"В найденных списках тайных и явных осведомителей гестапо имя Павло Лобуды не упоминается".
* * *
Тимчука Саблин нашел быстро: он действительно работал крановщиком в порту. Пушистые седые усы его ничуть не старили.
- Двухпудовой гирей помаленьку балуюсь, - похвастался он.
Разговаривали они в "Гамбринусе", пивном баре на Дерибасовской, названном так в память купринского. Тимчук, только что закончивший смену в порту, пригласил туда москвича:
- За кружкой пива и вспоминается лучше…
Саблин не возражал: жара в Одессе держалась адская.
- Гриднев сказал мне, что в дни оккупации вы были полицаем, - начал разговор Саблин.
- Був, - сказал Тимчук и тотчас же повторил по-русски: - Чего же скрывать: был. Но только в первые дни, пока не вывел в катакомбы Александра Романыча Гриднева. Там и остался, в боевой группе Седого.
- Меня вот что интересует, - продолжал Саблин. - Вы, конечно, и на процессе полицаев присутствовали?
- На каком? Их несколько было.
- Когда Колоскова и Закиряна судили.
- Пришлось. Свидетелем вызывали.
- Но я хочу вас спросить о том, которого на суде не было. О Лобуде.
- Был такой зверюга. Знаю. В другой фельдкомендатуре служил. Незнаком, но слыхивал.
- В частности, интересуюсь его работой в гестапо. В списках осведомителей его нет. Но ведь были и такие, которых гестапо использовало неофициально. Под кличками.
- Чего не знаю, того не знаю. Знал бы, сказал на суде… Так он при побеге двух из нашей охраны убил. Все одно - вышка.
- Кто убил - неизвестно. Может быть, их пристрелил его сообщник, тайком проникший в тюрьму, - вспомнил Саблин прочитанное судебное дело.
- Може, и тот постарался. Только без Лобуды не обошлось. Классно стрелял, говорят…
Глава шестая
К Марине Цветковой Корецкий проехал домой.
- Господи! - раздраженно воскликнула Марина. - И опять о карточке Максима?
- Опять, - послушно согласился Корецкий. - Что ж поделаешь, следствие.
- Так я же не убивала вашего конюха! И Максим не убивал. А вы подозреваете!
Корецкий выждал минуту и мягко, даже с виноватой улыбкой, вежливо пояснил:
- Мы пока никого не подозреваем, но хотим избавить от подозрения хороших людей. Мы ценим и уважаем товарища Каринцева как выдающегося ученого, но нас, честно говоря, интересует эта загадочная связь с ипподромом.
- Ничего загадочного, - отрезала Марина. - Я хожу на бега только потому, что меня приглашает Максим. А он - бывший конник-спортсмен, в детдоме воспитывался близ конефермы. К верховой езде приучен с детства. Вот и ходит на ипподром - больше смотреть, чем играть. Потому, может быть, знает и вашего конюха.
Корецкий выслушал и осторожно переменил тему, вернее, чуть-чуть сдвинул ее.
- У вас общая компания с Фрязиной и ее спутником?
- С Динни Хэмметом?
- Именно.
- Опасное знакомство?
- Нет, почему же? Пока неопасное, - подчеркнул Корецкий.
- Трудное у вас ведомство. Все-то вы подозреваете… А вы не смотрите, что он из американского посольства. Умный, интеллигентный и, по-моему, порядочный человек. И отнюдь не враг. Я Даже удивляюсь, зачем его держат в посольстве. Ему многое у нас нравится больше, чем в Америке, например газеты. Сдержанная разумная информация, а у них рекламная свистопляска с антисоветским душком. Так он говорит. Я не знаю американских газет, но мне нравится его критическая настроенность.
- И вы ему верите?
- А почему бы нет? Многие американцы настроены критически к порядкам в Штатах. И если он один из таких, то почему бы нам не дружить? Зойка, конечно, тряпичница, вцепилась в него намертво. "Березка" ей, видите ли, нужна, бар валютный, парфюмерия из Парижа. Ну а мне и Максиму Хэммет интересен просто как собеседник. Много знающий и многое видевший. Надеюсь, я рассеяла ваши подозрения?
- Допустим, что так, - подытожил встречу Корецкий.
* * *
В эту ночь Гридневу не спалось. Не принимал снотворного, чтобы не втягиваться, но не спалось. Не знал - почему. Работы много, но ее всегда много. Есть, конечно, и неразрешенные еще проблемы, но ни одна из них не должна бы укорачивать ночь. А все ж ворочался, раздраженный. Думал о том, что тревожило последние дни. В поле зрения попал молодой талантливый физик Максим Каринцев. Тревожит, да - это точное слово, именно тревожит его неожиданная дружба с Хэмметом из американского посольства. Может быть, Каринцев - это первая карта разведчика? Необходимо обезопасить ученого. На работе и дома, в научных и личных контактах. Почему возникает связь с ипподромом? Корецкий нашел объяснение: Максим - бывший конник-спортсмен, привычка к лошадям с детства. Почему в дружеской компании Каринцева оказывается любовница Хэммета? Тоже можно объяснить: Зоя старая подружка Марины Цветковой. Почему фотокарточка Максима была в кармане убитого конюха? И это, вероятно, в конце концов выяснится. А тревога не проходит. Требует новой проверки, требует!
И Гриднев с утра после бессонной ночи поехал в НИИ, где работает Каринцев. Принял его директор, профессор Боголепов, крайне удивленный тем, что одним из его питомцев заинтересовались органы безопасности.
- Сейчас объясню, профессор, - сказал Гриднев. - Только один вопрос: имеет ли плановая разработка темы Каринцева оборонное значение?
- Бесспорно.
- Так вот, мы отнюдь не подозреваем Каринцева в каких-либо антисоветских акциях, а желаем предотвратить такие акции со стороны врагов нашего народа и государства. Сейчас Каринцев становится центральной фигурой вашего института и со своими исследованиями легко может стать объектом вражеских интересов.
Профессор задумался.
- А есть опасность?
- К сожалению, есть.
- Вы понимаете, в чем сложность? - вздохнул профессор. - Лазеры далеко еще не познанная полностью область физики. А Максим - новатор, талант с несметным богатством новых идей. Да и биография его привлекательна: сирота, потерявший мать при своем появлении на свет, рано брошенный отцом, неизвестно где доживающим, детдомовское детство, блестящая карьера на учебном поприще, где еще ребенком его принимают в старшие классы, кандидатская диссертация, защищенная в двадцать два и докторская через четыре года - все это и формирует наше отношение к нему как ученому.
- Но личность человека - это не только его дело…
Профессор почти виновато опустил глаза:
- Согласен с вами. Максим не общественник. Он даже не подал заявления в партию, мотивируя это тем, что партийность в какой-то мере сузит круг его научных интересов.
- Будем откровенны, профессор. Он не адепт так называемого инакомыслия?
- Не думаю. Говорил о нем с секретарем партийной организации. Он тоже этого не думает. Но твердо настаивает, что дальнейшая работа Каринцева должна протекать в обстановке строжайшей секретности.
- Нас это вполне устраивает, профессор.
- Могу добавить. Вы сказали: личность. Но ее формируют не только социальные и научные качества, но и характер. Максим взрывчатый, но добрый и обаятельный человек. Можно допустить его ссору с директором - мы часто ссоримся, допускаю и его недоброжелательство к своим научным противникам, какую-нибудь дерзкую выходку на открытом партийном собрании - такие тоже были, и Максим потом извинялся и каялся, но не допускаю в нем ни лжи, ни карьеризма, ни потребительской алчности. И полностью исключаю, полковник, измену Родине. Такие люди не изменяют.
* * *
Корецкий зашел к Гридневу, когда тот листал справочник Академии наук СССР, содержащий список академиков и членов-корреспондентов.
- Кого ищешь, Александр Романович? - спросил Корецкий.
- Оппонентов Каринцева.
- А есть такие?
- Узнал о них от Боголепова, когда он рассказывал о новациях Каринцева. Оборонный их смысл мне понятен, а в научном оформлении я, конечно, профан. Но, оказывается, плановая разработка темы Максима была принята ученым советом большинством при двух голосах против. Возражали профессор Венедиктов и член-корреспондент академии Косых.
- Хочешь связаться с ними? Но это же научные дебри…
- Хочу прощупать их отношение к Каринцеву. Важно знать не только мнение друзей, но и недругов.
- Вероятно, они исходили из шекспировского тезиса: "Стремясь к лучшему, мы часто портим хорошее".
- Откуда это?
- Из "Короля Лира".
- Мудрец. Должно быть, они рассуждали именно так. Вот ты и явись, как Лир, к обоим. По очереди.
Профессор Венедиктов принял Корецкого в университете в перерыве между лекциями…
- Как вы, профессор, знающий работы физика Каринцева, относитесь к плановой разработке его темы в НИИ?
Ответ на этот вопрос был для Корецкого безразличен, но он предполагал возможность задать второй вопрос: достаточно ли честен Каринцев в своей научной работе, нет ли в его характере следов авантюризма, неоправданной самоуверенности или обмана?
- Вы не стесняйтесь, - сказал он Венедиктову, - не бойтесь, что я не пойму научных терминов. - И тут он несколько в одесской манере, с повторениями, задал первый научный вопрос. Профессор Венедиктов улыбнулся и ответил вполне вразумительно:
- Мнение мое запротоколировано на заседании совета. Вам остается только прочесть протокол.
Корецкий сыграл растерянность и смущение, как бы показывая, что он этого протокола не читал. И задал второй вопрос, сознательно споткнувшись на словах "авантюризм" и "самонадеянность", и тут же поправился на "самоуверенность", а слово "обман" произнес почти шепотом. Тут профессор задумался.
- Было бы неправдой, если бы я ответил вам утвердительно. Ни излишней самоуверенности, ни авантюризма в его работе, конечно, нет. Я только считаю, что он ошибается.
Другой оппонент, членкор Академии наук СССР профессор Косых, на сакраментальный второй вопрос ответил так:
- Какой вздор! Откуда вы почерпнули такую информацию? Никогда так не думал и не думаю. Просто считаю, что он слишком торопится. А в науке спешить не следует. Каринцев, безусловно, талантливый и честный ученый. Надеюсь, что он и сам поймет свое заблуждение.
Когда Корецкий вернулся с ответами двух оппонентов Максима, Гриднев сказал:
- Я так и думал. Ответы честные, если только вопрошаемые сами не ошибаются. Не всегда в поисках лучшего можно утратить хорошее. Если в ребенке уже формируется характер взрослого, поеду в его страну детства.
Глава седьмая
Но в этот день Гриднев в Туркмению не поехал. Его задержало полученное из Одессы письмо.
- От Евсея Руженко, - сказал он Корецкому. - Прочтешь, поговорим.
Корецкий прочел.
"Посылаю тебе, Александр Романович, прелюбопытный документ, который тебя должен заинтересовать. Я разрешил прибывшему от тебя капитану милиции Саблину изучить дело Колоскова и Закиряна, которое, как ты помнишь, я подготовил для судебного разбирательства. Вместе с ними должен был быть судим и третий их соучастник, некий Павло Лобуда, бывший полицай в оккупированной Одессе. Но ему удалось бежать, застрелив двух солдат внутренней охраны с помощью впоследствии разоблаченного абверовского агента Хребтова. Бежали они в город Измаил, где и была разоблачена в 1954 году гитлеровская агентура. Во-первых, Хребтов признался, что Лобуда был осведомителем гестапо, а во-вторых, сообщил, что он погиб, переплывая Дунай в районе Килии. Но при вторичном допросе абверовец уже перед смертью - он умер в тюремном госпитале от рака прямой кишки - добавил кое-какие детали. Копию этого допроса, как ты сам понимаешь, я не стал показывать Саблину: при всей своей полезности он все же работник не нашего ведомства. Вот я и посылаю ее тебе.
Вопрос. Кто входил в вашу группу?
Ответ. Я вам представил список.
Вопрос. Кто из них заброшен с вами?
Ответ. Никто. Все - местные жители.
Вопрос. Почему вы решили осесть в Измаиле?
Ответ. Собственно, не в Измаиле, а в Вилкове.
Вопрос. Почему?
Ответ. Из-за близости пограничной заставы.
Вопрос. Чем же вас радовала такая близость?
Ответ. Полагал, что местному жителю легче нечаянно перейти границу.
Вопрос. А румынских пограничников вы не боялись?
Ответ. Полагал, что и они не будут придирчивы к местному жителю.
Вопрос. Какую цель перед вами ставили?
Ответ. Осесть на долгожитие. На связь не выходить. Ждать.
Вопрос. Был ли пароль для связного?
Ответ. Был. "Мне бы дядю Колю". Отзыв: "Дядя Коля в отъезде". И еще вопрос: "Кому тогда должен отдать?" И другой отзыв: "Отдай мне. Меня Серафимом кличут".
Вопрос. Кто-нибудь приходил?
Ответ. Да. Год назад.
Вопрос. Может быть, Лобуда?
Ответ. Нет Лобуды. Утонул в Дунае при попытке переплыть на румынскую сторону.
Вопрос. Где плыл?
Ответ. Ближе к Килии. Там пограничники более рассеяны. Так нам казалось тогда. Ну и ошиблись.
А это, Романыч, второй допрос - годом позже, в тюремном госпитале.
Вопрос. Вы хотели сделать признание?
Ответ. Да.
Вопрос. О чем?
Ответ. Солгал следователю на первом допросе. Теперь умираю. Скрывать незачем.
Вопрос. Что скрывать?
Ответ. Лобуда жив. Он не переплывал Дуная. Утонул Квилиану, бывший при немцах рыбацким старостой.
Вопрос. А где Лобуда?
Ответ. Где-то в вашей колонии для уголовников. Под кличкой "Юркий".
Вопрос. Каким образом он там оказался?
Ответ. Мы сымпровизировали кражу двух бочек дунайской сельди. Его и подставили как виновника.
Вопрос. А цель?
Ответ. При первом удобном случае он должен был бежать из колонии.
Вопрос. Куда?
Ответ. Выбор предоставлялся ему. Кличка сохранялась. Ищите Юркого.
Вот и все, Александр Романович. Могу добавить: Юркий год спустя действительно бежал из колонии. Розыск его до сих пор ведется по каналам МВД и до сих пор он нигде не объявился. Должно быть, где-нибудь осел тихонько и работает. Может быть, даже честно работает - до тех пор, пока за границей о нем не вспомнят и не дадут команды действовать. Когда включится Юркий, не упусти момента".
Корецкий прочел и долго молчал, пока его не окликнул Гриднев.
- Что молчишь?
- Думаю. Не исключено, что он в Москве и уже вышел на связь.
- Почему?
- Потому что включился в игру Хэммет, а ему нужен для этой игры связник. Это может быть и Юркий. И еще потому, что безмотивных убийств не бывает. Если они не случайны. Только у одного человека есть мотив для убийства Колоскова. Предположи, что Юркий побывал на бегах и попался на глаза Колоскову. Что предпримет связник, которым дорожат за границей? Или завербовать, если есть мотив для вербовки, или устранить.
- Я не вижу в твоей цепочке места для Каринцева.
- Каринцев - дичь, за которой охотятся. Если он попадет в силки, понадобится связник. Вот тебе и роль для Юркого.