Банковал Вист. Гена и Витек проиграли еще по десятке. Витек вел катафалк и умудрялся играть. Его ослуживал Гена. Когда подошла очередь Бориса брать карту, Вист предложил.
– Позволим студенту пойти ва-банк бесплатно один раз. Проиграешь – выбываешь, выиграешь – банк твой и играем дальше.
Гена и Витек опять молча кивнули.
– Давай карту, – согласился не раздумывая Борис.
Первой пришла десятка, потом девятка.
– Хватит, – остановился Борис.
Вист после второй карты имел четырнадцать очков. Рискнул взять третью. Выпала восьмерка – перебор.
Борис облегченно вздохнул. Гривна не деньги, но азарт его уже захватил. Он сорвал банк в пятьдесят одну гривну.
– Поздравляю! – сказал Вист. – Буратино теперь богатенький и благотворительность прекращается, – он передал карты Гене. – Но мы можем разрешить студенту играть в долг
– Ставка удваивается, – объявил Гена и бросил на крышку гроба, который служила им карточным столом, двадцатку.
Через четверть часа Борис уже был должен Висту сто десять гривен.
– У меня есть предложение, давайте заедем к Борису домой. Он со мной расплатится. И ему не придется топать по морозу, и мне спокойнее. Крематорий подождет десять минут….
Такая возможность слегка утешила Бориса, расстроенного очередной неудачей. Катафалк подвез прямо к воротам их дома.
Мать была удивлена неожиданным появлением сына. Безропотно отдала деньги и надеялась услышать объяснения.
Когда Борис расплатился, неугомонный "покойник" выдал еще одну идею.
– Боря, даем тебе пять минут. Ты захвати дома, что собирался. Мы возьмем тебя с собой в крематорий. После церемонии прощания, она будет короткой, мои друзья вернутся в город. А мы за ними на этом же катафалке и прямо в ресторан.
Как ни хотелось Борису отведать материнского борща и пирога, но перспектива избежать вставания ни свет, ни заря, чтобы попасть на первый автобус и успеть на занятия, перевесила. Он согласился ехать на катафалке.
Мать Бориса удивилась еще раз, что сын не остается ночевать, но тот заверил, что в ближайшую субботу приедет. Он подумал: "Свидания с Татьяной отменяются на неопределенный срок, будет время для поездки домой".
Минут через семь в дорогой дубленке, подарок отца, поверх джинсовой куртки и с полиэтиленовым пакетом, куда мать впопыхах загрузила картошку, лук, сверток с салом, Борис сидел в катафалке и уминал кусок пирога, прихваченный им со стола на кухне.
Его попутчики понимающе ухмылялись.
Когда Борис дожевал пирог, Вист разразился новым предложением:
– Боря, вижу ты парень, что надо. Мне жаль, что я обыграл тебя на эту сотню. Стипендия, небось и того меньше…
Борис кивнул.
– Вот видишь! А я выигрывал тысячи долларов, заметь, не гривен, за одну ночь. Для меня сотня, тьфу… мелочь. Хочу дать тебе возможность сегодня заработать. С этим приколом я перегнул. Не учел, что суеверный. В день рождения лежать в гробу… Короче, сморозил глупость. Ты мне можешь помочь. Вернешь свой проигрыш….
– Чем я могу помочь? – спросил Борис.
Он действительно не понимал, что от него хотят.
– Сыграешь роль покойника за меня….
– Еще чего! А как же друзья? Гримера в вашем театре нету, – пошутил Борис. – Они сразу увидят подмену.
– Лицо можно наполовину прикрыть тюлем. Там полумрак и целовать покойника мои друзья не будут, – губы Виста растянулись в ухмылке.
Гена и Витек коротко заржали.
– Поцелуев не будет, это уж точно – добавил Гена.
– Карточный долг и сверху сто долларов, – не унимался Вист.
– Нет.
– Двести.
– Я тоже суеверный, – Борис вдруг вспомнил слова каракатицы.
– Жаль, такая возможность тебе помочь пропадает зря.
– Да он в этот гроб не поместится, – вставил Витек, который до этого хранил молчание.
– Спорим, поместится, – парировал Вист.
– На две сотни, – не унимался Витек.
Сегодня он тоже проигрался.
– Согласен, но мы не можем разрешить наш спор без Бориса. Кто выигрывает, отдает половину ему. Согласен?
– Согласен!
– Теперь слово за Борисом. Боря, уважь людей, – обратился к Борису Вист.
– Ложусь и сразу встаю, – уступил Борис.
– Больше и не нужно. Только дубленку сними. С ней ты точно не поместишься. В дубленках не хоронят….
Катафалк остановился на обочине.
Крышку гроба сдвинули набок, Борис снял дубленку и бросил на лавку. Он сел в гроб и не без содрогания, лег на спину.
– А ну не спеши вставать, – запричитал Витек притворным голосом. – Если я проиграл, то должен сам убедиться…
– Как для него делали, – наклонился к Борису Вист.
Борис на секунду расслабился, и тут Витек и Гена одним движением надвинули крышку гроба и навалились на нее всем весом. В этом они мало уступали Борису. Правая рука Бориса осталась зажатой между крышкой и стенкой гроба. Борис пытался вырвать руку и поднять крышку, но у него ничего не получалось. Ноги тоже были прижаты крышкой ко дну гроба так, что ими нельзя было пошевелить. От напряжения вздулись вены на шее, вот-вот лопнут…
– Да ширяй быстрее, а то этот бугай сейчас вырвется, – услышал Борис голос Витька.
В онемевшую руку, зажатую крышкой гроба, выше кисти вонзилась игла. Борис пытался повернуть руку, чтобы помешать завершить укол. Он рисковал сломать иглу, но об этом не думал. Что-то горячее ударило в предплечье и потекло выше. Он почувствовал, что его тело разбухает и становится невесомым. Потом он отключился.
Ночь кошмаров
Тяжелые литые ворота в заборе вокруг крематория были открыты. Катафалк въехал во двор и развернулся под навесом задней дверью к приемному порталу здания. Витек вышел, открыл заднюю дверь катафалка и нажал большую черную кнопку на стене. Половинки дверей крематория широко раздались в стороны. Открылся вход в обширный зал для прощальных церемоний.
Стены до половины высоты облицованы темным мрамором. В витражах из цветного стекла просвечивались силуэты темных елей. В зале царил полумрак. Гулкое эхо шагов, казалось, заполнило помещение доверху. Это к катафалку спешили служащие крематория. Их было двое. Поверх темных костюмов на них были надеты замызганные ватные фуфайки. Они катили тележку.
Троица выстроились на входе. Вист уже напялил дубленку Бориса. Температура в зале ненамного превышала уличную. Все стояли нахохлившись, словно вороны в мороз.
Служащие не без усилий стащили гроб на тележку и покатили в центр зала.
– У кого документы, тот идет со мной.
Гена повернулся к Висту и шепнул:
– Без меня никуда ни шагу! И аккуратней с дубленкой, она моя…, – потом ответил служащим. – Документы у меня.
Гена и один из служащих вошли в соседнюю комнату за узкой темной дверью. Это было служебное помещение с тремя письменными столами. Служащий, не снимая фуфайки, сел за ближайший стол и протянул руку за документами.
Гена сначала извлек из внутреннего кармана куртки и поставил на стол пол-литровую бутылку пятизвездочного коньяка, потом из бокового документы.
– За упокой души нашего покойника.
– Причина смерти – передозировка наркотиков. Понятно, – служащий отложил документы. – Сейчас выдам вам справку. Урну с прахом получите по этому номеру….
– Когда?
– Где-то через месяц.
– Послушай, друг! Нам нужно спалить его прямо сейчас. Сколько надо, мы подождем….
– Это невозможно технически.
– Слушай, это личная просьба Гопы. Надеюсь, слыхал про такого?
– Слыхал и очень уважаю, но не могу.
– Этот пацан очень дорог для Гопы, он ждет урну с прахом.
– Пойми, ты. Нам электричество для печей подают по графику и только ночью. Причем, диспетчер подстанции включает дистанционно. У нас лимит семь покойников в сутки. Сегодня ваш уже тринадцатый….
– А как же остальные?
– Ждут своей очереди. Потом, день на день не приходится…
– Наш пойдет вне очереди.
– Само собой!
– Когда включат сегодня?
– Не раньше десяти вечера.
– Вот засада, что же делать? Гопа ждет урну.
– Дам тебе урну с пеплом хоть сейчас. Он что, устроит экспертизу?
– Давай, только сожги его первым, сразу как включат….
– Без вопросов! Для Гопы сделаем. Подожди немного, – служащий открыл шкаф и достал урну, потом вложил урну в темный полиэтиленовый пакет с названием похоронной фирмы. – Сейчас выпишу ярлык.
Он взял бланк в одну восьмую листа и заполнил необходимые данные, заглядывая в заключение о смерти.
Они вернулись в зал церемоний. Витек и Вист стояли в углу, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Служащий подозвал напарника. Они сняли крышку гроба и прислонили к стене. Из-за ширмы в торце зала вышел дородный мужчина с лицом цвета меди, одетый в костюм– тройку, белоснежную рубашку и при галстуке "бабочка". Его черные волосы были тщательно расчесаны на пробор.
– Начинаем церемонию прощания с усопшим, – произнес меднолицый.
Он говорил глухим, загробным голосом, с усилием ворочая языком. При этом он широко раскрывал большой рот. Крупные зубы, словно тридцать три богатыря, блистали золотыми панцирями коронок за толстыми губами.
Присутствующие встали в ряд в двух-трех метрах от гроба. Тело Бориса до подбородка было прикрыто покрывалом. Лицо светилось в полумраке восковой бледностью. Глаза были закрыты неплотно, словно в насмешливом прищуре.
Меднолицый принялся читать прощальную речь притворно-скорбным голосом:
"Жизнь и смерть! Нет понятий более противоположных и более тесно связанных друг с другом…".
К Борису постепенно возвращалось сознание. Сквозь слегка приоткрытые глаза он видел беловато-серый потолок. Он опять почувствовал свое огромное тело, которое словно парило под потолком. Он слышал слова, колокольным звоном отдающиеся в его ушах, но еще не понимал их смысла. Его веки дрогнули. Оратор заметил что-то необычное в лице покойника и, не прекращая речи, приблизился к гробу.
Сквозь прищур век Борис увидел почти над собой огромную вурдалачью челюсть с оскалом золотых зубов. Он остро ощутил запах коньяка и дорогих сигарет. Однако тело еще не подчинялось Борису. Он лежал в оцепенении.
Оратор вернулся на свое место успокоенный. Он не почувствовал дыхания и решил, что ему померещилось. Непосредственно перед речью он пропустил по обыкновению две рюмки коньяка, причем неизвестно какие по счету за сегодняшний день.
"… жизнь после смерти в памяти и сердцах наших близких и друзей остается последней нашей надеждой. Истинная смерть есть забвение. Пусть оно минует нас. Мир праху твоему, Александр!"
Служащие подождали для приличия минуту. Никто из присутствующих к гробу не подошел. Тогда они закрыли гроб крышкой. Оратор нажал на кнопку. Плита, на которой стояла тележка с гробом, медленно ушла под пол. Проем закрылся. Провожающие покинули ритуальный зал и здание крематория через боковую дверь. Катафалк их ждал у ступенек. Витек знал свое дело.
Тележку с гробом отвезли в морг, но в холодильные камеры не поместили, так как действительно собирались сжечь тело после включения печей. С Гопой шутки были плохи. Никто не мог дать гарантию, что кто-нибудь из его шестерок не заявится среди ночи проверить, как выполняется "просьба". По случаю зимы и холодов в "предбаннике" морга рядышком разместили гробы всех покойников, поступивших за сегодняшний день. Крышки с гробов были сняты и сложены штабелем у стены.
Окно под потолком было приоткрыто. С улицы окно было у самой земли. Поток холодного воздуха увлекал за собой через узкую щель снежный вихрь. На подоконнике уже вырос маленький сугроб.
От свежего воздуха к Борису вернулось сознание. Он безуспешно силился понять, где находится. Тусклая лампочка под потолком слепила глаза и не позволяла разглядеть помещение. Повернуться на бок он еще не мог, так как тело его еще не слушалось. Невероятная слабость сковала конечности. Постепенно он все вспомнил. Главное, он жив пока. Он не знал, который час и сколько времени пролежал в этой комнате. Гроб, наполненный стружкой, и покрывало еще хранили тепло. Борис не чувствовал холода и вскоре опять задремал.
Он проснулся от толчка. Кто-то грубо тормошил его. Борис открыл глаза и увидел небритого старика в ушанке и ватной фуфайке. Старик пытался снять с него джинсовую куртку. Это было не так просто, учитывая комплекцию Бориса, поэтому старик не сразу заметил, что "покойник" открыл глаза. Мародер оставил свои попытки снять куртку, и оторопело уставился в лицо Бориса. Борис посмотрел на старика и заморгал глазами. Это единственное движение, которое он мог совершить.
Этого оказалось достаточно, чтобы мародер с воплем ужаса убежал из помещения.
Через некоторое время Борис опять погрузился в сонное забытье.
Мародер тем временем отыскал служащего ночной смены и привел в морг. По дороге он рассказал об ожившем покойнике.
– У страха глаза велики, – промолвил дежурный, когда они вошли в морг, где царила кладбищенская тишина и покой.
– Какой страх! Раздеваю их, считай, десять лет, а такое вижу впервой.
– Который из них?
– Вот этот в джинсе….
Борис спал с закрытыми глазами. Дыхание было такое слабое, что трудно было усомниться, что это покойник.
– Да "жмурик" это, сегодня привезли. Обкололся до смерти….
– Ну, нет! Лучше его не трогать, – мародер взял мешок с одеждой, который забыл при паническом бегстве и вышел из помещения.
Дежурный бросил еще один взгляд на Бориса и последовал за стариком. Все покойники, кроме Бориса, лежали уже разутые и раздетые до белья.
Через какое-то время холод подобрался к ногам Бориса, и сон его стал прозрачным настолько, что скрип открываемой двери разбудил его окончательно.
Он открыл глаза и увидел долговязого подростка с суковатой палкой в руках. За парнем следовали две девицы в коротких юбках не по сезону. Они явно трусили и разговаривали шепотом.
С удовлетворением Борис отметил, что уже в состоянии поворачивать голову и шевелить левой рукой. Он с интересом следил за "экскурсантами" и пытался угадать, что их сюда привело.
– Видите этот кол? – спросил громким шепотом парень и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Это осина. С ее помощью можно определить, кто из этих мертвых вампир или зомби и оживет после двенадцати ночи. Чтобы этого не случилось, нужно пробить их сердце этим колом.
– Так их сожгут, – робко вставила одна девица.
– Их сожгут в лучшем случае к утру. За это время он может в нашем поселке такое устроить….
– Так может, среди этих нет вампира?
– Сейчас проверим, – парень осмотрелся и продолжил. – Обратите внимание, все раздеты, а этот в одежде и как живой.
Парень приблизился к Борису, нацелив палку в грудь. И тут они встретились взглядами. Лицо парня исказил ужас, кровь отхлынула с лица, словно над ним уже изрядно поработал вампир. Борис левой рукой схватил конец палки. Тут и до девиц дошло, что происходит. С диким визгом они бросились бежать. Парень выронил палку и последовал за ними. Борису удалось удержать осиновый кол в руке. Он опустил его в гроб вдоль своего тела. Теперь он вооружен. Теперь он постарается себя не выдать, пока окончательно не придет в себя. Потом нужно будет подумать, как отсюда выбраться.
Раздались осторожные шаги. Борис прикрыл глаза, но еще мог видеть входную дверь. Она медленно открылась. Дежурный настороженно осмотрел помещение с порога. Все было так, как и в прошлое посещение.
– Вот психи! Что им померещилось, и что за день такой?! – не удержался он от восклицания вслух.
Он закрыл дверь и уже уверенным твердым шагом удалился.
Борис приходил в себя все уверенней. Он мог уже двигать ногами, но вылезть из гроба еще не решился. Его беспокоила правая рука. Борис ее еще не чувствовал. Он вспомнил, что как раз в нее и сделали укол.
Глаза Бориса привыкли к полумраку. Он смог разглядеть помещение и все гробы. Их было двенадцать.
"Так мой тринадцатый!" – дошло до него. Не скучное число!
Все покойники были пожилые люди, только почти напротив Бориса лежала молодая девушка в кружевном белье. Мародер не постеснялся стянуть с нею платье или костюм. Без сомнения, она была красива в жизни. Почему она умерла? Тут Борис вспомнил о Татьяне, и сердце его заполнило чувство раскаяния. Если он отсюда выберется, то все будет иначе.
За дверью раздались осторожные шаги. Борис затаился. Робко вошел парень. Он окинул взглядом помещение и направился к гробу с девушкой.
"А этому, что здесь нужно?" – размышлял Михаил.
Тем временем парень приспустил брюки и принялся мастурбировать.
– Проклятый некрофил! – неожиданно для себя воскликнул Борис и ткнул парня осиновым колом в ягодицу.
Это были его первые слова с момента, когда его отключили.
Парень дернулся от испуга и упал на колени. Потом на четвереньках с неожиданной прытью пополз, виляя голым задом, к выходной двери и скрылся за нею.
Бориса эта сцена сильно развеселила. Возможно, этот психотерапевтический сеанс излечит извращенца. Если не сделает импотентом.
Борис снова расслабился для отдыха.
Охота на зомби
Долго отдыхать не дали. В помещение вошли дежурный с напарником. Они развернули и покатили тележку и гроб с Борисом по длинному коридору. Борис затаился, так как считал себя еще достаточно слабым, чтобы тягаться с двумя. Осиновый кол он спрятал под покрывалом.
– Не зря, видать, Митроха оставил записку, чтобы этот труп сжечь первым, причем обязательно. Тут без чертовщины не обошлось.
– Сколько работаю, такого не помню. Все в один голос….
– Так можно всех наших клиентов распугать.
– И не говори!
– Приехали! Как только подстанция включит, зови меня, мы его превратим в прах.
– А вдруг его огонь не берет. Смотри, лежит как живой.
– Эта печка и живого поджарит за милую душу…. Ты что, поверил в эти бредни. Сговорились! Хотят сбить цену. Водка-то дорожает….
"Козлы! Организовали вертеп в крематории" – ругался про себя Борис. Он все слышал и едва сдерживался.
Когда звуки шагов затихли, Борис открыл глаза и огляделся. Он насчитал четыре печи. Здесь также царил полумрак, но было сухо и тепло. Борис сдернул покрывало и уже собрался предпринять попытку выбраться из гроба, как услышал топот чьих-то ног. Он опять улегся и натянул покрывало.
– Вот твоя свежатина, бобики твои порадуются, – услыхал Борис знакомый голос дежурного.
После этих слов дежурный удалился, а какой-то мужчина подошел вплотную к гробу. Сквозь прищуренные веки Борис не мог разглядеть его как следует при таком тусклом освещении. Он крепко сжимал свое осиновое оружие и ждал, что будет дальше.
Мужчина что-то достал из мешка, потом вдруг сдернул покрывало и от удивления произнес вслух:
– Странно! Еще не раздели. А курточка ништяк….
Михаил открыл глаза полностью и увидел, что в руке мужчины был секач, которым рубят мясо.
Глаза "мясника" полезли из орбит, его рука с секачом непроизвольно поднялась в замахе. Но реакция боксера оказалась лучше. Осиновый кол с хрустом заехал по переносице.