– Я помню этот второй раз. Врачи сказали, что мое рабочее упоминание… – Он запнулся, и Рикмен увидел панику на его лице. – Не так, да? – Минуту он растерянно переводил взгляд с брата на Грейс, прося помощи.
– Память, – мягко подсказала Грейс. – Рабочая память. Не переживай из-за слов – они придут.
– Рабочая память, – повторил он с выражением сосредоточенности и страдания на лице. – Она… она налаживается. Говорят, что у меня один из случаев амнезии. Но слова возвращаются… не по порядку… Я знаю, что должно быть все другое, потому что слишком много дней…
Рикмен покачал головой:
– Не понимаю…
– Они все не подходят.
Саймон бессмысленно уставился в одну точку, он сжимал и разжимал кулаки, будто пытался выцарапать слова из тайника, где они были спрятаны.
– Тебе же говорили, Саймон, что память обязательно вернется, только нужно подождать, и ты вспомнишь все слова. А пока говори, как можешь, – произнесла Грейс успокаивающим и обнадеживающим тоном.
Саймон вновь закивал как-то вбок, неуверенный, что согласен.
– Да, да, я буду, – заговорил он, возвращаясь к детской манере речи, которая удивила Джеффа в предыдущие встречи. – Я много чего помню!
Рикмен хмуро, исподлобья взглянул в лицо брата. Саймон его провоцирует? Дразнит?
– У меня тоже оч-чень хорошая память, – сказал Джефф тихо.
Саймон, казалось, не уловил иронии. Такого не случилось бы, когда они были детьми. То ли это симптомы сотрясения мозга, то ли с возрастом он перестал обращать внимание на насмешки.
– Я могу вспомнить все что угодно, – продолжал Саймон. – Еще с тех пор, когда мы были детьми…
– Пошли, – прервал его Рикмен, беря за локоть и подталкивая к двери.
– А куда мы пойдем?
– Назад в госпиталь.
– Но я как раз собирался рассказать Грейс…
– Ты Грейс и так уже достаточно нарассказывал, – оборвал его Джефф и краем глаза заметил, как брови Грейс поползли вверх.
"Что это? Удивление? Вероятно. И, конечно же, досада", – ответил он про себя на свой невысказанный вопрос.
Грейс пожала плечами, отстраняя от себя все загадки этой неурочной беседы.
– Может, ты сначала хотя бы штаны наденешь? – спросила она.
Саймон захохотал. Глянув на свои голые ноги, улыбнулся и Рикмен. Что было к лучшему: ничто, кроме смеха, не смогло бы растопить лед отчуждения. Но Саймон не унимался – все хохотал и хохотал. Грейс и Рикмен обменялись встревоженными взглядами: у него начиналась истерика. Саймон, видимо, переживал только крайние эмоции: гнев, боль, разочарование, восторг. Для него в чувствах не существовало оттенков и полутонов.
– Ладно, Саймон. Пошутили – и хватит. Уже не смешно.
– Да смешно же! – Саймон уже плакал от смеха. – Если ты в таком виде привезешь меня в госпиталь, решат, что это ты их пациент!
Грейс всплеснула руками и засмеялась вместе с Саймоном.
Рикмен со вздохом отпустил руку брата:
– Пойду оденусь.
– Я с тобой. – Грейс, должно быть, увидела тревогу на лице Рикмена, потому что спросила: – А ты есть не хочешь, Саймон? Я как раз собиралась готовить завтрак.
– Разогревать?
– Стряпать.
Когда, приняв душ и побрившись, Рикмен спустился вниз, Саймон вилкой гонял остатки еды по тарелке и безутешно плакал. Грейс легонько поглаживала его по плечу, пытаясь успокоить. Она подняла глаза, услышав, как открывается дверь. На ее лице застыло выражение жалости и смятения.
– Он рассказывал мне, как вы были близки, – пояснила она.
– Настолько близки, что двадцать пять лет он обо мне не вспоминал, – резко сказал Рикмен, однако почувствовал, как болезненно сжалось сердце.
Саймон повернул к нему заплаканное лицо:
– За что ты меня ненавидишь?
Видя неподдельное недоумение на лице брата, Рикмен смягчился:
– Вовсе нет, просто я… – В конечном итоге легче соврать. – Извини за резкость… я беспокоюсь о том деле, которое сейчас веду. Если ты готов, – добавил он, – я тебя подброшу.
Грейс предложила позвонить в госпиталь и сказать, что она привезет Саймона чуть позже, к началу своей смены, но Рикмен отказался. Она, конечно же, хотела еще поговорить с Саймоном, и Джефф это прекрасно понял.
Так уж вышло, что Рикмен едва ли слово сказал за время поездки, позволяя литься через край непрерывному потоку сумбурных идей и воспоминаний брата.
Было жутко холодно, и, когда они подъехали к госпиталю, Рикмен снял с себя пальто и набросил брату на плечи. Саймон обрадовался, начал восторгаться и витиевато расхваливать теплую вещь – теперь уже Рикмен не сомневался, что это проявление заболевания.
– Ты особенно-то к пальто не привыкай, – сказал он сухо, – а то мне еще в нем на службу ехать надо.
Они прошли через турникет главного входа в фойе. Саймон продолжал возбужденно болтать без умолку. Рикмен заметил краем глаза Таню, идущую к лифтам. Услышав голос Саймона, она обернулась, а вслед за нею повернули головы два мальчика, шедшие рядом с ней. Старший был похож на мать – такой же овал лица и темно-каштановые волосы. Он был высокий, смуглый, держался с застенчивой самоуверенностью молодого итальянца. Младший мальчик был маленький, стройный, волосы – короче, чем на фотографиях, которые показывала ему Таня – были насыщенного каштанового цвета. Через все фойе Джефф не мог разглядеть цвет глаз мальчишки, но они были темными и настороженными. Смотреть на Фергюса было все равно, что смотреть на свое собственное отражение в двенадцать лет.
Фергюс неуклюже стоял немного в стороне от брата с матерью. "Вот и я был таким же, когда Саймон ушел от нас с мамой, – подумал Рикмен. – Неприкаянный храбрящийся пацан, старающийся держаться мужчиной". Саймон тоже их увидел и застыл, уставившись на мальчика.
Старший мальчик – Рикмен про себя назвал его Джефф-младший – поддерживал мать подруку, и они вдвоем поспешили к мужчинам. Фергюс остался стоять у лифта, недоверчивый и, наверно, чуть обиженный.
Таня взяла Рикмена за руку и легко чмокнула в щеку:
– Слава богу! – Затем она повернулась к мужу: – Саймон, мы тут чуть с ума не сошли от беспокойства. Ну что же ты делаешь?
Потеряв похожего на маленького Джеффа мальчика из поля зрения, Саймон тут же о нем забыл. Он сердито смотрел на Таню:
– Понятия не имею, зачем надо было вам сообщать.
– Ты пропал, мы волновались…
– Я не "пропал", – настаивал Саймон, – я точно знаю, где я был. Я ездил повидать брата. Но я не понимаю, что за дело…
– Папа? – Старший мальчик выступил вперед. Его голос дрожал от возбуждения.
Саймон безучастно посмотрел на него.
– Папа, это я, Джефф. – Было заметно, как он побледнел под загаром.
Саймон не отвечал, только пялился на мальчишку. Голова у него опять как-то нелепо задергалась.
Сердце Саймона колотилось. Его глаза метнулись на брата, стоящего рядом, затем на мальчика, который назвал его папой. "Это нечестно. Как только я начинаю соображать, меня тут же сбивают с толку, – думал он. – Слишком много нужно вспоминать. Слишком много".
– Думай! – сказал он уже вслух. – Просто думай! – И с силой хлопнул себя по лбу ладонью, пытаясь разогнать туман в мозгах.
Мальчик опасливо отступил назад. Таня положила руку на плечо сына:
– Это твой сын Джефф.
Саймон захныкал. Она упрашивала его вспомнить, а он не мог. Этот мальчик ничего для него не значил.
– Болван! – выкрикнул он, опять хлопнув себя по лбу.
Рикмен глянул на Таню, слегка покачав головой. Сейчас было не время, но Таня боролась с амнезией каждый день с момента аварии. Она была уверена, что если Саймон приложит усилия, то узнает своего сына.
– Постарайся, Саймон, – настаивала она. – Постарайся вспомнить.
Саймон дико смотрел на брата:
– Я стараюсь, Джефф. Честное слово! Но не могу.
Он чувствовал себя раздавленным этими бесконечными усилиями. Он измучился вспоминать, систематизировать то, что произошло с ним, и решать другую задачу: что же произошло у них с Джеффом?
– Болван, – повторил он шепотом.
– Нет, – возразил Рикмен. – Ты просто болен.
– Я попал в… – Нужное слово вновь ускользнуло от него. – … Машину? – закончил он, уже понимая, что ошибся, расстроенный и униженный тем, что не может вспомнить.
– В аварию, – подсказал Рикмен.
– В аварию, – радостно повторил Саймон и, хитро глядя на Таню, добавил: – В машине. – Возможно, она не заметила его ошибки.
– Да, – согласилась Таня. – В машине. Ты потерял память. Ты забыл… – Она сглотнула. – Ты забыл важные моменты своей жизни. Меня. Своих детей. Ты не хочешь поздороваться с Джеффом? – Она не смогла скрыть мольбы в голосе.
Саймон бросил взгляд на брата.
– Не со мной, – поправил Рикмен. – С твоим сыном.
Саймон медленно качал головой. "Это какой-то розыгрыш. Зачем они так со мной?" – думал он.
Он двинулся мимо жены и сына. Младший мальчик отступил в сторону, пропуская его, на лице застыло выражение ужаса. Что-то было в этом выражении, что остановило Саймона: "Это абсурд. Какой-то кошмар".
Саймон переводил взгляд с мальчика на Джеффа и снова на мальчика.
"Это Джефф. И это… Джефф. Как он может быть сразу и молодым, и старым? Как он может стоять и там, и здесь, прямо передо мной?"
Голова разболелась, и он почувствовал слабость. "Дыши, – приказал он себе. – Дыши глубже. Тебе это кажется. Как такое может быть?" Ему стало лучше, как только он объяснил себе это, и он улыбнулся.
Мальчик осторожно улыбнулся в ответ:
– Папа?
– Нет! – Он, опять запутавшись, затряс головой. Затем поднял палец, и мальчик вздрогнул. Хитрое выражение исказило лицо Саймона, сделав его неузнаваемым для жены и детей.
– Вы мне просто снитесь, – пробурчал он.
Пока Таня присматривала, как Саймона водворяют в отделение черепно-мозговых травм, Рикмен повел мальчиков завтракать в столовую для персонала.
Они молча выбрали блюда и так же молча отнесли их на стол.
– Ты выглядишь совсем как я в двенадцать лет, – сказал он Фергюсу, – поэтому твой папа растерялся.
– Вы хотите сказать, он потерял разум, – резко вставил Джефф. У него были материны темные глаза. – Это ведь очевидно? Но он… выздоровеет?
Рикмен смотрел через стол на мальчишек. Их оберегали, держали от этого подальше, рассказывая истории, в которые никто не верил с первого дня несчастного случая с их отцом. Настало время кому-то сказать им правду.
– Придет ли он в себя? Не знаю.
Мальчики переглянулись, отчего Рикмен, узнавая, вздрогнул: через стол сидят он и Саймон детьми, а впереди маячит очередная беда. Только ты и я, братишка. Только ты и я в целом мире.
Этот момент прошел. Фергюс сказал:
– По крайней мере, он честный.
– Ваша мать черпает в вас силы жить и терпеть, – продолжал Рикмен. – Она полагается на вас.
– Мы знаем, – ответил Джефф.
Рикмен заметил, что они обиделись, и в качестве извинения добавил:
– Конечно, вы это знаете.
Джефф чуть дольше задержал на нем свой взгляд. Потом, убедившись, что их не опекают, начал поддразнивать брата:
– Видел бы ты себя сейчас.
Он взъерошил Фергюсу волосы, и младший мальчик, жарко вспыхнув, с силой отбил его руку:
– Что-то ты расхрабрился!
Они чуть было не затеяли потасовку, но вовремя опомнились, прикончили свои порции и большую часть порции Рикмена. Катая в пальцах хлебный мякиш, Фергюс спросил:
– Значит, когда я состарюсь, буду выглядеть, как вы?
Рикмен устремил на него печальный взгляд:
– Только если будешь очень-очень злым.
Фергюс не знал, как ему реагировать, и нерешительно посмотрел на брата. Джефф захихикал, набив хлопьями рот. Тогда Фергюс сказал с серьезным видом:
– Ха-ха-ха.
А Рикмен подумал: "Это не так уж и плохо. Быть дядей совсем неплохо".
Глава 23
Рикмен купил пачку газет и устроился почитать в кабинете. К тому времени, когда без пятнадцати восемь вкатился Фостер, он в деталях изучил, как освещают поджог два таблоида, три общенациональных и одна местная газета.
– Готовишь очередное выступление по телику? – поинтересовался Фостер.
Рикмен так увлекся чтением, что не понял вопроса:
– Телевизионное выступление?
– Ну да. Собираешься принять участие в обзоре "Газеты этой недели"?
– Не молоти вздор, Ли. Это текущие дела.
Фостер осклабился:
– Да я никому не скажу, что ты на работе газетки почитываешь. – Он с грохотом поставил кружку кофе на рапорты на своем столе, забрызгав при этом часть из них, рядом бросил свежий номер "Сан" и стянул с себя пиджак. – Ну что, они вывернули нас наизнанку?
Рикмен вздохнул:
– Хорошо бы ввести закон, запрещающий печатать домыслы. "Дейли пост" не считает перспективной "иммигрантскую" линию расследования, остальные же…
– Не переживай. – Фостер, развалясь за столом, прихлебывал кофе. – Большинство местных паршивцев вообще читать не умеют.
Рикмен поднял брови:
– Зато остальная часть населения умеет. А "Сан" рассчитана на читателей в возрасте от десяти лет, так что даже ты осилишь.
Фостер взглянул на заголовок.
– Ты меня заинтриговал. Ну-ка я это почитаю.
Утреннее совещание они начали с освещения событий в прессе. Газетные шапки были самые разные: от крайних – "Вендетта" или "Массовое убийство из расовой ненависти" до более уравновешенных – "Трагедия на Хэллоуин". Эта последняя была в "Ливерпул Дейли пост". Когда репортеры общенациональной прессы укатили в Лондон, и эта история исчезла с первых страниц газет, "Ливерпул пост" и "Эко" продолжали проявлять горячее участие к этой криминальной драме. Заинтересованные в росте тиража, они готовы были мириться с последствиями того, что разворошат осиное гнездо иммиграции, но все же более осмотрительно выбирали заголовки.
– Группе офицеров полиции будет поручено поработать со школами и молодежными клубами, чтобы совместно предпринять меры, ограничивающие активность детей на период Хэллоуина, – сказал Рикмен.
Хинчклиф добавил:
– Я попрошу перебросить нам личный состав из других подразделений сверх штата для патрулирования иммигрантских общежитий по всему городу. Мы должны пресечь в зародыше возможные проявления самосуда.
– Есть шансы получить показания мальчика, босс? – задала вопрос Наоми Харт.
– Я разговаривал с врачом-консультантом ожогового отделения, – ответил Рикмен. – Они вкачали мальчишке за последние двенадцать часов восемь литров плазмы, но пока никакого улучшения. У него поражены внутренние органы. Нам необходимо опросить его младшего брата. Они очень дружны, как я понял. Вы можете оказать в этом помощь инспектору по делам несовершеннолетних, Наоми?
– Так точно, сэр.
– Хорошо. Мы рассматриваем поджог как эпизод, связанный с убийством мисс Хабиб, – продолжал Рикмен. – Старший инспектор Хинчклиф является главным руководителем расследований. Все, что становится известным мне, также докладывается ему. Сэр? – Он отступил назад, предоставляя Хинчклифу возможность выступить.
– Доподлинно неизвестно, существует ли связь между двумя убийствами, – предостерег их Хинчклиф. – И пока у нас нет веских доказательств, позволяющих объединить два дела, прошу непредвзято расследовать оба преступления.
– Мы уже точно знаем, что четверо мужчин были живы, когда их охватило пламя, – сказал Рикмен. Он дождался, пока стихнет ропот комментариев. – Они были живы, но не предприняли никаких попыток выбраться из огня.
– Они были связаны? – спросил Фостер.
– Никаких признаков насильственного удержания не обнаружено, – ответил Рикмен.
– Наркотики? – предположил Фостер.
– Результаты токсикологических анализов будут готовы сегодня чуть позже. – Рикмен оглядел комнату и отыскал взглядом нужного человека. Тот расположился за одним из столов у стены. Хороший выбор: с этого места он будет виден всем присутствующим, когда возьмет слово.
– Вы все знаете Тони Мэйли из отдела криминалистики, – сказал Рикмен. – Тони опишет нам место пожара.
– Пожар начался от входной двери, – начал криминалист-координатор, сразу же завладев всеобщим вниманием. – Наиболее интенсивное горение происходило в гостиной. Мужчины были облиты легковоспламеняющейся жидкостью, вероятно, бензином. Скорее всего, дорожка бензина тянулась от двери к телам.
– Получается, что кто-то подготовил квартиру к поджогу, а тут подвернулся наш маленький фейерверкер, решивший поразвлечься, и бросил петарду внутрь, – предположил Фостер. – Ерунда какая-то!
– Не надо торопиться! – предостерег его Мэйли.
Рикмен скрыл улыбку: идеальное объяснение, он и сам не смог бы лучше придумать.
– Все-таки это больше похоже на умышленное, чем на непредумышленное убийство, – продолжил Мэйли. – В комнате не обнаружено никаких личных вещей: ни бумажников, ни мобильных телефонов. Трупы очень сильно обгорели, поэтому идентификация будет весьма затруднена.
– А как насчет стоматологической записи? – спросил Танстолл.
– У иммигрантов? У них в избытке других забот, и вряд ли они лечили здесь зубы, – пояснил Мэйли, – так что никаких записей скорее всего не существует. Да и вопрос этот чисто академический. У них удалены зубы.
Фостер сглотнул:
– То есть как удалены? Дантистом с анестезией?
Мэйли посмотрел на него:
– Дантист вряд ли вырывал зубы пассатижами. Нам еще предстоит выяснить, давали ли им обезболивающее.
Раздались возгласы негодования.
– Господи! – Лицо Фостера налилось кровью. – Что за чертовщина происходит?
– Я не знаю, – ответил Рикмен. – Но мы собираемся это выяснить. Группа "Холмс" назначит офицеров для беседы с родителями Джеза и завучем его школы. Необходимо выяснить, кто его приятели и не попадал ли он раньше в подобные передряги. Остальные продолжат работать по делу Хабиб. Ответ от ее солиситора, Грегори Капстика, нам ничего не дал. Мистер Капстик утверждает, что слишком занят, чтобы поддерживать связи с каждым клиентом, проходящим через его офис. В соответствии с порядком делопроизводства он вчера выслал копию письма министерства о предоставлении ей постоянного вида на жительство. Пока мы не получили никаких сведений из иммигрантского общежития. Придется повторить запрос. Вскрытие погибших при пожаре будет сделано сегодня.
– Я надеюсь, мы ознакомимся только с результатами? А то получишь отвращение к поджаренному бекону на всю жизнь, – заявил Фостер, и все присутствующие посмотрели в его сторону.
Кто-то хихикнул, большинство с неодобрением зашикали.
Хинчклиф пристально взглянул на него, и Фостер затих.
– Теперь следующее, – сказал Хинчклиф. – Я знаю, что было много… сплетен, назовем это так, по поводу хищения крови. – Весь отдел уставился на него с выражением удивления: "Мы? Сплетники?" – Есть… признаки, – продолжал он, тщательно подбирая слова, – что еще одна, возможно, две упаковки сданной крови вскрывались.
– Чьи? – спросил Фостер.
Рикмен с удивлением посмотрел на него. Что за комедию, хрен его дери, он там разыгрывает?
– Нам нужно знать! – настаивал Фостер. – Кому следует готовиться к тому, что его в любой момент могут в чем-то обвинить? – Он с ударением произнес слово "нам", ища поддержки у остальных, и несколько голосов его поддержали.
Когда ворчание стихло, Хинчклиф сообщил: