругомарш произнес тридцатиминутную хвалебную речь. Дедок гундосил намного меньше - минут десять. Профсоюз преподнес юбиляру традиционный радиоприёмник, начальник гарнизона - офицерский кортик, начальник военторга - старательно упакованные в цветастый целлофан таинственные коробки.
Каждый из дарителей прочувственно благодарил судьбу, пославшую в Славянку столь выдающегося строительного руководителя.
Если все эти речи соединить в одну, то Сиюминуткин предстанет перед собравшимися этаким божеством с ангельскими крылышками, со сверкающим нимбом.
После первых тостов - перекур. Курящие - их было большинство - вышли на улицу, стояли группами, беседовали.
Ко мне подошел начальник УНР. В изрядном подпитии, с дымящейся сигаретой в зубах, он так и излучал доброжелательность и любовь. Не строгий начальник - отец родной!
- Как работается, Васильков? Каково настроение? Доволен?
С трудом удержался, чтобы не рявкнуть уставное -"Так точно!". Подсыпав в это рявканье изрядную дозу перца. Анохин - человек злопамятный, затаит обиду и при случае выплеснет ее на меня. Как бы допущенное ехидство не обернулось для меня тогда жалобным повизгиваньем. Только и не хватает служебных передряг!
Ответил спокойно и сдержанно:
- Спасибо, товарищ подполковник. Норма.
- С начальником участка сработался?
- Кажется, да…
- Не слышу уверенности.
- Так точно, сработался! - не сдержавшись, зло выпалил я. И что он копается в прорабских внутренностях? - Майор Семыкин - отличный офицер, опытный строитель, - опомнившись, принялся я вылизывать Дятла.
- А как - ИТР? Тот же Сичков?
До чего же мне захотелось "поблагодарить" начальника за столь "выдающегося строителя". Так и зачесался язык. Но Валера стоял неподалеку и, похоже, внимательно прислушивался к нашему разговору. К тому же, кляузничать на своих товарищей по стройке, какими бы бесталанными они не были, - мерзость. Пришлось убрать язык подальше, под охрану зубов.
- Работает…
- Ошибок больше не допускает? - понимающе сморщился Анохин.
- Нет.
- А инструктор производственного обучения? - ковыряя во рту заостренной спичкой, прошепелявил некурящий главный инженер. - Лучшего вам дали. Практик, что-то на Севере строил. Мужик опытный.
Вот именно "что-то строил". Впрочем, дурно говорить о Сергее Сергеевиче - гневить Бога. Свое дело он знает. Строительное дело, имею я в виду. Об остальном ведомо только одному сексоту и, может быть, Малееву. К тому же Курков - отец Ольги…
- Почему на юбилее нет вашего начальника? Действительно, почему? Юбиляр всех пригласил - и начальников участков, и прорабов, даже некоторых мастеров - а о Дятле позабыл, что ли?.. Нет, не позабыл. Отношения Семыкина и Родилова напоминают мне отношения кошки с собакой. Только неизвестно, кто из двух руководителей кошка, а кто собака?
- Мы посчитали, что нельзя в такое ответственное время обоим покидать особый участок. Мало ли что может случиться в наше отсутствие.
- Молодцы! - похвалил Кругомарш, закуривая вторую сигарету от сгоревшей первой. Много курит - волнуется, что ли? - Люблю ответственных людей, сам из таких, - похвалил он теперь сам себя.
Я по-офицерски резко наклонил голову. Будто подставил ее под второе ярмо. Вернее - под третье, второе напялил "особист".
Анохин взял меня под руку и отвел в сторону.
- Вы не в курсе, почему мудрит местный Особый отдел с назначением новой участковой секретчицы?
Сердце в моей |многострадальной груди так бухнуло, что, по-моему, даже Сичков, стоящий дальше всех, услышал этот звук. Почему начальник спрашивает об этом именно меня? Уж не догадывается ли он о моей связи с Особым отделом?
- Хотел спросить об этом майора Семыкина, а он не приехал…
- Понимаете, Васильков, я предложил отличную кандидатуру, женщина опытная, серьезная. Отказали.
- Разрешите узнать, кого вы предложили? - У меня привычно пересохло во рту, но я постарался успокоиться и состроить любопытную гримасу с изрядной долей опьянения. - Просто интересно… Если, конечно, фамилия кандидатки в секретчицы не секретна, - умудрился даже скаламбурить.
- Никаких секретов, - поощрительно заулыбался Анохин. - Тем более от вас, старший лейтенант… Я предложил жену Куркова, Егорьеву Матрену Федоровну Правда, в последнее время она работала всего-навсего уборщицей, но таковы были обстоятельства, - продекламировал начальник, заглянув в записную книжку.
- А вам ее кто порекомендовал?
Сердцебиение не уменьшилось, наоборот, стало сильней. Был бы с собой валидол - бросил бы в рот таблетку. Я заранее знал ответ Анохина.
- Ее муж, Сергей Сергеевич. На прошлой неделе наведался в Управление - встал на профсоюзный учет, и заглянул ко мне…
Маленькая деталь. Екатерину Анатольевну убили позавчера. Курков предложил свою жену на место секретчицы… неделю тому назад.
Любопытно!
3
Вечером выходного дня в сторону Болтево поезд уходил перегруженным до такой степени, что казалось - разбухал. Народ возвращался с рынков и магазинов, из гостей, с прогулок. Те, кто вез на продажу съестное, теперь ехал с мешками и чемоданами, заполненными промтоварами. Те, кто продавал вещи, тащили на себе продукты.
Короче, бедлам!
Поэтому мы с Сережкиным пришли на вокзал заранее. Стоять в переполненном вагоне на одной ноге полтора часа - удовольствие небольшое. К тому же нужно было сориентироваться, чтобы не попасть в один вагон с занудливым кладовщиком.
Опасливо оглядев заполненный пассажирами перрон, я предложил занять стартовую позицию в хвосте поезда. Практичный Никифор Васильевич непременно подастся к голове состава, откуда в Болтево ближе к дому.
Так и получилось. Ехидно посмеиваясь, мы с капитаном следили за бегающим по площадке кладовщиком. Вытягивая голову наподобие встревоженного гуся и обшаривая взглядом ближайшие закоулки, говорун метался, разыскивая пропавших попутчиков.
- А ведь жаль старичка, - задумчиво молвил капитан. - Все у него - в прошлом: любовь, выпивки, забавы. Осталось одно - потрепаться, вспомнить былое. А мы смеемся над ним, бегаем, стараемся держаться подальше… Нехорошо это, Димка, ох, до чего же нехорошо… Неужели, и я в старости таким буду?
- Будешь, - "успокоил" я Виктора. - У тебя уже сейчас начальная стадия наблюдается. Кукарекаешь, будто петух на заборе. Глядишь, постареешь - переплюнешь Никифора Васильевича. Тот все же дает отдых слушателям, а ты…. Скоро соседи при твоем появлении будут разбегаться по кустам да чердакам…
Нарисованная мною картина явно пришлась Сережкину не по вкусу. Но он не вспылил, не ответил дерзостью - только повел кистями рук, будто оттолкнул меня.
- Ладно, о твоем будущем помолчу. Пока помолчу, - уточнил он, намекая на то, что терпение у него на исходе. - Приедем, в сторожке поговорим…
- Никогда не отказывался от серьезного разговора, - согласился я. - Но сейчас меня другое мучает.. Скажи, тот мужик был высокого роста?
- Какой мужик? - не понял или сделал вид, что не понял, капитан.
- Ну, тот самый, который Катьку из-под твоего носа увел.
- Ах, вот ты о чем!.. Никак не успокоишься. Или… помогаешь ментам?
- Ни то и ни другое. Не дает мне покоя нелепая смерть Гордеевой. Следователь из меня - никакой, но почему-то кажется, что мужик, похитивший твою разлюбезную бабёнку, причастен к ее гибели…
- Меня тоже смерть Катьки так по голове стукнула - до сего времени не могу успокоиться, - признался Серёжкин. - Может быть, ты и прав, - задумчиво согласился он после минутного молчания. - Я не убивал, значит - он… Или кто-нибудь третий повстречал Катьку, когда она рассталась с "похитителем"…
- Все же, какого роста он был? - настойчиво допрашивал я капитана.
- Как бы не солгать… Был он… - Виктор огляделся, будто выискивая среди окружающих нас пассажиров некий эталон, с которым можно сравнить предполагаемого убийцу. - Да вот - как Никифор Васильевич… Точно - и рост, и полнота…
Как раз в это время кладовщик всполошено пробежал мимо нас. Прячась за спины выпивших мужиков, капитан пытливо оглядел его. Пальцы растопырились, будто приготовились измерить рост и ширину плеч
- Одежда? - резко бросил я, тоже спрятавшись за спинами. - Ну, фасон и длину пиджака ты, конечно, мог и не разглядеть, но - в общем… В куртке или в плаще?
- Сколько можно говорить? - возмутился Виктор. - Что я - кошка, чтобы видеть в темноте? Куртка или плащ, спрашиваешь… Тепло ведь было, при чем тут куртка…. Погоди, дай вспомнить… Да, тот мужик был в пиджаке. Кургузый такой пиджачишко. Вроде, как у Сичкова….
Сравнение Виктор подобрал не просто так - развалистой походкой выпившего человека, покачивая маленькой головой, к нам подходил Валера. На мокрых губах змеилась приветливая улыбочка. Сейчас начнет объясняться в любви, спрашивать, уважаем мы его или не уважаем. Коричневый пиджак расстегнут, праздничный галстук сбился на сторону, рубашка под ним - мятая. Но шагает твёрдо, не качается, выдерживает равнение на трезвых.
- Выпивши, что ли? - насмешливо спросил Сережкин.
- М-да… что - видно, а?
- И много принял?
- Э-э-з… м-да… литр, кажется….
- Силен мужик, ничего не скажешь. Принял бы я литр - меня уже отпевали бы…
Не знаю почему, но мне показалось, что мастер притворяется. Нет, выпить-то он, конечно, выпил, сам ведь видел на юбилее - но не до такой степени, чтобы заикаться и держаться преувеличенно прямо.
- Но ведь ты собирался остаться ночевать в Славянке?
- Передумал…
- Непонятно, когда успел придумать и передумать. Времени-то прошло чуть…
- Успел… э-э-э…
Разговаривать с Сичковым, будто вопрошать о здоровье Луну, то есть бесполезно. Пока смешливый капитан, поигрывая ловкими пальцами, пытался его разговорить, я внимательно оглядывал одежду мастера.
Если задушил Гордееву мастер - вполне может остаться след. Катька, наверняка, сопротивлялась, оторвала, скажем, убийце пуговицу, рванула за рукав. Не подставила же она покорно шею!
Все пуговицы, вроде, на месте, зашитого рукава или полы не видно.
Видимых следов "рукопашной" я так и не обнаружил. И все же похвалил себя за решение оставить Валеру в списке подозреваемых в убийстве. Будто положил в рот конфетку.
Из-за сопки выполз "радикулитик". Толпа заволновалась, вытянулась вдоль состава. Раздосадованный Сережкин и широко улыбающийся Сичков прекратили "сражение".
Именно в этот момент нашу троицу засек Никифор Васильевич. Увидел и рысью помчался к хвосту поезда. Полупустая корзина неслась за ним наподобие посадочного парашюта сверхзвукового самолета.